Читайте также: |
|
Меня подобные соображения тоже частенько одолевают. Стараюсь гнать недобрые мысли прочь. Радмилка боится всех Чародеев. Они ей даже нарисованные не нравятся. А куда деваться? Мы живём с ними в одном мире. Так или иначе сталкиваться приходится. Я людей, независимо от сословия, в принципе плохо переношу, но до сих пор не выстроила для себя одной любимой избушку в тайге.
- Сама решай, - вздохнула я. – Мне с тобой однозначно лучше, чем с Лучезарой. За ней постоянно всё убирать приходится. Но и тебя понимаю. С ведьмой живёшь, как на вулкане. Слушай, а чем закончилось происшествие в Лебяжьем? У Г. и Б.?
- Не знаю. Не копала глубже. Я законную подоплёку дела для доклада рассмотрела. Как там в жизни всё происходило дальше меня не волнует. Да что? Мальчишка действовал по закону о кровной мести. Если Велимир Боянович и честная компания поставят мне завтра отлично (надо ещё на вопросы ответить), то останется последнее испытание в понедельник. Завалю – послужит веской причиной для Лучезары. Кому известно, что она себе напридумывать в силах? Вдруг разобидится. А так, уйду в слезах, в академический отпуск, вернусь на следующий год. Поработаю. Не завалю – придумаю что-нибудь убедительное.
Уже лёжа в постели я думала, что Радмилка вероятнее всего повинуется своему чутью на всякого рода опасности, и аллергии на психованных соседок. Не ругаться с Лучезарой у неё не получается, следовательно вполне правильно опасается неконтролируемой вспышки гнева со стороны Чародейки. В данной ситуации проще сбежать от проблемы, чем под неё перестраиваться. «Надеюсь, мы с Верещагиной ссориться не станем, - легкомысленно думала я, - нам делить нечего».
Великоград меж тем заваливал снег. Он сыпался и сыпался, облеплял ветки деревьев, превращался в мерзкую кашу под ногами людей, и колёсами светомобилей. Он не переставая валил все испытательные дни.
Надёжа бегала на испытания с новорожденным ребёнком и ей шли навстречу. Милорад как всегда отлично знал материал. Ратмир давал взятки. Мне казалось, что у других всё получается легко, и лишь я перенапрягаюсь почём зря, волнуюсь. Мне всегда так кажется. Извечная проблема. Чем больше узнаёшь, тем лучше понимаешь, что ничегошеньки не знаешь. Знания – такая куча, стоит только немного копнуть. Поэтому отличники постоянно ноют: ах, я ничего не знаю, не помню, не отвечу, не сдам (нужное подчеркнуть), а двоечники и в ус не дуют. Последние просто не имеют понятия о наличии кучи, как таковой.
В понедельник Радмилка и Лучезара отстрелялись (обе на пять), и задумали в порыве любви, верности и дружбы (со стороны Барышкиковой, стоит заметить, эти чувства выглядят весьма искренними) отпраздновать свою малую победу над великим противником. И оплакать хмельными слезами будущее расставание заодно. Радмилка преподнесла Лучезаре эту новость, как желание выйти замуж за коренного великоградца, который пусть и старше невесты на десять лет, но влюблён и уже давно подбивает к ней клинья и заманивает в берёзовую рощу. Чародейка не понимала, почему замужество влечёт за собой академический отпуск, но Радмилка рьяно молола языком, чтобы не оставлять времени для наводящих вопросов. Я тупо смотрела в хрестоматию по литературе довоенного столетия (ну не нахожу времени читать всю классику целиком, в сокращённом варианте бы осилить), а сама слушала разговоры девчонок, и думала, что врать Радмилке, столь же легко, как ведро мороженого съесть. Нет, про рощу и клинья это чистая правда, только замуж она за своего знакомого не пойдёт. Барышникова не настолько любит выгоду. Ей в личных отношениях обожания хочется, и чистых взаимных чувств. Парней она предпочитает пухленьких, сравнивает их с плюшевыми медвежатами: «потискать можно». А великоградец дохляк, что сразу отметает его в категорию: «не в моём вкусе». Они в суде познакомились, и Радмилка в момент понравилась дохляку, а он ей – нет. Думаю, что крупные девушки, предпочитают ещё более крупных парней, чтобы выглядеть субтильнее, чем на самом деле. А то идёт по улице пышка, а рядом вяленую воблу от порывов ветра покачивает. Хотя на вкус и цвет…
Под вечер в нашу комнату набилась толпа любителей бесплатного игривого. Им ветер свободы дарил эйфорию, а моё последнее испытание ожидалось завтра, в связи с чем я отправилась привычным путём и спустилась на десятый, к Милораду. Его ученический период тоже продолжался. Сейчас братец собирался на работу, а меня благословил готовиться. И протянул ключи от комнаты.
- Пересвет где-то пьянствует, Ратмир до утра не появится. Учи хоть всю ночь.
- Всю ночь не хочу. Спать хочу.
Милораду на работе спокойно. Можно и строение Вселенной изучать, и в соцсетях сидеть. А я выпросила у Владимира отпуск. Он порычал, но согласился. Здравко сейчас носится по харчевне, как сайгак, один управляется и со своими и с моими столиками. Надеюсь неплохо. Пусть даже в особо трудные минуты призывает на мою голову сосульки с крыш, катаклизмы и кредиты в магазинах бытовой техники.
- Будешь уходить - закроешь.
Мне мечталось выкинуть хрестоматию и найти занятие поинтересней. Однако я села, и покорно открыла книгу на нужной странице. Тут же почувствовала, что опустилась на неизвестный предмет, после чего вытащила из-под себя брошюрку. На мягкой обложке имелся рисунок неба, пронизанного молниями.
- Что это?
Милорад уже стоял в дверях:
- А это сектанты тут вчера шарашились. Перунисты. Говорят: других богов не существует. Есть только один, Метатель молний. А все, кто верит по-иному, во время конца света, - Дубинин усмехнулся, - ну ты знаешь, тут буквально на днях, все погибнут. Одни истинно верующие останутся. Им Усмарь дверь открыл и объяснил куда пойти. А книжонку мне потом в коридоре сунули. Я же не Пересвет. Настолько доходчиво объяснять не умею. Взял, чтобы отвязались. Там автор его тёзка. Пересвет Святогласый. Выбрал же себе прозвище! Типа с претензией на святость своего голоса. Как написано в одной умной книге: «Предвкушение конца света – одно из древнейших развлечений человечества».
Милораду нравится слово «тёзка». Он его часто употребляет.
- Кто их в общагу пускает? – я брезгливо повертела брошюрку в руках. Сектанты на Галушкинской улице, именно в той её части, какую занимает общежитие и близлежащие дома, появились недавно. Внутрь им, вроде, вход запрещён, но они всё равно просачиваются. – Почему ты её не выкинул?
- Выкинь, - донёсся уже из коридора голос Милорада.
Дубинин атеист. Они все в комнате 1003 безбожники. И над обещаниями странных людей в тёмных одеждах хохочут не скрываясь. Но тем не менее сектанты их постоянно останавливают. И чаще всего пристают к Пересвету. Может они полагают, что если удастся заполучить в свои ряды последователя с такой шикарной улыбкой, то он потом, вооружившись всё той же улыбкой, начнёт ежедневно приводить новых учеников. Коварный соблазнитель в религиозной паутине.
Меня тоже однажды остановили. А я пребывала в дурном настроении. Хотела высказаться. И высказалась, мол, высшая сила материя эфемерная, неземная, мерить её нашими мерками неправильно. И безбожники необходимы, чтобы уравновешивать религиозный фанатизм. И религии обязательно стоило придумать, потому что многим они нужны. И вообще очень коробит, когда кто-то пытается навязать мне свой выбор. Рвать Высший Разум на культы уже преступление, заявлять, что твой выбор самый верный – преступление вдвойне!
Как-то так…
Я отбросила брошюрку на кровать Дельца, и взялась за хрестоматию. Имена в голове путались, события перемещались из романов в повести и наоборот, фразы не попадали в мозг, почём зря царапали глаза. Часов в десять вечера пришла радостная Лучезара, и стала усиленно зазывать меня отмечать вместе с ней праздник жизни. Я дала понять, что меня никто от обязательных трудов не освобождал.
Ближе к полуночи я задремала в центре круглого пятна света от торшера. И тут в комнату ввалился румяный (видно на мороз выходил, на чёрную лестницу) Пересвет. Громко поинтересовался: «Кто у нас тут?» Зачем-то схватил сектантскую агитку и упал к себе на кровать.
Я открыла глаза и недовольно пробурчала:
- Сурок в манто.
Села поудобнее, и снова тупо уставилась в книгу. Заканчиваться она никак не желала. Оставшиеся двести с лишним страниц мне за ночь точно не осилить. Главным образом потому, что не хочется. Пусть даже все двести читать не надо. Часть знаний в моей голове всё-таки обитает…
- Слышишь, Добряна, - через некоторое время позвал Пересвет, - тут пишут, что мы скоро все умрём. Аккуратненько в новогоднюю ночь. Не наступит, говорят, двухсотый год.
Он, видите ли, почитать удумал перед сном. Книжечку с молниями.
- Да неужели?
Я продолжала старательно углубляться в недра хрестоматии.
- Задумайся! Чуть больше месяца осталось. Может ну их к нечисти, эти испытания? Проведём лучше время с пользой для души и тела.
Я повернула голову и без улыбки посмотрела на него. Знал бы он, как мне хочется согласиться! Ну их и вправду испытания, хрестоматию эту. В конец света я, понятное дело, не верю. В общий. Для всех. Верю только в индивидуальные концы индивидуального света. Маленькие такие, личные катастрофы, после которых мы никогда не становимся прежними, но продолжаем ходить по земле. И Пересвет, конечно, не верит. А говорит он то, что и раньше мне говорил. В виде шутки.
Я же давно чувствую, как телесный голод терзает меня нещадно. И от него готова бросаться на придорожные столбы, а не только на очень симпатичного мне молодого человека.
Привычка – подлюка! Привычка – вторая натура!
Привычка заставила меня ответить:
- В двухсотом году непременно.
Не в первый раз уже…
Пересвет собственно согласия и не ждал. Как говорится: моё дело предложить.
Дверь приоткрылась. Чей-то хмельной голос предложил гулять дальше, и Усмарь отправился за ним.
Я себя ругнула.
Ратмир с Милорадом до завтра не появятся. Пересвет до сих пор не оставил своих намёков и попыток зазвать меня в туманные дали. И я совсем не против в них зазваться. Сижу тут!
Ещё эта гнусная литература довоенного столетия. Не люблю указанный период. Тяжёлый. Сплошная деградация. Нервные люди. Грустные истории. Всё проникнуто печальным, даже скорбным духом. Всё равно никогда не прочитаю.
А сдавать-таки придётся…
Из коридора доносился девичий голос. Никогда с обладательницей его не знакомилась, но знаю, что она часто сидит в коридоре на полу и поёт под гитару. А вокруг собирается толпа. Все по очереди прикладываются к бутылке портвейна, иногда декламируют стихи, иногда обсуждают животрепещущие политические новости. Я услышала, как что-то сказал Пересвет, слов не разобрала. А девчонка пела:
Весна. Там за окном уже весна.
И воздух расширяется от света.
И в комнату его заносит ветром...
Но здесь так мрачно. Я сижу одна.
И воздух сжат, он сдавлен как пружина,
В нем трудно, даже думать тяжело.
Так хочется быть понятой, любимой
И чтобы в творчестве везло.
Я в этот воз впрягаюсь как кобыла,
Но он так много весит - не поднять,
Зима томит и отнимает силы...
Так одиноко, холодно, уныло,
И мир уже не хочется менять. (стихи Анны Харлановой)
Да уж, действительно…
Пару часов ещё помучилась с книгой, решив, что к себе сегодня не пойду. И заодно дам Пересвету шанс…
Потом погасила торшер.
«Ну и где тебя носит, Усмарь?» - подумала, проваливаясь в сон.
***
За ночь основательно подморозило. Когда на следующее утро я вышла на крыльцо общежития, в тоске, собираясь сдавать литературу, там было полно народу. Вместимость крыльца, человек сто, если впритык, но сейчас оказались заняты и ступеньки, и часть улицы, где обычно гуляли сектанты. Все переговаривались, облака пара от дыхания поднимались к небу.
- Демонстрация? Забастовка? Самосуд? Может война? – Я подошла к стоявшему с краю, облокотившись на перила, Милораду. Тот, не отвечая, указал подбородком в сторону многоместного светомобиля на стоянке возле общежития. Там тоже теснились люди с камерами, микрофонами. Доносились голоса.
- Террористы захватили стратегически важный объект? – Снова повернулась я к Дубинину.
Он соизволил обратить на меня внимание. Со вздохом пояснил:
- Забытые приехали.
Я глянула в сторону стоянки уже с интересом.
- Сейчас? Я думала к началу следующего учебного года.
- Видимо решили дать несколько месяцев на адаптацию. К нам дикарям ведь ещё привыкнуть надо.
Из сборища репортёров вывернулись несколько человек и направились к общежитию. Пришлые не то, чтобы разительно, но отличались от местных. Двое добрых молодцев. Один прямо-таки богатырской наружности. Высокий, широкоплечий, лицо с тяжёлой челюстью выражало суровость. Второй вид имел добродушный, улыбался, с любопытством оглядывался. Рядом со здоровенным приятелем он выглядел весьма скромно. Рост имел средний, телосложением не выделялся. Выглядели оба так, будто приехали в лето. По меньшей мере в весну. Наши стоят – закутались, одни глаза видать, ёжатся, с ноги на ногу переминаются. А у пришлых полушубки расстёгнуты, шапки отсутствуют. И то верно. Наш стужень для них ерунда. Там, откуда Забытые прикатили, холода стоят такие, какие нам и не снятся.
- Кто хоть они? – Я перешла на шёпот.
- Хорошо бы кровопийцы! – Восторженно прошептала рядом со мной какая-то девица, обращаясь к подруге. Видимо из числа пристукнутых поклонниц сериала. Я присмотрелась. Оказалось это те самые экзальтированные первокурсницы, что проходу Лучезаре не дают. Бедные Забытые!
Милорад хмыкнул:
- Судя по цвету лица у них с гемоглобином всё в порядке.
Рядом с любительницей кровососов стояли две девушки, которых знала вся ВГА.
- Одежда домотканая, - говорила одна другой, - видишь какое качество? А цвета? Обалдеть! Что за красители? А мех? Хорошо бы такую шубку. Надо узнать кто им шьёт. Очень круто! Очень модняво! Запустим новое веяние.
Я вспомнила, эту разговорчивую зовут Зорица. А вторую - хоть убей. Они в ВГА журнальчик выпускают о моде и красоте, и ещё каких-то новостях. То есть как журнальчик? Несколько страниц. Зато на хорошей бумаге и с цветными картинками. Для Академии самое оно. На масштабы Руси девицы пока не замахнулись. Хотя Зорица создаёт впечатление человека, какой далеко пойдёт, так что у неё всё впереди. Обе девицы всегда замечательно выглядят. Ухоженные, напомаженные, так, что даже слишком. Одеты с иголочки. Обе недавно стали клиентками Лучезары. Учат её, в свою очередь, краситься, подбирать аромат, правильно одеваться. На мой взгляд, Чародейка, благодаря их советам, стала ещё страшнее. Меня девицы, при каждой встрече, окидывают слегка презрительным взглядом. Ещё бы! Я такой никогда не буду.
Глава Академии, внушительный Велимир Боянович, шедший впереди вновь прибывших, призвал всех, кто находился на крыльце, расступиться. И вскоре Забытые и их сопровождающие исчезли внутри общежития.
- Они у нас на десятом поселятся, - сказал Дубинин. - Малина Борисовна комнату освободила в конце коридора.
- Я пошла. Холодно.
- Я с тобой. Мне тоже в главный корпус.
- Тебе не кажется, что встреча чрезмерно пафосная? – По дороге, чтобы не поскользнуться я уцепилась за рукав Милорада. – Помнишь, твой дед рассказывал, что у них на рыбозаводе полувеликан работал, из Забытых? Никто вокруг него с камерами не скакал.
- Ну не полувеликан, а так, в десятом поколении. Но вообще-то да, слишком помпезно. Что-то подсказывает: то ли ещё будет.
Удача в тот день сопутствовала мне. Что не очень на неё похоже. Наверное, забрела по ошибке. Скоро одумается и исчезнет. Как это часто случается. От себя не ожидала. Интересно, если бы Пересвет ночью всё-таки явился, смогла бы я утром на испытании так резво шпарить? И впечатлить преподавателя?
Начались каникулы. У меня – с возвращения на работу. Здравко решил отыграться, сказался больным, и оставил на меня свои столики на седмицу. Может и вправду заболел. От трудов упорных ещё и не такое приключается.
Радмилка с Лучезарой не останавливаясь отмечали своё будущее расставание каждый день. Обновки, походы по трактирам, игривое, будь оно неладно. Обнимались, лили слёзы, не могли наговориться. Чародейка очень любит прикосновения. Для неё пообниматься – милое дело. Радмилка не отказывает. Однажды, после очередной доброжелательной сцены, когда Лучезара вышла, чтобы пригласить Златку, я обозвала Радмилку:
- Зараза ты лицемерная!
Та кивнула:
- А что делать? – Она никогда не обижалась на правду. – Во-первых, не хочу давать ей повод для ссоры. Ты знаешь, с ней это запросто. Не хочу. Нервы ещё портить. Во-вторых, друзья всегда полезнее, чем враги. А в-третьих, я тут недавно выяснила, что у неё очень влиятельный отчим, большой человек на Острове, - Радмилка напустила на себя весьма многозначительный вид.
- Насколько большой? – Заинтересовалась я.
- Зам. Старшего Чародея.
- Правда?
Старший Чародей лицо максимально приближённое к власть имущим. А в своём сословии он вообще самый-самый.
- Ну не вру же! Наша девочка не вдаётся в подробности о жизни своей семьи, но я провела некоторые следственные действия. Короче, я люблю Лучезару, Лучезара любит меня. Чмоки-чмоки! Лучшие подружки. Скоро записочки начнём друг другу писать. И хранить их в шкатулочке.
*
Дата добавления: 2015-08-13; просмотров: 54 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Пролог. 5 страница | | | Стужень, 28. 11199 год. |