Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Лютень, 18. 11199 год.

Читайте также:
  1. Лютень, 12. 11199 год.
  2. Лютень, 28. 11199 год. 1 страница
  3. Лютень, 28. 11199 год. 2 страница
  4. Лютень, 28. 11199 год. 3 страница
  5. Лютень, 28. 11199 год. 4 страница
  6. Лютень, 28. 11199 год. 5 страница

Добрыня: Всё не могу больше!

Весна: Что так?

Дорыня: Не в силах видеть этот город. Как люди здесь живут? Подозреваю, они просто никогда не слышали о естественной среде обитания. Я в лес сейчас готов на неделю уйти. Чтоб тишина. В городах Забытии мне так трудно не приходилось.

Весна: Я бы с радостью тебя сменила, но… поговорила со старейшинами. Услышала, что меня они не посылают, потому что глава вашей Академии не может выделить отдельную комнату для меня в вашем общежитии. Подселить меня ни к кому нельзя, видите ли. А вот наш братик уже пакует манатки. Ему отдельную комнату не надо. Он у вас третьим собирается стать.

Добрыня: Я сейчас мигом тоже брошусь манатки паковать. Мне братика дома хватало. Здесь и без него нервотрёпки валом.

Весна: Я уже думала рвануть к вам, поселиться с Сивогривовым, чтобы К. места не осталось.

А ты ведь не бросишь столицу? Ты никогда не бросаешь начатого.

Добрыня: Нуууу, это в некотором смысле признание несостоятельности.

Весна: Сегодня по ДВ показывали вашу Академию, и надпись на стене: «Долой Забытых из Великограда!»

Добрыня: Она ночью появилась. Утром уже замазывали.

Весна: Мама сразу плакать начала. Утверждать, что она изначально не ждала от вашей поездки ничего доброго. Так боится, что Численные вас погонят. Или… ну ты же знаешь, наша мама всегда себе найдёт причину для слёз.

Добрыня: Успокой её. В крупных городах никому ни до кого нет дела. Для большей части Численных мы просто не существуем. Да и нас стенописью не смутить.

Весна: А мне неприятно. Мама росла на историях, как Численные с Чародеями гонялись за оборотнями с вилами

Добрыня: Началось. Здесь и вил ни в одной лавке не купишь. И, если что, мы с Храбром успеем убраться. Не сомневайся.

Весна: Приличные люди в столице имеются?

Добрыня: Представь себе. Хотя общая картина неутешительная. Определённый процент уверен, что мы буквально вчера из пещер выбрались. Что нам полагается дубинами в зубах ковыряться, и мычать. На днях пришла девушка, интервью для научного журнала брать. Когда она вопрос задавала, сразу принималась его объяснять. Ей в голову не приходило, что мы с первого раза понимаем. Сивогривов, он же любит постебаться, взялся рассуждать про политическую ситуацию на Предельном Востоке, про биржевые торги, а затем перешёл к искусству, а конкретно к позднему абстракционизму. Девица на него смотрела, как на, внезапно начавшую философствовать, копчёную рыбину. А после того, как я на следующий вопрос ответил: нельзя жить по принципу «Après nous le déluge», оказалась совсем дезориентированной. Она не поняла на каком языке я разговариваю и, судя по глазам, не знала, что эта фраза означает. И эти люди считают, что за нами по интеллекту только растения.

Почему всегда находятся те, кто, не обладая учёностью, берётся учить других? Кто, не обладая душевными качествами, рассуждает о душе? Почему глупцы стремятся переделать умников, руководствуясь принципом большинства?

Весна: Вся человеческая история стоит на этом фундаменте.

Добрыня: Абсурд. Я уже привык цитировать известных людей к месту и не к месту. Что-то доказываю.

Весна: А вы достаточно веточек в нору притащили?

Добрыня: Конечно. Надо поддерживать имидж.

Весна: Я тебе, кстати, и раньше твердила, что не может отличаться обилием мозга общество, которое годами смотрит по ДВ «Хоромы-2».

И, как думаешь, стоит попенять старейшинами, что они выбрали лучших для отправки в столицу? Сильных, красивых, талантливых, образованных. В Прилучье ведь и мычащих посредственностей полно.

Добрыня: Смущаюсь…

*

Собиралась ответить, мол, я не зарегистрирована в социальных сетях, только я там зарегистрирована. Давным-давно не заглядывала, но дела это не меняет. Социальные сети – обманная трясина несуществующих отношений. Что-то кому-то писать, ждать ответа, выкладывать светопортреты… дикость.

Однако Дубинин оказался прав. Он прошерстил Кружево и отыскал на «Задружим» Ягоду Кузнецову-Хабарову, 80-го года рождения, проживающую в Заокеанье. Кузнецовых в кружеве пруд пруди. Самая распространённая фамилия. Хабаровых тоже немало. А вот обладательница этих двух фамилий в тандеме, да ещё с именем Ягода, нашлась одна.

Милорад написал в Заокеанье подробное письмо. Он уважает обстоятельность. Деловито ко всему подходит. И мы принялись ждать ответа.

В Академии на меня продолжали смотреть с затаённым подозрением в глазах. Показывали пальцем, иногда пытались заговорить, но я проходила мимо. Напускала на себя независимый вид. На деле чувствовала, что это ложная независимость. Кого ею можно обмануть? Ну, не себя точно.

Зорица не отставала. Она из кожи вон лезла, привлекая моё внимание к тем, чьё внимание очень даже привлекала я. Посмотри, шептала она, как они все на тебя пялятся. Давай откроем людям истину. Всего-то и надо объяснить, что произошло в действительности. И остальные прекратят домысливать. Нет домыслов – нет сплетен.

Я перестала отвечать. Какой смысл тратить слова на человека, который не желает их слышать?

Тогда Зорица предложила заплатить за эксклюзив. Далась ей эта правда!!? Сперва предложила гривну, затем – две. Эх, жалко у неё нет конкурентов. Я могла бы выставить истину на торги. Деньги штука необходимая. И никогда мне ещё не предоставлялась возможность получить их столь лёгким способом…

(Кстати, о деньгах, надо бы заглянуть к Владимиру. Он мне должен остался).

… но я продолжала отнекиваться. А в какой-то момент задумалась: собственно почему? Может и впрямь стоит открыть людям глаза? Обелить себя. И тут же одёрнула: нет. Во-первых, мне Зорица просто не нравится. Раньше она относилась ко мне, как к предмету, понапрасну занимающему место в комнате Лучезары. Во-вторых, я ей не верю. Ей никто не верит. Так как те, кто поверил, впоследствии об этом пожалели. В общежитии грязные истории быстро становятся достоянием общественности.

Ну и в-третьих…

… да просто не хочу.

- Четыре гривны, - выдавила Зорица, подойдя вечером четверга к дверям моей комнаты. – Добряна, прошу тебя, открой, и мы всё обсудим.

Как же ей не терпится ко мне попасть!

Деньги уже совсем неплохие. Неужто её вшивая газетёнка позволяет так просто раскидываться средствами? Не думаю, что глава помогает Зорице деньгами. Наверное, он предоставил ей помещение и печатное оборудование, а в остальном пусть вертится сама. Хотя могу ошибаться.

Я продолжила действовать по принципу: моя твоя не понимает.

К полудню пятницы ответ от Ягоды ещё не пришёл. Меня поставил в известность Милорад, когда мы столкнулись с ним в главном корпусе. Паника, глубоко скрытая в душе, начала высвобождаться. Она и до этого высовывала голову по сотне раз на дню. Может Ягода не хочет обращать на нас внимания? Может это не та Ягода? Может глупо ждать ответ через соцсети? Люди в них годами не заглядывают. Может стоит поискать другой путь?…

- Угомонись, - призвал Дубинин, - третий день всего.

А окружающие продолжали на меня поглядывать. Иногда находиться в центре освещённого круга приятно. Уж точно не чувствуешь себя серой мышью. Но тут наблюдается несомненная передозировка внимания. Я даже начала желать, чтобы ко мне уже подошли. Задали вопросы, поделились тем, что себе намозговали. Сделали что-нибудь!

Ну и…

Надёжа остро реагирует на такие вещи. Она бы сказала: сама нарвалась. Дескать, осторожнее нужно с желаниями, и всё в том же духе.

Я в тот вечер у неё задержалась. Зашла после лекций на блинчики. Сопроводила погулять с ребёнком. Взяла учебник по теории стихосложения. Контрольную нужно до новогодних праздников написать. Когда вспомнила, что время имеет особенность течь, солнце уже прощалось со зрителями. Я и не заметила, что небо темнеет. Зима в средней полосе княжества характеризуется постоянной затянутостью неба. Никакой возможности следить за светилом.

Я заторопилась отсчитывать ступеньки (с лифтами, по обыкновению, ситуации аховая, Малина экономит энергию). На девятом или десятом меня остановил бритый наголо, склонный даже не к полноте, а к переполноте, детинушка, от коего откровенно несло изрядным количеством поглощённой водочки.

- О, Добряна, - возрадовался он, - а я как раз тебя хотел…

Вот тебе и привет! Ты ничего не перепутал, как тебя там?…

А мы ведь с ним знакомились. Однажды в карты вместе играли. Детинушка с Ратмиром приятельствует. Я ещё как-то их обоих застала, когда они дрянь непонятную курили.

- …хотел спросил, - продолжил здоровяк, преграждая мне путь.

Как не вовремя! Через несколько минут я ему отвечу на все вопросы. Причём без помощи слов. И порву при ответе свои последние приличные джинсы.

- Отвали, пожалуйста, - вторым словом я попыталась смягчить невежливость первого.

- Стой! – Толстяк перехватил меня в момент прошмыгивания у него под рукой, и припёр к стенке. – Я же только поговорю, ты не думай…

Да я и не думаю, идиот! В смысле думаю, но не о том.

- Тут слушок такой ползёт пригожий, что это ты ведьму подговорила Гуляева приложить. Что ты всем так мстишь. А чего он тебе сделал-то?

- Пусти, а, - я дёрнулась, но любознательный остолоп подпёр меня брюхом, не вырваться.

- Нет. Нет. Нет. Ты постой. Или я зря, - на его не самом понятливом лице начала слабо отображаться работа мысли. – Вдруг ты и меня тоже? С тобой опасно связываться, Добряна!

Выдал бы себе эту сентенцию, до того, как меня остановить.

Я бросила взгляд через пухлое плечо в клетчатой рубашке, на противоположную стену. Цифра 10 бордовой краской на синем фоне. Десятый этаж. Если я позову на помощь Дубинина, он услышит? Ой, нет! Он сегодня на работе.

- А ты что, собирался?

- Чего собирался?

Ну, тупой!

- Со мной связаться.

Донёсся звук шагов. Кто-то поднимался по лестнице. Мне только свидетелей не хватало. Нынешним вечером родится новый слух.

- Нет. Не собирался.

- Ну и пусти, тугодумина. Идти мне надо.

- Так ты скажи, а чё Гуляев-то?

Провалился бы ты вместе со своим Гуляевым! Неглубоко. Хотя бы на девятый.

- Отвяжись от меня!

На лестнице показался Пересвет. Прелесть какая картинка! Я – подопытная лягушка в лапах плохо соображающего школьника.

- Ты… - начал детинушка.

- Руки убери, - зло прорычала я сквозь зубы и собралась добавить непечатность. Собственно руками толстяк меня почти и не трогал, но обойти себя не давал.

- Чё ты ругаешься? – тон изменился, будто школьника обидело презрение лягушки. – Я же по-людски поговорить хочу. Из чувства мужской солидарности. Жалко мне Гуляева. Вдруг бы ты его совсем извела?

- Да не нужен мне твой Гуляев, изводить ещё его. Иди, куда шёл. Дорогу освободи, - и снова добавила, несколько жалобно, - пожалуйста.

Тут Пересвет оказался рядом, положил руку на то самое плечо в клетку, и сказал остолопу:

- Пойдём-ка потолкуем, - после чего повёл его на этаж (а тот послушно пошёл). Я заглянула в широкие двустворчатые двери, и заметила, что они свернули к лифтам. С удовольствием бы осталась послушать о чём Пересвет станет толковать с пьяным раздолбаем, но кожу уже начало покалывать, предвещая скорое прорастание шерсти. Я припустила наверх. Еле успела вбежать комнату и снять джинсы.

Весь вечер прорыдала. Лежала без света на кровати и ныла. Грозилась, смотря на прямоугольный проём окна: ну попадись мне, Лучезара!

Что я в таком случае сделаю?

Да ничего.

Но поразмышлять в стиле «я тебя достану» было приятно.

Ягода, ответь. Прояви человечность.

Лежу тут. А жизнь мимо проходит. Я из тех людей, у кого к жизни постоянно какие-то претензии.

Стоит изменить себя?

Допускаю.

Около полуночи зазвонил сотовый. Осенью я просила Пересвета установить мне занятную мелодию на его вкус. Он закачал песню из Заокеанского фильма про инопланетных героев. Фильм прокатился по миру, с хорошими сборами, прошедшим летом. Герои зрителю понравились. В данный момент они оторвали меня от созерцания полной луны в небе.

- Привееееет! –Радмилка, судя по голосу, хорошо проводила время. – А я отмечаю полмесяца своей работы. Лучезару вспоминаю, тебя. И вот, что спросить собиралась. Подумала тут, с законоведческой точки зрения, если назвать тебя овцой, то это же не будет считаться оскорблением, а лишь констатацией факта?

Ну, нет! Я как раз немного успокоилась. Настолько, что даже подрёмывать начала. А она мне на больную мозоль!

- Барышникова, ты совсем? Издеваешься?

- Понятно. Будет. Прости. Я, кстати, звоню по поводу. Повод – билеты на новогоднюю вечеринку. Ещё есть возможность их купить? Не знаешь?

Дубинин упоминал билеты вчера… а да! Он сказал, что желающих много, билетов – мало. Абы как не достать, в связи с чем Делец собрался забрести в приёмную Бояновича, поулыбаться писарице. Подробности эпопеи мне неизвестны.

- Нет, - буркнула в ответ. – Меня вечеринка волнует мало.

- Не отчаивайся. Впереди целая седмица. Может и расколдуешься, - не веря в собственные слова изрекла Радмилка.

Да уж, есть на что надеяться.

Я мечтала попасть на академскую новогоднюю вечеринку с того момента, когда о ней услышала. На первом курсе билетов не удалось раздобыть. Потом два года глава отклонял все попытки вернуть праздник в стены учебного корпуса. И вот опять никак не выйдет. Даже если Ратмир заулыбает писарицу до полубезумного блеска в глазах, и она достанет ему столько билетов, что хватит на всех.

- Да, и не овцой, а козой, - зачем-то внесла поправку я.

- Ага. Точно. Полукозица. Тебе и маскарадный костюм не нужен.

- Радмила!

- Прости ещё раз. Слушай, у нас такой мальчик на работе. Я без ума!

- А как начальник? Он ведь к тебе неравнодушен.

- Зато я равнодушна. Что делать? Я же не наглею. Сегодня Гуляев на «Задружим» светопортреты выложил. Как он на Островах Белого зуба отдыхает. Рожа изнеженная. Смотрю сейчас на него. Прямо душу бы из засранца вытрясла!

- Барышникова! – Иногда у меня появляются интонации проповедника, - завидовать нехорошо.

- Нет, Вьюжина, - устремилась в спор Радмилка. – Завидовать необходимо. Зависть подталкивает человека к достижению цели. Я тоже хочу на Острова в океане Покоя.

Полуночная беседа закончилась тем, что Радмилку кто-то позвал. Я услышала в трубке молодой мужской голос, и женский смех. Оно и понятно. Разумно предположить, что Барышникова не одна отмечает полмесяца своей работы.

Тоска!

Тоже хочется отметить. Что придёт в голову. Любую дату. Хоть день прибытия первого поезда на аэродром.

Я ещё посидела на столе. У нас в комнате сотовые сигнал лучше возле окна ловят. Потому я привыкла разговаривать, сидя на углу письменного стола, который мы с Радмилкой в своё время стащили из другой комнаты, пока она пустовала. Посмотрела за стекло. Полная луна всё так же плыла между облаков. Нет, я знаю, что происходит наоборот. Но кажется-то, что плывёт именно луна.

Вдруг над соседней высоткой пролетела птица. Да какая птица! Прям птичище! Я таких в Великограде ни разу не видела. Нигде не видела. Только в книгах об ископаемых животных. Гипертрофированный голубь. Отожравшийся мутант.

Разглядеть в темноте я, конечно, ничего не смогла. Да и воробей-переросток быстро исчез. Потому заявила себе, что сказывается утомление, слёзы, дурацкий Радмилкин звонок, затем отправилась спать.

***

Утром следующего дня я варила на кухне отвар из трав, что купила в знахарской лавке. Зашла Златка с чайником, поставила его на плиту, и спросила чем я таким, сильно пахнущим, занимаюсь.

- Обезболивающее варю, - сообщила я.

- Помогает?

- Не то, чтоб особенно, но при превращениях чувства чуть притупляются. После выписки не готовила. От лени. Хуже стало проходить.

- Бедная, - проявила искреннее сочувствие Златка. – И что? Только отвар тебе в лечебнице посоветовали? Ничего больше? Должны быть способы.

- Кто из нас лекарское дело изучает? – Вопрос не нуждался в ответе, потому я сразу продолжила, - почитала в Кружеве, что люди говорят. У некоторых, представляешь, через седмицу заклятия сами снимаются. Мечта. А у других до конца жизни держатся. Подумать страшно. Иным может помочь любой колдун. С другими случаями сотня Чародеев бьётся, и никакого результата. Надеюсь, это всё-таки не моя история. Гуляев же плещется себе в океане. Многое зависит не столько от силы человека, наложившего заклятие, сколько от собственной сопротивляемости. Описаны способы повысить свой магический иммунитет.

- Не верь. Это обычный иммунитет можно повысить, а магический заложен изначально. Ну и после излечения от заклятий некоторое время держится, - покачала головой Златка. – Знаешь, половина населения планеты никогда в жизни не сталкивается с колдовскими хворями.

Мы помолчали. Потом Златка вздохнула и произнесла:

- Меня Делец на новогоднюю вечеринку зовёт. Билеты купил. Голову ломаю, соглашаться или нет. Пойду – опять завертится. Не пойду, вдруг пожалею?

Лихо! Как это Ратмир собирается выкручиваться, если придёт на вечеринку со Златкой, а там его уже с нетерпением будет ожидать писарица? А она будет ожидать. Она не упускает возможности столкнуться с Дельцом лишний раз. Встречи не избежать. Впрочем, он знает, что делает. Наверное.

Ох, подозреваю, наплёл кобеляка обеим с три короба. С коробами у него всегда ладно получается. Плести умеет.

Ратмир и Златка встречались около года. И чувства свои расплёскивали во все стороны, как из котла, где доверху налито и трясёт. Со стороны отношения походили на радужную любовь в семь сотен оттенков. Первое время они упивались счастьем, практически не расставались. Целовались везде. Куда ни сунься, в любом месте эту парочку застанешь.

Позднее начали ссориться, но мирились настолько бурно, что ссоры явно доставляли им не меньше удовольствия, чем дни идилличные. Однако, недовольство копилось, как ржавчина. Он настаивал, чтобы она бросила курить. Она ужасно ревновала, ловя его блудливый взгляд, скользящий по всем девушкам без исключения.

Палочку перегибали оба. Да, Златка много курит. Да, Делец смотрит по сторонам, но на измене-то она его ни разу не ловила. И она, и он из ерунды выращивали трагедию в античном духе. Впрочем, чего это я берусь судить? Отвыкла от Радмилкиных сигарет? Давно никому не закатывала скандала?

Думаю, что вышеупомянутые причины несущественны. Скорее всего, присутствовало что-то ещё. Может Ратмир и Златка охладели друг к другу. По той причине и расстались. Правда, он ещё некоторое время гонял от неё поклонников. А она чаще, чем надо, попадалась у него на пути. Иногда они поругивались. Но, что называется, сохранили дружеские отношения. Или их видимость.

Делец потом ещё месяц приставал к Златке с задушевными беседами. Исключительно в нетрезвом состоянии. Ей надоело, взяла и испытала на нём приёмчик. Златка нежное создание, цветок фиалки. Маленькая и с виду хрупкая. С детства посещала определённые секции, постоять за себя умеет. Должно быть Ратмир не очень и сопротивлялся. Вероятно, просто не ожидал. В общем, с той поры никто шага навстречу другому делать не торопился.

Мне думается, и он и она жалеют о том, что не получилось. Вот Делец уже предпринял попытку возвращения к радужным дням.

- Сходи, - тянет же меня периодически с советами к подругам лезть. Моё ли дело? – Лучше уж пожалеть.

Это потому, что мне вечеринка не светит. Действую с идеей: пусть кому-то повезёт.

Я сняла покипевшее варево с огня, и предложила Златке сходить в лавку. Она отказалась. А мне нужно. Продуктовый мешок, висящий за окном, почти пуст. Внутри всего лишь маленький кусочек сыра.

Между общежитием и остановкой гуляли сектанты. Раздавали листовки. Призывали прохожих прислушаться к их словам. Чтобы спастись от конца света, уйти с сектой в глухой посёлок на севере, название которого я не разобрала. Нет, я сама с юным проповедником говорить не стала, но слышала, как он расписывает план спасения полной тётке.

Когда я тащила из лавки молоко, творог, хлеб, рис и соль молодой, но велеречивый сектант уже промывал мозги двум девицам. Те выглядели так, что ни одному нормальному парню в их присутствии не захотелось бы рассуждать о смерти. Рядом с такими жить хочется, и ещё кой-чего. Этот рассуждал. Девицы посмеивались.

Поднявшись по лестнице общежития на несколько пролётов, я столкнулась с молодым человеком. Не повернула к нему головы, пошла дальше, но вдруг услышала, как он шумно втягивает ноздрями воздух и остановилась. Обернулась. Смотрит.

Несколько мгновений прошли в тишине. Я не двигалась, глядя в зелёные глаза чужака. Парень тоже не отводил от меня взгляда.

- Ты ведь не оборотень? – Вымолвил он наконец.

Промелькнула мысль: с чего бы это? Тут же вспомнила, зеленоглазый один из Забытых. Я видела это лицо. Да и ещё ни одному Численному не приходило в голову принимать меня за оборотня.

- Нет. А что?

- Запах, - пояснил он.

Замечательно! От меня ещё и воняет. А я спрашивала у Вадима Ростиславовича. Он уверял, что…

- Сильно, да? – Тьфу ты! Не могла что-нибудь умное спросить? Это от того, что ноги задрожали, и даже начали подкашиваться.

На красиво очерченных губах Забытого обрисовалась улыбка.

- Заклятие, - догадался он. – Я слышал. Нет, ты не подумай, вряд ли кто-то из местных чувствует. Слишком тонко. Еле уловимо.

Второй раз за последние сутки меня просят не думать. Можно не послушаюсь? Мне сам процесс нравится.

- Утешил, - отозвалась я. – Только неопределённость формулировки не устраивает. «Вряд ли» означает, что кто-то всё-таки может чувствовать? Или нет?

Он засмеялся. Я тоже улыбнулась. Тут же отметила, что в первый раз от души, по-настоящему улыбаюсь, с того момента, как меня пристукнула ведьма.

- Здесь никто ничего не почувствует, - Забытый покачал головой, но облегчения я не испытала, ибо он сразу добавил, - кроме нас с Храбром.

Приятеля своего имеет в виду, поняла я. Того, здорового. Встречала я это имечко в писульках Зорицы. Храбр. Сивогривов, кажется. Многое объясняющая фамилия.

- А ты, получается, вот так легко заклятия определяешь? По запаху?

Мне моментально стала ненавистна идея главы с поселением в наше общежитие представителей иных сословий. Напрочь.

- Да, - Забытый продолжал улыбаться. Приятный такой парнишка. В Радмилкином вкусе. – Я определяю.

- Час от часу не легче. Стараюсь. Скрываю ото всех. Не вступаю в торги, ради спасения своего честного имени. А тут, оказывается, рядом ходят два детектора, и знают про меня всю подноготную. Причём, без применения подноготной пытки, как таковой.

Похоже, Забытому моя тирада пришлась по вкусу. Он снова посмеялся. Затем пообещал:

- Я никому не скажу.

- Когда людей, обещавших никому не говорить, становится много, пропадает сам смысл тайны.

Мы вместе глянули вниз услышав, что по лестнице кто-то поднимается.

Милорад с Пересветом. Судя по сумкам, тоже из лавки. Они подошли к нам, поздоровались, и Дубинин, не спрашивая почему мы вообще тут стоим, счёл нужным познакомить меня и Забытого:

- Добряна. Добрыня. Твой тёзка, сестричка.

Пересвет, как мне показалось, глянул косо. Ещё и пару раз обернулся, когда они с Милорадом уходили. Я затылком чуяла.

- Он о чём? – Поинтересовался Добрыня.

- О тёзках, - объяснила я очевидное. – Случалось, я дразнила его и мою соседку Радмилку, мол, они тёзки. Чистая правда. Ничего обидного. Но Милорада очень злило. Они с Радмилкой вообще недолюбливают друг друга. Конкретной причины не имеется. Голимая предвзятость. Милораду не нравятся такие, как Радмилка. Радмилке не нравятся такие, как Милорад. Все. Подчистую.

Мой желудок телеграфировал всеми доступными ему способами: завязывай лясы точить, я пуст, как карман проигравшего! Пора исправить положение вещей.

С нижней площадки донёсся смех. Мне пришло в голову, что чрезмерно громко обсуждаю свою Проблему. Да, тайное всё более становится явным. Орать, тем не менее, не следует.

Я попрощалась, хотя вопросы к Добрыне имелись. Ну, не здесь же их задавать. Да и дома дожидается едва начатая контрольная.

Вечером того дня пришло письмо от Ягоды. Милорад позвонил и известил, что она предлагает повидаться через Кружевное «Живое слово». Так как ей нужно лицезреть меня, обязательно в изменённом состоянии.

Надо же. Количество желающих посмотреть на полукозицу растёт день ото дня.

- Ей удобно завтра вечером. Что ответить?

- Что могла бы и сегодня, - ляпнула я. – Соглашайся. Кто её знает? Вдруг Ягода, как Лучезара. Тогда лучше не сердить. На всё соглашайся. Завтра жду тебя с вычислителем у меня. И с завязанными глазами.

- Да больно нужно на тебя глаза пялить. Сам не хочу.

Понимаю.

Пришёл Дубинин, как и обещал. Назавтра к половине девятого вечера. Сел перед вычислителем.

Я ждала, когда Ягода появится на экране, и время от времени принималась расхаживать по комнате. Истёртый многими ногами паласик (достался от… от… от… не сомневаюсь, он сменил множество хозяев в общежитии) звуков не гасил совсем. Копыта стучали. Звук ужасно нервировал.

Я боялась, что Милорад повернётся.

В лечебнице козлоногость выглядела почти естественной, здесь… да что ж я не перестаю опасаться, что халат ничего не закрывает? Закрывает же!

Скорей бы всё закончилось.

- Успокойся, - призвал Дубинин и ругнулся, когда пасьянс на костяшках не сошёлся в третий раз.

- Я и не беспокоюсь.

- Да. Я так и подумал.

- Скажи своей Ягоде, что опаздывать не комильфо.

Часы показывали двадцать минут десятого. Она сама назначила на девять.

- Ты и скажешь. Если она, конечно, соизволит обживословиться сегодня.

Я фыркнула и снова начала мерять шагами комнату у Дубинина за спиной.

- Поговаривают, что в Академию собирается нанести визит звезданутый кровопийца. Надёжа слышала. Как думаешь, это правда?

- Я не думаю, - Милорад плюнул на костяшки и пошёл по минному полю. – Я точно знаю. Он стал известным в мире Численных, но утверждает, что своих не забывает. Каламбурчик: Забытые не забывают. Собирается познакомиться с Добрыней и Храбром. Ну и, естественно, не обойдётся без дальневидения, газетчиков, вспышек, камер. Чисто хвалебная акция, по-моему.

- А я не поверила.

Когда Надёжа прибежала с выпученными глазами и выпалила: «К нам Всеслав Видный приезжает!», я решила, что всё смешалось в нашем доме от нервной и физической усталости. Мне мерещатся птицы птеродактильных размеров. Ей кажется, что кровосос вот-вот в гости нагрянет.

- К слову о Добрыне, - продолжил Милорад, - он о тебе спрашивал.

- Как меня угораздило? Он из числа сочувствующих Гуляеву? Имя им – легион!

Сегодня ещё парочка умников привязалась ко мне с вопросом: не стыдно ли, что чуть не угробила сыночка самого известного купца страны. Кто запустил в массы такую нелепую байку? Зорица? Она может. Надеется подтолкнуть меня к откровенности с ней… почему-то, чем вздорней околесица, тем охотнее люди в неё верят. Обалдеть! Оказывается, я подговорила Лучезару. Да, если б у неё имелась башка на плечах, а не пустой отросток с гуляющим ветром, то пробовала бы шевелить извилинами. Как вообще со стороны может видеться, будто я облапошила подружку? Умники мне так и сказали, что я сунула её в омут и живу припеваючи. Разыскивают-то Лучезару. А гадина я, получается.

- Нет. Просто о тебе.

- Ему что не хотелось посудачить о погоде? Или ценах на нижнее бельё? Почему обо мне?

- Не прикидывайся, - Дубинин не нашёл последнюю бомбочку и взорвал всё поле. По логике теперь над ним летают клочья серого пепла. – Всё ты понимаешь. Понравилась ты ему.

- О, да! Я козой пахну. Разве возможно другое?

- Говорит, что видел действительно страшные последствия заклятий. Ты ещё очень легко отделалась.

- Сейчас как стукну сковородкой по башке! – Взъярилась я. – И ему тоже. Легко я отделалась! Выискался тоже!

- А я что?

- А ты повторяешь! – Я схватила «Вестник ВГА», скрутила его трубочкой и шлёпнула Дубинина по макушке.

Он отобрал газетёнку во время второго шлепка, и порвал на две части.

- Не бей меня, Гертруда, - пропел на мотив известной песни, - драка не красит дам.

Часы показали без двадцати пяти десять.

- Как это по-женски, - возмутилась я. – Назначить встречу и не прийти.

- Да, вы такие, - кивнул Дубинин.

Такие-такие.

И я такая.

Прямо изнываю от любопытства.

- Ну и о чём именно он спрашивал?

Потенциальный поклонник – не просто парень с другого этажа. Он принадлежит к совершенно иной категории парней.

- О чём обычно спрашивают? О том, о сём. И как тебя угораздило тоже.

- Он, наверное, слышал, что сочиняют про меня и Славомира? – Я остановилась за спиной Дубинина и посмотрела на свежее минное поле.

- Наверное, слышал, - кивнул Милорад, - эту тему мы не обсуждали, потому предположу, что он из тех, кто не придаёт значения кривотолкам.

- А теперь, по много раз отработанному сценарию, ты должен назвать мне причины, по которым Добрыня мне не подходит. И удержать от неверного шага.

Дубинин хмыкнул.

- Про Добрыню ничего плохого сказать не могу. Тебе - зелёный свет.

Редко такое доводится услышать.

- Может мне, как раз, нравятся те, про кого тебе есть, что сказать плохого.

- Представь, я замечал. Я не против. Дело-то твоё. Только ты потом сама начинаешь ныть, называть мир отстоем и убиваться.

Ух! Началось! Иногда Милорад припоминает мне, как мучаюсь, если совершаю ошибки. Как страдала, когда влюбилась не в того…

- Дубинин, не сыпь соль на пряник! Подумаешь, поубивалась немножко! Тебя прямо раздувает от ощущения собственной правоты. А я зато повзрослела, и никогда больше не стану слёзы от несчастной любви лить.

Я опять пустилась в вояж по комнате. Настроение, и без того гнилое, совсем испортилось.

- Я в курсе, - как можно ровнее проговорил Милорад, - что ты не являешься членом общества мазохисток, обожающих круглые сутки промокать себе глаза. Правда, в последнее время… ну да ладно. Ты же это, как жизненное кредо преподносишь. Может поэтому вокруг тебя постоянно кто-то вертится. Людей подстёгивают труднодостижимые цели.

У меня челюсть отвисла. Я всегда думала, что только Дубинину и нравятся труднодостижимые цели. А себя к таковым и не думала относить.

- Вокруг меня постоянно кто-то вертится? Где? Ау! Я одинока, как скелет верблюда в пустыне.

- Одинока ты оттого, что тебе никто не нравится. А желающих хватает. Меня не в первый раз про тебя спрашивают. Почти всё в жизни всегда есть дело выбора. Мы выбираем людей, вещи, еду, направление. По многим параметрам: цвету, вкусу, эстетичному виду, запаху…

- Оставим тему запаха!

- … возможностям, которые предоставляет предмет выбора, и последствиям, какие мы прогнозируем. Люди, как правило, интуитивно чувствуют, что следует выбрать. Если выбор ошибочен, значит, они недопоняли интуицию. Ты не чувствуешь, следовательно предпочитаешь не замечать, что выбор есть. А у стороннего наблюдателя складывается мнение, что ты та ещё штучка.

Как по-разному мы видим одну и ту же картинку, в зависимости от точки обзора.

- Вот как? – Обронила я. – Повод задуматься. Скажи, а тебя не смущает, что Добрыня оборотень?

Милорад резко повернулся. В глазах его читалось потрясение.

- Да ладно? Он сам тебе сказал?

- Нет, - я глянула вниз. Да до пола халат, чего ж я себя извожу?! - Предположила после того, как он принял меня за оборотня. Люди машинально начинают искать себе подобных, когда оказываются вдали от привычного общества. А ты не знал?

- Никто не знает, Добряна. И ты, получается, тоже, - Дубинин разочарованно вернулся к поиску бомбочек. – Про них с Храбром везде пишут, но без раскрытия принадлежности. Предполагать мы можем всё, что в голову взбредёт, а как оно там в самом деле… И да, меня не смущает, что он Забытый. Я не фанат сословизма.

Вычислитель пискнул. Ягода вышла на связь. Милорад нажал на кнопку, и на экране появилась русоволосая, кудрявая девушка. Симпатичная, в большой мужской рубашке, вид полусонный.

- Прошу прощения. Я проспала.

У них же утро, осенило меня.

- Ничего, - пробормотал Милорад. Я встала рядом, чтобы попадать в поле зрения камеры.

- Давайте знакомиться, - предложила Ягода, и обошлась без нашей помощи, сама себе представляя новых знакомых, - ты, как я понимаю, Милорад?

Дубинин кивнул. Хотя, что тут уточнять?

- А это твоя названная сестра?

- Добряна, - подсказала я.

- Я мало поняла из письма. Давайте разжуйте в два голоса, что Лучезара вытворила.

Когда Ягода говорила, то старалась привлечь внимание к губам. Выпячивала их. Видимо, привычка. Как-то она очень эротично произносила слова.

Отвечала я. Да Милорад всех подробностей и не знал. Потому удивлённо реагировал на отдельные фразы.

- Дааа, - протянула Ягода, когда я закончила. – Похоже на Верещагину.

- Послушай, она как-то обмолвилась, что ты можешь её заклятия снимать. Даже, если другие Чародеи опускают руки, - перешла я к делу. – Мне больше не к кому обратиться, - последнее получилось умоляюще.

Она посмотрела на меня так пронзительно, так изучающее. В душу закралось подозрение: сейчас запросит уйму денег.

Я о людях отрицательно думаю чаще, чем они того заслуживают. Возможно, Ягода просто собиралась поинтересоваться, что ещё Лучезара о ней рассказывала. Но не стала.

- Могла, - веско объявила собеседница. – Сейчас ни в чём не уверена. Мы с Лучезарой давно друг для друга никто.

Почему-то я лишь в этот момент дословно вспомнила, слова Верещагиной. Она сказала: у меня БЫЛА сестра.

Осознала, что вот-вот разревусь и отошла от камеры. Села на кровать.

Я верила в помощь Ягоды. Я держалась этой верой. Видимо, просто хотела забыть, что сестра БЫЛА.

Дубинин же совершенно не придал значения словам Ягоды:

- И что? Если вы с Лучезарой больше ни вась-вась, ты колдовать разучилась что ли?

- Ты не совсем понимаешь, - взялась растолковывать цифровая визави. – Мы с Лучезарой вместе росли. Учились, гуляли всё свободное время проводили рядом. Мы на обряд названности пошли сознательно. Очень близки были. Любой обряд не пустой звук. Он накладывает определённые обязательства. Мы же обращаемся к иным силам в момент его прохождения. Названность роднит сильнее, чем кровь на уровне духовности. Но близость эта духовная сохраняется только при условии поддержки стабильных отношений. У всех людей, независимо от сословной принадлежности. Тогда как кровные родственники могут годами не разговаривать, но останутся родными людьми. Их кровь объединяет. У нас с Верещагиной нет общей крови, и нет поддержки отношений. У нас уже ничего общего нет. Adios! – Она затихла, приняла независимый вид. Это я уже видела, ибо утёрла слёзы и встала за спиной своего духовного близнеца. – Я предала Лучезару, - негромко сообщила Ягода. – В тот момент порвались все связи, объединяющие нас. А вот колдовать я совсем не разучилась, - встряхнулась она, - скорей напротив. Я попробую. Мне надо, Добряна, на тебя посмотреть без халатика.

Думаю, нам с Дубининым сверлил мозг один и тот же вопрос: в чём суть предательства, о котором ты упомянула, Ягода?

Но мы промолчали.

Милорад отошёл к окну, а я распахнула халат и обратила глаза кверху.

Я не просто боюсь, что меня кто-то увидит в таком виде. Ягода, как и лекари, не в счёт. Я сама боюсь себя увидеть. Я вот уже две седмицы не смотрелась в зеркало после заката. Я раздеваюсь в темноте, благо заклятие только в темноте и живёт. Если мельком гляну, то тут же зажмуриваюсь. Я потрогала свою нижнюю половину тогда в лечебнице, и больше стараюсь этого не делать. Я против того, чтоб запомнить себя такой.

Пока Ягода разглядывала полукозицу, я изучала белизну потолка. Чтобы не думать о том, как глупо смотрюсь, обратилась мыслями к недавно услышанному.

Я никогда не относилась к обрядам, как к чему-то, имеющему большое значение. Обряд для меня как раз таки пустой звук. Гораздо значительнее, что в душе. Кто-то проходит обряд погружения в религию, а в случае отказа от веры, идёт на обряд разрушения. Мне это кажется странным. Меня в детстве погрузили в веру, но это не значит, что я действительно верю. Некоторым людям, чтобы назвать себя неверующим, необходим полноценный обряд разрушения. А я плевать хотела на обряды. Неверующая и всё тут.

Или вот свадьба. Иные влюблённые живут себе вместе и убеждены, что раз Боги их свели, то они уже перед ними муж и жена. Другие отправляются в грамотные отделы княжества, где их регистрируют как супругов перед законом. Полученную грамоту они берегут (важный документ) и живут счастливо настолько, насколько позволяют взаимные чувства. Третьи уверены, что совершенно необходимо пройти свадебный обряд в храме. Надёжин муж, после такого обряда, сказал: «Нам теперь нельзя изменять и расходиться!» Значит, без обряда бы ты, скотиняка, изменял и расходился б во все тяжкие! Обалдеть!

Получается, что некоторым людям важнее внешняя оболочка. Красивая картинка, а не настоящие чувства. Истина сокрыта не в обрядах. А иной раз в обряде даже больше лжи, чем правды. Ибо, принимают в нём участие часто, чтоб угодить другим.

Единственный обряд мне к душе. Имянаречение. Потому что весело. И ни для кого не является аксиомой. Можешь соглашаться, можешь не соглашаться. Можешь сейчас согласиться, а потом, при получении личной грамоты, назваться хоть горшком. Можешь прямо на имянаречении отстаивать имя, какое пожелаешь, а если не верят, что его достоин, пойти и доказать. Возможности почти безграничны.

Милорадова мама весьма серьёзно относится к обрядам. Я для неё дочь просто потому, что назвалась сестрой Дубинина. При этом со старшим братом Милорада я никаких обрядов не проходила, и матушка меня за него вовсю сватает. По-видимому, для того, чтобы дочь стала ещё дочее.

И я никогда не думала, что обряд нас с Дубининым обязывает испытывать типовые чувства. А Ягода, выходит, думала. Может, потому и предала. Не стоит превращать душевный порыв в обязаловку. Помнить надо о чувствах, а не о правилах.

И вообще попробуй кто-нибудь сказать, что мне Милорад не брат…

- Больно, - раздался голос с экрана, - при видоизменении?

Я запахнулась.

- Да уж не щекотно.

- Нам, Чародеям, ещё в школе объясняют, что воздействовать таким образом на других людей нельзя ни в коем случае, - вздохнув сказала Ягода. – Нарушение колдовской этики. Мы с Лучезарой однажды, после урока, договорились дать волшебную клятву. Клялись во дворе её дома, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не позволим себе использовать собственную волшебную одарённость во вред людям. Колдовская клятва не уничтожает нарушившего её во время преступления. Зато повергает в состояние глубокого стыда. Поверь, ей сейчас паршиво. Не только морально, но и физически. Голова болит, тело ломит, бессонница.

- Верим, - Милорад вернулся на место, - проверить всё равно нет возможности. Так ты обещала попробовать. Что от нас требуется?

- Дайте подумать, - протянула Ягода. Посидела, накручивая прядь волос на палец. Потом повернулась к открывшейся за её спиной двери. Сзади к девушке подошёл молодой человек с дымящейся кружкой.

- Я тебе кофе приготовил, - произнёс он и поцеловал Ягоду в шею. – С кем общаешься?

- Спасибо, любимый, - расплылась в улыбке она. – Знакомые из Великограда.

- Ааа, - молодой человек повернулся к камере, - как там столица родного княжества?

- Процветает, - в унисон ответили мы с Дубининым.

Последовала пара-тройка дежурных фраз, и Ягода ласково попросила мужа удалиться, так как у неё важный разговор.

Не люблю оставаться в неведении, а раз уж начала кое о чём догадываться, то спросила напрямую:

- Как именно ты предала Лучезару?

Ягода скинула улыбку и заметно ощетинилась:

- Забрала у неё Береста, - она мотнула головой в сторону закрывшейся двери. – Ты меня осуждаешь?

Я автоматически отметила про себя: Берест Хабаров. Стоит использовать в качестве пароля к Лучезариному вычислителю. А то над упрямым аппаратом уже и Дубинин бился, и его чрезмерно мозговитый приятель с курса. Дохлый номер.

- С чего бы мне тебя осуждать?

Нууууууу:

первое: я уверена – парня нельзя увести. Что он скотина тупоголовая? Взяла за кольцо в носу и повела. (То есть существуют, конечно, тупоголовые, но таких пускай уводят.) Парни имеют право выбирать. Даже, если личный выбор, выглядит как увод, он остаётся прежде всего выбором. Не об этом ли рассуждал Дубинин?

И вообще, Берест наверняка доволен, что выбрал не Лучезару.

второе: что за примитивизм - осуждать кого бы то ни было? Моё ли дело? Сижу в сторонке. Причёсываю шёрстку. Все совершают свои поступки. Все за них расплачиваются. Осуждение – поступок паскудный. И расплата за него паскудная.

третье: правила придумываются не только для того, чтобы их нарушать. Но ещё и теми, кто их нарушает. Следовательно, коли изготовитель правила его нарушил, то и другим можно. Короче, не создавай себе правил – не вляпаешься!

Интересно, если б я носилась с идеей, что нельзя уводить у подруги парня, мне бы сильно захотелось его увести?

Никогда не нравились Радмилкины парни.

И Златкины.

У Надёжи муж вообще не из той категории.

Прекрасно, что я чисто физически не могу увести парня у Дубинина!

- Кому надо тебя осуждать? – Поморщился Милорад, - так что от нас требуется? Надумала?

Ягода смотрела на него исподлобья. Воспитание накладывает отпечаток на любого человека. Её явно с детства учили, что нехорошо брать чужое. Что такой поступок достоин всемирного порицания. И сама Ягода презрительно отнеслась бы к любому, кто совершит действие, не отвечающее, по её мнению, нормам морали. По этой причине, она пребывает в уверенности, что все несомненно мечтают забросать её гнилыми помидорами. Иначе не сидела бы с таким видом, будто готова сражаться со всей вселенной за своего избранника и право на счастье.

- А Лучезара не говорила?

Я начала терять терпение. Оно изначально имелось в недостатке.

- Лучезара слишком много говорила, но всегда не о том. У неё теперь Гуляев на уме. В смысле был на уме, когда мы виделись в последний раз. Ягода, ты можешь помочь, или нет? Если да, то в какую сумму мне это влетит? Если нет, то может подскажешь к кому обратиться?

- Она лечилась от нервных срывов, - подумав ответила Ягода. – Несколько раз лежала в лечебнице, в Доброделово. Там Чародейная психушка. Лекарь, имя не помню, надо спросить в регистратуре, занимался Лучезарой не один год. Вдруг подскажет? К родителям обращаться не советую. Мама свои нервишки исцелить не может. Папа на наркоте сидит. И занимает его лишь музыка. И живёт он здесь, в Заокеанье. Верещагина росла несчастным, никому не нужным ребёнком. У неё в жизни всё неправильно как-то. Жалко её.

Мы с Дубининым переглянулись. Ягода впала в задумчивость. Стрелки часов перевалили за цифру одиннадцать.

- Тебе прислать презент из Заокеанья? – Вдруг поинтересовалась собеседница, прихлёбывая свой кофе.

- Презент? – Переспросила я.

- Ну, я же не могу тебя подержать за ручку. Нашептать на водичку. А вот выслать подарочек могу. Посмотрим, действуют ли ещё мои чары?

Дубинин толкнул меня локтем и подсказал:

- Джинсы.

И я сразу припомнила, что сплю и вижу себя в настоящих Заокеанских джинсах. Главнейшее изобретение человечества. Временами задумываюсь, как люди в старину обходились без удобных шмоток. Мужской костюм куда ни шло. Но женский! Все эти юбки. Длинные рубахи. Широкие рукава. Тяжёлые головные уборы, ношение которых являлось обязательным. И украшения-обереги повешены, где только возможно. Посмотришь на реконструированный образ обычной боярыни начала прошлого тысячелетия – вся завешана. Дунь - забряцает. Как праздничная ёлка.

То ли дело современная одежда. Удобная. Рукава не мешаются (почему меня так всегда бесят рукава?) А главное – джинсы!

ПУСТЬ ВСЕГДА БУДУТ ДЖИНСЫ!!!

- Джинсы! – Выпалила я. – Настоящие. Фирменные. Насыщенный индиго. У меня размер… я похудела…

- Не бойся. Не ошибусь, - Ягода оценивающе осмотрела меня ещё разок.

- Сколько? – Вопросил Милорад.

- Да ладно. Я сегодня с утра проснулась, и прямо-таки сразу захотела заняться благотворительностью.

- Отлично, - Дубинин потёр руки. – Раз ты добрая, тогда ещё кое-что. Твоя бывшая сестрица не только на Добряне отметилась.

- А я всё ждала, когда до этого дойдёт, - криво усмехнулась Ягода. – Лучезара уж если начинает, как ты выразился, отмечаться, искры летят во все стороны. Как имя той другой несчастной?

- Почему другой? – Насупился Дубинин. – Может другого.

- Ой, я тебя умоляю!

Меня рассмешило, как Ягода раскусила Милорада. Вот и связывайся с колдуньями. Хотя, может и нет здесь никакого чародейства? Так ясно.

Дубинин рассказал про Любаву. Что найти её можно на «Задружим». Там больше сотни светопортретов.

- Я гляну, - пообещала Ягода.

Они ещё потрепались о всяких мелочах. О количестве снега нынешней зимой, об Академии, о Лучезаре. Ягода записала адрес, куда высылать джинсики. Около полуночи распрощались.

- Напиши Любаве, - предложила я, когда Дубинин собрался уходить.

- Зачем? Ягода обещала попробовать, а не помочь. Разницу улавливаешь? Вдруг ничего не выйдет. А я раньше времени…

- Это ты не улавливаешь.

На другой день я сама написала. Воспользовалась Надёжиным вычислителем. Приукрасила совсем чуть-чуть. Пусть Любава знает, как Дубинин ради неё старается.

***

В Доброделово я собралась ехать с раннего утра в понедельник. Учёбу, конечно, придётся прогулять, так она теперь всё равно в голове никак не укладывается. Дубинин отговаривал:

- Ну чего зря мотаться? Мозгоправ Лучезары тебе ничем не поможет.

- Почему ты так думаешь?

- К тебе ходил один во время лечения. Помог?

- Я не о лекарской помощи. Он в силах открыть что-нибудь новое о Верещагиной. Подсказать направление. Как ты не понимаешь? Я не могу сидеть на месте. Я должна что-то делать! Время уходит.

На Береста Хабарова Лучезарин вычислитель реагировал всё тем же недоумённым писком. А мне очень хотелось чего-нибудь накопать.

Но в итоге выяснилось, что Милорад оказался прав. Лекарь Гачень занудливо твердил о том, о чём я и без того догадывалась. И разводил руками, уверяя, что сделать для меня ничего не может. А ещё повторил слова Ягоды:

- Лучезара росла недолюбленым, по сути ненужным ребёнком. Представитель Чародейного сословия во время роста формируется не только, как личность, но и как колдун. Магия, как и психика, реагирует на потрясения. Лучезара человек весьма неоднозначный. Она лечилась у нас. Мы много беседовали. Очень несчастный человек.

- И многие пострадали от её чар? – По лицу лекаря я поняла, что отвечать на этот вопрос честно ему не особо хочется.

- У неё часто случались приступы гнева. Я посоветовал срывать злобу на любом подвернувшемся предмете. Лучше всего у неё выходило с металлами. Особенно с ложками.

- И всё-таки? – Попыталась настоять я.

- Лучезара иногда… крайне-крайне редко… - лекарь, морща лоб, подыскивал слова, - она могла сорваться на животном или человеке. Но за этим всегда следовало раскаяние. И сразу начинала искать пути всё исправить.

Из услышанного я умозаключила, что все предыдущие колдовские затеи Лучезары не вступали в зловещую реакцию с общественным порядком. Не вызывали даже мизерного резонанса. Отсюда следует:

1. Либо никто не пострадал настолько, чтобы спешить с заявлением в стражу.

2. Либо пострадал, но могущественный отчим Лучезары приложил все силы, дабы дело замять.

А тут она напоролась на не менее могущественное семейство Гуляевых. Эти своего не упустят и обиды не простят. Что я отлично понимаю. Даже поддерживаю. Только мне-то не легче.

- Я думаю, она и сейчас ищет возможность всё исправить. Просто вы об этом не предполагаете.

Я вздохнула. Если ведьма и ищет способы, то, видимо, никак не находит.

Единственное, что предложил мне Гачень, это обратиться в общество анонимных заколдованных. Я представила себе, как захожу в светлое помещение, где кружком на стульях сидят незнакомые люди. Тоже сажусь и объявляю:

- Здравствуйте. Я Добряна. Я заколдована. Я наполовину коза.

В ответ жалкие хлопки и нестройный гул голосов:

- Здравствуй, Добряна.

Ну нет! Я не хочу говорить о болезнях. Я хочу говорить о здоровье. О болезнях можно будет наговориться в старости. Сидя на скамеечке у подъезда. Хая с подругами, такими же старушенциями, молодых, красивых, здоровых. И скрывая зависть под маской ложного морализма.

***

С отдыха вернулся Славомир. Загоревший. Как и прежде, нагло улыбающийся. Зорица позабыла про меня и бросила все силы на купеческого отпрыска. Бегала за ним по Академии. Просила интервью, надо полагать. Что ещё? Я видела их мельком, издалека. Похоже Гуляев огрызался. Заметив в один из дней, как акула догоняет его по пути в столовую, я улыбнулась про себя: «Давай, Зорица, предложи Славомиру деньги. Потянешь ты нужную ему сумму?»

До меня донёсся обрывок фразы. Зорица спрашивала про Любаву. Гуляев ответил, что ему нет до неё дела. И прошёл к двери. Странно. Богача потянуло на столовскую еду? Раньше он не снисходил до общества плебеев и общепита.

Ух! Я вспомнила. Сегодня же среда. Конкурс красоты. Вот в связи с чем, всплыло имя Любавы. Я знала: Краса ВГА дома. И всё ещё в пятнах. Она ответила мне.

Хренчик-венчик! Я переписываюсь через социальные сети. Казните меня!

Надёжа подошла, когда я пустилась в путь вдоль раздачи. С подносом.

- Завтра в Академию прибудет Всеслав Видный. Я плакат купила. Дам ему подписать, – она сияла, как яйца обнажённого древнего героя (памятника в смысле), установленного в подземке. Их натирают ежедневно сотни рук. На удачу. Я тоже это делала. Казните меня ещё раз!

- С кем ребёнка оставила? – Я взяла с раздачи дешёвый свекольный салат.

- С Малиной. Она сама вызвалась. Мне теорию стихосложения обязательно посетить надо. И контрольную сдать. Ты написала?

- Нет, - кисло ответила я.

- Только бы к нему пробиться, - Надёжа извлекла из сумки заботливо свёрнутый в трубочку, чтоб не помялся, плакатик, и показала мне лощёного кровопийцу. – В книгопечатне, где и открытки и плакаты продаются, мне сказали, что их разбирают на ура. Все хотят получить автограф.

- Зорица в будущем воротила печатного дела, с уважением констатировала я. – Знает когда, где и что продать.

Личная неприязнь – это одно, но к несомненным чужим талантам я отношусь с долей почтения.

Когда уселась за стол, то заметила, что академскую столовую сегодня облагодетельствовал своим присутствием не один Славомир. Пришли и его друзья. Куда же он без них?

Окружение наследника Гуляевских богатств – тема отдельная. Интернационал. С полными банковским сейфами. Мне Радмилка их всех расписывала. И прикрепляла каждому обидный эпитет.

Ричард. Сын миллионера с Западных островов. Отец его сделал состояние не на светомобилях, но на чём-то с ним связанном. То ли шины, то ли…

Родители, я предполагаю, сотрудничают, дети приятельствуют. Им тоже в будущем сотрудничать. Найдётся о чём вспомнить из приключений бурной молодости, во время обсуждения договоров. Слышала, наше образование ценится за границей. В ВГА учится много иностранцев. Иные из небезызвестных семей.

Лазарь. Этот с Востока. Тоже не беден, но в отличие от Славомира и Ричарда богатством не кичится. Обладает незаурядным умом. И хитростью. Миловиден. Кудряв, смугл, темноволос. Способен заболтать, кого пожелает. Преподаватели ему благоволят. Девушки млеют. Лазарь из тех, про кого говорят: далеко пойдёт. В нём явственно ощущается потенциал.

Италмаз. Его семейство приехало из Подпекаемых земель несколько поколений назад. Эти люди совершенно обрусели. Из почтения к предкам, сохранили свою веру и традиции. Но никто, глядя на Италмаза, не сказал бы, что он иностранец. Отец торгует пряностями. Сын себе ни в чём не отказывает.

В общем, абы кого Славомир себе в друзья не берёт. А они, я думаю, настолько же избирательны.

К нашему столу подошла Златка с подносом.

- Представляете, мне сейчас предложили в «Красе ВГА» поучаствовать. Девушки у них одной не хватает. Любаву до последнего ждали. Я, что похожа на Сухову?

- По-моему, ты лучше, - ответила Надёжа.

- Аналогично, - согласилась я. Правда так считаю.

- Вот ещё, - презрительно отозвалась Златка. – Заняться мне больше нечем. Мы вечером с Ратмиром в кино идём.

Мимо нас шествовала Зорица. Несла на лице разочарованную печать отказа. Я не удержалась от издёвки:

- Что? Никак не получается вновь запоганить бумагу?

Зорица посмотрела на меня сверху вниз, как на пиявку, высокомерно скривила губы. Потом оперлась на спинку моего стула, наклонилась и прошипела:

- Думаешь, я не узнаю, что ты скрываешь?

- Я разве что-то скрываю? – Пришлось вложить все силы, чтобы сделать максимально невинные глаза.

- Я думала по-хорошему решить. А теперь будет по-плохому, - зловеще пообещала Зорица.

- Ай-яй-яй. Страшно. Ты сейчас мои права нарушаешь?

- Нет. Ставлю в известность.

Акула ушла, а Надёжа сказала укоризненно:

- Ты её провоцируешь.

Я неопределённо пожала плечами:

***

Возле дверей своей комнаты я столкнулась с Добрыней. Ждал меня. Предложил прогуляться.

- Сейчас?

- Вечером ведь ты не можешь.

Не очень приятное чувство. Он знает обо мне больше, чем я говорила. Возможно, даже больше, чем я сама о себе знаю.

Лицом общежитие стояло к оживлённой Галушкинской улице. Там весь день и половину ночи шумели машины, катался однорельсовый поезд, спешили по своим делам люди, кормились сектанты. На эту сторону выходили окна моей комнаты. С другой стороны тихо. Гаражи, а затем небольшой парк с речкой и арочным мостиком. Последнему лет триста. На нём табличка висит, мол, княжеством охраняется.

В тёплое время года в парке устраиваются пирушки. Посиделки на траве с принесёнными лакомствами. Зимой, по заледеневшему спуску к речке, катаются дети.

Туда мы и отправились.

Люблю такие дни. Снег блестит на солнце. Ощущается приближение весны. Скоро Масленица. Новый год мне толком не встретить. Это ночь. Нагуляюсь на Масленицу. Наемся блинов. Шумные весёлые дни. Без учёбы. С дневными гуляньями.

Раньше, до рождения арочного моста, Новый год приходился именно на Масленицу. Позднее приурочили к чёткому, календарному первому числу. Теперь в березне-месяце можно вообще не трудиться. Только отдыхать. Гуляньями месяц начинается. Гуляньями заканчивается. И это служит обильной пищей для юмористов всех мастей.

- У вас везде на гаражах солнечные батареи, - нарушил затянувшееся молчание Добрыня.

Лишь бы найти с чего начать разговор.

- Кто как накапливает энергию. И для светомобилей в том числе. У вас не так?

- В Прилучье нет светомобилей. Один трактор. И тот довоенный, дизельный.

- Как вы там живёте? – Я дитя большого города. Лебяжье – полумиллионник. Великоград?… Даже самый мощный вычислитель на просьбу пересчитать, предпочтёт застрелиться.

- Славно, - ответил Добрыня. – Там спокойно. А тут спать невозможно.

- Почему согласился приехать?

- Я жил в Ладном несколько лет. Учился там. Столица нашего округа. Мне нравилось. Потом вернулся в Прилучье. Новых впечатлений захотелось. Потому Великоград. Да и, знаешь, нас не очень-то спрашивали. Прилучье выбрали по жребию, дальше решали старейшины.

- Как они могли вас не спрашивать? – Мы миновали витые, чугунные ворота парка.

- Отправка в столицу миссия, в некотором смысле, политическая. Мы – первые ласточки. Никто не хочет больше резать тех, кто отличается. Торговые связи, полезность, а не агрессия приобретает первостепенное значение. Также может быть, что мы останемся не только первыми, но однажды перейдём в число последних. Вероятно, даже посмертно, - добавил он с улыбкой.

- Ну тебя, - отмахнулась я, но тоже улыбнулась. – Думаешь, за вами никто не последует?

- По всему городу появляются лозунги: «Гнать Забытых из столицы!» - Добавил Добрыня уже серьёзно. – На стенах, заборах, асфальте.

Мы опять замолчали, спустились к речке. В воде плавали утки, которым незачем улетать в тёплые края, ведь дома всю зиму подкармливают сердобольные гуляющие.

Я спросила о Прилучье, и получила ответ, что жителей в посёлке всего двести человек. Промышляют в основном охотой. Причём пользуются моими земляками. Я про оружие. В Лебяжьем оружейный завод. Задумалась, как можно в такой глухомани вырасти интеллектуалом. Оказалось, что Ладный совсем недалеко, дети из Прилучья ездят туда в школу.

Двести человек. Это же дома по пальцам пересчитать. Ну, допустим, по пальцам не меня одной. Конечно, для чего им там светомобили? В таком посёлке легко с жителями другого конца без сотового поболтать. Не выходя из дома. И световоз мимо курсирует.

Добрыня поинтересовался, как я жила, пока не приехала в Великоград. Я коротко обрисовала. Никогда не знаю, что о себе рассказывать. Помню как-то, классе в пятом, учительница родного языка задала писать автобиографию. Она хотела объяснить нам, что это такое, но стоило ограничиться определением. Какую автобиографию можно написать в двенадцать лет? Обычно представитель этого литературного жанра содержит сведения о том, как автор: родился, учился, женился, работал, работал, добился… а мы тогда, что писали: родился и вот… учусь. Мне задание таким глупым показалось. Дала себе возможность развлечься, и написала, что появилась на свет восемьсот лет назад. Участвовала во многих войнах и прочее. Перечислила несколько исторических событий. Зато моя автобиография получилась самой длинной. Но учительнице не понравилось…

В общем, не нашла я, что рассказать Добрыне. Не про школу же. Да и почему я должна откровенничать, а он – нет? Беседа выходила сухой и пресной. Я подумала, что мы можем стать интереснее друг другу, если не будем ничего скрывать. То есть он и так знает обо мне слишком… короче, когда мы шли через мост, я остановилась и в лоб спросила:

- Кто ты?

Добрыня вновь улыбнулся. На щеках появились ямочки.

- По-моему, ты догадываешься.

Откуда он знает, что у меня на уме? Или у него манера поведения такая, изображать из себя всеведущего?

- Ты не можешь знать о моих догадках.

- Я знаю.

Ха-ха!

Мне совсем не смешно.

- Что ты ещё про меня знаешь?

- Что с тобой происходит после заката. Что ты испытываешь.

- Некрасиво влезать в душу другого, - медленно и негромко вымолвила я.

- Я не влезаю, - он тоже заговорил тихо-тихо. – Просто я видел такое много раз. Сам проходил. И ещё я слышу эмоции так же, как запахи. Ярко.

Я отвернулась. Отошла к краю моста. Облокотилась на каменный парапет. Внизу умиротворяющее журчала вода. Помедлив Добрыня подошёл, и встал рядом.

- Это временно, - начал он (ох, лучше б не начинал!), - пройдёт.

- Когда? – Громче, чем хотелось вскричала я. Не знаю через что он там проходил, но мне каждый день проходить противно.

Добрыня пожал плечами.

Здорово! Всё он знает, кроме того, что действительно важно.

Я не желала продолжать прогулку. Но почему-то стояла, ждала чего он ещё скажет.

- У нас живёт девушка с телом паука, только голова человечья. Вот уже пятнадцать лет. По сравнению с некоторыми тебе просто повезло.

Почему они все меня успокаивают? Вадим Ростиславович, Власта, этот? Да, я помню, сама говорила: всегда найдутся люди, кому хуже, чем мне. Но это же не значит, что я должна радоваться невзгодам. Принимать их, как данность рано или поздно приходится. Однако, до такого я ещё не созрела.

- Я замёрзла. Пойду домой, - резко бросила я, развернулась и сделала несколько шагов.

- Добряна! – Услышала окрик.

- И слушай в следующий раз эмоции кого-нибудь другого, - обернувшись крикнула я, и пошла прочь.

В доброе расположение воротилась быстро. Ещё не дойдя до общежития. Я отходчивая. Взвилась, по сути, на пустом месте. Да и не обязан малознакомый человек проявлять чуткость. И вообще плохого он точно ничего не хотел сказать.

Зараза!

Ну не бежать же мне теперь к нему извиняться! Не объяснять же, что у меня просто дни гормонального идиотизма, когда я всех ненавижу! Тьфу ты!

Да, наплевать!

Нет. Не наплевать. Видеть его не хочу!

***

На ступеньках общежитского крыльца стоял Здравко.

- Ты здесь откуда? – огорошилась я.

- Добряна, ты мне так нужна! Так нужна!

Звучит, как дифирамб.

- Что произошло?

- Добряна, спасай! Срочно нужно десять гривен.

Я почувствовала, как мои глаза круглеют.

- Ты мыла объелся? Где я возьму такие деньги?

- Добряна, - Здравко бухнулся на колени. Прямо там, на крыльце. Глаза мои стали ещё круглее. – Меня головы лишат. Срочно нужно. Шестнадцать гривен через двадцать минут отдавать. Шесть я уже нашёл. То есть у меня были. Домой съездить не успеваю. Выручи, а? Должен буду.

Видать его сильно припёрло. Даже отыскал, где я живу.

Мимо прошли незнакомые девчонки, и расхохотались, глядя на нас.

- Встань! – Прошипела я, - конечно будешь. – Я собралась расспросить, что собственно произошло, но… надо же было попасться на глаза Пересвету. Он вышел из дверей общежития. Увидел, как Здравко поднимается с колен. Окинул внимательным взглядом его долговязую фигуру.

- Добряна, пожалуйста!

Я знаю, что Здравко живёт приблизительно в часе езды от «Владимира». Тоже в общежитии. Он учится на счетовода. И выплата его меньше, чем у меня. Гривны четыре. Академия вообще лучше всех оплачивает жизнь своих подопечных. Правда, по Великоградским меркам, да и по меркам Лебяжьего, это сущие мелочи.

Кому же умудрился задолжать этот простофиля, что так боится? Головы лишат. Тоже мне. Кто станет с твоей головой возиться из-за шестнадцати-то гривен?

Я посмотрела вслед Пересвету, который направился к ларцу, и проговорила:

- Здравко, у меня нет десяти гривен. Но я знаю, у кого занять. Когда вернёшь?

- Через два дня. В пятницу, - выпалил тот. – Ну, чтоб в Новый год с долгами не входить. Плохая примета.

- А в долгах в принципе ничего хорошего нет, - я потащила его за собой, договорилась на вахте, что Здравко мой гость всего на несколько минут, и мы поднялись на десятый.

В 1003 Ратмир пребывал в одиночестве, и в прекрасном расположении духа. Ах, да! У них сегодня со Златкой свидание.

- Милорада нет, - заявил он, едва завидев меня.

- Я к тебе.

- Что-то потянуло опустошением карманов.

Я помялась возле порога. Здравко точно так же мялся на лестнице. Только он ещё и за свою голову переживал. А мне какое дело до его головы? Что я здесь делаю?

- Десять гривен.

- Твою мать, Добряна!

Деньги Ратмир всё-таки дал. Под честное слово, что к вечеру пятницы они вернутся в карман.

***

В четверг утром мы встретились с Дубининым в коридоре Академии.

- У меня новость, - начал братец и сразу добавил, - однозначно плохая.

- Давай, - напряглась я.

- Матушка собирается приехать на следующие выходные.

Ой! Действительно плохо. Мама Милорада всегда останавливается в Великограде дня на три-четыре, и ночует у нас в 1407. Смущают её Ратмир с Пересветом. Во всяком случае она так говорит. А вот Лучезара не смущает. Когда матушка приезжала осенью, то замечательно проводила время с Чародейкой, в обсуждении сериалов.

- Ну, я сказал, что ты приболела, а Лучезара съехала, - продолжал отчитываться Дубинин. – А то мама по ведьме скучает. Уж не знаю почему…


Дата добавления: 2015-08-13; просмотров: 77 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Пролог. 1 страница | Пролог. 2 страница | Пролог. 3 страница | Пролог. 4 страница | Пролог. 5 страница | Пролог. 6 страница | Стужень, 28. 11199 год. | Лютень, 6. 11199 год. | Лютень, 28. 11199 год. 2 страница | Лютень, 28. 11199 год. 3 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Лютень, 12. 11199 год.| Лютень, 28. 11199 год. 1 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.153 сек.)