Глава 4. Неделя подходила к концу, и я всё больше и больше нервничал

Неделя подходила к концу, и я всё больше и больше нервничал. Но хуже всего пришлось на собрании по поводу окончания учебного года. Мне пришлось сесть с левой стороны, вместе с другими выпускниками, в то время как все мои друзья сидели через проход, с теми, кто продолжал учёбу в старшей школе.

Я чувствовал себя изгоем. И пока я там сидел, мне в голову пришла мысль, что даже если я найду этого кармического человека и избавлюсь от него, то всё равно на год отстану от своих друзей в Старшей школе Стол.

Со мной на той же стороне скамьи сидел мальчик, получивший работу на металлургическом заводе мэра Сеули, и девочка, которая должна была пойти в обучение на служанку в доме мистера Гудвина. Мне же еще только предстояло получить работу.

А затем меня осенило, что я в одиночку собираюсь в странное место, где непонятно, как себя вести, и это само по себе жутко, не говоря уже том, что мне нужно найти человека, повинного в моей плохой карме.

Я пытался говорить себе: "Либо он, либо я", но это ничуть не помогло. Когда я пришёл домой, я посмотрел на Столлери, который виднелся в моём окне, и этот вид ужаснул меня.

Я понял, что не знаю об этом месте практически ничего кроме того, что там полно мощной магии и кто-то там, наверху, злодей до мозга костей.

Когда дядя Альфред пришёл и увёл меня в свою мастерскую наложить заклятье, которое заставит мистера Амоса принять меня на работу в Столери, я едва волочил ноги. Ноги тряслись.

Мастерская приняла свой обычный вид. Не осталось и следа от удобных кресел и портвейна. Дядя Альфред начертил мелом круг на полу и заставил меня войти в него. В остальной части заклятья не было ничего особенного.

Я ничего такого не почувствовал и не заметил, кроме разве что небольшого гудения под конец. Но дядя Альфред лучился от счастья, когда закончил.

- Вот! - сказал он. - Я покараю любого, кто откажется тебя нанять теперь, Кон! Оно сидит на тебе как божественный костюм.

Я ушёл оттуда на ватных от беспокойства ногах. Я был настолько полон сомнений и незнания, что решился пойти и оторвать маму от работы.

Она сидела за своим скрипучим столом, читая огромные стопки листов, деля пометки на полях во время чтения.

- Что бы там ни было, говори быстрее, - сказала она, - Или я потеряю своё место в это благословенной кухне.

Больше всего я хотел знать, что она думает обо всём этом.

- Мне понадобится новая одежда завтра в Столлери?

- Спроси дядю, - ответил мама. - Ты же с ним закрутил всю эту авантюру. И не забудь помыться сегодня вечером.

Поэтому я спустился вниз, где дядя Альфред распаковывал путеводители в задней комнате, и задал ему тот же вопрос.

- И можно взять с собой фотоаппарат?

Он выпятил губу и задумался над этим.

- Буду честен с тобой, по правилам тебе нельзя ничего брать с собой, - сказал он. - Завтра будет только собеседование. Но, разумеется, если заклинание сработает и ты получишь работу, тебе скорее всего придётся сразу остаться там. Они точно обеспечат тебя формой, а вот насчёт нижнего белья не знаю. Да, вероятнее всего, тебе лучше взять с собой нижнее бельё. Только смотри, чтобы это не выглядело так, будто ты рассчитываешь там остаться. Они этого страсть как не любят.

Это заставило меня нервничать ещё сильнее. Я думал, что заклятье должно это исправить. После этого я испытал момент краткого и ослепляющего счастья, когда представил, что если буду ужасно груб с людьми в Столлери, они выкинут меня и не дадут работу.

И тогда я смогу в следующей четверти пойти в Высшую школу Стол. Но, конечно же, ничего не выйдет из-за моей Дурной Судьбы. Я вздохнул и стал укладывать вещи. Трамвай до Столлери шёл от рыночной площади в полдень.

Дядя Альфред пошёл со мной. Я был одет в свою лучшую одежду и нес пластиковый контейнер, в котором обычно носят завтраки. Я искусно уложил сверху пакет с бутербродами и бутылку апельсинового сока.

Под ними лежали носки, трусы, обмотанные вокруг моего фотоаппарата, и последняя книга о Питере Дженкинсе. Я подумал, что дядя Альфред вполне может позволить мне взять одну книгу из лавки.

Когда мы пришли на площадь, трамвай уже стоял на месте и в него садились пассажиры,

- Лучше тебе поспешить, иначе останешься стоять, - сказал дядя. - Удачи, Кон. Я люблю тебя. Ну, я пойду. Ох, да, Кон! - воскликнул он, когда я хотел забраться по металлическим ступенькам в трамвай.

Он поманил меня к себе, и я подошёл к нему.

- Я кое-что забыл, - сказал он. Он отвёл меня в сторонку.

- Скажи, что твоя фамилия Грант, - сказал он. - Как и у меня. Если назовешь им такую аристократическую фамилию как Тесдиник, они решат, что ты слишком благороден для этой работы. Поэтому отныне ты - Конрад Грант. Не забудешь?

- Хорошо, - ответил я. - Грант.

Почему-то из-за этого мне стало лучше. Я взял вымышленное имя. Так делали герои книжек о Питере Дженкинсе, когда жили двойной, полной приключений жизнью.

Я начал считать себя кем-то вроде секретного агента. Грант. Я усмехнулся и бодро помахал дяде Альфреду, когда забрался в трамвай и купил себе билет. Он помахал в ответ и поспешно ушёл.

Половина пассажиров были мальчики и девочки моего возраста. У большинства из них были пластиковые контейнеры с ланчем, похожие на мой. Я подумал, что, наверное, это выезд класса на природу в честь окончания учебного года в одной из школ Столчестера.

Столлерский трамвай ходил по кругу. Сперва он поднимался в горы, до Столстеда, а затем снова спускался в Столчестер, к металлургическому заводу. Столстед - милая деревушка прямо посреди зелёных Альп. Люди приезжают сюда все лето, чтобы отведать сливочного чая и устроить пикник.

Трамвай дал звонок и рывком двинулся в места. Мои сердце и желудок тоже рванулись, только в обратном направлении, и я мог думать только о том, как мне страшно.

"Вот оно, - подумал я. - Я действительно туда еду".

Я не запомнил ни магазинов, ни домов, ни пригорода, которые мы миновали. Я начал замечать вещи только тогда, когда мы достигли первого предгорья среди лесов. Колеса трамвая грохотали по рельсам, и мы стали подниматься резкими толчками: трях, трях, трях.

Это отчасти разбудило меня. Я уставился на залитые солнцем скалы и зелёный деревья, думая слегка отвлечённо, что пейзаж, вероятно, очень красив.

А затем я понял, что в трамвае не было слышно привычной болтовни и шуток. Все остальные ребята сидели, тихо уставившись на лес за окном, совсем как я.

"Не могут же они все ехать на собеседование в Столчестер!" - подумал я. Не могут! Но с ними не было никаких учителей.

Я сжал липкую пробку в кармане и задумался, доведется ли мне вообще ею воспользоваться для призыва Бродяги, или как его там. Но я должен это сделать, иначе я умру.

И тут я осознал, что если работу получит кто-то из этих ребят, то я буду обречён.

Я был действительно напуган. Я помнил всю дорогу, что дядя Альфред сказал не выдавать явно то, что я собираюсь там остаться и что моя фамилия теперь Грант, будто он не был уверен до конца в силе своего заклятья. И я перепугался ещё сильнее.

Когда трамвай поднялся на следующий уровень, я уставился на Столчестер, расположенный внизу. Голубые вершины утёса Стол и всё вокруг стало размытым из-за ужаса, который меня объял.

Трамваю требуется больше часа, чтобы, подпрыгивая на крутых подъемах, грохоча на каменистых уступах и останавливаясь около одиноких таверн и домиков по пути, взобраться туда, где высится Столлери,

На каждой остановке садились или выходили один-два пассажира, но все они были взрослыми. Остальные дети сидели на местах, как я.

"Пусть они все едут в Столстед!" - пожелал я.

Но я заметил, что никто из ребят, у которых были коробки с ланчем, не пытается перекусить, будто все, как и я, слишком нервничали, чтобы есть.

Хотя, может, они берегут его, чтобы поесть в Столстеде, подумал я. Я очень на это надеялся.

Наконец, мы добрались почти до вершины, где верхушки деревьев, луга и даже ферма были по одну сторону. Отсюда казалось, что долина лежит в низине. А с другой стороны дороги высилась тёмная стена и вершины гор.

Я знал, что это стена вокруг Столлери и что мы уже заехали достаточно высоко. Я мог ощущать здесь магию - что-то вроде далекого шипения. Сердце так сильно забилось в груди, что стало трудно дышать.

Казалось, что стена тянется на много миль, а дорога вьётся вдоль неё. В этой тёмной твердыне не было ни единого просвета, пока трамвай не развернулся по широкой дуге и не начал замедлятся.

Впереди были высокие ворота с башенкой, которые сами по себе казались домом. По крайней мере, окна в них я углядел. А на обочине через дорогу от ворот, к моему удивлению, обнаружился цыганский табор.

Я заметил парочку обшарпанных фургонов, старую гнедую, которая пыталась обглодать живую изгородь, и мелкого белого пса, носящегося туда-сюда по обочине. Так странно, что их еще не прогнали. Позволять цыганам торчать перед своими воротами совсем не в духе обитателей Столлери. Но я слишком нервничал, чтобы удивляться этому и дальше.

"Звянк-звянк" - прозвенел трамвай, оповещая об остановке.

Из ворот вышел и остановился в ожидании мужчина в коричневой униформе. В руках он держал два обернутых в коричневую бумагу свертка странных очертаний.

"Барометры? - подумал я. - Часы?"

Мужчина подошёл к трамваю, остановился и передал свёртки водителю.

- Для часовщика в Столстеде, - сказал он. Водитель открыл двери, и мужчина вошёл в трамвай.

- Южные ворота Столлери, - громко объявил он. - Молодые люди, приехавшие на собеседование, пожалуйста, постройтесь здесь.

Я вскочил. И, к моему огорчению, вскочили и все остальные ребята в трамвае. Все столпились у передней двери и с грохотом спустились по ступенькам на дорогу. Мы стояли, и ворота, казалось, нависали над нами. Трамвай звякнул снова и укатил, предоставляя нас нашей судьбе.

- Следуйте за мной, - сказал мужчина в коричневой форме и повернулся к воротам. Сквозь эти ворота легко мог бы проехать трамвай. Они были похожи на огромный аркообразный рот под нависающим лицом сторожки, и сейчас он медленно распахивался, чтобы пропустить нас внутрь.

Все сгрудились теснее и поплелись вперёд. Я оказался в самом хвосте. Ноги не поспевали. Я ничего не мог поделать. Кто-то сзади, по другую сторону дороги, прокричал сильным, бодрым голосом:

- Ну, пока! Спасибо, что подбросили.

Я огляделся и увидел высокого мальчика, который выбрался из среднего фургона - я не заметил, что три штуки уже тут стояли - перешёл дорогу и присоединился к нам.

Трудно было представить более неподходящего человека, который мог бы вылезти из обшарпанного, побитого цыганского фургона. Он был прекрасно одет: на нём была шёлковая рубашка, синяя льняная куртка и идеально отутюженные желтовато-коричневые штаны; его чёрные волосы были ровно подстрижены, давая понять, что стрижка не из дешёвых.

Казалось, что он старше всех нас. Я бы дал ему лет 15, не меньше. Единственное, что выдавало в нём цыгана - тёмные, очень тёмные глаза на весьма уверенном симпатичном лице.

При виде его у меня сердце упало. Если кто-то и должен получить работу в Столлери, то именно он.

Привратник прошёл мимо, оттесняя парня, и погрозил кулаком в направлении цыганского лагеря.

- Я вас предупреждал! - прокричал он. - Убирайтесь!

С водительского сидения первого фургона прокричали в ответ:

- Прости, папаша! Как раз уезжаем!

- Тогда катитесь! - проорал привратник. - Живо! Убирайтесь! Иначе!..

К моему удивлению, все пять фургонов сразу же снялись с места. Я даже не понимал, что их так много, и ещё кое-что: я думал, что старая гнедая обдирала изгородь и не была запряжена ни в один из фургонов.

Я смутно помнил, что у них был разведён костёр, на котором стоял железный котёл. Но я подумал, что ошибся, когда все шесть фургонов прогрохотали по дороге, оставляя нетронутую траву, и поехали по направлению к Столстеду.

Белый пёс, которого я приметил у изгороди ниже по дороге, ринулся за ними и принялся прыгать у задка последнего фургона. Из фургона высунулась худая загорелая рука и с огромным усилием затащила пса внутрь. Кажется, его, как и меня, это застало врасплох.

Привратник поворчал и протолкался сквозь нас обратно к воротам.

- Заходите, - велел он.

Мы послушно протиснулись в ворота. Когда я поравнялся с воротам, я ощутил, как защитные чары Столлери прошли по мне, как звуковая пила. К счастья, это была лишь узкая полоса, но когда я ее пересёк, показалось, будто моё тело облепил рой электрических пчел.

Я вскрикнул. Высокий мальчик, который шёл рядом, издал невнятное "Уух". Я не заметил, почувствовали ли что-нибудь другие, так как мы почти сразу же очутились под сторожкой, на огромной чудесной парковой аллее.

Мы все загалдели от восторга. Покуда хватало глаз, перед нами расстилалась прекрасная зелёная лужайка с лентой отлично ухоженной дорожки, петляющей между стволами изящных деревьев.

Повсюду на холмах пробивалась зелень, а сами холмы либо были засажены деревьями, либо на них возвышались беседки. И этот пейзаж уходил всё дальше и дальше в голубые дали.

- А где дом? - спросила одна девочка.

Привратник рассмеялся.

- В паре миль отсюда. Давайте, вперед. Дойдете до перепутья, сверните направо и продолжайте идти по дорожке.

Когда увидите замок, сверните снова направо. Вас там встретят и проводят дальше.

- А вы с нами не пойдёте? - спросил кто-то из девочек.

- Нет, - ответил мужчина. - Я стою на воротах. Ну, идите.

Мы поплелись по дорожке неуверенной группой, как стадо потерянных овец. Мы шли до тех пор, пока стена и ворота не исчезли из видимости за двумя зелёными холмами, но замка все еще не было видно.

Начались вздохи и сетования, особенно среди девочек. Они все были обуты в ботинки, от одного взгляда на которые болели ноги. Большинство еще и вырядилось в нарядные модные платья, сковывающие движения и вынуждавшие передвигаться мелкими семенящими шагами.

Некоторые мальчики пришли в добротных костюмах из плотной ткани. В них было безумно жарко. А один парень, обутый в сделанные вручную ботинки, хромал ещё хуже девчонок.

- У меня уже волдырь, - заявила одна из девочек. - Сколько ещё идти?

- Как думаете, может это такое испытание? - спросил мальчик с ботинками.

- О, наверняка оно самое, - сказал парень из цыганского табора. - Эта дорожка будет петлять по кругу, пока не останутся только сильнейшие.

- Это была шутка, - добавил он, чем вызвал всеобщий стон. - Почему бы нам всем не отдохнуть?

Его ясные тёмные глаза оглядели наши разномастные пластиковые контейнеры.

- Почему бы не присесть на эту травку и не устроить пикник?

Это предложение вызвало мгновенное негодование.

- Нельзя! - закричала половина ребят. - Они этого от нас и ждут!

Остальные же запричитали:

- Я не могу испортить свою одежду!

Высокий мальчик стоял, держа руки в карманах и рассматривая потные и взволнованные лица остальных.

- Если мы им так уж нужны, - провокационно заявил он, - то могли бы прислать за нами машину.

- Как же, будут они стараться для посторонних, - буркнула одна из девочек.

Высокий мальчик кивнул.

- Полагаю, что не будут.

У меня появилось ощущение, что до сих пор он не имел ни малейшего понятия, почему мы все тут собрались. Я видел, как он обдумывает эту идею.

- И всё же, - сказал он, - неважно, замковые мы или нет, ничто не мешает нам снять обувь и пройтись по этой приятной гладкой травке, верно? Нас тут никто не видит.

Все обернулись к нему с надеждой.

- Давайте же, - подбодрил он. - Мы всегда успеем обуться, когда увидим замок.

Больше половины ребят вняли его совету. Девочки сняли туфли, мальчики расшнуровали тесные ботинки. Высокий мальчик медленно шагал позади с удовлетворенной, но слегка высокомерной улыбкой, глядя, как они резвятся босиком на гладкой траве. Некоторые девочки подоткнули длинные подолы. Мальчики сбросили тёплые куртки.

- Так-то лучше, - сказал он. Он обернулся ко мне. - А ты не будешь?

- Старые ботинки, - сказал я, показывая на них. - Он не жмут.

Его туфли, похоже, были ручной работы. Я видел, что они сидели на нём плотно, как перчатки. Подозрительный тип.

- Если ты действительно считаешь, что это был тест, - сказал я, - то ты заставил их всех его провалить.

Он вздрогнул.

- Всё зависит от того, нужны ли Столлери босые служанки и лакеи с огромными волосатыми ногами? - ответил он.

Могу поклясться, он присмотрелся ко мне повнимательнее, чтобы понять, считаю ли я, что мы здесь за этим.

Его проницательные тёмные глаза рассматривали мой саквояж.

- У тебя бутерброда не завалялось? Я умираю jn голода. Путники едят только тогда, когда им перепадает какая-нибудь еда. За всё время, что я пробыл с ними, такое случалось нечасто.

Я выудил для него один из бутербродов, а второй взял себе.

- Ты не мог долго скитаться с цыганами, - заметил я. - Твоя одежда была бы вся в грязи.

- Ты удивишься, - пожал плечами он. - Я был с ними месяц. Спасибо.

Мы топали дальше, жуя яйца и салат. Дорожка вилась все дальше и дальше, и перед глазами вставали все новые и новые холмы, поросшие лесом, и опрятные белые здания. Другие ребята убежали чуть вперёд.

Большинство тоже попыталось перекусить бутербродами. Во время еды они крепко цеплялись за пальто, туфли и сумки.

- Как тебя зовут? - спросил я наконец.

- Зови меня Кристофер, - ответил он. - А тебя?

- Конрад Те.. Грант, - исправился я, вспомнив о своей новой фамилии в последний момент.

- Конрад Т. Грант? - уточнил он.

- Нет, - поправил я. - Просто Грант.

- Отлично, - сказал он. - Грант, значит. И ты хочешь быть лакеем и расхаживать по Столлери в вельветовых штанах, так, Грант?

- Штанах? - подумал я. Я скорее представлял себя, обмотанным резиновым шлангом.

- Я не знаю, во что тут одевают слуг, - ответил я. - Но точно знаю, что вряд ли они возьмут больше одного или двух.

- Это очевидно, - согласился Кристофер. - Я считаю тебя своим главным соперником, Грант.

Я был поражён. Я думал о нём то же самое. Я не ответил, мы повернули на очередном повороте и обнаружили цветочные островки под некоторыми деревьями, как будто оказались неподалеку от садов вокруг дома.

И тут из-за ближних деревьев выскочила собака непонятной породы и понеслась на нас. Это была большая собака. Ребята на газоне сразу же бросились врассыпную и заверещали, что это одна из жутких сторожевых собак замка.

Кто-то из девочек закричал. Мальчик с пошитыми вручную ботинками подхватил их, готовясь швырнуть в собаку.

- Не делай этого, дурень! - закричал на него Кристофер. - Хочешь, чтобы она кинулась на тебя?

Большими шагами он пошёл в сторону собаки. Та прибавила ходу и ринулась на него, стелясь по траве, как змея.

Я был уверен, что ребята правы насчёт собаки. Она рычала, словно собиралась вцепиться Кристоферу в горло, и когда он приблизился, прижалась к земле, готовясь к прыжку. Среди девчонок опять завопили.

- А ну, хватит, глупая псина! - сказал Кистофер. - Живо прекрати.

И собака его послушалась. Она не только остановилась, она завиляла хвостом и всем телом, подползла и развалилась перед Кристофером, пытаясь облизать его великолепные туфли.

- Никаких слюней! - приказал Кристофер, и собака тут же прекратила, просто распластавшись перед ним.

- Ты ошиблась, - сказал он. - Здесь нет нарушителей. Уходи. Иди туда, откуда пришла.

Он решительно указал на деревья. Собака поднялась и медленно поплелась туда, откуда появилась, постоянно с надеждой оборачиваясь, на случай, если Кристофер разрешит ей вернуться и развалиться у него в ногах.

Кристофер спустился с холма и сказал:

- Думаю, она натренирована нападать только на тех, кто сошёл с дорожки. Боюсь, ребята, нам опять придётся натянуть ботинки.

Все теперь считали его кем-то вроде героя, спасителя и командира.

Некоторые девочки, одевая туфли, бросали на него страстные взгляды. Мы все похромали и поковыляли к следующему повороту дорожки.

Здесь была живая изгородь с проблесками цветов наверху, и над ней - отблеск множества окошек за деревьями. Тропа сворачивала направо. Кристофер скомандовал: "Нам сюда, войско", и повёл всех за собой.

Мы прошли вдоль ещё одной парковой зоны, но все уже снова обулись, так как дорожка оказалась короткой и вскоре привела к другой тропинке среди высоких глянцевых кустов. Она заканчивалась у подножья каменных ступенек.

Мальчики поспешно натянули свои куртки. Молодой парень ждал нас наверху лестницы. Он был весьма худощав и всего на дюйм или около того выше Кристофера. У него было приятное и простое лицо.

Но все мы, даже Кристофер, уставились на него в благоговении, потому что он был одет в вельветовые бриджи до колена, желто-коричневые полосатые чулки и чёрные туфли с пряжками.

На нём была сочетающаяся по цвету коричнево-жёлтая в полоску жилетка поверх белой рубашки, на ногах бриджи, а его великолепные длинные волосы были подвязаны сзади чёрной шелковистой лентой. Этого было достаточно, чтобы на него все пялились.

Кристофер отступил ко мне.

- Ах, - воскликнул он. - Я вижу лакея или ливрейного. Но бриджи, похоже, из вельвета, а чулки отделаны серебром.

- Меня зовут Хьюго, - сказал молодой парень. Он улыбнулся нам приятной улыбкой. - Если вы пройдёте со мной, то я покажу вам, куда идти. Мистер Амос ждёт вас на собеседование на подземном этаже.

Дата добавления: 2015-08-05