Лютень, 6. 11199 год.

Добрыня: Наговорились?

Весна: Да если бы. Скажи там девушек много?

Добрыня: Вы почти полчаса языки чесали.

Весна: Не подслушивай.

Добрыня: Мы в одной комнате живём.

Весна: Так девушек много?

Добрыня: Это столица. Здесь всего много. Что-то раньше ты не изводила себя ревностью.

Весна: Раньше… сама не знаю.

Добрыня: Как дома?

Весна: Отец и К. на охоте. Со вчерашнего дня. Большой заказ поступил. К. всё ещё со мной словом не перемолвился. Прямо жутко бесится, что совет старейшин решил отправить в столицу тебя, а не его. Он же весь их себя старший брат, думает, что имеет преимущество. И всё в том же духе. Надоел. Всех измучил.

Добрыня: Я так и думал. Мог бы мне высказать.

Весна: Да ну его.

Добрыня: Как младшие?

Весна: Как всегда. Истома опять лежит. Ты купил лекарства?

Добрыня: Отправил ещё седмицу назад.

Весна: Там правда дешевле?

Добрыня: Лучше не спрашивай. Расстроишься.

Весна: Следовало ожидать. И, можешь считать меня истеричкой, но напомни Сивогривову, если он вдруг забудет, пусть только попробует смотреть на девок. Узнаю - заклюю. И пусть волк из него многопудовый, в воздухе он меня не достанет. А я его запросто. Пусть не забывает, что в нашей семье все орлы – птицы боевые.

Добрыня: Уже считаю тебя истеричкой.

Весна: Сама не ожидала. Мы же не расставались никогда. А тут почти полмесяца.

Добрыня: Я иногда думаю, если вы поженитесь, кем родятся ваши дети.

Весна: Ты о чём? Знаешь ведь, в нас природа сильная. Все, кто с нашей семьёй роднятся, порождают орлят.

Добрыня: Беда в том, что мы ничего не знаем о семье твоего избранника.

Весна: Я вот сейчас недоверчиво фыркаю.

Добрыня: Он тоже. Говорит его генетика твою перегенетит.

Весна: Ну-ну…

*

…низкорослый, пухлощёкий лекарь закончил свои объяснения и внимательно посмотрел на меня.

- То есть как нижняя половина козья?

Услышанное в моей голове не укладывалось. Тем более, что утром, когда я пришла в себя, то смогла подняться и выйти из палаты в коридор лечебницы. И моя нижняя половина находилась при мне. Вся до последней клеточки. Именно моя, а не чужая.

- Так. Насколько мы поняли, заклинание будет действовать только в тёмное время суток. Днём вы сможете вести обычную жизнь. Ходить на учёбу. Встречаться с друзьями.

- А ночью?

- Ночью? – Лекарь слегка замялся. – Ну что ночью? Ночью нужно спать.

- Я работаю ночью, - я почувствовала прилив сил, вполне годных для скандала. – В харчевне. Подносы ношу.

- Нуууу, - протянул толстячок, - наверное, придётся уйти оттуда. Впрочем, можно и остаться.

Вероятно, он имел ввиду, что работница-полукоза сможет привлечь в харчевню больше клиентов. К обоюдной выгоде для нас с Владимиром.

- И что? Ничего сделать нельзя?

Абсолютно не хотелось показывать всем последствия заклятия Лучезары. Да и сама их ещё не видела. Вчера в лечебницу меня привезли в бессознательном состоянии. Только утром узнала, что после захода солнца нижняя половина моего тела покрылась шерстью, ноги вытянулись, ступни превратились в копыта… б-рррр… жуть!

- Я не хочу, чтобы это повторилось! Измените что-нибудь! Исцелите меня!

- К сожалению пока невозможно что-либо исправить, - лекарь изобразил на лице ободряющую улыбку. – Но со временем обязательно… за вами будут наблюдать. Понимаете, мы сделали всё, что могли. Сейчас нам нужна сама Чародейка, наложившая заклятие. Необходимо знать в точности какие слова она произнесла.

- Я не запомнила…

- В том-то и дело. Потерпевшие никогда не запоминают сказанного. Просто в том момент они ничего не слышат. И свидетелей в данном деле нет. Как только стража отыщет злодейку, так сразу именно ваш случай станет для нас яснее. Но даже если вдруг её не найдут, что очень маловероятно, уверяю, заклятие рано или поздно само утратит силу. Постепенно сойдёт на нет.

- Какой период времени вы заключаете в понятие «рано или поздно»?

Я пошевелила пальцами правой ноги, торчавшими из-под одеяла. Неожиданно они мне стали очень нравиться. Просто не желала я видеть их перевоплощение в копыто.

- Нуууу, - лекарь подбирал слова, - может месяц, может год. Может пять лет…

Всё моё нутро взбунтовалось против продолжения. А то ведь, таким образом, он и до сотни дойдёт.

- А если я вся стану козой? Или на другой день нижняя половина из козьей не перейдёт снова в человечью?

- Исключено, - собеседник помотал розовощёкой головой. – Первые сутки показывают полностью, как отразилось заклинание на человеке, и что теперь будет происходить, – постарался заверить он меня, но тут же отвёл глаза и добавил, - обычно.

- Обычно?

- Не переживайте. Поначалу превращения будут происходить немного болезненно. А потом вы перестанете их замечать.

- Что значит обычно?

- Ну это я так… что вы? Всё уладится.

Успокаивал он неубедительно.

- Вы издеваетесь? Как можно не замечать свою полукозистость? А если у меня волосы на лице вырастут? – Я бросила взгляд на свою соседку по палате. Утром я думала, что это сосед. Усы, густая борода, кустистые брови и две косы до пояса. Затем мы познакомились. – И потом год – это же очень много! А пять и вовсе!

- Сроки, конечно же, приблизительные, - лекарь замахал руками. – Вот отыщется преступница, и многое станет понятно.

Он встал, объявил, что пора идти, и покинул палату. Я упёрла задумчивый взгляд в кафельный пол мёртвенного серо-голубого цвета, и попыталась навести порядок в мыслях. Выходило что:

1. Лучезара одарила меня проблемой. Совершенно незаслуженно, надо сказать.

2. Теперь она в розыске и, пока не отыщется, проблему не разрешить.

Чего это я так невежливо к проблеме отношусь? Это же целая проблемища. Надо наградить её заглавной буквой.

Итак, Проблема!

3. Я пострадала из-за трусости Славомира и недалёкости одной ведьмы.

4. Проблему, как выяснилось, не могут решить даже те, кто сделал излечение от заклятий своей профессией.

Как быть дальше?

Обычно я реву в подобные моменты. Но сейчас слёзы куда-то запропастились, голова работала отвратительно. Не отошла я ещё от вчерашнего потрясения и ночных превращений (пусть даже не помню их), жара и плохих новостей.

Я почувствовала взгляд и подняла голову. На меня смотрела чрезмерной волосатости соседка.

- Чего глядишь? – Резко поинтересовалась она. – Ты тоже ночью ужасно выглядела. – И тут же заплаксивела, - ты хоть ночью, а я постоянно.

Вот у кого слёз в достатке.

Её звали Власта. Она приехала с Юго-Западной Окраины. Окала и приближала “г” к “х”. За два часа, прошедшие с нашего знакомства, волосатая рыдала уже в третий раз.

Ну да! Всегда найдутся те, кому хуже, чем тебе. Чтобы слегка угомонить пациента, надо уложить с ним рядом несчастного, по которому заклятие ударило сильнее.

У меня же угомониться не получалось. Лишь сильнее нервничала. Проблема!

Я поднялась с кровати и подошла к зеркалу, висевшему над раковиной в углу нашей маленькой, и совсем неуютной палаты. С гладкой поверхности на меня смотрела вполне себе обычная Добряна Вьюжина, только немного бледная и с кругами под глазами. Хорошо, хоть шерсти не видно.

Соседка заныла ещё громче, и я вышла наружу, понимая, что не в состоянии сейчас сочувствовать кому бы то ни было. Мне бы кто посочувствовал.

Похоже вся лечебница была выкрашена в мерзкий серо-голубой. Стены, кое-какая мебель, плитка на полу имели тот же оттенок. Мимо меня, по коридору, прошли несколько человек. Одни в домашних халатах, другие – в пижамах. Все не имели явных следов магического воздействия. А я не стала разглядывать, искать. Неприятно. Не хочу узреть следы неявные. Ещё информацию, полученную от лекаря, не переварила.

Интересно, мне кто-нибудь привезёт халат? Хожу тут в серой, больничной рубахе.

Привезли.

После обеда, состоящего из безвкусных щей и картофельного пюре с миниатюрной котлеткой, возле моей кровати появились Радмилка, Златка и Милорад.

- Держи, Вьюжина, - Радмилка принялась выкладывать из сумки мои вещи. – Надеюсь, захватила всё, что нужно. А то больше я к тебе не поеду. Утомительно, знаешь ли: подземка, электричка, пешочком. А на улице, кстати, минус двадцать.

- Электричка? – Переспросила я. – Мы что не в городе?

- В Доброделово, - ответил Милорад. – Здесь целый Чародейный лечебный комплекс. Полпригорода занимает. Аааагромный! Чего тут только нет.

- Как состояние? – Поинтересовалась Златка. – Нам уже растолковали, что днём ты не опасна.

- Очень смешно, - буркнула я. – Не вздумайте никому проговориться.

- А о чём? Лекарь сказал, с тобой по ночам небольшие изменения будут происходить. И всё. Без подробностей. Давай выкладывай.

- Ага. Сейчас. Разбежалась. А завтра обо мне вся общага трепаться начнёт.

- Ай-яй-яй, - притворно разобиделась Радмилка, и поставила на стол мою кружку с карнавальной маской на лиловом боку (ценой многих усилий спасённую от скандалов соседок). – За кого ты нас принимаешь, Вьюжина?

- За тех, кем вы и являетесь, - язвительно улыбнулась я. – Болтушки. Буду говорить, только в присутствии своего защитника.

- Он здесь, - Златка указала на Милорада, затем махнула рукой. – Да и не говори. И так всё понятно.

- Что тебе понятно? – Насупилась я.

- Ну, всё-таки нам в прошлом году читали спецкурс по травмам, нанесённым волшебным способом. И потому, какую помощь должен оказать Численный лекарь, если рядом не оказалось Чародейного.

- Что слышно про Лучезару? – Перевела я беседу на отдалённую тропку.

Все трое открыли уже рты, но Радмилка жестом заставила остальных замолчать.

- Там такое! Не вовремя я съезжаю. Самое интересное начинается.

Она извлекла из сумки мои тапочки и поставила их возле кровати.

- Съезжаешь? Когда? Ты ведь теперь можешь остаться.

- Поздно уже. Документы подписаны. Квартира освобождается сегодня. Пора.

- Ладно. И что там?

Гости так загадочно поглядывали, что моё любопытство выросло до небес.

- Славомир окаменел. Целиком. Верещагина же ему велела помолчать, но не уточнила сколько времени и о чём конкретно. А когда она убежала на улицу, к Славомиру подскочила Зорица. Они, как стало известно, с подружкой, кроме своего журнальчика, теперь ещё и стенгазету выпускают, со всеми новостями ВГА. Вчера первый выпуск вышел. Про Забытых написали. Ты, может, обратила внимание? Внизу, в главном корпусе висит.

Ага! Точно. Видела вчера толпу перед доской, где объявления висят. В трудноисчисляемом количестве. Но не придала значения.

- А тут гром и молния, - вступила Златка. – Чародейка на весь околоток голосит, что Славомир ей с тобой изменяет.

- Неправда, - слабо возмутилась я.

- Правда-неправда, - Радмилка с философским видом пожала плечами. – Кому сейчас какое дело? Голосила она что-то другое, но имя твоё все слышали. Так что о тебе и так вся общага треплется. Сплетни по Академии не просто ползут, а скачут, как блохи.

Да, уж… могу представить.

- А Славомир?

- Он Зорице пару ласковых брякнул. Ну не в настроении пребывал несчастненький. И окаменел. Почти час возле вахты стояла статуя – попробуй обойди. Пока его родители не увезли.

Описываемые события забавляли Радмилку. Златка не так откровенно демонстрировала улыбку. Милорад выглядел озабоченным.

- Но это же ужасно, - проговорила я. – Как его раскаменить?

Личная Проблема начала казаться не такой уж страшной.

- Да успокойся, - Радмилку совершенно не волновала судьба Славомира. – Его папашка что-нибудь придумает. Денег навалом. Не придумает сам, наймёт человечка мозговитого.

Власта на своей кровати слишком громко всхлипнула. Все оглянулись на неё. Потом Радмилка наклонилась ко мне и шёпотом поинтересовалась:

- Это кто?

- Беглый каторжник. Барышникова, ну как ты думаешь? Такая же, как я. Одной дурой пришибленная.

Соседка по палате с утра успела просветить меня относительно своих приключений. В её случае это был банальный любовный треугольник. Увлеклась Власта одним мальчиком… я не вникла во все перипетии, но, вроде, он сам Численный, а подружка у него Чародейка. И эта самая подружка позабыла про незаконность колдовского способа борьбы с противниками, и прибавила волос на свежем, молодом личике соперницы. Как похоже. Но ведь у Власты по-настоящему любовный треугольник. Не как у меня. За что я страдаю?

И ещё я не разобралась, куда делась ревнивица, и почему волосатую до сих пор не привели в порядок. Второй месяц здесь валяется. Слушала без должного внимания.

- Я вообще-то имела в виду: мальчик или девочка? – Тихо пояснила Радмилка.

- Под хвост загляни, - так же тихо посоветовала я и вернулась к оставленной теме. – А с Лучезарой что?

- Сбежала, - сказал Милорад. Одно слово успел вставить в повествование девчонок.

- Зорица сообщила, что Верещагина возле общаги глотку драла не жалея. Свидетелей нашлось достаточно. Все сходятся в одном, она клялась, что любая девушка, которая Славомиру не безразлична непременно пострашнеет.

- В связи с чем мы пораскинули мозгами, - продолжила Златка, - и пришли к выводу, что достаться в первую очередь… прости, во вторую, первая твоя. Должно кому?

- Кому? – Хмуро поторопила я.

- Ну Любаве, конечно, - поразилась моей недогадливости Радмилка. – Славомир же вокруг неё увивается. А скоро очередной конкурс «Краса ВГА».

- Радмила, не злорадствуй, - призвала я. – На тебя он тоже в своё время пару раз посмотрел. Вдруг заклятие пойдёт по цепочке и заденет всех, на ком Гуляевский глаз когда-либо останавливался.

Думая о Любаве, я перевела взгляд на Милорада. Тот пялился в сторону умывальника, демонстрируя, что вовсе не интересуется нашими пересудами.

- Если бы речь шла о Ратмире, то стоило б опасаться за всех красавиц общежития, - вставила Златка. – Кобелино блудливый! А Славомир…

- Откуда ты знаешь?

- Так никогда не происходит, - подала голос Власта.

- Как? – обернулась к ней Радмилка.

- По цепочке. Самые действенные заклятия накладывают, видя перед собой жертву. Зрительный контакт важен. А коли издалека, и не называя определённого имени, не пойдёт. Разве, что она сильная колдунья, со степенями. Тогда конечно. Но всё равно без цепочки.

- Ты, я смотрю, в этом разбираешься, - заметила я, вспоминая какой качественный зрительный контакт состоялся вчера у нас с Лучезарой.

- Есть возможность тему изучить, - Власта снова всхлипнула и уткнулась носом в платок.

- Да кто ж знает Лучезару? Вдруг она имя называла? – предположила Златка. – Не могла же она не иметь понятия о Любаве. И вообще, почему Сухова каждый год в конкурсе красоты участвует? В мировой практике победительница прошлого года поздравляет победительницу нынешнего и машет ручкой. А у нас другие правила.

Гости задержались у меня. Успели съесть половину привезённых сладостей. Все сладкоежки собрались, кроме Златки. Она поменяет вагон конфет на кусок мяса. А стрелки часов неминуемо двигались к тому моменту, наступления которого я панически боялась.

- Да! Я же тебе ещё журнальчик привезла, - вспомнила Радмилка, когда посетители заговорили о том, что пора и честь знать.

- Надеюсь не от Лучезары остался? – Осведомилась я.

- На свои кровные купила. Белыми своими ножками в ларец ходила. Белыми своими ручками расплачивалась.

- И всё-таки как она тебя, а? – Сострадательно спросила Златка. – Мы никому. Честно.

Да я знала, что они не станут кричать о моей беде на весь Великоград. Милорада хоть пытай. Девчонки тоже вовсе не балабонки. Просто я отложила момент, когда придётся открыть всю правду. Очень не хотелось озвучивать услышанное от лекаря применительно к себе. Когда узнаёшь, что у кого-то случилось горе, жалеешь того человека (или злопыхаешь, от ситуации зависит и от людей, со мной такого не происходит), и надеешься, что тебя подобное несчастье обойдёт стороной. Причём за много кварталов. Но, если с тобой это уже произошло, и нужно поговорить, а ты ещё не принял свершившийся факт и не готов в него поверить…

Стрелки часов ещё малость приблизили закат.

- Она сделала то, что ей казалось важным. Чтобы я уж точно не смогла привлечь Славомира. Да хренчик-венчик! – Вспыхнула я, – ему и не хотелось смотреть на меня. Будто ему смотреть больше некуда!

- С чего всё началось?

Я рассказала про то, как Славомир явно трусил, он даже не произносил имени Лучезары. Есть такое поверье, дескать упомяни имя Чародея, и он узнает, что ты о нём говоришь. Впрочем, диалог у нас с Гуляевым худо-бедно клеился и без имён. Ещё б Верещагина не заявилась в неподходящий момент, и не проявила свою непроходимую тупость во всей красе…

- Только никому, ладно? Про мою козлоногость… - грустно глядя на девчонок попросила я. – В Академии сейчас есть о чём поговорить, сами сказали. Не стоит меня лишний раз упоминать.

- Нам положено хранить тайну недужного, - печально и торжественно одновременно проговорила Златка.

Милорада просить не требовалось.

- Да и вообще, Вьюжина, как ты можешь? – Снова попыталась застыдить меня Радмилка.

На самом деле она способна легко выдать чужой секрет, если это принесёт ей выгоду. Но только в том случае, когда дело не касается друзей.

- Пожалуйста.

- Не боись! – Радмилка запихнула опустевшую сумку под кровать с намёком, что мне она ещё понадобится.

В палату вошёл уже знакомый лекарь. Я мысленно сравнила его с лоснящимся пончиком. Весь такой круглый.

Лекарь призвал гостей покинуть лечебницу. Я поняла, это потому, что солнце скоро сядет. Ведь время для посещений ещё не вышло.

Милорад подошёл и наклонился, чтобы чмокнуть меня в щёку.

- Держишься? – Негромко поинтересовался он.

- Боюсь ужасно, - также шёпотом призналась я.

- Я бы остался…

- Ни в коем случае! Сама не хочу видеть метаморфозу. А уж тебе показывать тем более.

- Ну ладно, - он поцеловал меня в другую щёку и разогнулся. – Завтра не приеду. Постараюсь в четверг вкусного привезти.

- Не утруждайся, не ломай голову, - махнула рукой я. – Просто сообщай обо всём происходящем.

- Я напишу, - Дубинин попытался жизнеутверждающе улыбнуться. Получилось неубедительно. И вышел вслед за девчонками.

Лекарь (мне стало известно, что звали его Вадим Ростиславович) дал выпить расслабляющего отвара, и находился рядом, пока превращение не завершилось. Может питьё подействовало, но я испытывала не столько боль, сколько жуткий зуд в той части тела, что ниже талии. От него хотелось плакать и смеяться одновременно. Плакать в моём случае было бы несомненно уместнее, однако почему-то получалось смеяться. Процесс длился минут десять. А ожидала я его с трепетом целый день.

Вадим Ростиславович предложил посмотреть на себя. Пройтись, чтоб попривыкнуть. Я отказалась. Пока козьи ноги скрыты от моих глаз под одеялом, о них можно не думать. Ну, то есть попробовать не думать. Сильно-сильно постараться… а вот когда захочется прогуляться по коридору до необходимой комнаты в его конце (чашка с отваром оказалась не маленькая), не думать уже никак не удастся. Время даже не вечер. А уже темно. Дотерпеть до восхода – проигрышный вариант. Но я до последнего отказывалась вылезти из-под одеяла. И уснула.

А ночью пришлось подняться. Зов естественной потребности сильнее страха. Ноги странно пружинили. Ох, мамочки! К такому нужно приноровиться. Тапочки надеть не сумела и плюнула. Копыта зацокали по полу. В халат облачаться тоже не стала.

Выйдя из тёмной палаты в коридор, где горели дежурные лампы, я приковала взгляд к потолку, а руками ощупала место пониже спины. И вскрикнула, обнаружив хвост. Короткий козий хвостик. Чудовищно!!!

Я приготовилась забиться в истерике. Скосила глаза и осмотрела себя. Обычно склонная к слезам и нытью по поводу своей внешности (множество комплексов обитают в моём сером веществе, что поделаешь?), тут не заплакала, а внезапно разозлилась. Что не убивает делает нас сильнее, так? (На самом деле не так, но сейчас не об этом). Ныть можно, когда лень что-то менять, в остальных случаях необходимо бороться.

И я поцокала, обещая себе, что научусь ходить, да что там, бегать на новых ногах. И только попробуйте посмеяться! И думайте про меня, что хотите, недалёкие тараторки из ВГА. А ты, Лучезара, бойся попасться мне на глаза! Ты сворачиваешь ложку в спираль одним взглядом. Ха-ха! Вот дам копытом по башке!

А может стоит написать заявление на кровную месть? Я задумалась. Но через мгновение отмела бредовую идею. Что я сделаю Лучезаре? Превращу её в лошадь? Чародейные дела мне не по силам. А принцип правильной мести состоит в том, чтобы принести обидчику тот же вред, что и он тебе. Иначе баланса не будет. Нарушать баланс не надо. Так всегда кто-нибудь останется неотомщённым. Лучше уж простить.

Главный Вселенский закон гласит: «никогда не поступай с другими так, как не хочешь, чтобы поступили с тобой». Отсюда вытекает вовсе не Вселенский: «Каждый заслуживает, чтобы с ним поступили так, как он поступает с другими». Отмени этот закон и истинная справедливость исчезнет. Без неё, конечно, можно жить. Только найдётся много недовольных.

Да ладно уж! Что я действительно сделаю Лучезаре? Позлюсь, понакручиваю себя и… смирюсь. Но искать её надо.

***

Цок-цок. Цок-цок. К утру уже почти смирилась. Во всяком случае, от моего запала не осталось и следа. Бороться я передумала. Исключительно оттого, что не выспалась. Оказалось крайне сложно уложить поудобнее козьи ноги. Они, кстати, длиннее моих. И хвост этот.

Ныть, собственно, тоже передумала. Незадолго до рассвета прошлась по палате. Затем появился Вадим Ростиславович и опять предложил мне отвар. Я спросила, всегда ли мне его теперь придётся принимать перед превращениями. Лекарь ответил отрицательно. Временная мера. Необходимая только в первые, самые сложные дни. Хотя, если вдруг почувствую необходимость…

Солнце показало над горизонтом край (домысливаю, конечно. Какой горизонт? В окно видать Доброделовские дома, не маленький пригород, да лечебные корпуса) и мои ноги вернулись. Опять противный зуд, но сам процесс тянулся уже не столь долго. Мне так показалось.

Последний раз я со схожей силой радовалась возвращению денег, теперь ног. Странная аналогия. С деньгами получилось сложнее. Я как-то по глупости села играть с Ратмиром и Пересветом в покер, и продула свежеполученную ученическую выплату. А потом отыграла назад. Уже под утро. Думаю, они тогда поддались. Хотели спать, но требовалось сперва отвязаться от меня. С ногами противнее.

- Неужели нет того, кто смог бы просто освободить человека от заклятия? – Поглядела я в ясные голубые глаза глазированного пончика.

- У нас нет. Запросы в другие лечебницы уже посланы, - Вадим Ростиславович зевнул. Он дежурил ночью. – Видите ли, Добряна, снять чужое заклятие удаётся далеко не всегда. Нужно хорошо понимать его природу. Существуют простейшие заклинания, какие Чародеи изучают в школах. Предмет к себе притянуть, канал на дальневизоре переключить, огонь зажечь. Когда один Чародей разжёг костёр магическим способом, другой – тем же способом, его легко затушит. А есть заклинания, которые никто никогда не изучает. Так как их невозможно сформулировать и здраво изложить. Ну и… запрещены многие вещи. То, что живёт в человеке – его индивидуальность. В колдунах индивидуальность колдовская. Каждый человек совершает обычные вещи, каждодневные процессы не так, как другие, по-особенному. В чародействе похоже. В вашей ситуации ворожея находилась в состоянии озлобленности, ярости. Она, вполне вероятно, выдала такое, в чём сама едва ли разберётся. Это временами происходит. Потому довольно часто люди, находящиеся под волшебным ударом, живут с ним, пока само не рассосётся. Иногда несколько лет. А иногда, и это также не редкость, что-нибудь происходит, какая-нибудь мелочь, и заклятие спадает само. Буквально на следующий день.

Как здорово! Лекарь есть лекарь. Я так понимаю, Чародейные не многим отличаются от Численных. Ничего не сказал, ничего не сделал, но будто провёл огромную работу. Как-то всё очень неопределённо. И жить-то дальше как? Либо ждать несколько лет до исчезновения симптомов, либо искать и трясти за плечи Лучезару. Пусть исправляет, что наделала.

Тут я вспомнила:

- Зараза!

- Что? – Не понял лекарь.

- Лучезара как-то сказала, что у неё «невозврат», или как оно называется? Она не в состоянии снимать собственные заклятия.

Вадим Ростиславович, похоже, совсем не удивился.

- Да. Да. Мы кое-что знаем о Лучезаре Верещагиной. От неё, собственно, требуется всего лишь найтись и рассказать подробно о произошедшем. Унывать нет причин, Добряна. А вдруг уже следующей ночью превращения не произойдёт?

Вот так всё просто, да?

Плохо он меня знает. Я всегда найду причину, чтоб поунывать.

Днём ко мне приехали стражи и учинили основательный допрос. Где? Что? Как? Почему? Не знаю ли я друзей Верещагиной, у каковых она могла бы скрываться? Не ведаю ли я о её тайных помыслах в отношении Славомира?

За Славомира они особенно переживали. Откровенно признаться, только за него они и переживали.

Да и мне (хоть и по большому счёту наплевать на Гуляева, это из-за него я теперь в ночи даже слепому и безрукому приглянуться не могу) крайне неприятным представлялось то, что Лучезара с ним сделала.

Камень.

Остаются ли в камне жизненные силы? Или он сейчас стоит мёртвой статуей в гостиной Гуляевского особняка, и мучает своим видом терзаемых горем родственников.

- Итак, есть ли в Великограде друзья у Лучезары Верещагиной? – повторил свой вопрос страж.

Усатый. На таракана похож. Внешность весьма отталкивающая. Выглядит лет на сорок, а, судя по знакам отличия, недалеко по службе продвинулся. Они сидел на единственном в палате обшарпанном стуле, и буравил меня испытующим взглядом. Его напарник стоял чуть поодаль. Там же, где вчера находился Милорад. Облокотившись на спинку кровати. И тоже почему-то пялился в сторону умывальника. Что там? Мёдом намазано? Или ракурс особенный?

- Да какие друзья? – вздохнула я, понимая, что искать в этом направлении и стражам и мне бесполезно. – За четыре с лишним месяца, что она с нами жила, к ней никто не приезжал. Ни друзья, ни родственники. Приятелей у неё навалом. Она со всеми приятельствует. Они её обожают. Обожали, стоит говорить, наверное… она всегда давала в долг и забывала. Всех угощала. В то же время часто закатывала такие истерики, что люди от неё прятались.

- Но, возможно, она встречалась с друзьями не в общежитии, а в другом месте? Переписывалась с ними? Созванивалась?

Я покачала головой.

- Если и так, то мы с Радмилкой не имели о таких встречах понятия. Лучезара нам ничего про друзей не говорила.

Многого стражи от меня не добились. Я раньше задумывалась о том, почему наша ведьма, услышав личный вопрос, отвечает односложно, или вообще переводит беседу на другую тему. Но лишь сейчас поняла, что мы ведь совсем ничего (то есть совершенно) о ней не знаем. И догадываюсь почему. Меня, как подругу, она уже потеряла. Имеется вероятность, что подобные членовредительства она применяла и ранее. О чём тут рассказывать?

Вероятно, Лучезара довольно несчастный человек. С матерью она иногда перебрасывалась парой слов по сотовому, но ни разу домой не ездила. Даже бельишко себе постельное не привезла, как собиралась. И мать её тоже к нам ни единожды не заглянула.

Впрочем, может я просто не в курсе?

Моя мама приезжала в Великоград пару раз, за время моего обучения. Я домой езжу только на летние каникулы. Ну да. Особо сюси-пуси мы с мамой тоже не разводим. А вот Дубининская матушка наведывается регулярно. С пирожками и домашним вареньем. С грибочками опять же. Любимое чадушко проведать. И мне гостинцы привозит от моей семьи. Все довольны и счастливы. От Лебяжьего до Великограда сутки на поезде. Ох, я отвлеклась.

Задумываться о Лучезариных парнях (стражи их наличием тоже интересовались) смысла не имеет никакого. Помнится, у Дубинина однажды появилась подобная девушка. Курсе на втором. Обычная, к счастью, из Численных. Что она в нём нашла непонятно. Но при каждой возможности во всеуслышание восхищалась тем, какой он замечательный. И умный, разумеется. Красотой она не блистала, уродкой тоже не назовёшь. Вешалась подруга на Милорада при каждой встрече. В буквальном смысле. Нравилось ей бросаться на шею, ножки поднимать. И в переносном тоже. Навязчивая девушка. Дубинину она вскоре надоела. А со стороны отношения казались идеальными. Цветочки, сердечки, поцелуйчики. Так возвышенно, что противно до зубовного скрежета. Милорад быстро принял решение с ней расстаться. Хотя совсем не быстро привёл его в исполнение. Не в том положении Дубинин, чтобы девушками раскидываться. В Великограде он только с ней и встречался. Дошло до того, что он подругу без дрожи ни слышать, ни видеть не мог. Непроходимо тупая. Вечно идиотские вопросы…

А! Нет! Вру! Не только с ней. На первом курсе встречался Милорад с полной противоположностью описанной персоны. Она была толще нас с Радмилкой вместе взятых. Вела себя несколько вульгарно. Много курила. Чем-то привлекала мужчин много старше себя. Дубинин ценил её мозги. Умна, талантлива, начитана. В их группе… да на всём их мужском курсе, единственная девушка. Её же интересовали плотские утехи. Загоняла парня, а после бросила. И его, и Академию. Как потом выяснилось, не только его загоняла, и не только его бросила.

Так, что-то я опять отвлеклась…

Следовательно, начинать поиск Лучезары с поиска её бывших парней (или одного парня) глупая затея. Даже если я каким-нибудь образом на них (его) выйду. Одинокая зацепка – собственное Лучезарино упоминание о мальчике, который её предал. Но даже она, со своими свёрнутыми мозгами вряд ли к такому побежит. Тем более за помощью.

Ах да! Верещагина же сказанула тогда про названную сестру. В принципе, сам обряд названности ещё не делает людей родственниками. Но сближает. Хотя тут не ясно, что первично, обряд или сближение. На него решаются и так уже довольно близкие люди. Лучезара обмолвилась, что они с сестрой разругались. Ну так, наверное, давно помирились. Не насмерть же. Впрочем, зная Лучезару… с сестрой-то они тоже ни разу не созванивались…

И, кроме того, она упоминала, что эта самая сестра умеет снимать её заклятия. Вот в этом направлении мне и стоит копать. Надо завтра подкинуть Дубинину идейку. Пусть поищет в Кружеве. У Радмилки спросит. Она собирала досье на Чародейку. А то у меня в лечебнице ни вычислителя, ни подключения к сети.

Для чего ещё нужны названные братья?

Ох…

Иногда Радмилка мне сердито бросает, что у нас с Милорадом уж слишком родственные отношения. А я ей отвечаю:

- Ты просто завидуешь.

- Конечно, - согласно кивает она. – Завидую. У меня ни сестёр, ни братьев. Ни родных, ни двоюродных. Ни сводных, ни названных. А всегда хотелось. Имею право завидовать.

Оно и понятно.

Так, постоянно теряя мысль, я анализировала свою Проблему. И создавшуюся ситуацию в целом. Лишь бы не думать о словах Вадима Ростиславовича. О том, что мне Лучезарина напасть может много лет жизнь отравлять. Или исчезнуть сегодня же. Хотелось бы. А вдруг лекарь зря мне этой фразой надежду подарил. Надежда – штука неплохая, но и нервы может помотать.

Закат приближался. На сей раз лекарь ко мне не пришёл. Отвар принесла дежурная сестра. Я опять перевоплотилась. И снова процесс прошёл легче, чем в последний раз. Но лучше бы он не проходил вовсе.

Я закуталась в печаль и одеяло. Стала разглядывать стену. Власта ушла в общую комнату смотреть дальневизор. Она несколько раз за день пыталась завести со мной приятельскую трепотню. А я, погружённая в свои мысли, её не поддерживала. А уж после закутки в печаль, из меня совсем никакой собеседник.

***

В четверг, как и обещал, приехал Дубинин. Раздражённый, злой. Кипящий вулкан. Это я по выражению его лица поняла. Сразу, как вошёл в палату. Милорад не умеет скрывать чувств.

Я улыбнулась, а он с порога:

- Поздравляю, Вьюжина, ты никому не нужна!

Потрясающе! Просто обожаю, начинающиеся с такого захода, дружеские беседы. Улыбка, и без того не особо радостная, поползла прочь с моего лица.

- Звучит жизнеутверждающе, - я постаралась вложить в сказанное иронию. Не вложилась.

Милорад подошёл, подарил обязательную поклёвку в щёку, и плюхнулся на стул.

- Я вчера с главой говорил. Выяснил, что твоя беда никого не задевает. Все носятся со Славомиром, чтоб его, Гуляевым!

Нашёл чем удивить!

Дубинин вскочил со стула и принялся расхаживать по палате. Когда он нервничает, то не в состоянии долго пребывать на одном месте. Тем паче в сидячем положении.

Власта, должно быть, спасаясь от вихревых потоков воздуха, возникающих вследствие Милорадовской жестикуляции, почти полностью спряталась под одеялом. Она шелестела бумажками от конфет. Долгоиграющей пациентке часто приносят большие коробки и пакеты со сладостями. Сама сказала. Она ещё сообщила кто, да почему, только я не прислушалась. Думаю волосатую пилюлю невозможно подсластить.

Власта предлагала угоститься, однако мне ничего в горло не лезло.

- Давай по порядку, - я и так понимаю, что судьба Славомира заботит многих. Не каждый день у нас людей в статуи обращают. Только я-то почему никому не нужна?

- Захожу я вчера к Бояновичу, - начал Дубинин. – Так и так, говорю. Нужны специалисты, заклинание снимать. Академия вполне вправе потребовать от родственников Лучезары помощи и содействия. А он мне: Милослав, вы не вовремя! Приходите завтра, всё обсудим. Мне некогда.

- Ты сказал, что тебя зовут по-другому?

- Сказал, - Милорад поморщился. – Только он не услышал, как мне показалось. Он меня совсем не слушал.

Тоже логично. Могу представить, как тянут жилы из главы родители Славомира. Понятно, что ему не до меня.

Лишь бы мои родители не узнали!

Я спросила у Дубинина. Нет, он не звонил моей маме. И не собирался. И своей маме тоже ничего рассказывать не планирует. Можно выдохнуть облегчённо.

А всё-таки Бояновичу стыдно не помнить имени Милорада. Тот в межвузовских конкурсах честь ВГА отстаивал, золотой знак отличия получил. А ещё с командой КВН одно время по сцене скакал. Позднее, правда, они с капитаном команды повздорили, и Дубинин с КВН-ом распрощался.

Меня всегда удивляло, как сильно Милораду необходима общественная жизнь. Люди, жаркое обсуждение интересующих тем, новые впечатления, знания, попадание, пусть на время, в центр внимания. А мне бы забиться в уголок с книжкой и, чтоб про меня все забыли.

- … вытолкал из кабинета, и тут я нос к носу сталкиваюсь с отцом Гуляева. Господин изволил осчастливить своим посещением. А за ним и мама.

Я живо себе представила эту картину. Как выглядит семейство первых богачей страны, мы все хорошо знаем. Имели возможность лицезреть выставку, посвящённую Гуляевым, какую Лучезара совсем рядышком устроила.

- Я правильно понимаю? Они приехали с главой ту же тему обговорить? Животрепещущую.

Милорад кивнул и, наконец, остановился.

- Вскоре и Верещагины пожаловали. Чрезмерно эмоционально принялись обсуждать последствия бомбёжки.

Дубинин опустил свои длинные пальцы на спинку стула, и посвятил меня в подробности того, как он и писарица главы подслушивали под дверью чужой разговор. У Милорада частенько любопытство пересиливает осторожность. Но писарица-то на своём рабочем месте находилась.

Писарица главы, девица лет двадцати пяти. Симпатичная. С Дубининым давно знакома. Она ловит любую возможность, чтобы поинтересоваться у него, как Ратмир поживает. Того и здесь угораздило отметиться. Наш пострел везде поспел. Делец, по словам Милорада, о приключении давно забыл. А писарица до сих пор в него влюблена. И к Дубинину она хорошо относится. Может потому, что больше не у кого спрашивать о Ратмире? Оттого она, наверное, и не вытолкала его из приёмной.

- Гуляева ревела. Гуляев орал благим матом. Грозил засадить пол-острова до конца жизни. Верещагин обещал всё уладить. Верещагина поддакивала. Сказала, что лучшие Чародеи Острова готовятся к процедуре извлечения Славомира из камня. А из-за границы уже летят их родственники, чтобы помочь.

Иснова богатая фантазияпозволила мне в подробностях представить происходившее. По одну сторону орут, заходятся. А если мама Лучезары в скандале такая же, как дочка, то получается громко и визгливо. По другую – подслушивают.

Почти дословно переданный Дубининым диалог:

Писарица: Ты знаешь, что мать Лучезары известная актриса? Забава Верещагина. Она раньше в кино много снималась.

Милорад: (поворачивая голову) Нет. Сильно известная?

Писарица: Помнишь фильм «Река в тишине»? Она там играла. Моя мама очень этот фильм любит.

Милорад: Моя тоже. Так это мать Лучезары в главной роли?

Писарица: (шёпотом, словно её услышат, когда крики такие. Интересно дверью по носу никогда не получала?) Да. А потом она из кино ушла, и сейчас в театре играет, на Острове. Я про неё в Кружеве читала. На спектакль хочу попасть. Но, слышала, что театр только для Чародеев.

Милорад: Не может быть. Дискриминация. (Умник выискался) А отец у Лучезары тоже актёр?

Писарица: Это отчим. А отец у неё музыкант. В Заокеанье живёт. Скандально известный. Почитай про него. Он, как и дочурка, с головой дружит пару раз в месяц.

Милорад: (задумчиво) Наследственность?

Писарица: Возможно. Как у Ратмира дела?

Ну, далее уже скучно.

- Хорошо, - воодушевилась я. – Таким образом, объявлена всеобщая мобилизация, и теперь куча Чародеев готова спасать Славомира. У них имеется шанс и про меня не забыть.

- Я, как ты понимаешь, подумал о таком варианте развития событий. И вдругорядь заявился пред светлые очи главы, как все ушли, - кивнул Милорад. – Но выслушал, что я ему надоел, и ежели не перестану лезть со своими глупостями, то мы с тобой вылетим из ВГА, и отправимся в свой Монте-Жопинск. Вьюжина, в то время, как виднейшие умы бороздят небесное пространство ради спасения Гуляева, о тебе никто и думать не желает! Разумеешь?

Из Дубинина иногда прёт глагол старой Руси. Он много времени проводил с прадедушкой. Тот приехал из глухой деревни, где прожил почти сто лет, когда Милораду исполнилось десять. И с тех пор жил в Дубининской квартире. Прадедушка рассказывал много интересного, и частенько использовал устаревшие словечки. Правнук, с его тягой не только к новому, но и хорошо забытому старому, не упустил возможности нахвататься.

Например, он мог сказать: «я тебя варял». Предупреждал, значит. Сейчас отголоски глагола «варять» остались лишь в слове «предварительный». Или я слышала от него «мзга на улице, противно». Мзга в старину – снег, дождь, туман, сырость, всё вместе. Отсюда «промозглый». Иногда Милорад мог выразиться: «он витает на третьем этаже». Нет, ну все знают, что имя Радовит означает «живущий в радости», а Святовит, соответственно «в святости». Но слово «витать» в значении «жить» сейчас никто не использует. Его даже в классической литературе почти невозможно встретить. Судя по употреблению, в наше время, витают только в облаках. Наверное, изначально так говорили о тех, кто там живёт. А недавно, на прошлой седмице, Дубинин заявил: «не надо меня вадить». Это, когда я ему мороженого предложила налопаться на ночь. Он вдруг озадачился похудением. И правильным питанием заодно. То есть ему взбрело в голову, что толстеть начал именно от того, что тянет в рот дрянь всякую вредную. Меня такие мысли давно мучают. Тоже пора бы озаботиться вопросами фигуры. «У Владимира» никогда не забываю брюхо чем-нибудь калорийным набить. Вадит меня тамошняя кухня своими запахами. Манит. Соблазняет. Вот любопытно Вадим значит «соблазнитель»? А то ведь есть у глагола «вадить» ещё одно значение – «клеветать».

- Так не честно, - по-детски расстроилась я.

- Конечно, - отозвался Дубинин. – Боянович сразу куда-то умчался. Понятно, ему Гуляевы волосы из самого больного места рвут. Только я дело тоже так просто не оставлю. Сегодня он весь день отсутствовал на месте. Ничего, я завтра приду.

- Толку-то?

- Волосы стану рвать, - Милорад посмотрел на меня ободряюще. – Не переживай, всё как-нибудь устаканится.

Дубинин не здешний лекарь. Он никогда не дарит ложной надежды, что я очень в нём ценю. Златка, к примеру, спасает себя выручалочкой: «всё будет хорошо!» И пытается воодушевить так других. Но всё хорошо никогда не бывает. Утверждение фальшиво в корне. А временами всё складывается очень даже плохо. Я же обычно кидаюсь в другую крайность. Похожу на истеричек из кино, которые вопят: «Мы все умрём!» Мой мир, когда что-то идёт не так, сужается до размеров задницы. И выглядит так же.

А вот Милорад, при всяких бытовых (и не бытовых) трагедиях, задумчиво смотрит в стену и изрекает: «Всё как-нибудь устаканится». И ведь устаканивается же. Хорошо ли, плохо ли. Как-нибудь, что и было обещано. Понятие «устаканиться» не включает в себя какой-то определённый итог. Просто любая невзгода рано или поздно рассеивается.

- Я от Владимира уволилась, - помолчав проговорила я (зато для фигурки полезно). – Позвонила ему вчера.

- Зачем?

- Что зачем? – Я вспыхнула. – Ты как себе мою дальнейшую трудовую деятельность представляешь? Пиво разношу, стучу копытами.

- Да просто поторопилась. Сообщила бы, что в лечебнице лежишь. А потом решили б…

- Что решили?! – Возмущение полезло, - Дубинин, козлоногость может затянуться на несколько лет. Я в Лебяжье возвращаюсь. Сразу после выписки. Дома запрусь. Как та заколдованная княжна, в высокой башне, - насчёт Лебяжьего я сегодня решила, вчера ещё планировала искать Лучезару. – А ты поищи пока сестру Верещагиной.

Всё-таки хорошо, когда есть кому передать задачу. Завидуй, Радмилка!

- Какую сестру?

Я поделилась своими соображениями, и Милорад пообещал:

- Я её найду. Мы вместе. Не вздумай бросать Академию.

- Я не смогу учиться, - грустно усмехнулась я, глядя в сторону.

Сейчас Дубинин начнёт убеждать. А у него это всегда отлично получается. Я не то, чтобы бесхарактерная, совсем наоборот. Но к людям, умеющим красиво говорить, и ставить необходимое количество точек над i, прислушиваюсь.

- У нас по ночам занятий не бывает.

Надо же лапоть изобрёл! И не поспоришь.

- Я ещё в общежитии обитаю, - сочла нужным напомнить. – И выхожу в тёмное время в места общего пользования. Кухня, душ, уборная.

- Решаемые трудности, - буркнул Милорад, - Радмилка тебе свой халат оставила. До пола.

Красный, бархатный! Шикарный такой халат. Как это Барышникова решила с ним расстаться? Она же его так любит. Её первая дорогая покупка в Великограде.

- Она уже съехала?

- Вчера. Ключ мне оставила. Проинформировала, что и бардак тоже, - Дубинин извлёк из кармана Радмилкин ключ с мягкой мышкой вместо брелока. – Я не стал Малине отдавать. Он ей начнёт глаза мозолить. Подселит ещё соседку очередную к тебе. – Милорад повертел мышку. – А так одна заживёшь. Свобода действий. Кто тебя там видит?

Я нахмурилась. Проснулась сегодня задолго до рассвета. Лежала и думала. И твёрдо постановила возвращаться в Лебяжье. Хоть и не хочется. Я вообще не желаю покидать Великоград. Никогда.

- Ты сходи к нам, пожалуйста. Мусор выкинь. Я Барышникову знаю. Она десять раз к мусоропроводу покурить сходит, а мусор выбросить забудет.

- И глянцевую чушь со стены содрать? – Зачем-то вопросил Дубинин.

- Само собой.

- Сжечь?

***

Половину ночи и весь следующий день Власта учила меня как жить в новом обличье. Можно подумать, мне не хватает лекаря-мозгоправа, который два раза в день приходит, и успокаивает. Что бы он понимал. А вот Власта понимает. Только я думаю, что ей беседы о дальнейшей жизни важнее, чем мне. И о заклятиях.

- Дело в том, что окаменение – очень серьёзная штука. Вашу Лучезару ожидает немаленький срок. Такая волшба из разряда довольно сильных. Теперь я уже думаю, что её проклятие и вправду может коснуться других девушек, какими раньше увлекался ваш пресловутый Гуляев, - Власта смаковала очередную конфету и запивала её сладким же чаем. – Я не сама додумалась, поговорила тут кое с кем. В общем, вполне нормально, что все думают об окаменевшем. Ты со своей козлоногостью можешь жить и здравствовать вполне замечательно. Потом исцелишься, да ещё магический иммунитет приобретёшь, на некоторое время. А Гуляев, если из камня не достать, умрёт.

- Правда? – Опешила я, и рука, потянувшаяся дабы угоститься конфетой, повисла в воздухе.

- Ага, - Власта отхлебнула из кружки и кивнула. – Только в сказках окаменевшие богатыри стоят годами, а когда слезинка раскаяния излечивает их, то сразу принимаются отплясывать в силах и довольстве. В реальности: нарушение кровообращения, мозговой деятельности, атрофия мышц. И прочая бяка. Пока с ним не разберутся, про тебя и не вспомнят. Надейся, что позднее займутся.

Не знаю, приходило ли в голову хвалёным Чародеям, привлечённым к делу Верещагиными, что мной тоже надо бы заняться, но Гуляева они в норму привели. Вечером того же дня пришло сообщение от Радмилки. Она писала, что Славомир жив и практически здоров. И они собираются всей группой поехать к нему домой, чтоб проведать. Визит вежливости.

Ко мне же перед закатом пришёл лекарь, и сообщил, что в понедельник выписка. И жить я смогу, как прежде, только придётся регулярно посещать участкового Чародейного лекаря, наблюдаться. Но так, как таковой у нас на участке не водится, то нужно ездить на Остров. Там замечательная лечебница.

Прекрасно!

Я-то думала услышать о приезде спасателей.

И вообще, конечно, хотела посмотреть Остров, однако в качестве зрительницы, а не пациентки.

- Какой Остров? – Вслух озадачилась я, после ухода лекаря. – И есть ли в Лебяжьем Чародейные клиники?

- Да прекрати ты, - откликнулась Власта. – Нашла, тоже мне, повод. Знаешь, сколько в Великограде людей под заклятиями? Ничего. Живут себе спокойно. Уезжать не стоит. Здесь и знахари лучше. И образование нужно.

- Сама против, - вздохнула я, - но не представляю как. Про меня теперь и так всякую бредятину думают и говорят. А вернусь - каждый станет приставать: давай колись, как тебя угораздило? И выходить из комнаты придётся после заката. Не представляю как.

Власта неопределённо хмыкнула.

- Станешь излишне волноваться, кто да что про тебя думает, кто да что говорит, вообще поводы для жизни растеряешь. Привыкнут. Скоро весна. Потом лето. Солнце станет раньше вставать и позже садиться. Время нахождения под заклятием сократится. И, знаешь, стоит сбежать, как про тебя сразу начнут рассказывать более скабрезные вещи.

Тут она права. Люди такие затейники.

- А жить? – Тоном ведомого на плаху, спросила я. – Кушать время от времени хочется. Я ж без работы осталась. У матери просить? Только не это. Да и объяснять придётся. Академия мне платит в месяц шесть гривен, сорок шесть кун. Не разгуляешься.

- Да. Не густо, - согласилась Власта. – А как по-твоему живут остальные? У нас на этаже таких много. И, кстати, на втором есть интересный экземплярчик. Я тебя с ним познакомлю.

Замечательно получается. То есть она здесь которую седмицу слёзы льёт, в тускло освещённой палате, а меня наставляет на упорядоченное обитание в большом городе. Да со знанием дела!

- Валяй, - хмуро кивнула я.

В тот вечер я впервые вышла в общую комнату на посиделки. Как выяснилось, довольно много пациентов живут в лечебнице постоянно. Ну как постоянно? Конечно, временно. До полного излечения. Но этот временный срок у некоторых настолько затягивается, что кажется почти постоянным.

По вечерам они собирались на диванчиках, обитых искусственной кожей, перед дальневизором, среди цветов в кадках. Обсуждали дела друг друга. Видать, огромное количество часов провели вместе. Знали о собратьях по несчастью, вероятно, даже больше самих собратьев. Знали об их близких и дальних родственниках, друзьях и знакомых. Интересовались здоровьем чужих рыбок и темпами роста рассады на подоконниках. Перемывали кости ставшим общими недругам, и переживали за ставших общими приятелей.

Одна женщина не могла издавать членораздельные звуки. Она только квакала. Уже три месяца. Меня просветили: лечение помогает, и в кваканье начали вторгаться отчётливые слоги отдельных слов. Кто несчастную так наказал доподлинно неизвестно. Но, полагают, за излишнюю болтовню. Слишком уж она любила ляпнуть о ближнем гадость. Об этом стало известно со слов её сестры, которая регулярно приходила квакушку проведывать. Сестра также отличалась страстью к пустословию. Она в каждый приход вываливала на благодарных слушателей воз новостей. О себе, о свекрови, о муже, о братьях, зятьях, золовке, детях, племянниках, соседях, правительстве, популярных певцах, знаменитых актёрах, известных боярах, никому не нужных алкоголиках из соседнего подъезда, своих кошках, своей собаке, известной курице-предсказательнице и Чародеях, подпольно занимающихся наведением порчи. А квакунья пыталась поддакивать. И, когда у неё это хорошо получалось, то весело хлопала в ладоши. И все вокруг радовались ясно различимому «да». Темы, услышанные от любительницы посудачить, по вечерам вызывали споры. Иногда бурные. Особенно последняя. Использовать колдовское воздействие на людей без их согласия незаконно. Потому вполне естественно, что находится немало тех, кто этим вовсю занимается. Деньги есть деньги. Люди есть люди. Как не пообсуждать?

Другая женщина (я не смогла идентифицировать её возраст) в результате заклятия вся покрылась перьями. Она лечилась больше полугода. Перья истончались. Становились меньше. Насколько я поняла, в лечебнице ей очень нравилось. Она даже побаивалась полного исцеления. Не рвалась возвращаться к мужу, и на работу.

С заклятиями такого плана дело кажется понятным. Пребывать со столь явными колдовскими травмами в обществе трудно. Лучше под наблюдением лекарей. Но ещё одна пациентка меня удивила. Она не путалась в словах, выглядела ни разу не тронутой Чародеем, не носила хвоста, рогов, и даже не призывала всех на баррикады последней войны. Создавала впечатление здорового, осознающего где находится, человека. Я спросила о ней у Власты и получила ответ:

- Подожди. Скоро начнётся.

И точно. Минут через двадцать началось. Женщина соскочила с места, отбежала в угол и принялась плести паутину, не замечая ничего вокруг.

- Как минимум на полчаса, - прокомментировала Власта. – Сейчас пару углов запаутинит и придёт в норму.

- Я думала, что с подобными случаями к психиатру. Разве нет? Или здесь Чародей приложился.

- Конечно. Ты посмотри, что у неё получается.

Я присмотрелась. Поначалу мне казалось, что женщина просто водит руками, создавая иллюзию. Нет. Итогом манипуляций выходила настоящая паутина.

- И часто с ней так? – Шёпотом полюбопытствовала я, потому что паучиха приближалась. Однако, как потом стало известно, можно в моменты плетения ей, что вздумается на ухо кричать, не услышит.

- Четыре раза в день. В одно и то же время, - пояснила Власта. – Она не всегда здесь лежит. Неделю дома, три дня тут. Даже работать успевает.

- А ты сама? Что тебе прогнозируют?

Власта помолчала. Затем всхлипнула. Как меня умиротворять, твердить, мол, ничего страшного не произошло, так она мастерица. А как о себе – так в слёзы.

Паучиха перебралась дальше по стене. А к углу подошла уборщица со шваброй и, вздыхая, взялась наматывать на неё паутину.

- Власта просто ни в какую домой не желает ехать, - вмешалась одна из женщин с разноцветными пятнами по всему телу. – Сила её здесь живёт. Любит она его. Красивый мальчик, - женщина мечтательно закатила глаза. – Попроси карточку покажет. Как такого не полюбить?

- Просто в нашей глухой деревне одна полусумасшедшая, престарелая ведьма. Она мне ничем помочь не сможет, - пустилась в оправдания Власта. – А здесь лечение правильное. Волосы уже два вершка длиной. А поначалу были все десять. И не сбрить их, ни срезать. Больно, кровь хлещет. Знахарь обещает скоро всё исправить.

- А ты сама как? – Обратилась ко мне оперённая.

Полагаю ей (и не только ей) хотелось услышать историю из моих уст, с подробностями, истерикой и заламыванием рук. Не могла же Власта не посвятить в неё сестёр по несчастью. Она каждый день в общую комнату ходит. Только слушатель страждал интимностей, а знала их лишь я.

- Да ничего так, - губы мои непроизвольно скривились. – Хорошо б ещё тело не чесалось во время перевоплощения.

- Шерсть прорастает, - с видом знатока заявила пятнистая.

За мягким, уютным диваном, где мы сидели, протиснулась паучиха, и принялась водить руками по воздуху прямо за моей спиной. Стало не по себе. Все собравшиеся смотрели на меня, ожидая продолжения. Я упорно хранила молчание.

Раздался стук, будто кто-то шёл по коридору на каблуках. И вскоре в общей гостиной появился низенький, лысеющий мужичок.

- Вы что смотрите? – Возопил он, указывая на экран дальневизора (его в общем-то никто и не смотрел), где тянулась слезливая мелодрама. – Вести надо смотреть. На Востоке опять террористы бушуют.

- А вот и дядька, с которым я тебя познакомить собиралась, - Властины слёзы быстро высохли. – Присмотрись.

Мужик вышел на середину комнаты (до того один из диванов скрывал нижнюю часть его тела), и я смогла узреть волосатые козлиные ноги, торчащие из-под длинной, расшитой рубахи. Вероятно, трудно найти штаны определённого покроя. Я хоть в халате…

- Он такой перманентно, - сказала Власта. – А не только по ночам. И вполне себе доволен. Третий год уже. Не плачет.

Она бы себе это внушила.

- … работает, кстати, тоже. Вместе с паутинницей нашей. Она на почте корреспонденцию обрабатывает, когда не отвлекается, конечно, а он письма разносит. И газеты.

Плешивый козлоног, увидев меня, обрадовался. Надо полагать, наслышан. Уселся рядом, начал свою жизнь выворачивать. Я разглядывала его ноги. Они оказались чуть покороче моих. И поволосатей.

Нет! Я не согласна цокать сим кошмаром по улицам. И даже по общежитию. Домой! В Лебяжье!

В башню!

Ой, мамочки!

Не хочу в Лебяжье!

Дубинин собирается после Академии домой вернуться. Там для него и место есть, в научно-исследовательском центре. Наука превыше всего. Вот кому следовало Дельцом родиться.

А я своё будущее и Лебяжье никак в одной связке не представляю.

Пока я ныла про себя плешивый разглагольствовал о том, что заколдовал его злодей-мутант из нового поколения Забытых-Чародеев.

- Чего? – Осведомилась я чисто из вежливости. Меня совершенно не занимали нюансы.

Остальные беседовали о своём. Уверена, они привыкли к россказням козлонога. Чего его слушать?

- Ты что дальневизор не смотришь? – удивился мужик.

- Не смотрю.

- Так там же показывают. На третьем канале.

На третьем много чего показывают. После его просмотра начинаешь спрашивать себя и других как это нас до сих пор не похитили маньяки, экспериментирующие над людьми, на крыше соседнего дома не высадились инопланетяне, а Великого князя не подменили клоном.

- После войны они появились. Говорю ж – мутанты. Чародей и Забытый в одном лице. Их очень мало, потому скрываются. А ещё они сильнее, много сильнее. Колдуны из них почти всемогущие. А Забытые – почти бессмертные. Когда их народится много, то поработят всех остальных и станут властвовать жестоко и неразумно. Один из них меня и пристукнул. Не вылечусь, наверное, никогда. Ох, тяжко.

Козлоног вздохнул.

Откуда же он узнал, что пристукнул его именно мутант, если они хорошо прячутся?

Я вспомнила, как однажды в комнате 1003 состоялся спор. Как раз после просмотра третьего канала. После очередной мистической передачи. Упоминали в ней этих самых мутантов. Пересвет считал, что в мире всё может быть. Вылезли же после войны Другие. И при этом равнодушно пожимал плечами. Какая, мол, разница, есть они, нет их, не трогают, жить не мешают и ладно. Ратмир смеялся, утверждал, что передача абсурдна до самых титров. А Других в природе не существует. Они - байка.

- Наличие Другого сословия официально доказано, - тоном закоренелого умника высказался Милорад.

- Ты сам хоть раз видел домового, лешего или банника? – спросил Ратмир. – И я нет. А я верю в то, что вижу. А не в то, что официально доказано.

Делец упёртый. Его не переубедить. Но и Милорад от своих убеждений легко не отказывается. Просто не видит смысла спорить. И тут не стал. Только пустился в великомудрые размышления:

- Одного не понимаю: зачем соединять два сословия? Чародеев и Забытых. Кто придумал, что они вместе? Если люди имеют необычайно сильные колдовские способности, то это всего лишь необычайно сильные колдуны. Случается. Но каким боком туда прилепить Забытого?

Да. И я хотела бы узнать.

Ведь Чародей от оборотня, допустим, чем отличается? Чародей при весе, пусть шесть пудов (ну чуть меньше или больше, не важно), вполне в состоянии (при учёте упомянутых необычайно сильных способностей, а конкретно к трансформации) превратиться в муравья. Или в слона. Куда они при этом девает лишнюю массу, или откуда её черпает, лично мне неизвестно. Чародеи секретов не выдают. Забытый же и после превращения остаётся в том весе, какой имеет в человеческом обличье. Забытые – заложники своей особенности. Чародеи всегда имеют возможность выбирать и совершенствоваться. А ещё, теоретически, Чародей может сделать себя почти бессмертным. Ему необязательно для этого сливаться с мёртвым Забытым, обитающим в мире (опять же теоретически) вечно. Но такие вещи обычно не приветствуются. Вроде как противозаконно и неэтично. На любого хитреца найдётся своя управа. Также Чародеи могут становится невидимыми, летать или мгновенно перемещаться на большие расстояния. Конечно, далеко не каждому из них это под силу. Такие возможности, как у нас Численных способность к живописи. Калякать может каждый, а талантливы единицы. Единственное, что по-моему роднит надуманных превеликих колдунов с Забытыми то, что они якобы живут на севере, и предпочитают себя не афишировать.

В общем, и я не совсем понимаю раздуваемого психоза вокруг мутантов. Лучше соглашусь с Ратмиром. Того, чего не видела своими глазами, не существует. А если я что-то и увидела, но верить отказываюсь, всегда могу списать на галлюцинации.

А вообще… мне внезапно пришло в голову, что подобные Чаробытые (или Забыдеи) описаны и в древних сказаниях. Вспомнилась история про щуку, исполнявшую желания. «По щучьему велению, по моему хотению»… допустимо предположить, что надуманного в эпосе мало, тогда щука абсолютно точно Забытый с Чародеем в одном лице. Кто ж может знать?

Ночью опять никак не получалось уснуть. Пожалуй, хорошо я спала в лечебнице, только в первую ночь. И то потому, что находилась в отключке.

Меня хлебом не корми, дай проанализировать свой внутренний мир. И вот я терзалась вопросами без ответов. И не могла подобрать к существующему ответу, хотя бы один толковый вопрос.

- Чего ты всё вертишься? – Недовольно спросила Власта.

Она тоже не спала.

- Слушай, а что такое магический иммунитет? Ты сегодня упоминала.

- Ну вот знаешь, когда гриппом переболеешь в начале зимы, то уже до конца сезона не заразишься, - ответила соседка. – С заклятиями похоже. Переболеешь, а потом несколько лет ничего брать не будет. Разве, что колдун сначала тебя ослабит. А есть люди, никогда не реагирующие на волшебное вмешательство. Не действует на них ничего и никак. Про таких говорят: у него врождённый магический иммунитет. Нечасто встречаются. Давай спать, а?

***

В первый выходной я проснулась с думой о том, что готова выписаться прямо сейчас. Терпеть не могу лечебницы. Стерильные палаты, казённые кровати, запах препаратов.

После завтрака появился мозгоправ. Он всё ещё думает, что меня необходимо готовить к жизни среди непроклятых. Я, собственно, не против, просто считаю, что никто не может к этому подготовить.

Днём приехал Милорад. На сей раз он нелепо улыбался и походил на обласканного жизнью кота. Протянул мне знакомую красную коробку.

- Марципан, - я растаяла от признательности. – Дубинин, ты ездил в мою любимую кондитерскую. Так далеко. Так дорого.

- Я рядом оказался. Случайность, - глупая улыбка Милорада стала казаться мне подозрительной. – Слушай, Вьюжина, заканчивай здесь прохлаждаться. К тебе не наездишься, честное слово. Я в электричке полкурсовика написал. Время не теряю. Только всё равно неудобно.

Хорошо когда в руках малый вычислитель. Работай, где угодно. Что до меня, так и обычный не нужен. Техника совсем не интересует. Игры, фильмы, новости, кружевные обсуждения – не моё. Однако, контрольные… Радмилка, не сомневаюсь, свой вычислитель забрала. Хотя я помогала за него кредит выплачивать.

- Что с тобой? – Я пронзительно, как показалось, посмотрела на Дубинина.

- А что?

- Позавчера ты пыхал злобой. Вчера, когда звонил, явно грустил. Сегодня странно довольный. Когда у тебя такие перепады настроения, следует ждать беды. Мы это уже проходили. Натворил что-нибудь?

- Брось ты! С чего взяла? – Ответил Милорад, стараясь не смотреть в глаза.

- Неужели?

- Что ты решила? – Дубинин поспешил заговорить о другом, - уезжаешь или остаёшься?

- С какой целью интересуешься?

- Вчера опять ходил к Бояновичу. Он даже юлить не стал. Так и сказал, что ты – это одно, а Славомир – другое. Твоим случаем специалисты заниматься не станут, потому что он рядовой. Выкарабкивайся давай сама. Я, признаюсь, слегка повысил голос. Думал, он меня выгонит. А он пошёл навстречу. Предложил повысить тебе академическую выплату. Как пострадавшей в стенах Академии. Теперь будешь получать столько же, сколько я.

- Я? – Стрелка внутреннего противоборства между Лебяжьим и Великоградом, остановившаяся было в центре системы координат, едва заметно покачнулась. – Я стану получать как отличница? С моими-то трояками?

- Это не всё, - Милорад глянул на меня несколько свысока. – Радмилка сообщила, что тебе полагается также ежемесячная выплата от княжества. По закону. За магическое увечье. Я уже поговорил с твоим лекарем. Он подтвердил, и пообещал выдать все справки. Нормальный мужик этот Вадим Ростиславович. Предъявишь их где надо, и выплата составит около двадцати гривен в месяц. Скажи неплохо.

Я расцеловала Дубинина за добрые новости. Возможно, стоит и вправду отказаться от побега. Хотя бы попытаться жить с козлоногостью. А там… время покажет.

К вечеру второго выходного я упаковала почти все вещи, с нетерпением ожидая утра понедельника, чтобы убраться из опостылевшего заведения. Новую жизнь всегда лучше начинать с понедельника (то есть это бред конечно, но если бы меня выписывали во вторник, я б сказала: со вторника). В понедельник Лучезара обогатила меня исключительным подарком. Седмица прошла. Пора идти дальше.

Власта, в какой уж раз, принялась всхлипывать грустно глядя в окно. Вернее на стекло, где отражалась наша палата. Улица за ним скрывалась в ночи, не разглядеть. Мне тоже хотелось реветь. Мне последние дни постоянно хотелось реветь. Я вообще считаю себя слабой, рефлексирующей особой, постоянно не находящей себе места. Но понимаю, что никто не рвётся утирать нытику сопли. Потому обычно делаю уверенное лицо, и веду себя будто всё нипочём. Напускная развязность помогает скрывать истинное положение вещей. Например, я совсем не умею просить. То есть никак. Абсолютно. Поэтому, когда приходится, допустим, занимать денег, я говорю тоном человека, которому все кругом должны:

- Ратмир, дай полгривны.

И смотрю так, словно не прошу, а требую вернуть своё кровное.

Так обычно просят те, кто не умеет просить. Упрятанный в глубину комплекс призывает показывать обратную сторону. Вместо опасения услышать отказ – наглость.

Ратмир обычно спокойно отсчитывает двадцать пять кун. Ему плевать на мои не полностью осознанные страхи. А, когда пьян, он забывает про долг.

Но остальные, в ответ на бесцеремонное требование занять, ничего не дают. Им нужно, чтобы их по-человечески просили. Потому и занимаю я редко, причём только у Ратмира.

Дата добавления: 2015-08-13