Основные христианские убеждения и отзвуки раннехристианской традиции

В этой книге нас интересуют прежде всего общие особенности богословия Павлова Послания к Римлянам. Однако эта заинтересованность не должна склонять нас к недооценке значения тех верований, которые Павел разделял с большим или меньшим числом первохристиан и которые играют роль также и в Послании к Римлянам. Так, важнейшие титулы новозаветной христологии используются в нем достаточно часто и по временам сознательно аккумулируются (см. 1:1–7; 5:1, 11, 21; 6:11, 23; 7:25; 8:39; 13:14; 15:30; 16:24)[123]. Что касается нарративной традиции ранней церкви, то в ее центре явным образом находятся смерть и воскресение Иисуса — иногда соединяемые, как, например, в фундаментальном исповедании в 1 Кор 15:3–4 (см. Рим 4:25; 6:3–10; 8:34; 14:9). Павел мог говорить о «своем благовестии», словно у него имелась своя собственная весть (см. Рим 2:16). Но в 1 Кор 15:11 он страстно протестует против той идеи, что его весть отличается от вести прочих апостолов. Несмотря на то, что он гордился своим миссионерским первенством в местах, еще не затронутых благовествованием (см. Рим 20–21), вовсе не очевидно, что у него был тщеславный порыв продвигать богословие к новым горизонтам (хотя, согласно широко распространенному и хорошо обоснованному мнению, он занимался как раз этим).

Паулинистские исследования двадцатого столетия выявили в посланиях Павла некоторые (большей частью короткие) пассажи, которые апостол не сочинял, а просто цитировал из раннехристианской традиции. В случае с 1 Кор 11:23–25 (о Тайной вечере) и с 15:3–5 (о смерти и воскресении Христа как сердцевине Благой вести) это явствует из вступительных формул. Все другие случаи относятся к сфере гипотез. Поводы для допущения закрепленной традиции были, в основном, формальными (например, параллелизм) и стилистическими (в особенности — наличие словаря, нехарактерного для апостола). Самая известная иллюстрация подобной теории — это так называемый гимн в Флп 2:6–11 («так называемый», потому что это обозначение ставилось под вопрос)[124].

В Послании к Римлянам к таким цитатам из основных христианских текстов были отнесены: 1:3–4; 3:24–26; 4:25; 8:32(-34?); 10:9; 14:9[125]. Не все аргументы для изъятия их из контекста и сомнений в авторстве Павла убедительны[126]. Особенно когда эти, как утверждается, цитаты воспринимаются как чересчур «иудеохристианские», чтобы принадлежать Павлу, можно поставить вопрос — какой авторитет, помимо самих его посланий, мог бы осведомить нас, в какой степени Павел был «иудеем». В конце концов, он неоднократно подчеркивал свою принадлежность к иудейству (например, в Рим 11:1). Кроме того, приговор Рудольфа Бультмана по поводу Рим 3:24, что это написано не Павлом, сопровождался прямыми возражениями против «мифической» доктрины искупления Христовой смертью, так что Бультман, кажется, чувствовал себя счастливым из‑за того, что этот момент — не «отличительный для Павла», а «всего лишь» традиционный[127]. Как я вижу, ученые стали более осторожными в реконструировании гипотетических источников или закрепленных традиций по причинам, связанным с методом анализа форм, отчасти из‑за методологических сомнений, отчасти из‑за смещения интереса в сторону автора и его окончательного «продукта». В любом случае, предполагаемые цитаты не должны служить поводом для принижения их сути. Или нам надо допустить, что проповедник на своей кафедре станет цитировать гимн, который ему не нравится, только для того, чтобы угодить своим прихожанам?

Дата добавления: 2015-08-05