|
Читайте также: |
по 1917 приват-доцент Петербургского университета.
После Февральской революции Г. сблизился с плехановской группой
<Единство>, но скоро почувствовал свою непригодность к политической
деятельности. Летом 1917 он переехал в Томск, где стал вначале
профессором по кафедре философии и педагогики, а затем деканом
историко-философского факультета Томского университета. Некоторое
время работал директором Высших педагогических курсов. Однако
революционные события в Сибири вынудили Г. к эмиграции.
До 1924 он жил в Германии: профессор Русского научного института в
Берлине, а также редактор журнала <Русская школа за рубежом>. В 1924
Г. переехал в Прагу, где в течение 3-х лет преподавал на кафедре
педагогики в Русском высшем педагогическом институте. В 1925 вместе с
Б.Яковенко и Степуном пытался возобновить русское издание <Логоса>. В
1934 Г. получил приглашение на кафедру философии педагогики в Вольной
Всепольской школе в Варшаве и принял польское гражданство. В Польше
он пережил все события 2-й мировой войны, во время которой, как
сообщает Степун, родные Г. погибли в нацистских концлагерях, а ему
самому также пришлось пережить многократные аресты и концлагерь.
После войны в 1945 Г. получил должность профессора педагогики в
университете Лодзи. Однако с установлением режима новой власти его
преподавательская деятельность в области философии стала невозможной.
Последние годы жизни он занимался русской филологией.
В эмиграции Г. работал преимущественно над вопросами философии,
социологии и права. В то же время он много писал и по педагогике.
Главная его книга в этой области - <Основы педагогики> (Берлин, 1923)
- выросла из лекций в Томском университете. В ней прежде всего
сказалось тяготение Г. к прикладной философии. В предисловии к этой
работе он писал: <Как философа меня привлекала возможность явить в
этой книге практическую мощь философии>. Книга Г. содержит
философские основы образования и воспитания. Система воспитания
опирается на представление о личности, выражающее позицию
трансцендентализма. По мнению Г., личность созидается только через
приобщение к миру сверхличных ценностей. Поэтому цель воспитания Г.
полагает в превращении естественного человека в человека культурного.
В области социологии Г. была написана книга <Проблема правового
социализма> (1924). В ней предпринята попытка соединить положительные
моменты индивидуалистической структуры общества с положительными
моментами социалистического идеала. По мнению Г., осуществление этого
придало бы более совершенное выражение ценностям религии,
национальности, государства, частной собственности и свободы.
При разработке проблем этики Г. склонялся к интуитивизму, пытаясь
расширить его при помощи концепции практической волевой интуиции,
которую он называл <волезрением>. Это можно обнаружить в его работе
<Трагедия добра в <Братьях Карамазовых> Достоевского> (1928). По
мнению Г., три брата - Дмитрий, Иван, Алексей - олицетворяют собой
три стадии добродетели. Дмитрий - воплощение естественной основы
нравственности, выраженной в соответствии с теорией Вл.Соловьева
полуинстинктивными чувствами стыда, жалости и благоговения. Иван
символизирует добродетель, которая стала предметом рационального
анализа. Это автономная добродетель Канта, состоящая в исполнении
долга без любви. Высшая степень добродетели - добродетель как любовь
воплощена в Алеше. В представлении Г. старец Зосима является
представителем сверхэтической святой жизни. Он стоит выше сферы
морали, а Федор Павлович Карамазов - ниже ее.
Философское творчество Г. не содержит законченной системы взглядов.
По мнению Зеньковского, <философскому дарованию Гессена не дано было
развернуться в полноте - и внешние неблагоприятные обстоятельства
жизни, и внутренняя скованность мысли...обеспложивающим
трансцендентализмом помешали этому>. Степун запечатлел некоторые
черты психологического облика Г.: <Дома, в семье своего отца, а
впоследствии и в своей собственной семье (Сергей Иосифович был женат
на дочери известного в Москве психиатра Минора) он как-то не
расцветал, иной раз даже тускнел..., зато на заседаниях, докладах и в
особенности в гостях он распространял вокруг себя атмосферу подлинной
симпозиальности>.
Соч.: Мистика и метафизика // Логос, 1910, кн. 1; Философия наказания
// Там же, 1912-13, кн. 12; Политические идеи жирондистов. К истории
политических воззрений в эпоху революции.М., 1917; Политическая
свобода и социализм. Пг., 1917; Свобода и дисциплина. Пг., 1917;
Крушение утопизма // СЗ, 1924, № 19; Монизм и плюрализм в систематике
понятий // Рус. народ, ун-т в Праге. Науч. тр., т. 1: Философия.
Прага, 1928; Борьба утопии и автономии добра в мировоззрении
Ф.М.Достоевского и Вл.Соловьева // СЗ, 1931, № 45-46; Мировоззрение и
идеология // СЗ, 1935, № 57.
Лит.: Зеньковский В.В.С.И.Гессен как философ // НЖ, 1951, № 25;
Степун Ф.А. Памяти С.И.Гессена // Там же; Зеньковский В.В. История
русской философии, т. 2, ч. 1. Л., 1991.
А. Поляков, Е. Тимошина
\ГИППИУС Зинаида Николаевна (псевд. Антон Крайний) (8.11.1869, Белев,
Тульская губ. 9.9.1945, Париж) - поэт, прозаик, литературный критик.
Отец из немецкой семьи, проживавшей с XVI в. в России; мать - дочь
екатеринбургского полицмейстера. Из-за болезни легких Г. не получила
систематического образования, жила с матерью (отец умер в 1881) в
Ялте и на Кавказе. В Боржоми познакомилась с Д.Мережковским, 8,1.1889
обвенчалась и уехала с ним в Петербург. Этот духовный и творческий
союз продолжался 52 года и описан в неоконченной книге Г. <Дмитрий
Мережковский> (Париж, 195 1; М., 1991).
Первые стихи Г., написанные под влиянием С.Надсона, появились в
журнале <Северный вестник> (1888, № 12). Позднее Г. говорила: <Стихи
я всегда писала редко и мало, - только тогда, когда не могла не
писать>. Литературная известность пришла с ее стихами, появившимися в
<Северном вестнике> в 1895 (№ 3,12) и определившими ее место среди
символистов. В 1904 и 1910 в Москве вышло <Собрание стихов> (кн.
1-2). В 1899-1901 в журнале <Мир искусства> печатались ее
литературно-критические статьи. В 1901-3 вместе с Мережковским и
В.Розановым организовала Религиозно-Философские собрания в
Петербурге, была одним из редакторов журнала <Новый путь> (19034),
где печатались протоколы этих собраний. Квартира Мережковских в доме
Мурузи (Литейный, 24) стала местом встреч петербургских символистов и
религиозных философов. Критические статьи Г. печатались в <Весах>
(1906-8), <Русской мысли> (1910-14) и др. журналах. С 1906 по 1914
Мережковские жили за границей, в Париже, наезжая временами в Россию.
Г. - автор сборника рассказов <Новые люди> (СПб., 1896), <Зеркала>
(СПб., 1898), <Третья книга рассказов> (СПб., 1902), <Алый меч>
(СПб., 1906), <Черное по белому> (СПб., 1908), <Лунные муравьи> (М.,
1912); романов <Чертова кукла> (М., 1911), <Роман-царевич> (М.,
1913): пьес <Маков цвет> (СПб., 1908, совм. с Мережковским и
Д.Философовым), <Зеленое кольцо> (Пг., 1916), в которых переплетаются
идеи символизма, ницшеанства, религиозной философии.
Особый интерес Г. проявила к жанру дневников и мемуаров.
Предназначавшиеся для прижизненной публикации, они были вместе с тем
образцами публицистики. В 1908 вышла ее книга очерков <Литературный
дневник>. Из дневников, которые Г. вела в течение полувека,
наибольшей известностью пользуются <Петербургские дневники>, частично
изданные в 19 21 в Софии и Мюнхене (<Черная книжка> и <Серый
блокнот>) ив 1929в Белграде (<Синяя книга>), дважды переизданные с
предисловием Н.Берберовой (Нью-Йорк, 1982, 1990).
Г. не была захвачена шовинистическим энтузиазмом первых лет мировой
войны, В докладе, прочитанном в Религиозно-Философском обществе в
ноябре 1914, утверждала, что война является осквернением
человечества. Со временем Г, пришла к мысли, что только <честная
революция> может по-настоящему покончить с войной. Подобно другим
символистам видела в революции великое духовное потрясение,
призванное очистить человека и создать свободную Россию, надеялась,
что революция раскрепостит людей и их религиозное сознание, которое
подавлялось самодержавием и церковью. Революция представлялась ей
исходом <разрушительных> и <созидательных> сил, издревле дремавших в
недрах России. <Петербургские дневники> писались, по признанию Г.,
<около решетки Таврического Дворца>, где заседала Государственная
дума и один день 5,1.1918 - Учредительное собрание (Мережковский и Г.
жили напротив Таврического дворца на Сергиевской, 83). Дневник 1917
рисует картину сползания страны в бездну безумия. Из окна своей
квартиры они <следили за событиями по минутам>. К ним приходили
<исторические личности>, особенно часто видные руководители эсеров и
кадетов. Временное правительство воспринималось Мережковским, Г, и их
друзьями как свое и близкое, с некоторыми министрами они были лично
связаны (А.Керенский, Б.Савинков). Восторженно приняв Февральскую
революцию, Г. одна из первых (как и В.Розанов, И.Бунин, А.Ремизов)
увидела антидемократическую и антинациональную сущность октябрьского
переворота 1917, наступление <власти тьмы>. <Главные вожаки
большевизма, - писала она в <Синей книге>, - к России никакого
отношения не имеют и о ней меньше всего заботятся. Они ее не знают, -
откуда? В громадном большинстве не русские, а русские - давние
эмигранты>.
<О, какие противные, черные, страшные и стыдные дни!> - восклицает Г.
и пишет 9.11.1917 стихи о судьбе русской революции: <Лежим, заплеваны
и связаны, / По всем углам. / Плевки матросские размазаны / У нас по
лбам>. По ее мнению, переворот 25.10,1917 произвел на всю
интеллигенцию, за редкими исключениями, тягчайшее впечатление:
<Расстрелянная Москва покорилась большевикам. Столицы взяты
вражескими - и варварскими - войсками. Бежать некуда. Родины нет>. Г,
порвала с А.Блоком и В.Брюсовым, сотрудничавшими с новыми властями,
которые были для Г. воплощением <царства Дьявола>. Дневники с ноября
1917 до января 1919 (<Черные тетради>) остались в России; они
хранились в Отделе рукописей ГПБ в Петербурге и впервые полностью
опубликованы в 1992 в альманахе <Звенья> (СПб., М., вып. 2). В
<Черных тетрадях>, а также в ранее опубликованных частях
<Петербургских дневников> Г, стала летописцем жизни тех, кто после
октябрьского переворота оказался в родной стране на положении
<внутренних> эмигрантов, она запечатлела репрессии против печати и
политических партий, аресты и расстрелы интеллигенции, дворян,
офицеров, составила список деятелей культуры - <перебежчиков>, <кому
не простит никогда> (среди них А.Блок, А.Белый, А.Бенуа, С.Есенин,
Вс.Мейерхольд, К.Чуковский и др.). Чуковский отметил в дневнике, что
Г. <в течение года ругает с утра до ночи большевиков...>.
Мережковский и Г. надеялись на свержение большевистской власти, но,
узнав о поражении Колчака в Сибири и Деникина на юге, решили бежать
из Петрограда. 24.12.1919 они совместно с их другом ДФилософовым и
секретарем В.Злобиным покинули город, якобы для чтения лекций в
красноармейских частях в Гомеле; в январе 1920 перешли на территорию,
оккупированную Польшей, и остановились в Минске. Здесь Мережковские
читали лекции для русских эмигрантов, писали политические статьи в
газете <Минский курьер>, В феврале 1920 переехали в Варшаву, где
занялись активной политической деятельностью. Жизнь снова наполнилась
для них смыслом - борьбой за свободу России.Г. стала редактором
литературного отдела в газете <Свобода>. Из Парижа приехал Савинков,
чтобы совместно продолжить борьбу против большевизма.Г. и Савинкова
связывала долголетняя дружба, она редактировала его роман <Конь
бледный>, который привезла в Россию и напечатала в журнале <Русская
мысль>. История взаимоотношений Г.-ФилософовСавинков рассказана в
дневнике Г. <Коричневая тетрадь> (Возрождение, 1970, № 221),
являющимся эпилогом трех ранних дневников: <Дневник любовных
историй>, <О Бывшем> (Там же, 1970, № 217-220) и <Варшавский дневник>
(Там же, 1969, № 214-216). Темы и мотивы постоянно переплетаются в
них, образуя прихотливый узор гиппиусовской прозы.
В Варшаве Г. быстро разочаровалась в газете <Свобода>, где ее, как
она говорила, лишили какой бы то ни было свободы, и стала помогать
Мережковскому в написании работы о правителе Польши Ю.Пилсудском, в
котором они видели избранника Божьего для служения человечеству и для
избавления мира от <безнравственного большевизма>. В Польше Г. видела
страну <потенциальной всеобщности>, которая может положить конец
вражде разъединенных наций: преодолев долголетнюю взаимную ненависть,
Польша и Россия перед лицом общей опасности большевизма должны
создать союз братских народов.Г. требовала от польского правительства
признания, что Польша воюет не против русского народа и России, а
против большевизма. В июле 1920 после такого заявления правительства
Пилсудского Г., Мережковский и философов написали воззвание к русской
эмиграции и к русским в России по поводу союза с Польшей. Однако,
когда в октябре 1920 Польша подписала перемирие с Россией, Г. стала
критически относиться к Пилсудскому, правительство которого
официально объявило, что русским людям в Польше воспрещается
критиковать власть большевиков под угрозой высылки из страны.
Убедившись, что <русскому делу> в Варшаве положен конец, Мережковские
20.10.1920 выехали в Париж.
Крушение судьбы и творчества писателя, обреченного на жизнь вне
России - постоянная тема поздней Г. В эмиграции она оставалась верна
эстетической и метафизической системе мышления, сложившейся у нее в
предреволюционные годы в результате участия в Религиозно-Философском
собрании и в Религиозно-Философском обществе. Эта система
основывалась на идеях свободы, верности и любви, вознесенной до
Христа. Поселившись в Париже, где у них с дореволюционных времен
сохранилась квартира, они установили и возобновили знакомство с
К.Бальмонтом, Н.Минским, И.Буниным, И.Шмелевым, А.Куприным,
Н.Бердяевым, С.Франком, Л.Шестовым, А.Корташевым. Г. поражала всех
своей <единственностью>, пронзительно-острым умом, сознанием (и даже
культом) своей исключительности, эгоцентризмом, нарочитой,
подчеркнутой манерой высказываться наперекор общепринятым суждениям и
очень злыми репликами. <Изломанная декадентка, поэт с
блестяще-отточенной формой, но холодный, сухой, лишенный подлинного
волнения и творческого самозабвения> (Ю.Терапиано).
В эмиграции Г. переиздавала написанное в России (сб. рассказов
<Небесные слова>. Париж, 1921). В 1922 в Берлине вышел сборник
<Стихи: Дневник 1911-1921 >, а в Мюнхене книга четырех авторов
(Мережковский, Г., Философов и Злобин) <Царство Антихриста>, где
впервые опубликованы две части <Петербургских дневников> со
вступительной статьей Г. <История моего дневника>. В 1925 в Праге
вышел двухтомник мемуаров Г. <Живые лица> (Л., 1991; Тбилиси, 1991),
в котором воссозданы литературные портреты Блока, Брюсова,
А.Вырубовой, В.Розанова, Ф.Сологуба и др.В.Ходасевич высоко оценил
художественное мастерство этих мемуаров, но опроверг <слухи>,
приведенные Г., в частности, о Горьком и Розанове. Ответное письмо
Ходасевичу Г. закончила словами: <Вы больше любите Горького, я больше
Розанова>. И.Одоевцева выделяла мемуары Г.: <Проза Г. не очень
хороша. Она - поэт, она - критик. Но прозаик слабый. Исключение -
<Живые лица>.
В 1926 Мережковский и Г. решили организовать литературное и
филосовское общество <Зеленая лампа>, президентом которого стал
Г.Иванов, а секретарем - Злобин. Общество сыграло видную роль в
интеллектуальной жизни первой эмиграции и соединило лучших
представителей русской зарубежной интеллигенции. Это было закрытое
общество, которое должно было стать <инкубатором идей> и все члены
которого были бы в согласии относительно важнейших вопросов. Первое
заседание <Зеленой лампы> состоялось 5,2,1927 в здании Русского
торгово-промышленного союза в Париже. Во вступительном слове
Ходасевич напомнил о собраниях <Зеленой лампы> в начале XIX в., в
которых принимал участие молодой Пушкин. Для Г. зеленый цвет
ассоциировался с верой в религию, в Россию, в высокие идеалы
человечества. Стенографические отчеты первых пяти собраний напечатаны
в журнале <Новый корабль>, основанном Г. в Париже (ред. Злобин,
Ю.Терапиано, Л.Энгельгардт). В своем докладе <Русская литература в
изгнании>, прочитанном на первом заседании <Зеленой лампы>, Г.
говорила об особой миссии русской литературы в изгнании -
необходимости учиться истинной свободе слова. Она предлагала
отказаться от узости, от партийности и многих прежних <заветов>.
Главной темой русской зарубежной литературы она считала правду
изгнанничества и удивлялась, как могло случиться, что после 10 лет, в
которые рушилось полмира и все погибло для эмигрантов, люди
продолжают писать в Париже так же и о том же, что и раньше. В этом
она видела известную ущербность литературы в изгнании. Вместе с тем,
сопоставляя эту литературу с советской, она предлагала конкретный
исторический подход к этим двум явлениям: <Ведь когда мы просто
литературу советскую критикуем, мы делаем не умное и, главное, не
милосердное дело. Это все равно, как идти в концерт судить о
пианисте: он играет, а сзади у него человек с наганом и громко делает
указания: <Левым пальцем теперь! А вот теперь в это место ткни!>
Хороши бы мы были, если б после этого стали обсуждать, талантлив
музыкант или бездарен!> Этот образ <человека с наганом> воспринимался
Г. достаточно широко - как <приказ собственной воли>. Такое понимание
восходит к статье Г. <Как пишутся стихи> (созданной в том же году,
что и известная статья В.Маяковского с аналогичным названием), в
которой утверждается преемственность культурной традиции русского
зарубежья.
В сентябре 1928 Мережковский и Г. приняли участие в 1-м съезде
русских писателейэмигрантов, организованном югославским
правительством в Белграде. При Сербской Академии наук была создана
издательская комиссия, начавшая выпускать <Русскую библиотеку>, в
которой вышла <Синяя книга> Г.
Тема свободы и вопрос, возможно ли подлинное художественное
творчество в отрыве от родной почвы, оставались главными для Г. на
протяжении всех лет существования <Зеленой лампы>, прекратившей свои
собрания с началом 2-й мировой войны в 1939. Еще при обсуждении
своего первого доклада в <Зеленой лампе> она с горечью говорила:
<Некогда хозяин земли русской, Петр, посылал молодых недорослей в
Европу, на людей посмотреть, поучиться <наукам>. А что если и нас
какой-то Хозяин послал туда же, тоже поучиться, - между прочим и
науке мало нам знакомой - Свободе?> Этой теме Г. посвятила статью
<Опыт свободы>, где говорила о свободе слова в эмиграции и в прежней
России, о мере свободы и значении этого понятия: <Пусть не говорят
мне, что в России, мол, никогда не было свободы слова, а какой высоты
достигла наша литература! Нужно ли в сотый раз повторять, что дело не
в абсолютной свободе (абсолюта вообще и нигде не может быть, ибо все
относительно); мы говорим о той мере свободы, при которой возможна
постоянная борьба за ее расширение. Довоенная Россия такой мере во
все времена отвечала... Но признаем: общая свобода в России
прогрессировала медленно, и понятие ее медленно входило в душу
русского человека. Он - не писатель только, а вообще русский человек
- не успел еще ей как следует выучиться, когда всякую школу
захлопнули>.
С годами Г. изменялась, младшее литературное поколение, начавшее
писать в эмиграции, постоянные посетители <воскресений> у
Мережковских и <Зеленой лампы> застали Г. уже другой - обращенной к
вечной теме <Сияний>, как называлась книга ее стихов, вышедшая в
Париже в 1938. В ней было много горечи и разочарования, она
стремилась понять новый мир и нового человека, чем этот человек жив,
во что верит и что в нем истинно. Однако в чем-то основном, главном
этот новый мир от нее ускользал. В поэзии и в жизни сердца у Г.
преобладало рациональное начало. Даже в Бога она верила умом, хотела
верить в бессмертие души, но ей не было дано тех интуитивных
прозрений, которые знал Блок. <Очарования>, <прелести>, <душевной
теплоты>, как отмечали современники, в ней не было. <Но в ней есть
порой холодный блеск взлетающей с земли ввысь ракеты - ракеты,
обреченной неминуемо разбиться о какое-нибудь небесное тело, не
будучи в состоянии вернуться назад и рассказать нам о том, что там
происходит. И еще много горя, боли, одиночества> (Ю.Терапиано).
В июне 1940, за десять дней до оккупации немцами Парижа, Мережковский
и Г. переехали в Биарриц на юг Франции. Отношение Г. к фашистской
Германии неоднозначно. Ей был неприемлем любой вид деспотизма, но
чтобы сокрушить большевизм, она готова была сотрудничать хоть с
дьяволом. И все же, несмотря на страстное желание видеть Россию
свободной, Г. никогда не сотрудничала с гитлеровцами. Ю.Терапиано
подчеркивал, что она <всегда была подлинной русской патриоткой,
глубоко любящей свою родину>.
Соч.: Стихотворения и поэмы, т. 1-2. Мюнхен, 1972; Пьесы. Мюнхен,
1972; Стихи. Воспоминания. Документальная проза.М., 1991;
Стихотворения. Проза.Л., 1991; Чертова кукла. Проза. Стихотворения.
Статьи.М., 1991.
Лит.: Вишняк М. Гиппиус в письмах // НЖ, 1954, № 37; Злобин В.А.
Тяжелая душа. Вашингтон, 1970; Pachmuss Т. Z.Hippius: An Intellectual
Profile. London, 1971; Ibid. Intellect and Ideas in Action: Sel.
correspondence of Z.Hippius. Miinchen, 1972; Barad A. Bibliographic
des ceuvres de Z.Hippius. Paris, 1975; Святополк-Мирский Д.П. Зинаида
Гиппиус (1928) // Рус. лит-ра, 1990, № 4; Савельев С.Н. Жанна д'Арк
русской религиозной мысли, М., 1992.
Арх.: ОР РНБ, ф. 481.
А. Николюкин
\ГОЛОВИН Николай Николаевич (22.2.1875, Москва - 10.1.1944, Париж) -
военный теоретик, педагог, историк. Родился в дворянской семье,
ведущей происхождение от крестника царя Ивана III - московского
боярина Ивана Головы. Сын генерала-от-инфантерии Н.М.Головина -
участника обороны Севастополя в Крымскую войну, заведующего
передвижением войск и военных грузов в Русской армии (1886-96).
Окончил Пажеский корпус (1894) и Николаевскую академию генерального
штаба (1900). В 1896 опубликовал первую печатную работу <1812 год.
Отечественная война и ее герои>. Проходил службу в гвардейской
конноартиллерийской бригаде (1894-97), в 37-й пехотной и 2-й
гвардейской пехотной дивизиях в должности старшего адъютанта штаба
(1901-2) и командира эскадрона (1902-3), в штабе войск гвардии и
Петербургского военного округа в должности обер-офицера для особых
поручений и помощника адъютанта (1903-4), в Варшавской крепости в
должности начальника строевого отделения (1905). В период с 1905 по
1909 исполнял должность заведующего передвижением войск
Петербургско-Двинского района, совмещая службу с научной
деятельностью в Обществе ревнителей военных знаний (в 1905-7
секретарь). В 1907 защитил диссертацию по военной психологии
(<Исследование боя. Исследование деятельности и свойств человека как
бойца>) на звание экстраординарного профессора Николаевской академии
генерального штаба, В диссертации одним из первых обосновал важность
моральных и духовных качеств военнослужащего. В период с 6.2,1908 по
18.4.1909 сочетал исполнение служебных обязанностей с педагогической
деятельностью в академии.
Осенью 1908 был откомандирован на год во французскую Военную академию
(<Ecole superieur de guerre>) для изучения зарубежного опыта высшей
военной школы. Находясь в Париже, установил дружеские отношения с
начальником академии генералом Ф.Фошем. По возвращении он представил
отчет <французская высшая военная школа>, в котором обосновал
необходимость реорганизации военного обучения в России. Главным Г.
считал изучение тактики и психологии солдатских масс, <перенесение
центра тяжести обучения на приложение знаний к частному случаю>,
объединяя теоретические знания с прикладными. Выразил эти идеи в
защищенной в 1909 диссертации на звание ординарного профессора, а
также в лекции <Опыт применения прикладного метода обучения при
обучении тактике в Императорской Николаевской военной академии>
(1912). С 1910 приступил к практическому осуществлению своей
программы реформирования процесса обучения в академии. Проводил
научные изыскания в области развития военного искусства и военной
психологии: <Высшая военная школа>, <Введение в курс тактики>,
<Служба Генерального штаба. Оперативная служба> (1912); <Естественный
отбор и социальный подбор в общественной жизни>, <История военного
искусства как наука> (1913). Предложения Г. по реорганизации учебного
процесса не встретили поддержки военного министра генерала
В.Сухомлинова и части профессуры академии во главе с генералом
А.Байовым. Конфликт привел к тому, что в начале 1914 полковник Г, был
отослан командиром 20-го Драгунского Финляндского полка в
Вильманстранд, а вскоре стены академии вынуждены были покинуть и его
единомышленники-новаторы.
1 -ю мировую войну Г. встретил командиром 2-го лейб-гвардии
Гродненского гусарского полка, которым успешно командовал в период
Галицийского сражения (авг.-сент. 1914), За доблестное командование
полком Г. был произведен в генерал-майоры, награжден Георгиевским
оружием и четырьмя орденами. В ноябре 1914 (после ранения и контузии)
он назначен генерал-квартирмейстером штаба 9-й армии, с октября 1915
исполнял должность начальника штаба 7-й армии, а с апреля 1917
являлся начальником штаба Группы армий в Румынии (Румынского фронта).
В период нахождения на этих командных должностях руководил
разработкой и непосредственно участвовал в осуществлении более чем 30
крупных армейских операций (в том числе и в знаменитом Брусиловском
прорыве русских войск на Юго-Западном фронте в 1916). Отмечен пятью
боевыми наградами; получил чин генерал-лейтенанта. Весной 1917
выдвигался на должность начальника военной академии, но из-за
независимых суждений Г. назначение не состоялось.
Развал фронта и октябрьский переворот 1917 Г. встретил в должности
начальника штаба Румынского фронта, В декабре 1918 уехал через Одессу
в Париж, затем в Лондон, где занял должность помощника по военным
вопросам С.Сазонова - официального представителя адмирала Колчака и
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 70 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть xx века. 30 страница | | | Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть xx века. 32 страница |