Лучистые глаза

Новорожденные всегда приводили меня в восторг. Еще маленькой я собирала в альбом фотографии малышей, которые вырезала из газет. А подростком я их начала фотографировать – не знакомых мне детишек, которые играли и не обращали на меня внимания. Меня очаровывал их образ мыслей, их манера выражать свои чувства.

Когда я ждала Илению, мне было всего восемнадцать лет. Это не была запланированная беременность. Я приняла ее, как что-то само собой разумеющееся, как, видимо, принимали ее первобытные женщины. Я не хотела консультироваться у врачей – я ведь не болела и поэтому не находила причин, чтобы к ним ходить. К тому же я испытывала ревность к собственному животу – считала, что это только мое и никто другой не имеет на него никаких прав. Если к нему пытадись прикасаться (поскольку есть поверье, что это приносит удачу), я этому препятствовала. Мне даже было неприятно, когда на него просто смотрели!

Я уверена, что младенец уже на стадии эмбрионального развития чувствует все то, что происходит с его матерью. Каждое чувство – волнение, любовь, злость, спокойствие… Уже в чреве он начинает узнавать тембр ее голоса, ее манеру смеяться. Во время первой беременности я даже пыталась влиять на цвет глаз будущего ребенка: я смотрела на море и думала «будем надеяться, что у него будут глаза такого же цвета». Как ни странно, так и получилось! Впрочем, я могу преувеличивать: в итоге у всех четверых глаза или синие, или зеленые.

Все лето 1970 года я провела в Апулии. Я открывала для себя средиземноморские и ионические пляжи, которые с их дюнами, дикими лилиями и природными пещерами ничем не уступали полинезийским. Я полной грудью дышала йодистым воздухом, а ветер приносил мне немного Африки. Я ходила босиком по горячей земле, и достаточно было протянуть руку, чтобы сорвать с деревьев свежие персики, абрикосы, финики, груши, виноград… Я открывала для себя вкус настоящего лета и делилась им с Иленией, которая росла во мне.

К счастью, я никогда не думала о том, оставлять ли ребенка или нет: сама мысль об аборте приводит меня в ужас. Я уверена, что с первого же мгновения жизни эмбриона это уже человеческое существо с собственной судьбой, а совсем не «сгусток крови», как считают многие. Я просто не могу представить, что Илении могло бы не быть.

Я никогда не хотела делать УЗИ – по мне это как если бы разорвать подарочную упаковку, чтобы увидеть, что тебе подарили, еще до того, как наступит праздник. Я никогда не рассчитывала сроки, когда ребенок должен родиться, и не думала, где это должно произойти. По мере приближения родов я чувствовала как бы механизм с огромными шестеренками, которые вращаются все быстрее и все быстрее отсчитывают время до их начала. Роды были для меня неизвестностью. Каждая женщина рассказывала мне о собственном опыте, и я старалась запоминать все хорошее и не обращать внимания на все плохое.

Тогда я жила в Риме на улице Фламиния-Веккья. В тот самый день я собиралась вернуться самолетом в Челлино. Ранним утром у меня отошли воды. «Что происходит?» - спросила я у Иоланды. «Быстрее в больницу, ты вот-вот родишь», - ответила она взволнованно. Я не хотела в это верить – у меня ничего не болело, и потом я хотела все же успеть на самолет, чтобы вернуться в Бриндизи. К счастью, буквально в нескольких метрах от дома находилась клиника «Вилла Розария».

Мы появились там в шесть утра. Дежурила акушерка Мирелла Моттес. Могла ли я тогда представить, что мы подружимся, и она примет всех четверых моих детей? Она спросила мое имя и телефон моего гинеколога. Я ответила, что у меня не было врача, и я не проходила никакой подготовки или чего-либо подобного. Я попросила только позвонить моей подруге Эмме – она рожала несколько раз и всегда без проблем. А еще я хотела музыку – с ней я чувствовала себя спокойной и расслабленной. В полдень мы вошли в родзал – акушерка, Эмма, монахиня и, разумеется, я. Никаких особых толчков изнутри живота я не ощущала, и при каждой схватке все мне кричали «тужься».

Ребенок родился с пуповиной, дважды обмотанной вокруг шеи. Мирелла с поразительной ловкостью его освободила. Так в двадцать минут первого днем 29 ноября она родилась.

«Это прекрасная девочка», - объявила Мирелла. Однако голос ее звучал как-то неубедительно, особенно при слове «прекрасная». Я приподнялась, чтобы посмотреть, что не так. Она была синюшной, с искривленным носом и в так называемой «рубашке» (с белесыми следами амниотеческих мембран), то есть совсем не прекрасной. Но главное – она плакала и дышала, а значит, была жива.

Вернувшись из родзала в палату, я позвонила Альбано в Брешию, где у него в тот день был концерт.

«Угадай, где я?»

«У твоей матери?»

«Нет».

«У подруги?»

«Нет».

«Дома?»

«Нет».

«Так где же ты, я с утра не могу тебе дозвониться?»

«В клинике – у тебя родилась дочь. Послушай…» - и я дала в трубку послушать первые крики Илении.

Я слегка разочаровалась, услышав, что это девочка. «Ну вот, - подумала я, - теперь снова надо начинать все сначала». Как и мой отец, я мечтала о том, что первенцем у меня будет сын. А Альбано было без разницы, кто родится – сын или дочь. Возможно, мне хотелось сына, поскольку я воспитывалась в семье, где все были женщины. Имена новорожденным были уже готовы – Яри и Иления. Имена необычные – я так захотела, чтобы при упоминании таких имен не возникало никаких других ассоциаций, кроме как с моими детьми. А еще я хотела, чтобы их личности были такими же уникальными и ни на кого не похожими, как и их имена.

Когда я впервые кормила Илению грудью, это стало самым прекрасным чувством, которое я когда-либо испытывала. Это было моим триумфом как женщины. Все остальное – боль, усталость, беспокойство – ушло на второй план, все было перечеркнуто. Ничего даже близко подобного я не переживала до того момента. Это была квинтэссенция счастья. Были только она и я – она, такое хрупкое беззащитное существо, которому нужна была я, чтобы жить.

Я любовалась на нее часами. Я гладила ее ручки, вдыхала ее нежный чистый запах. Мне казалось почти чудом – то, что мне удалось создать другого человека, причем без всяких там сознательных усилий типа «сейчас я сделаю ей рот, завтра волосы…». Интересно меняются цвета у новорожденных! Когда Иления родилась, у нее были темные волосы и голубые глаза, а сейчас у нее волосы светлые, а глаза – зеленые.

Отоларинголог сказал, что у нее искривлена носовая диафрагма, и до 15-летнего возраста необходимо сделать операцию. Услышав об этом, Иоланда заплакала, Альбано расстроился, Мирелла молчала. Когда врач ушел, я взяла хороший пластырь, который поддерживал ее нос в правильном положении, и через десять дней он у нее был прямой. Слава Богу, иногда я больше прислушиваюсь к собственной интуиции, нежели к мнениям «специалистов».

К тому времени вокруг клиники собрались уже несколько десятков журналистов, которые не уходили даже ночью. Некоторые пытались даже переодеться в монахиню, чтобы проникнуть внутрь. Мне даже посылали букеты цветов с нежными записками. Чтобы обмануть их, пришлось выйти из клиники через морг. Мне все это казалось невероятным – пришла одна, а уходим вдвоем.

Я была тогда совсем неопытна в отношении детей. Иногда, покормив Илению, я засовывала голову под подушку и засыпала, совершенно не слыша, как она плачет. Тогда моя свекровь вставала и баюкала ее до утра. При этом она никогда не жаловалась и ни разу не поставила мне это в укор. Эта женщина многому меня научила.

Яри

Когда родился второй ребенок, я уже была более зрелой. Яри я страстно хотела! После рождения Илении я сразу захотела еще одного ребенка. Между ними два года разницы, но это врем показалось мне вечностью.

Этот период ожидания Яри сделал еще более особенными наши отношения с Альбано. Я была во всех смыслах вознаграждена за все. Я всю беременность рисовала – вдохновение не оставляло меня. Первый раз в жизни я могла целиком распоряжаться всем своим временем так, как хочу я.

Он тоже родился в Риме, утром. И что это я все время начинаю рожать на рассвете? В этот раз, однако, все произошло гораздо быстрее, чем в предыдущий.

Когда Яри родился, это был просто максимум: красавец-мужчина. Осуществилась еще одна моя мечта. Я убедила персонал клиники позволить ему находиться со мной в палате, чтобы ни на секунду не расставаться с ним.

Мой свекор позвонил мне по телефону и сказал, что он самый счастливый человек в мире – сначала девочка, а теперь и мальчик, все именно так, как он и хотел. В это время он вместе с Альбано был в Австралии.

Дата добавления: 2015-08-18