Цветень, 7. 11200 год.

Весна: Я не могу привыкнуть к этой мысли. Сивогривов взаправду собирается учиться в Чародейной школе.

Добрыня: Почему бы нет?

Весна: Он не совсем Чародей? Или… то есть его причислят к другому сословию? Такое ведь невозможно. Странно. Я так верила, так боялась…

Кстати, Как у тебя учёба? Родители интересуются.

Добрыня: Я понял, что мной только родители и интересуются.

Весна: Не ори на меня!

Добрыня: Передай всё классно. Собираюсь заблаговременно сдать испытания за первый курс, хотя ещё не начинал на нём учиться. Нечего здесь несколько лет делать. Завтра первая сдача. Не отвлекай.

Весна: Да, пожалуйста. Есть у меня, правда, одна новость. Возможно, тебе бы понравилось, но если настаиваешь…

Добрыня: Что за новость?

Весна: Да ни к чему. Тебе готовиться нужно…

Добрыня: Не выводи.

Весна: Касается нашего братика. А теперь помучайся с полчаса. У меня дел много. Курицу ощипать. Суп сварить. Кроликам корму задать. Воды натаскать, баню затопить.

Добрыня: Не завирайся. Не банный у нас сегодня день.

Весна: Ну, это так. К слову пришлось. Над тобой издеваюсь.

Добрыня: Ну всё…

Весна: Слушай, наш К. достал всех. Старейшин в первую очередь. Они передумали отправлять его в столицу. Это хорошо. Но мне они тоже отказали. Это плохо. Зато определились кто поедет?

Добрыня: Ну?

Весна: Пойду, ощиплю курицу. Рыжую сегодня зарезала. Чуть полпальца себе не стесала.

Добрыня:!!!

Весна: Незнакомец.

Добрыня: Что за незнакомец?

Весна: Наш незнакомец. То самый, что живёт в лесу с отшельником. Про которого никто не знает, как его зовут, и как он выглядит. Отшельник сказал, что парнишка вырос, пора в большой мир отправлять. А вы с Сивогривовым за ним присмотрите. На правах старших. И ничего, что он невидимка. Вы его неплохо другими органами чувств уловить сможете, а вот отшельник уже не справляется. Думаю, в Великограде незнакомца обяжут показываться.

Добрыня: К. в ярости?

Весна: Не то слово. Несказанное удовольствие наблюдать, как он безумеет от обиды. Ладно, готовься. Меня в самом деле ждёт курица. Уже на следующей неделе у вас появится новый сосед. И, прошу тебя, следи, чтобы Храбр не колдовал. Знаешь, как это плохо заканчивается. Не контролирует себя. Обещай.

Добрыня: Не создавай трагедию. Никто не колдует.

Весна: Нет уж. Он сказал, ты его сам подбиваешь.

Добрыня: Предатель.

Весна: А я против, слышишь? Нельзя.

Добрыня: Всё!

*

Я бросила коробку на кровать, и соседка сразу ринулась к ней с ножницами.

- Любопытной Лучезаре на торжище нос оторвали, - прикрикнула я, отнимая посылку.

- Мне же хочется посмотреть.

- Жди. Я её долго ждала.

Через несколько минут я стояла в новых джинсах, между Лучезарой и зеркалом. Любовалась отражением. Ждала реакции соседки.

- Я же говорила, у Ягоды глаз – алмаз.

В этом я с Чародейкой соглашалась. Джинсы воплощали мечту. Цвет, размер, фасон.

- Штанишки точь-в-точь по тебе. Сидят идеально. При том, что в лавке приличные джинсы подобрать сложно. Сотню перемеряешь, всё не то, - Лучезара вздыхала так, что перемёрли бы все мухи, если б она в своё время не заговорила этаж от насекомых. – Ягода талантливее меня. Это все говорили…

- Не реви, - перешибла я. – Итак, штаны есть. Что дальше?

Кроме джинсов в коробке оказался небольшой, размером с блюдце, предмет с изображением головы льва. Довольно натуралистичной, стоит заметить. Верещагина назвала его апотропеем. То есть защитником. Я такого слова раньше не слышала и похожих штук не встречала. Но Лучезара колдунья, ей видней.

Она посоветовала повесить блюдце на стену. Сказала: то, что Ягода прислала его, ничего не означает. Подарок вроде чародейной визитки. В косметических лавках с покупками пробники кладут. В случае приобретения одежды или обуви, на карту постоянного покупателя, баллы накапливаются, и скидки предоставляются. А Ягода дарит апотропеи всем своими клиентам.

- Так я ей не клиентка. Я же не платила. Неудобно как-то. Дорогой подарок.

- Не боись. Не обеднеет. Ягода из зажиточной семьи. Не стану давать тебе перечень заводов, газет, пароходов, скажу лишь, что её отец с великим князем Святополком на охоту ездит.

Также я выудила из коробки письмишко. Оно содержало несколько строк: «Извиняй. Что смогла. Верещагинскую волшбу не прошибёшь. Я с вашей Суховой намаялась. Тебе обещать ничего не могу. Брату – привет».

Лучезара пыталась влезть и прочитать. Пришлось напомнить про оторванный нос. И про то, что существуют правила хорошего тона. Чужие письма не читают. Я вот маме всё ещё простить не могу, что она мой дневник прочитала, который я вела от глупости в шестнадцать лет.

- А дальше начинается самое завлекательное, - ведьма пригляделась к штемпелю на коробке, - штанишки помогут тебе заработать денег. И, при условии, что всё пойдёт ладненько, ты вытащишь из долгов своего пустоголового Дубинина, и заодно подбогатеешь. А я уберусь из Великограда. А может и из княжества. Сперва в Забытию, потом через границу.

- Прекращай журчать загадками. Я ничего не усваиваю. Штанишки каким боком имеют отношение к заработку?

- Садись и слушай, - призвала Лучезара. – Это надолго. А нет. Сперва иди, вари пельмени. И могла бы купить игривого. Не надоело экономить?

- Пельмени потом, - я никак не желала отрываться от своего отражения в зеркале. Захотелось даже спуститься вниз, на первом этаже зеркало во весь рост. А у нас вполовину, на дверце шкафа.

- Нет. Пельмени сейчас. Я голодная.

Вот, вроде, я хозяйка в доме, а Чародейке удаётся мной вертеть. Почему до сих пор не приготовила тяжёлый предмет, для запуска в наглую голову?

Сесть и приготовиться слушать удалось после того, как поставила на стол тарелку с дымящимися пельменями, на каковых таял наш последний кусок масла.

- Уже, - поторопила я.

- Короче… дай прожуюсь… у большей части людей нашего, заметь самого приличного, сословия…

- Если я выкину тарелку в окно, ты предпочтёшь за ней побежать или полететь?

- … имеются побочные условия колдовства, - Лучезара прекратила жевать. Жаль, что на вопрос не ответила. Мне бы хотелось узнать. – У кого-то они совсем незначительны. У кого-то тяжелы. А у кого-то крайне редки. Я, например, иного бедолагу пришарашу, так ему становится плохо, поднимается температура, болит голова, - увидев, что я внимательно прислушиваюсь, Чародейка снова позволила себе сунуть пельмень в рот.

- Я, знаешь ли, испытала. Разве не у всех так?

- Нет. Приблизительно у половины. Это ещё от тяжести заклятия зависит, в общем, всё не просто. К тому же я не могу отменить колдовство, что тебе тоже прекрасно известно. Такое встречается не так часто, но неудивительно.

Она замолчала, отрезая кусок хлеба.

- Мы к штанишкам перейдём сегодня? Или я могу поспать, пока ты шамкаешь?

- В своё время, мы тогда ещё в школе учились, никак не могли разобраться с побочными действиями Ягодиного чародейства. А такие вещи надо узнавать, чем раньше, тем лучше. У неё всё выходило идеально. Без сучка, без задоринки. А нас так и подмывало. И мы обратились в специальную контору. Есть организации, занимающиеся изысканиями подобного рода. Мы, значит, с Ягодой туда приходим, а нам говорят: Девочки, сотрудники поголовно сейчас заняты. Либо придётся подождать месяц, либо оплачивайте услуги практиканта. Мы согласились на практиканта. Думаем, ну зачем нам умудренный, въедливый дядька. Лучше молодой, красивый, интересный. Так веселее. И дешевле. Но вопрос цены нас в то время мало занимал. Так мы познакомились с Берестом. Он учился в Чародейной высшей школе. Это на Острове. Крутейшее заведение. Писал диплом. Ему требовались данные как раз по побочным действиям. И началось. Встречались мы каждый день. Ягоду исследовали. Я втюрилась. Берест, он такой…

- Я про Славомира то же самое слышала, - пришлось напомнить, - штанишки.

- Не перебивай. Я к штанишкам и подбираюсь. А сметана есть? Ну, ладно, не делай такие глаза! Ковырялся Берест долго. Месяца полтора. Мог попросить помощи у опытных Чародеев, но ему гордость не позволяла.

- Что значит ковырялся? – с некоторым трепетом полюбопытствовала я.

- Да ничего. Слово просто. Он изучал предметы, заговоренные Ягодой. Людей. На мне в основном пробовали. Иногда на нём. Исследовал действие предметов на людей. И людей на предметы. Тебе не понять. В итоге выяснил. Видела бы ты, как он радовался. Потому что отыскать такое редко кому удаётся. Пригласил Ягоду в трактир и говорит: везение в игре. Хочешь ли ты, чтоб об этом кто-нибудь узнал? Дело тонкое, не каждый разглашать станет. Заговорить оберег на удачу в игре любой Чародей сможет. А вот, чтобы человек не хотел, и делал совсем другое, а удача сама подваливала… таких известно шесть колдунов на весь мир. Это не означает, что их действительно шесть. Кто-то вообще не имеет понятия о побочных действиях своего колдовства. Кто-то замалчивает. Не хочет светиться. Вот Берест Ягоду и спросил, желает ли она стать седьмой. Если б официально зарегистрировали, то мороки много. Всем людям, кому она Чародейные услуги оказывает, запрещали бы играть. Отслеживали. Что, конечно, клиентов бы отбивало. Наверное, Берест, уже тогда влюблён в неё был. Хотя со мной проводил больше времени. Скорей всего, я просто на него вешалась, а он не знал, как отвязаться, да?

Я промолчала. Вот ещё, комментировать!

- Просто он обязан был известить своё руководство. Побочные действия такого плана фиксируются. Это закон. Но Берест, вроде как, не сотрудник, а практикант. Он посчитал, что может обойти правила. Ещё месяц мы проверяли догадку. Вообще-то Берест противился тому, чтобы мне говорить. Утверждал, что лучше никому не рассказывать. Он прав, по-своему. Но мы с Ягодой тогда ничего не скрывали. Между собой в смысле. Я и Берест посещали разные игрома. Их раньше в Великограде больше было, с амулетами, заговоренными Ягодой от беды, и всё испытывали удачу.

- Но, насколько я знаю, - вступила я, прожевав очередной пельмень, - во всех игорных дворцах и подвалах, проводится магическая проверка на наличие всякого магического везения.

- То-то и оно. Нынче в каждом игроме стоит Чародейная рамочка, да ещё колдун с детектором прогуливается. Ты знаешь, что эти детекторы у Численных не работают? Только у волшебников. Так вот. Есть куча желающих срубить резаней по-лёгкому. Самый простой способ купить у Чародея подвесочку, специально заговорённую, чтоб тебе привалило. Если Чародей талантливый, то она даже будет работать. Обрати внимание, я сказала СПЕЦИАЛЬНО заговорённую. Некоторые ещё выколки делают. Амулеты со временем перестают работать, а выколки – нет. Но с ними хлопот больше. Всё, что заговорено СПЕЦИАЛЬНО, дядька на входе несомненно обнаружит. А вот если оберег, - Лучезара вытащила из обилия злата-серебра, висевшего у неё на шее, кулон в виде лошадки, и показала мне, - заговорён от неприятностей, чтобы мне кирпич на голову не упал в подворотне. То детектор покажет лишь не упавший кирпич. Побочное действие никто вот так сразу распознать не сможет. А работать он, тем не менее, будет. Сейчас ведутся разработки, насколько я знаю. Однако, это слишком редкое побочное действие, чтобы заниматься такими вещами всерьёз. Так я в своё время и выигрывала. Из «Трёх княжон» много унесла. Попала в «чёрные» списки. А Берест не наглел. Потихоньку везде пруху испытывал.

Я вспомнила, как сильно желала выиграть у Ратмира.

- Что-то не поняла. С джинсами то же самое? Ты мне предлагаешь играть пойти? В «Три княжны»?

- Можно в «Три княжны». Можно в «Яхонт», - проговорила Чародейка, откидываясь на спинку стула. Её радостная физиономия сияла. Это от пельменей, или от собственной значимости? – Но вообще-то, я хотела предложить сыграть со Славомиром. Он, слышала, тоже к покеру страстью пылает. Да, Вьюжина, с джинсами та же история. Если Ягода сделала в салоне причёску, то клиентке и тогда везение привалит. Но нужно учитывать одну препону. Удача – штука не бесконечная. Все побочные действия рано или поздно развеиваются. Через день, через месяц… Конкретный фарт держится около двух месяцев. В течение третьего медленно затухает. Затем всё. Дату на печати посмотри. Почти два месяца прошло. У тебя считанные дни остались.

Ох!

- А вдруг не сработает? – Растерянно вопросила я. – Продую Славомиру последнее. Нет, я так не могу.

- Потренируйся на Ратмире. Дубинин ему тоже должен. Не так опасно.

Ну, вот опять Делец. На этом бы я потренировалась.

Но вслух отмахнулась:

- Да ну. Как-то это нечестно.

- Ты со своей патологической любовью к справедливости, так и будешь сидеть на овсянке. А ведь не хочешь Славомиру отдавать свои кровные. Что ты в копилочку складируешь? Выплату, зарплату и…

- Десять гривен, - договорила я. – Со Славомиром как раз о честности вспоминать не стану. Он сам виноват. Опозориться просто не хочется.

- Не опозоришься, - авторитетно заявила Верещагина. – Почему он виноват?

- Да потому! Самому стоило с тобой объясниться. А не ждать, что всё за него другие решат. Он, видите ли, платит.

- А, вот в чём дело, - Лучезара заметно опечалилась. – Берест сам со мной разговаривал.

- Ладно, - я поднялась со стула, и двинулась к выходу.

- Что сразу в бой? - Ведьма вернулась к пельменям.

- За картами. В шахматы ты ведь играть не станешь. А без предварительной дегустации, я даже к Ратмиру не сунусь.

- Да, - согласилась Верещагина, - шахматы – излишне заумное занятие.

Я насобирала по сусекам всевозможных приспособлений, дабы проверить удачу. В одной комнате мне вручили карты, и попросили, чтоб не возвращала. Я спросила почему. Ответили: зря валяются. В другой – дали лото, до завтра. В третьей – домино и нарды, возвращать не к спеху. В четвёртой – маджонг. Хозяин его очень любит, попросил беречь. Он иногда играет с Дубининым, отдал обожаемую игру исключительно по этой причине. Вроде как, доверяет. Через пару часов я выяснила, что и в «камень, ножницы, бумагу» я Лучезару обыгрываю.

- Ты мне не поддаёшься? – Поинтересовалась подозрительно.

Хотя к чему бы ей это?

- Верить надо людям, - соседка изобразила обиду. – Не забывай, мне резани самой очень нужны. Уехать, оставить тебя в покое. Я на твою удачу обалдеть как рассчитываю. Не тяни время, хватит дегустировать. Иди уже к Ратмиру.

При мысли о покере с Дельцом по телу прошла дрожь. И хочется и колется. И не могу я принять от него те десять гривен. Всё равно вернуть надо. Сумма не маленькая.

- Боязно.

- До чего ты трусливая! Я вот, помню, с таким удовольствием по игромам шарахалась.

- Несколько раз ты у меня всё же выиграла.

- А как ты думала? Предположим за игральным столом десять человек, а выигрываешь ты одна. Совсем противоестественно. Речь идёт не о количестве партий в твою пользу, а об объёме денежных купюр в общей сложности. Вали давай! И, кстати, не рассказывай никому. Я несколько лет тайну хранила. Сейчас, кроме Береста, Ягоды и меня, знаешь только ты.

Я подумала, что сложновато будет утаить подоплёку джинсиков от братца.

И ещё захотелось сказать, что в нашем общежитии никто не умеет хранить секреты, но против воли выдала другое:

- Надеюсь, ты теперь превратишься в таракана.

- Не дождёшься, - пообещала Лучезара, – мы не накладывали таких строгих заклятий-наказаний за разболтание.

Я отправилась на десятый этаж. В 1003 никто не открыл. Попробовала дозвониться. Дохлый номер. Цифры на экране мобильника показывали, что приблизительно через сорок минут солнце сядет. На авось я спустилась вниз, в цокольный этаж, где находился тренажёрный зал. Ратмир там бывал. Он умудрялся вести здоровый образ жизни, перемежая его с крайне нездоровым.

Играла музыка, клацало железо. Как я соскучилась по этому месту. Наверное, больше года не заглядывала. С тех пор, как устроилась к Владимиру, забыв про здоровый, начав нездоровый.

Внутри я огляделась, и прошла вглубь. Зал тянулся под общежитием. Тут и там вырастали угловатые колонны, ограничивая обзор. Пройдя с десяток саженей, я повернула голову вправо, и не поверила глазам. Вот уж кого не ожидала здесь увидеть! Дубинин никогда не тяготел к физическим нагрузкам. А сейчас остервенело лупил грушу. Рядом стоял Пересвет, что-то негромко говорил.

Я засмотрелась.

Вдруг подумала о том, что он весьма красив.

Пересвет.

Тьфу ты, зараза! Тут же одёрнула себя. Любование решительно не ко времени. И думы о нём…

С другой стороны раздался голос:

- Удивлена?

Я обернулась. Признала Ратмира, пусть и не сразу. Сбила с толку блестящая, абсолютно лысая голова. Делец сидел на скамье. Тут же, возле штанги, находился Храбр. Он окинул меня взглядом то ли неодобрительным, то ли раздосадованным. Я подумала: не нравлюсь ему. Потом решила, что не больно-то и хотелось.

- Хорош, - оценила Ратмира приближаясь, затем предложила отыграть Милорада.

- Силёнок-то хватит? – Несколько пренебрежительно поинтересовался Делец, что меня внутренне возмутило, и моментально породило желание забыть про честность и про порядочность.

- Конечно. Чего бы я тогда пришла?

- Сейчас?

- Сейчас не могу. Ты же в курсе.

- Все в курсе.

Мог бы и не напоминать, что все вокруг знают, чем я занята по вечерам.

- Давай завтра. Часа за три до заката.

- Да мне тебя жалко как-то.

Чего? Я слегка подзакипела. И с наслаждением погладила себя по бёдрам. Гладила я джинсики. Но со стороны выглядело, что бёдра.

- Себя, смотри, не пожалей.

Подошёл Пересвет. С интересом прислушался. Я бросила взгляд в сторону. Милорад изо всех сил старался покалечить грушу.

- Завтра не могу, - принялся набивать себе цену Ратмир, - хотя подожди-ка, уточню.

Он извлёк из кармана сотовый, и принялся названивать. Зачем выделываться? Если б и вправду был завтра занят, сказал бы твёрдое «нет».

- Куда собираетесь? – Вполголоса осведомился Пересвет.

- Недалеко, - туманно ответила я, и качнула головой в сторону братца, - часто он сюда заглядывает?

- Второй или третий раз.

Я понаблюдала за Милорадом. Что его подтолкнуло? Славомир или Любава? Или и тот и другая?

- Где он подрабатывает?

- Сухари по ночам в полуподпольном цехе фасует. В Новой Гати.

Ох, не стоял бы ты так близко, Пересвет, со своим обаянием, и восхитительным запахом!

- К нему Любава заходила?

- Да. Он готовился спать. Но при ней начал демонстративно собираться на тренировку.

Я помню, как сильно мне хотелось погрузиться в сон, после того, как проработала всю ночь.

- Лучше бы дрых. Недосыпание вредно.

- Он тоже так решил, и улёгся после её ухода.

- Ладно, давай завтра, - постановил Ратмир, откладывая в сторону мобильник. – В два. Сможешь?

- Смогу, - согласилась я, и развернулась, чтобы уйти. Пересвет ухватил мою руку, и прошептал на ухо:

- Что ты задумала?

- Не трогай, - борясь с собственными желаниями, отозвалась я, также шёпотом, - у меня брат злой.

Пересвет глянул на Дубинина, который остановился и печально обозревал грушу. А я заставила себя моментально удалиться.

За дверью чуть не бросилась в слёзы. Чего я его всё отталкиваю? Но не преминула себе напомнить про ножки, и их переменчивость. Про то, что ни в коем случае нельзя показывать себя такую другим людям, пусть они и готовы посмотреть. Особенно парню, какой не безразличен…

Я поднималась пешком, и на площадке десятого этажа столкнулась с Гуляевым, и его приспешниками. Верно, Дубинина ищут. Терпежу не хватает? Полагаю, богатые люди в большинстве своём жадные. Или Славомир так самоутверждается? Да рассчитаемся мы с тобой. Не горюй.

Я небрежно бросила:

- Он на работе.

Прошла мимо, отметив, как пронзительные глазки Лазаря ощупали меня с ног до головы. Успела подняться на несколько ступенек, и тут настиг приказ Славомира:

- Стой! Иди сюда!

Я опешила от такой бесцеремонности. Повернулась, чтобы поставить горлохвата на место:

- Охренел?! Со слугами так разговаривай!

Вообще-то, по моему мнению, со слугами-то как раз нужно говорить ласково. Они имеют доступ к твоим вещам, деньгам, еде. А ко мне, любимой, и вовсе стоит относиться бережно. Такая замечательная, на свете одна.

Я продолжила подъём, снова уловив за спиной смешок.

Точно Лазарь.

***

Утром следующего дня, в главном корпусе, перед стенгазетой высказывалась Зорица. Призывала быть добрее и щедрее. Собирала гривны, руководствуясь высокими целями. Я предпочла не читать, что там на стене написано (интересно, они с Младой теперь дома свой листочек рисуют? Приобретёт ли им Боянович новое оборудование, дабы продолжили стряпать выпуски на продажу?), но не услышать не могла. Зорица уговаривала скидываться на помощь приюту для брошенных животных. Я не против благотворительности. Однако акула, в качестве основного аргумента, приводила:

- Всё добро, какое мы приносим другим, к нам непременно возвращается!

А я в это не верю. И считаю, что нельзя делать добро, руководствуясь столь корыстным принципом. Это уже не добро, а вложение денег в собственное будущее благополучие. Добро нужно делать исключительно из желания его совершать. Ничего не ждать взамен. Удивительно, как люди умеют всё обращать себе на пользу!

В коридоре меня догнала Надёжа.

- Ты знаешь, что в ВГА ещё одного Забытого присылают? Мне девчонки сказали. А им знакомые. Подруги Млады.

Я неопределённо пожала плечами. Вспомнила Добрыню. Заныла совесть. Стоит, пожалуй, перед ним извиниться.

- Это же здорово, - продолжала Надёжа, - связи между сословиями, и всё такое!

- Подожди, - я остановилась недалеко от аудитории, где уже собиралась наша группа, в ожидании преподавателя, - ты же сама подписывала документик. В пользу того, чтобы Забытых турнули к нечисти из Академии.

- Но Храбр же герой!

Логика железобетонная. Не поспоришь. Почему я так легко не отказываюсь от своих убеждений? Возможно, иногда следовало бы.

Сидя на занятиях, машинально конспектируя лекцию, я снова думала о том, что в голове у меня уже давным-давно полно мыслей о чём угодно, только не о содержании записей в тетрадях. Конечно, в этом я не одинока. Но раньше всё-таки посещение занятий имело для меня смысл, учёба доставляла удовольствие. Теперь же прогуливаю постоянно. Появились задолженности. Задания не выполняю. Работы вовремя не сдаю. Постыдив себя несколько минут, я вспомнила, что у меня сегодня игра (содрогнулась), следовательно, последнюю пару опять придётся прогулять. А то не успею к двум часам. Не в моём положении терять время. И перестала взывать к самодисциплине. Ну её, в самом деле.

Академия готовилась к новым праздникам. На сей раз спортивным. Академия всегда к чему-либо готовится, а состязания по разным видам спорта проводятся едва ли не каждый месяц. К тому же ожидался новый сезон КВН-овских битв, и игр «Что? Где? Когда?» В перерыве я увидела на стене плакаты, объявляющие о старте этих мероприятий. И тут же ко мне подошёл капитан команды ВГА. Искал Дубинина. Похоже, братец становится популярнее меня. О нём уже несколько раз спрашивали. Стоило для этого исчезнуть…

В обеденный перерыв в столовой за мой столик подсела Златка. У лекарского отделения не бывает занятий в главном корпусе. Имеются свои несколько зданий на Крутоярской улице. Там и лечебница рядом, где учащиеся мертвецкую посещают, и по палатам ходят добрых людей осматривая. Только вот Златка никогда в своём корпусе не обедает. Говорит, что испытывает потребность пройтись по улице между занятиями. Подышать воздухом. Ей тяжело долго находиться на одном месте. Особенно, когда приходится много сидеть. К тому же у них кормят невкусно.

- Ты Дельца видела? – Златка часто обходится без приветствий, и пожеланий благого аппетита. – Он назло мне это сделал.

Я пожала плечами:

- А по-моему хорошо.

- Да ты сама поступать в Академию почти лысая приезжала. Я помню. А Делец знает, что мне люди с волосами нравятся.

Если бы Златка не цеплялась к Ратмиру по любому поводу, они б в своё время не расстались. Всё-таки зря снова начали.

- Радикальная стрижка – хороший старт, после неудачного финиша. Есть в лысине что-то… вот от заклятия избавлюсь, и снова наголо обреюсь. Вроде как жизнь заново.

- Волосы – хранилище личной истории, - Златка запустила вилку в свекольный салат.

- Ты в это веришь?

- Не знаю. Моя мама верит.

- Злата, я по ночам скачу на козьих ногах. К чему мне такая память?

Она скорчила недоумённую мину. Потом скосила глаза под стол.

- О! Я смотрю у тебя джинсы новые.

- Не спрашивай, где взяла. Очень далеко. И там больше нет.

Златка скорчила рожу, обозначающую: Да, подумаешь!

Когда я нагло, прямо на глазах преподавателя, драпала с последней пары, то столкнулась на ступеньках крыльца с Любавой.

- Добряна, мне так жаль. Лишь сегодня узнала, что ты тоже под заклятием оказалась. Я-то, дурочка, думала, что мне больше всех досталось.

- Больше всех досталось Славомиру.

- Да, так конечно.

Спасибо вам, языкастые молотилки Академии! Любава оставалась единственным человеком из моего ближайшего, и не очень, окружения, кто пребывал в неведении. Меня устраивало существующее положение вещей.

А дома рефлексировала Лучезара:

- Я такая несчастная! Почему никому меня не жаль? Всё в жизни наперекосяк. Всё неправильно и глупо. Я не удалась и не сложилась. Всё не таааак!

Она вытирала слёзы моим платком.

- Верещагина, - я решила оставаться твёрдой, хотя и понимала соседку. Сама время от времени впадаю в такие состояния. Иногда так хочется почувствовать поддержку. Хочется, чтобы кто-то объяснил, какая я на самом деле красивая и умная, и пообещал, что всё обязательно сбудется. И чтобы сбылось, - сейчас не до тебя, поверь. Я боюсь проиграть. А ты распускай нюни погромче. Со всех сторон быстренько сбегутся желающие успокоить, подставить плечо и подушку. А потом ты заживёшь долго и счастливо, однако не здесь.

- Ты никогда меня не любила, - поток слёз. – Меня никто не любит. Парням я не нравлюсь. Подруги разбегаются. Сёстры предают. Отчим говорит, что я наглая и избалованная.

- Надо полагать, заслуженно.

- А мама выбрала его, а не меня.

- Не сравнивай несравнимое.

Я полезла в шкаф, терзаемая глубинным, многовековым вопросом: что мне надеть? Стала выбирать из четырёх своих кофточек подходящую.

- Красную надень, - всхлипнула Лучезара, - внимание привлекает.

- К чему мне внимание?

- А вот я мечтаю о внимании.

Слёзы.

Сопли.

Нервы.

- Ты просто в четырёх стенах замучилась сидеть.

Я натянула красную кофточку. Она обтягивала меня, как обручи бочку.

- У тебя даже талия появилась, - кисло обронила соседка.

Неправда. Талия у меня никуда и не пропадала. В самые тяжёлые для весов периоды, в том числе.

- А у тебя её и наблюдалось никогда. - Я осталась довольна своим отражением в зеркале. Обычно, в такие моменты становлюсь довольно благожелательной, но тут не смогла удержаться от колкости. Через мгновение поспешила исправиться, - Верещагина, обыграю Гуляева, и езжай. Познавай Забытию. Ищи новые увлечения. Сидеть в одной комнате, и вправду с ума сойти можно.

В 1003 уже играли. Разминались, наверное. Я нахмурилась, увидев посторонних. Собиралась обыграть Дельца, и то от безысходности, а чужого мне не надо.

За столом, вытащенным для удобства на середину комнаты, сидели: Сивогривов, тот самый толстяк, что истязал меня на лестнице расспросами о Гуляеве (вспомнила, это же и есть Щедрин, которому Дубинин собирался запродать вычислитель. Отталкиваясь от теории Надёжи он просто обязан легко проиграть мне все свои сбережения), и ещё призрачно худой тип, чью личность моя память никак не идентифицировала.

Пересвет полулежал на кровати и листал журнальчик со светомобилями. Ратмир любовался собой, вертелся перед зеркалом. Выглядел совсем убийственно в чёрном кожаном, не то пиджаке, не то…

- Бострог, - сообщил он, увидев меня, - нравится?

Я подумала, что сей выходец из гардероба обновка Усмаря. Его кожевенных дел семья, изделия из новых, так сказать, коллекций присылает на пробу. Самому поносить, людям показать, возможно заказ получить. Каждый сезон. Из какого труда по истории национального костюма они вытащили это название?

- Бостроги шились без рукавов, - пояснила я, - здесь же скорее кафтан.

- Да ну, бострог звучит красивее.

- Согласна. Пусть будет бострог. Потрясно смотришься. Тебе к лицу.

- Ну чего? – Обратился ко мне Щедрин, - делаем ставки?

Жадный. Перед ним уже лежало несколько купюр. А худой сидел унылый.

Куда спешит?

- Снимай, - Пересвет обратил взгляд на Ратмира, - сам носить буду.

- Ты же сказал…

- Я передумал.

Незанятый стул в комнате оставался только один. И то не стул, а табуретка. Её я и оккупировала.

Сивогривов (я рядом оказалась) снова посмотрел на меня хмуро. Или просто паранойя заглянула на секундочку в мой ослабленный опасениями мозг.

Везение в квадрате, в кубе, а может в двенадцатиграннике, характеризующем неведомую степень, обрушилось на меня с первой раздачи. И ведь не сказать, что шла очень хорошая карта. Просто к остальным карта много хуже приходила. Первым напрочь проигрался дохляк. Оскорбился и ушёл. Я так и не узнала его имени. Никто не задумался познакомить. Полагаю, просто забыла, как нас уже когда-то знакомили. На том этапе Ратмир ещё посмеивался. Вторым вылетел Пересвет. Он не стал докупать фишки. Простился с изначальной ставкой, махнул рукой, и продолжил разглядывать картинки в журнале. Азарт Пересвету несвойственен.

Сивогривов переводил цепкий взгляд с одного противника на другого. Интересно они, Забытые то есть, могут предугадывать действия людей? Я ломала над этим голову, пока Храбр не покинул игру. Ушёл третьим, отнёсся к проигрышу философски. Предложил свои услуги в качестве крупье.

Ратмир начал нервничать около половины четвёртого. Он огрызался и использовал словечки, за которые в 1003 теперь полагалось наказание. На стене висел конверт с надписью: «Штраф за мат». Это парни так за чистоту языка, в своём отдельно взятом пространстве, борются. Ругнулся – положи в конверт куну. Или какой там у них нынче тариф? По итогам месяца, или иного установленного срока, деньги отправятся на общие нужды. Не в первый раз уже в этой комнате помещается на стену упомянутый конверт. Делец ругался и считал:

- … тринадцать кун должен.

Щедрин за столом держался упорно. Он громко радовался редким удачам. Горевал над поражениями, и всё докупал фишки. Когда выложил последнее, бесславно опустошился, то ненадолго исчез. Вскоре вернулся с гривнами, и снова пустился в бой.

В пятом часу мне стало совсем грустно. Нет удовольствия в игре, где заранее известен финал. Удерживали меня за столом цифры, какие Ратмир писал на листе бумаги, снимая долг с Милорада. Число уменьшалось.

И вот он взбеленился (последний час я ждала этого каждую минуту). Вскочил с места и заорал:

- Сознавайся в чём дело! Талисман себе купила? Выколку сделала?

Я слегка сникла под его грозным взором. Стёрла с лица самодовольную усмешечку (не виновата, честное слово, она сама в процессе игры образовалась), и пожала плечами:

- Ни в коем случае. Обыскивать будешь?

- Буду! – Взревел Ратмир. – Думал же, неспроста ты это затеяла. Выворачивай карманы!

Я поднялась с места и неторопливо вытащила карманное нутро на всеобщее обозрение. Из правого выпала монетка в четверть куны и обёртка от конфеты, Любава сегодня угостила. В левый я вообще в первый раз руку запустила.

- Выколки? – Злобно вопросил Делец.

- Вот ещё.

Пересвет и Щедрин наблюдали за нами напряжённо, Сивогривов с нескрываемым любопытством.

- Нет у неё выколок, - подал голос Усмарь.

- Я знаю, что нет. Вернее не было. Могла сделать.

- Больно нужно, - фыркнула я, и опустилась обратно на табуретку. – Что-нибудь ещё вывернуть?

Ратмир пометал молнии, добавил несколько кун к своему долгу в конвертик, и сел. Во второй раз он взвился минут через двадцать.

- Закатывай штанины!

Ну да. Руки у меня голые, шея тоже. Где могу прятать амулеты, если не на ногах? Показала, что на щиколотках ничего не болтается.

- Где тогда?

Мне почудилось, что глаза Дельца наливаются кровью. Я понадеялась, что всего лишь почудилось.

- Нигде, - пролепетала жалобно, стараясь выглядеть как можно более уверенной и правдивой.

- Пересвет, - Ратмир вытащил из ящика на полу, и открыл себе бутылку пива, хотя божился, что в завязке, - что ты знаешь о выколках на игру?

Эксперта нашёл.

- Их теперь почти никто не делает. Проку нет. В «Яхонте» стоял на входе захудалый Чародей. Но ни разу с выколками никого не поймал. Со всякой заговорённой бодягой при мне пару раз случалось. Но там зашибленные попались. А выколки я только на картинках видел. Их на спине делают. Возле лопаток.

Я опять поднялась, стянула кофточку, и повернулась к Дельцу спиной.

- Лифчик снимать?

- Не надо, - немного помолчав, зло бросил тот. – Садись. Пятнашка ещё на Дубинине висит.

- Ну почему же? – Заинтересованно вопросил Щедрин, - а вдруг…

- Не вдруг, - перебила я, и указала сопернику на оставшиеся у него две фишки, - вновь занимать побежишь?

- Нет. Я отыграюсь. Должно повезти.

- Неминуемо, - отозвалась я, и мы продолжили.

Делец гневно посматривал на меня, хлебал пиво и матерился. Пересвет отказался от просмотра журнала в пользу внимательного наблюдения за игрой. Щедрин быстро забыл о своих заверениях. Проигравшись, снова временно исчез. Сивогривов оставался невозмутимым и тогда, когда Ратмир язвительно поинтересовался не подыгрывает ли он мне.

- Раздавай сам, - Забытый протянул Дельцу колоду.

- Нет. Нет, - на лице того отразилось озарение, – колода. Нам нужна новая колода.

И он тоже покинул комнату.

- Итак, - Пересвет повернулся ко мне, - в чём подвох?

- Почему сразу подвох? Всё честно.

Сивогривов недоверчиво хмыкнул.

- Что? – С вызовом возмутилась я, - меня сегодня кто-нибудь обыщет?

- Незачем. Обыскать я могу, конечно, но ничего у тебя нет, - проговорил Усмарь, - правда имеются некоторые соображения…

- Ага, - согласился Забытый.

Похоже, они знают то, чего не знаю я. Лучезара клялась, что про джинсы никто не может даже догадываться, значит дело в другом. Я знаю то, чего не знают они. Совсем запуталась. И ведь сяду играть со Славомиром – начнутся такие же разговоры. О каких соображениях речь? И знает ли о них Ратмир?

Какова вероятность, что кто-нибудь догадается? Храбр, например. И меня заставят играть без штанишек. В смысле переодеться.

- Какие?

- Ты понимаешь.

Есть у Пересвета привычка выводить собеседника на чистую воду наталкивающими фразами. Сперва он даёт понять, что ему всё на свете известно, вслед за чем, человек проговаривается о том, о чём на самом деле Усмарю знать не полагалось, но очень хотелось. Я на эту удочку уже попадалась несколько раз. С тех пор не хватаю сомнительную наживку.

- Безусловно. Я понятливая.

- И?

- И ты тоже.

Так мы сидели и улыбались друг другу. Задавали странные, незавершённые вопросы, и не возвращали даже странных, незавершённых ответов, пока не вернулись Щедрин и Делец. На столе появилась новая, в упаковке, колода карт. Ратмир скинул куртку и потёр руки:

- Раздавай.

Щедрин набрал себе новых фишек и тоже стал потирать руки. Выглядел он, в отличие от Дельца, ублаготворённым. И всё время поправлял ворот старой, широкой майки с выцветшим от времени дельфином. В жировых складках на шее иногда показывался чёрный шнурок, какого раньше я не замечала. Судя по всему, его Щедрин и пытался скрыть. Однако, растянутый ворот никак не хотел выполнять возложенную на него функцию.

- Что ты там прячешь? – наконец заинтересовался Пересвет.

Щедрин смутился.

- Мог бы в карман убрать, - вполголоса подсказала я.

- Покажи, - призвал Ратмир.

У Щедрина заметно скомкалось радужное настроение. Он с трудом принялся стягивать шнурок с висюлькой размером с жука.

- Да ладно. Оставь.

Зачем я это предложила? Широкий жест. С той секунды, как противник приволок оберег (наверное, всю общагу оббегал в поисках носителя игорной магии), мы раздали карты несколько раз. И всё поставленное перешло ко мне. Проку-то от висюльки?

- Ну, она ведь явно тоже не с пустыми руками сюда пришла, - как-то плаксиво заявил Щедрин, кладя неположенный предмет на стол.

Я вперилась в сторону, скрестила руки на груди и опять задумалась о том, как станет вести себя Славомир, если сядет со мной играть. Моё alter ego в глубинах души прыгало от радости, играло с шариками и вопило: Лучезара не обманула! Штанишки действуют! Ух, доберусь я до тебя Гуляев! Зато ego предполагало, что лучше пойти в игром. Спокойнее. Но тогда придётся Гуляеву деньги отдавать. А это будет выглядеть, как поднесение положенной дани князю. Дань хоть и положенная, но я против её подношения. Славомир останется победителем. А я хочу посмотреть на его разочарование. Да и не факт, что в игроме окажется проще.

Ратмир уныло обозрел висюльку. Затем меня.

- Ты, выходит, предлагаешь, чтобы он амулет оставил?

- А мне вообще чужого не надо. Я здесь, понимаешь ли, Дубинина спасаю. А не посторонних людей обыгрываю. Миссия-то у меня благородная. Если он своё отобьёт – пожалуйста.

- Признавайся, где прячешь? – Подленько пискнул Щедрин, – в лифчике?

- Взволновал тебя мой лифчик? Хочешь сниму?

- Ничего она там не прячет, - вставил Сивогривов, потом хохотнул и добавил, - кроме того, что положено, конечно.

- Может в ремне что-то зашито?

- Ремень заговорён от лиха, не более.

Вот это обалденно! Гаджеты Храбру не нужны. Эх, плачет по нему Чародейная стража. Заливается просто, горючими слезами.

- А где?

- Забирай уже талисман, играем дальше, - потребовал Ратмир, отхлёбывая пива.

Он кипел, бурлил. Я ждала вот-вот лопнет. И размышляла, не пора ли мне покинуть 1003. До взрыва. А то потом ходить по развалинам.

Затем я заметила, что Сивогривов к чему-то прислушивается. Смотрит вверх. Он повернулся ко мне, и указал едва заметным кивком на потолок. Я решила, что померещилось, ибо на потолке ничего интересного не наблюдалось. Но минут через пять начало доходить, что Забытый, возможно, имел ввиду Лучезару. Кликуша поди опять буйствует, а я сижу здесь, дразню горящим факелом пороховую бочку.

Тут же, сразив трёх Ратмировских дам тремя же королями, я услышала:

- Уходи.

- Что?

- Всё, говорю. Закончили!

Взорвался. Злой, как тьма нечистиков. Довела человека. Стыдно должно быть.

- На Милораде осталось четыре гривны, - пробормотала я, понимая, что не следовало бы.

- Что-то не ясно? – Разговаривал Делец вежливо, но глаза…

- А Дубинин? – Я перешла на шёпот.

- Ничего мне не должен твой Дубинин.

Я легко вскочила и метнулась к двери.

- Только ему не говори. Пусть помучается, - добавил Ратмир.

Выбежав наружу, услышала расстроенный голос толстяка:

- Резани забери.

Пришлось напомнить:

- Мне чужого не надо, - и поторопилась к чёрной лестнице. Привыкла прятаться от любопытных взглядов. По главной и не хожу почти.

Пересвет догнал меня на ступеньках. Схватил за руку, повернул к себе.

- Скажи, чем ты его?

- А как же твои соображения?

- Нехорошо отвечать вопросом на вопрос.

- Нехорошо требовать от меня непонятно чего.

- Думаю понятно.

Я вспомнила о времени. Неуютно, когда почти не видно света дня.

- Пусти. Мне скоро превращаться.

- Минутка есть. Что ты всё от меня бегаешь?

Раньше не приходило в голову, сколько романтики таят в себе поцелуи на чёрной лестнице. Здесь всегда сумрачно. Днём солнце неохотно проникает в запылённые окошки на дверях, ведущих на балконы. Ночью лампы светят не на всех этажах. И тишина.

- Пора идти, - внезапно в памяти возникла ревущая Лучезара. Услужливое воображение нарисовало, как она в гневе кромсает мои вещи и шепчет проклятия.

- Всегда одно и то же.

Я, пожалуй, задержалась бы на той лестнице навечно. Таяла от поцелуев. Всё казалось мало. Но внизу хлопнула дверь. А светило, где-то архи далеко неотвратимо садилось. И Чародейка никак не стремилась выпрыгнуть из моей головы.

- Пересвет, я ухожу. Хватит. Перестань, - в конце концов постановила я, усмиряя его руки. – Поздно. Мне нужно помонстреть ночку.

- Не говори так, - Усмарь нахмурился.

Я выскочила из его объятий, пробежала несколько ступенек. Потом остановилась и свесилась через перила.

- Это же правда.

- Это глупость.

Нас с детства пичкают сказками, где устоявшаяся стандартная правда, борется с такой же устоявшейся стандартной ложью. В них всё легко и просто. В случае, если рядом с заколдованной героиней оказывается неблагородный герой, он начинает плеваться от отвращения, узнав о её беде. И ведёт себя гадко по отношению ко всем вокруг. Но появляется герой порядочный, которому чары, наложенные на героиню, ничуть не мешают жить. И он обязательно побеждает всех драконов, и отрицательного персонажа, после чего помогает девушке избавиться от волшбы. Перед ней стоит выбор столь очевидный, что его и выбором-то нельзя назвать. Она отвернётся от плохого, и постоит возле хорошего. А дальше долго и счастливо.

Я думала в жизни примерно так же. Ожидала, что все отвернутся от меня, когда узнают. Я стану для людей кем-то вроде неведомой зверюшки. Можно посмотреть и обсудить, но ни за какие пряники не прикоснуться. Выяснилось, что нет. Люди не шарахаются. Поглазеть тоже не стремятся, но и не разбегаются с воплями. Многие поглядывают с сочувствием. А оба героя с долей книжного благородства. Не считают меня чудовищем, и вовсе не прочь потрогать. Существует ли в мире «долго и счастливо» удобное для всех?

Я снова напомнила себе, что недурно бы извиниться перед Добрыней.

- Я не могу задерживаться.

Через полторы минуты и семь десятков ступеней, я убедилась, что Сивогривов и впрямь неспроста ласкал взглядом потолок. Лучезара побесчинствовала (ложки, следы на стенах), а затем нашла плечо, чтобы выплакаться.

Она утирала слёзы, комкала бумажные платки. А рядом сидела Надёжа, и успокаивающе гладила Чародейку по голове. Твердила ободряющие слова, и явно сопереживала.

Я остановилась на пороге, посмотрела на слезливых подруг и порассудила, не дезертировать ли мне куда-нибудь. К примеру, пойти и достать извинениями мелкого Забытого. Полюбоваться из окна коридора Великоградскими пробками на улице Мира. После чего слегка всплакнуть, сочувствуя неизвестному автору надписи на асфальте: «Будь с ним, но помни, что я есть!» Или встретить рассвет на кухне. А может податься с сектантами в их святое место, дожидаться конца всего сущего. Но самое лучшее уйти на крышу, и просидеть там несколько миллионов лет, наблюдая, как медленно затухает солнце. Бред, понимаю. Только вот захотелось сбежать куда-нибудь подальше. Туда, где даже кольцо всевластья не валялось. И как можно дольше не возвращаться.

Надёжа подняла на меня глаза, и произнесла горестно:

- Она такая несчастная.

Я сумрачно оглядела стол, заставленный тарелками и кастрюлями. Надёжа, как обычно, выступает в роли внимательной, заботливой подруги, этакой второй мамочки.

- Да, что ты ей говоришь? - Взрыдала Лучезара, - она меня ненавидит. Меня все ненавидят, а она больше всех!

- Странно, почему, - проговорила я, проходя в комнату, - Надёжа, нескромный вопрос, что ты здесь делаешь?

Стало известно, что Верещагина позвонила ей с моего мобильника (как же это я его забыла?), и пронюнила, что жизнь не мила. Надёжа в уверенности, что звоню я (попробуй по вою и плачу угадать кто именно звонит), кинулась спасать. А потом она кормила Лучезару борщом, салатом, котлетами и драниками. И не уставала повторять, что всё наладится.

- Конечно, наладится. Тут двух мнений быть не может, - саркастично пообещала я.

Когда Надёжа уходила, я вышла проводить её в коридор. Уже чувствовала зуд в теле, предшествующий превращению, потому испытывала нетерпение.

- Я быстро, - затараторила Надёжа, - просто хотела сказать, ты уж подобродушней с Лучезарой. Бедная. Она так страдает. И, главное, не говори, где скрывается. Никому. Кошмар, чем это может обернуться!

Сумасшедший дом!

*

Дата добавления: 2015-08-13