Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть xx века. 41 страница

дивертисмент <Пир>. Успех этого Сезона по сути заново открыл миру

балет как самостоятельное искусство. Мир <заболел> балетом, признав

его затем одним из высших достижений культуры. Но то было лишь

прелюдией предстоящих потрясений.

Сезон 1910 проходил уже на сцене <GrandOpera>, куда в предыдущие

выступления балет допущен не был. Отныне Д, посвятил Русские сезоны

исключительно танцу. Волшебный мир русского балета, поразивший

парижан, все больше приковывал их внимание, стал главным событием

театральной жизни французской столицы, Необходимость обращаться к

готовому репертуару сохранилась: были показаны <Карнавал> на музыку

Р.Шумана (20 мая) - недавняя петербургская премьера, и <Жизель> (18

июня) - старинный романтический балет, родившийся на французской

сцене, забытый здесь и теперь возвращенный русскими. В обеих

постановках были заняты Карсавина и Нижинский. Павлова предпочла

организовать собственную труппу и с Д. порвала. Особый интерес

вызвали новинки: <Шехеразада> на музыку Римского-Корсакова с

оформлением Бакста (4 июня) и <Жар-птица> И.Стравинского, оформленная

А.Головиным (25 июня), Изобразительное начало в этих талантливых

постановках преобладало, подчиняя ему и танец. Д, знакомил западного

зрителя с новым русским балетом, бросившим вызов балету

традиционному. Фокин предлагал отказаться от монополии застывшего

классического танца ради многообразия танцевальных форм и

выразительных движений всего тела. <Жар-птица> воплотила

импрессионистические поиски хореографа, опиравшиеся на звуковую

живопись Стравинского, поддержанные изысканным мастерством Головина.

Кульминацией первого, фокинского, периода дягилевской антрепризы стал

1911, изобиловавший новинками. Намерение Д. создать постоянно

действующую труппу в корне меняло характер антрепризы, переставшей

быть явлением эпизодическим, гастрольным. Это обрекало на зависимость

от возможностей <звезд>, служивших в императорских театрах. Однако

еще труднее было обеспечить высокий профессиональный уровень

кордебалета, и с годами именно это снижало художественное впечатление

даже от интересных постановок. Но Д. увлекла идея собственной труппы,

и он переманивал к себе интересующих его танцовщиков. Изгнание

Нижинского из Мариинского театра обеспечило <Русский балет> Д,

премьером экстра-класса. Остальные одолевали директора императорских

театров просьбами о длительном отпуске, так что их краткие появления

в Петербурге все больше походили на гастроли. Выступления новой

труппы начались в Монте-Карло, чтобы продолжиться в Риме; затем

спектакли были показаны в парижском театре Шатле и повторены в

Лондоне - там они были приурочены к коронации Георга V. Прежний

репертуар перемежался с новым. Английских зрителей Д. решил поразить

<Лебединым озером> (11.12.1911) в сокращенном до двух актов варианте.

Ради этого он помирился с Кшесинской. Очень сильное впечатление на

лондонцев произвела А.Павлова, согласившаяся выступить в <Жизели>.

<Видение розы> на музыку <Приглашения к танцу> К.Ве6ера (19 апр.,

МонтеКарло) имело сенсационный успех, поразив поэтическими

возможностями танца, сочиненного Фокиным и блистательно исполненным

Карсавиной и Нижинским. Однако центральным событием Сезона стала

премьера <Петрушки> Стравинского (13 июня, Париж). Сценарий и

оформление принадлежали Бенуа, Шедевр Фокина оказался высшим

достижением всего его творчества, произведением провидческим,

повлиявшим вообще на искусство XX в. Спектакль ошеломил внутренней

правдой. Духовное начало человека, загнанное в тупик, обнаруживало

свою неистребимость вопреки торжествующей пошлости и насилию. Главная

проблема XX в. и всей цивилизации - проблема духовного геноцида и

выживания - прозвучала здесь в полный голос.

Д первым понял ограниченность таланта Фокина и склонность его к

самоповторам. Сезон 1912 вполне это продемонстрировал: поставленные

Фокиным <Синий бог> Р.Гана (13 мая), <Тамара> на музыку М,Балакирева

(20 мая), <Дафнис и Хлоя> М.Равеля (8 июня) не были новаторскими.Д.

же, напротив, отрицал эксплуатацию достигнутого; в его правилах было

зрителя атаковывать, шокировать, поражать. Вот почему он решил

готовить замену Фокину. Нижинский, вовсе не помышлявший о

балетмейстерском поприще, по настоянию Д. начал ставить. Его первая

премьера - <Послеполуденный отдых фавна> на музыку К.Дебюсси с

оформлением Бакста (29 мая) - вызвала скандал, разделила зал на тех,

кто приветствовал смелость хореографа, и тех, кто возмущался

шокирующей новизной. Активное неприятие устраивало Д. больше, чем

равнодушие. В Сезоне 1913 Фокин не принимал участия - в нем больше не

нуждались. Антреприза менялась: все большее место в ней занимали

зарубежные дирижеры, композиторы, художники. В кордебалете все чаще

появлялись зарубежные любители, часто совсем неопытные. Труппа Д. из

пропагандиста русского искусства превращалась в лабораторию

современного творчества. Энергия и талант организатора активизировали

самые дерзкие поиски. В <Играх> на музыку К.Дебюсси (15 мая)

хореография Нижинского передавала интонации современности,

воспринятые через тему спорта. Прорывом в будущее стала следующая

премьера - <Весна священная> Стравинского с оформлением Рериха (29

мая). Новаторскими были и музыка, и пластика. Образ древней языческой

Руси потребовал непривычных движений, иных композиционных приемов. То

было рождение принципиально новой хореографии. Экспрессионизм в танце

пробивал себе путь. Премьера вылилась в грандиозный скандал: публика

выкрикивала ругательства, шумела, пыталась сорвать представление,

Авторы постановки и актеры были растеряны; лишь Д. уверял, что

доволен.

Сезон 1913 по сути завершал первый, наиболее результативный период

деятельности антрепризы, произведшей переворот на Западе в отношении

к русскому искусству. Оно утвердилось в общественном сознании как

передовое, изобилующее новыми, даже революционными художественными

идеями. Зарубежного зрителя привлекали также ценности старого,

традиционного искусства, в исполнении русских вновь обретавшие

живость и глубину. На этом этапе художественные интересы

превалировали над коммерческими. Умение Д. находить меценатов,

увлекать и очаровывать их снимало финансовые проблемы в самых,

казалось, безвыходных ситуациях. Создание постоянно функционирующей

труппы, а вскоре и отрыв от родины - сначала в связи 1-й мировой

войной, а затем вследствие революции 1917- выдвигали необходимость

содержать людей, видевших в антрепризе единственный источник

заработка. Труппа <Русский балет> Д. вынужденно вступала на путь

проката, а это влекло за собой эксплуатацию уже созданного репертуара

и связанного с ним былого успеха - даже тогда, когда новые

исполнители не могли состязаться с премьерными. Но главное - это была

необходимость отвечать взятому курсу гонки за новизной.Д. оказался

прикован к колеснице сотворенного им успеха.

В августе 1913 труппа отбыла на гастроли в Америку. В отсутствие Д, и

без его ведома произошла женитьба Нижинского. Взбешенный мэтр порвал

с ним контракт. Эпоха Нижинского в жизни антрепризы и самого Д.

завершилась. Попытки примирения, даже приглашение участвовать в

выступлениях и постановочной работе (<Тиль Уленшпигель> Р.Штрауса,

23.10.1916, <Манхеттен-опера>, НьюЙорк) были безуспешными.

Возвращения Фокина также оказывались временными и желанных

результатов не давали. Появление талантливого хореографа Б.Романова в

Сезонах 1913-14 было эпизодическим. Судьба дягилевского начинания во

многом зависела от того, обретет ли труппа достаточно интересного

хореографа. Д, ничуть не сомневался, что создать новый талант ему

вполне по силам. Ставка была сделана на выпускника Московского

театрального училища Л.Мясина. Он только начинал свой артистический

путь в Большом театре. Первой премьерой Мясина в качестве танцовщика

был одноактный балет Фокина <Легенда об Иосифе> с музыкой Р.Штрауса

(17.5.1914, <Grand-Opera>), где он исполнил центральную роль. За

шесть лет (1915-20) Мясин поставил 12 балетов и вырос в оригинального

хореографа. Среди них были такие удачи как <Парад> на музыку Э.Сати в

оформлении П.Пикассо (18.5.1917, театр Шатле, Париж), <Волшебная

лавка> с музыкой Дж.Россини в изложении О.Респиги и оформлением

А.Дерена (5,7.1919, <Alhambra>, Лондон), <Треуголка> на музыку М, де

Фальи и оформлением Пикассо (22.7.1919, там же). Желание Мясина

создать собственную труппу привело к разрыву с Д. Сотрудничество было

возобновлено позднее: с 1924 по 1928 Мясин поставил еще 6 спектаклей

для <Русского балета>. В 1921 Д. назначил хореографом труппы

Б.Нижинскую, поставившую до 1924 8 балетов, в том числе <Лису>

(<Байку про Лису, Петуха да Барана> - 18.5.1922, <Grand-Opera>) и

<Свадебку> Стравинского (13.7.1923, <Гёте-лирик>, Париж) - то и

другое с оформлением Н.Гончаровой. Заключительный этап деятельности

дягилевской труппы связан с постановками Дж-Баланчина (1925-29).

Именно у Д. балетмейстерский талант Баланчина, проявившийся в начале

20-х в России, набрал силу и весьма разнообразно реализовался. Он

поставил для <Русского балета> 9 спектаклей, включавших такие шедевры

как <Аполлон Мусагет> (12.6.1928, Театр Сары Бернар, Париж) и

<Блудный сын> (21.5.1929, там же) - оба с музыкой С.Прокофьева.

<Блудный сын> оказался последней премьерой антрепризы. Это был

спектакль, остродраматическое действие которого по существу

перекликалось с судьбой каждого из дягилевцев, родины лишившихся. В

числе сотворенных Д. талантов был и С.Лифарь, появившийся беспомощным

любителем из Киева в 1921 и выросший под опекой всесильного мэтра в

ведущего танцовщика труппы. По настоянию Д. и он начал ставить, но

успел осуществить лишь новую версию <Байки про Лису> (1929).

В последние годы Д. утратил былой всепоглощающий интерес к балету,

сосредоточившись снова на коллекционировании, собирал раритеры -

автографы, редкие издания, особенно все, что было связано с Пушкиным.

Умер Д. в Венеции и там же был похоронен, С его смертью антреприза

прекратила свое существование.

Д. гордился своим сходством с Петром 1 и всячески его подчеркивал. И

он действительно стал преобразователем отношений Запада и России в

сфере искусства. Сделанное им произвело переворот в балете, создало

истоки балета XX в" возродило к жизни это искусство во многих

странах. Личность и судьба Д. во многом необычна. Оказавшись на стыке

двух эпох и двух культур - дворянской и буржуазной, он так и не

сделал окончательного выбора, по крайней мере - в самом себе. И чем

смелее и неожиданнее были эксперименты, тем сильнее Д. чувствовал

тягу к искусству прошлого, охотнее обращаясь к нему. Не потому ли так

естественно родился неоклассицизм в репертуаре его труппы? Этот

удивительный человек начал переход к коммерциализации зрелища. И он

же в отношениях с людьми проявлял жестокость деспота, капризы

барина-крепостника, вольного казнить и миловать и схожего в том едва

ли не с владельцем крепостной труппы. Однако все это отступало перед

подвигом Д., добившегося такого взлета в художественном творчестве,

что мы теперь нередко называем его время - эпоха Д.

Лит.: Красовская В. Русский балетный театр начала XX века, ч. 1.

Хореографы.Л., 1971; Григорьев С.Л. Балет Дягилева. 1909-1929. М.,

1993; Лифарь С. Дягилев. СПб., 1993.

А. Соколов-Каминский

_Е

\ЕВЛОГИЙ Георгиевский (в миру Георгиевский Александр Семенович)

(10.4.1868, с. Сомово, Одоевского у., Тульской губ. 8.8.1946, Париж)

- церковный и общественный деятель, Е. родился в семье бедного

приходского священника. В 1877-82 учился в Белевском духовном

училище, а в 1882-88 в Тульской духовной семинарии. В это время он

увлекся литературой, библеистикой, вопросами морали, пастырства,

помимо официальных занятий изучал труды епископа Феофана Затворника,

И.Янышева, духовно-богословские журналы, часто приезжал в Оптину

пустынь к знаменитому старцу Амвросию Оптинскому, который благословил

его, несмотря на нежелание родных, на обучение в Московской духовной

академии. Во время обучения в академии Е. находился под духовным

влиянием ее ректора архимандрита Антония Храповицкого. В 1895

постригся в монашество, в сане иеромонаха стал преподавателем

Тульской семинарии. В 1895-97 работал инспектором Владимирской

духовной семинарии, затем посвящен в сан архимандрита и назначен

ректором Холмской семинарии в Галиции - уездном городе с

польско-еврейским населением и сложной религиозной жизнью (частыми

православно-униатскими конфликтами). В 1902 назначен епископом

Люблинским, викарием Холмско-Варшавской епархии; стал одним из

главных инициаторов русского национального и религиозного возрождения

в Галиции. После выхода 17.4,1905 указа о свободе совести - ведущий

деятель сопротивления католической экспансии на Холмщине, где

вероисповедная распря тесно переплеталась с национальной, а

экономическое воздействие католиков соседствовало с практикой

открытого насилия. Лично ходатайствуя перед императором и

обер-прокурором Синода К,По6едоносцевым, добился выделения Люблинской

и Седлецкой епархий в самостоятельную Холмскую епархию; был назначен

ее епископом,

Во время революционных событий 1905 Е. противодействовал еврейским

погромам в своей епархии, оставаясь одновременно последовательным

сторонником русских национальных традиций; разрабатывал проект

выделения Холмщины в самостоятельную губернию, который не нашел

поддержки у С.Витте, но безусловно приветствовался П.Столыпиным. В

1907 избирался православным населением Холмщины членом 2-й и 3-й

Государственной думы, примыкал к фракции националистов, выступая как

против смертной казни, так и против террора, захлестнувшего империю,

а также за радикальную земельную реформу на Холмщине, направленную

против малоземелья и жестокой эксплуатации местных крестьян польскими

магнатами. В 1912 стал архиепископом Холмским. В 1914 назначен

архиепископом Волынским. С объявлением 1-й мировой войны личным

приказом императора назначен управляющим церковными делами на

оккупированных территориях, После Февральской революции и отречения

императора Е. подвергался травле как <черносотенец> и <старорежимник>

со стороны т.н. <социал-диаконов> и <социал-псаломщиков> низшего

холмского духовенства. Тем не менее созванный епархиальный съезд

Холмщины высказал полную поддержку своему архиерею,

Летом 1917 принял участие в работе открывшегося в Москве

Всероссийского Предсоборного присутствия (в числе семи архиереев по

выбору). 16 августа после литургии состоялось открытие Церковного

Собора (в храме Христа Спасителя). Е. был избран председателем отдела

<Богослужения, проповедничества и церковного искусства>;

непосредственно он занимался выработкой богослужебного устава, Однако

его проект реформ в этой области не получил одобрения председателя

Соборного президиума митрополита Тихона (Белавина), который хотел

сближения церкви со старообрядцами, не допускавшими никаких изменений

в этой области. 5.1 1.1917 состоялось избрание патриарха. Накануне Е.

совершал службу в Новоиерусалимском монастыре под Москвой, где

молились члены Собора. 13 ноября по благословению патриарха Тихона он

совершил заупокойную службу по убитым большевиками юнкерам. После

интронизации патриарха в числе прочих был выбран в члены Патриаршего

Синода.

После окончания сессии Собора Е. отправился в Киев и принял участие в

борьбе за <единую и неделимую Русскую Церковь> против украинских

автокефалистов. После занятия Киева Петлюрой он вместе с митрополитом

Антонием был арестован в Киево-Печерской Лавре и в сопровождении

католического патера депортирован в униатский базиликанский монастырь

в городе Баучаг, в который затем были перепровождены и другие

арестованные православные клирики и архиереи. После поражения

украинских сепаратистов Е. и митрополит Антоний были вновь арестованы

уже польской властью и отправлены во Львов; определены на поселение к

известнейшему униатскому деятелю митрополиту Андрею Шептицкому,

который не только радушно принял русских архиереев, но и приложил

немало усилий для их освобождения. По его совету и при его участии

они составили и передали через французского агента во Львове петицию

премьер-министру Франции Ж.Клемансо с просьбой о своем освобождении.

Получив свободу, они были через Буковину и Константинополь

переправлены в августе 19 19 к генералу Деникину в Екатеринодар.

После непродолжительного пребывания в разных городах Юга России Е.,

ввиду развернувшегося наступления большевиков, эмигрировал на корабле

<Иртыш> в Константинополь, затем переехал в Белград и, наконец,

обосновывался в городе Сермские Карловцы; испросил согласия сербского

патриарха на переезд сюда Высшего церковного управления (ВЦУ) во

главе с митрополитом Антонием. В 1920 ВЦУ назначило Е. управляющим

всеми западноевропейскими русскими церквами на правах епархиального

архиерея (решение утверждено патриархом Тихоном), Е. занялся

организацией церковной жизни во вверенных ему приходах, принял

участие в экуменической Женевской конференции, организованной

американской епископальной церковью. В мае 1921 на объединительном

съезде русских монархистов в Рейхенгалле (Германия) он вошел в Высший

монархический совет, а позднее был избран заместителем председателя

совета. Осенью 1921 Е, принял участие в работе Всезаграничного

Церковного Собора в Карловцах, на котором, несмотря на монархические

воззрения, выступил сторонником полного отделения эмигрантской церкви

от политических воззваний и отказался подписать промонархическое

воззвание Собора. 17.1.1922 указом патриарха Тихона возведен в сан

митрополита, а 22 мая получил патриарший указ о расформировании ВЦУ

ввиду его политических деклараций и подчинении всех зарубежных

приходов Е. под временную юрисдикцию патриарха при поручении

представить соображения о порядке управления названными церквами, В

1923 с согласия Е. был принят новый устав Русской православной церкви

заграницей (РПЦЗ), передававший основные полномочия по управлению

зарубежной церкви Собору и архиерейскому Синоду РПЦЗ, Тем не менее в

1924 Е. заявил, что признает за Собором лишь <моральное>, а не

судебно-административное право в отношении себя. Он также оповестил о

непризнании <Карловацкого учреждения> законной канонической властью

над своей епархией. Данные действия были восприняты большинством

русских архиереев за границей как раскол Зарубежной церкви. В 1927

они прервали общение с Е. и временно запретили ему совершать

священнослужение. Это решение он также отказался признать. В том же

году Е. и его духовенство приняло требование митрополита Сергия

(Страгородского) дать подписку о <лояльности> советской власти,

правда с оговоркой, что термин <лояльность> означает аполитичность.

Это вызвало массу протестов со стороны видных деятелей российской

эмиграции, в том числе и барона Врангеля, и одновременно привлекло к

Е. целый ряд левых и либерально мыслящих эмигрантских философов.

Несмотря на обещание <лояльности>, в 1930 Е. принял участие в Лондоне

(по приглашению архиепископа Кентерберийского) в молениях о

страждущей Русской церкви и 11 июля этого года был уволен

митрополитом Сергием от управления Русской церковью в Западной

Европе. Будучи <запрещенным> как Москвой, так и <карловцами>, Е,

обратился за помощью в Константинополь, перешел под юрисдикцию

Вселенского патриарха. Даже после личного примирения с митрополитом

Антонием в 1934 и непосредственного участия в попытках объединить

русскую церковную диаспору сербского патриарха Варнавы Е. и созванное

им епархиальное собрание западноевропейской епархии отказалось

подписать в 1935 компромиссное решение о церковном единстве,

С начала 2-й мировой войны и оккупации Европы немецкие власти делали

попытки переподчинить приходы Е, <правому> архиерейскому Синоду РПЦЗ.

Во время оккупации Парижа Е., возмущаясь геноцидом евреев, в своих

проповедях говорил на общехристианские темы веры и благочестия.

Отечественную войну Е. переживал как <всенародный подвиг спасения

Родины>. Патриотические настроения привели его к мысли о возвращении

в юрисдикцию Московской патриархии. Осенью 1945 он написал

ходатайство о воссоединении с Московским Патриархатом и 11.9.1945

получил соответствующий Указ патриарха Алексия (Симанского).

Одновременно он дважды обращался в Константинополь с просьбой о

разрешении вернуться в юрисдикцию Московской патриархии; ответа из

Константинополя не последовало, и поэтому он до конца жизни оставался

и именовался экзархом Вселенского патриарха. В то же время и

Московский патриархат считал его своим экзархом, <Уклон> Е. к Москве

вызвал упорное сопротивление его паствы, не разделявшей отношение

своего иерарха к <советской церкви>. В последние месяцы жизни Е.

также испытывал разочарование от реальных контактов с представителями

Московской патриархии.

Е. был похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. В его

отпевании и похоронах принимали участие представители всех ветвей

русского православия за границей, а также представители Московской

патриархии, После смерти Е. некоторые его приходы перешли под

юрисдикцию Москвы, основная же часть остается в подчинении

Константинополя. В настоящее время это - небольшое русское

викариатство Константинопольского патриарха с центром в Париже.

В историю русского православного зарубежья Е. вошел как <собиратель>

либеральнофилософского направления русской церковной мысли. Под его

юрисдикцией находились практически все деятели т.н. <русского

религиозного возрождения>: О.Сергий Булгаков, Н.Бердяев, С.Франк,

Н.Лосский, Г.Федотов, А.Карташев, Г.Флоровский, В.Зеньковский,

П.Струве и др., которым импонировала аполитичность и <либерализм>

митрополита. Он являлся создателем Парижского Богословского

института, первого высшего духовного заведения русской эмиграции,

профессорами которого являлись самые известные ученые, философы и

богословы зарубежья. При его непосредственном участии было

организовано т.н. <Христианское движение>, объединившее русскую

религиозную молодежь, находившуюся под духовным влиянием и

пользующуюся материальной поддержкой Всемирного христианского союза

молодых людей (поэтому движение не было принято православными

традиционалистами, видевшими в нем влияние <жидо-масонов>). Из

движения вышло знаменитое братство <Православное дело>, созданное

известнейшей русской монахиней и поэтессой, матерью Марией

(Скобцовой), погибшей в гитлеровских лагерях.Е. - основатель новых

храмов и приходов во Франции (в том числе знаменитого Сергиевского

Подворья), в Германии, Чехословакии, Бельгии, Италии, Норвегии и

Швейцарии. Он также известен активной экуменической деятельностью, в

частности, участием в Женевской конференции христианских

вероисповеданий (1920), Ламбетской (1930), Лозанской (1927),

Эдинбургской (1937), а также ряда др. экуменических конференций,

положивших начало созданию Всемирного совета церквей.

Соч.: Путь моей жизни. Париж, 1947.

Р. Южаков

\ЕВРЕИНОВ Борис Алексеевич (24.11.1888, с. Борщень, Суджанского у"

Курской губ. 29.10.1933, Прага) - историк, общественный деятель. Из

дворян. Брат В.Евреинова. В 1907 окончил 3-ю петербургскую

классическую гимназию и поступил на историко-филологический факультет

Петербургского университета. Специализировался по русской истории в

семинаре А.Полиевктова, по истории славян - у Н.Ястребова, по

всеобщей истории - у Э.Гримма. Получив в 1911 выпускное

свидетельство, поступил вольноопределяющимся в лейб-гвардейский

кирасирский полк, был произведен в прапорщики и уволен в запас.

Государственные экзамены в университете сдал весной 1913, получил

диплом 1-й степени за сочинение <Преобразовательный план

М.М.Сперанского 1809 г.>. Осенью 1913 избран мировым судьей 4-го

Льговского судебного округа Курской губернии. С марта по октябрь 1917

уездный комиссар Временного правительства в Курской губернии. Член

кадетской партии. После октябрьского переворота был вынужден оставить

родовое имение и уехать в Киев; с июня 1918 по февраль 1919-

секретарь ученого комитета министерства исповеданий Украинской

державы. Весной 1919 вступил в ряды Добровольческой армии, служил

корнетом в 17-м гусарском Черниговском полку. В феврале 1920 тяжело

ранен под Ростовом и эвакуирован вместе с госпиталем в Салоники

(Греция). Непродолжительное время жил в Югославии, затем переехал в

Варшаву, где последовательно занимал должности начальника канцелярии

управления интернированных русских войск в Польше, председателя

культурно-просветительной комиссии, управляющего делами Русского

комитета в Варшаве, управляющего делами и члена правления Русского

попечительного комитета в Польше,

Весной 1923 переселился в Прагу. Состоял товарищем председателя

Пражской республиканско-демократической группы - одной из ряда

аналогичных кадетских групп, организованных П.Милюковым в противовес

правому крылу партии. Правда, по свидетельству С.Пушкарево, Е. <был

далек от партийно-политического сектанства и готов был служить делу

сохранения и развития русской науки и русской национальной культуры

рука об руку с людьми иных направлений и убеждений>, Согласно

А.К.изеветтеру, Е. был зачислен в члены Русской учебной коллегии в

Праге по 3-й категории (в разряд оставленных для подготовки к

профессорскому званию). В 1927 успешно выдержал магистерские экзамены

на кафедре русской истории при Русской академической группе в

Чехословакии, в 1928 получил звание приват-доцента. Один из

основателей образованного в апреле 1925 Русского исторического

общества (РИО) в Праге и его секретарь. В июне 1927 выступил с

докладом <Реформа высших губернских учреждений в России в

царствование Александра 1> на Варшавской конференции историков Европы

и славянского мира. С 1929 член Славянского института в Праге,

одновременно являлся секретарем Русской академической группы в

Чехословакии, членом Совета и ученой комиссии Русского заграничного

исторического архива. Участвовал в работе 5-го съезда Русских

академических организаций в Софии в 1930, выступил с докладом <Война

за освобождение балканских славян (1877-78) и чешское общество>.

Входил в Союз русских писателей и журналистов в Чехословакии. По

инициативе Е. в Праге в 1932 было создано Русское музыкальное

общество.

Входил в состав редакционного комитета по подготовке пражского

сборника, посвященного 70-летнему юбилею Милюкова, в котором поместил

статью <Русский администратор новейшей школы (Записка псковского

губернатора Б.Обухова и ответ на нее)>; составил библиографию

печатных трудов Милюкова. В 1931 предпринял поездку в южную Чехию для

Дата добавления: 2015-08-05