Поэт - гвардейский офицер 1 страница

Поэт - гвардейский офицер

Наконец 22 ноября 1834 года высочайшим приказом Лермонтов был "произведен по экзамену" из юнкеров в корнеты лейб-гвардии Гусарского полка. Это был один из прославленных гвардейских полков. Во время Отечественной войны 1812-1814 годов он участвовал во многих боях, в том числе в Бородинском сражении и в битве под Лейпцигом. 19 марта 1814 года лейб-гвардии Гусарский полк вместе с другими русскими войсками вступил в Париж.

4 декабря 1834 года на основании высочайшего повеления последовал соответствующий приказ командира Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров барона К. А. Шлиппенбаха. Наступил долгожданный день освобождения от стеснительного режима военного учебною заведения. Лермонтов впервые надел офицерский гусарский мундир и в тот же вечер явился в нем на бал в один из частных петербургских домов.

Лейб-гвардии Гусарский полк был расквартирован в казармах на окраине Царского Села, известной под названием Софии. 13 декабря Лермонтов впервые прибыл в полк. На другой день Наталья Алексеевна Столыпина, сестра Елизаветы Алексеевны, писала из Петербурга дочери Анне Григорьевне: "...Лермантов (так в письме.- Авт.) мундир надел, кажется, 1 декабря, вчерась приезжал прощаться и поехал в Царское Село. Тетушка Е. А. Арсеньева, само собою разумеется, в восхищении".

Прибыв в полк, Лермонтов, по заведенному порядку, представился сначала командиру полка генерал-майору Михаилу Григорьевичу Хомутову. Ему в то время было около сорока лет, он родился в 1795 году и принадлежал к поколению, из которого вышли декабристы. Участник Отечественной войны, побывавший в 1814-1815 годах вместе с русской гвардией в Париже, Хомутов, образованный молодой генерал, был лично знаком с П. А. Вяземским, В. А. Жуковским, А. С. Пушкиным и многими другими литераторами Петербурга. Не чуждый литературных интересов, он впоследствии высоко ценил дарование Лермонтова и всегда относился к нему очень доброжелательно. Представлял Лермонтова командиру полка, штаб- и обер-офицерам родственник поэта Алексей Григорьевич Столыпин, который после четырехлетнего перерыва в апреле 1833 года в чине поручика вернулся на военную службу в родной гусарский полк. Он пользовался среди сослуживцев всеобщим уважением. Поэт стал часто бывать в доме Хомутова, где у него установились дружеские отношения с сестрой командира полка, Анной Григорьевной. Ей Лермонтов посвятил впоследствии известное стихотворение, начинающееся словами "Слепец, страданьем вдохновенный..." (двоюродным братом Хомутовым приходился слепой поэт И. И. Козлов).

Маршировка юнкеров. Литография по рисунку А. П. Шан-Гирея

В 1839 году в связи с уходом Хомутова из полка офицеры, в том числе и Лермонтов, подарили ему коллекцию своих портретов, написанных художником А. И. Клюндером (ныне она хранится в Эрмитаже и частично в Павловском дворце-музее).

Прибыв в полк в 1834 году, корнет Лермонтов был зачислен в седьмой эскадрон, которым командовал ротмистр Николай Иванович Бухаров. По воспоминаниям князя А. В. Мещерского, это был "настоящий тип старого гусара прежнего времени, так верно и неподражаемо описанного Денисом Давыдовым... Вечно добродушный собутыльник, дорогой и добрейший товарищ, он был любим всеми офицерами полка". Лермонтов полюбил Бухарова, человека большого сердца и пылкого характера, и впоследствии, в 1838 году, посвятил ему два стихотворения. В одном из них он писал:

Для нас в беседе голосистой Твой крик приятней соловья, Нам мил и ус твой серебристый, И трубка плоская твоя. Нам дорога твоя отвага, Огнем душа твоя полна, Как вновь раскупренная влага В бутылке старого вина. Столетья прошлого обломок, Меж нас остался ты один, Гусар прославленных потомок, Пиров и битвы гражданин.

В парке усадьбы Н. И. Бухарова (в Михалеве Псковской губернии) стояла беседка с надписью: "Моим товарищам лейб-гусарам". По преданию, в числе этих товарищей, в честь посещения которых она воздвигнута, был и Лермонтов.

В гусарском полку служил корнет граф Александр Владимирович Васильев. Он рассказывал одному из первых биографов Лермонтова, П. К. Мартьянову, о визите к нему Лермонтова вскоре после прибытия в полк. Слухи о том, что Лермонтов пишет стихи, и списки известных юнкерских стихотворений и поэм предшествовали его появлению в полку. После обычных приветствий любезный хозяин обратился к гостю с вопросом:

- Надеюсь, что вы познакомите нас с вашими литературными произведениями?

Лермонтов нахмурился и, немного подумав, отвечал:

- У меня очень мало такого, что интересно было бы читать.

- Однако мы кое-что читали уже.

- Всё пустяки! - засмеялся Лермонтов. - А впрочем, если вас интересует это, заходите ко мне, я покажу вам.

Когда же любопытствовавшие приходили к нему, Лермонтов показывал немногое и, как будто опасаясь произвести неблагоприятное впечатление, читал очень неохотно. Тем не менее в полку были сослуживцы, которые чтили в Михаиле Юрьевиче поэта и гордились им.

Служба в лейб-гвардии Гусарском полку отнимала не так уж много времени. Труднее было летом, в лагере, когда ученья производились каждый день. На ученьях, маневрах и смотрах должны были находиться все числящиеся в полку офицеры. В остальное время служба офицеров, не командовавших частями, ограничивалась караулом во дворце, дежурством в полку или случайными нарядами. Поэтому молодые офицеры, не занятые службой, уезжали в Петербург и часто оставались там до очередного наряда. На случай неожиданного требования начальства в полку всегда находилось несколько офицеров, которые отбывали за товарищей службу с зачетом очереди наряда.

Вопрос о том, где жил Лермонтов в Царском Селе в 1834-1840 годах, до сих пор не может считаться решенным. Основательно рассматривает его Г. Г. Бунатян в книге "Город муз", где она опирается на старые планы Царского Села. Вполне вероятно, что в Софии (где одна из улиц переименована в улицу Лермонтова) поэт располагал служебной офицерской квартирой, но вместе с тем Лермонтов с А. А. Столыпиным (Монго) и А. Г. Столыпиным могли иметь и другую квартиру в городе. По-видимому, в 1834-1836 и в 1838-1840 годах это были разные квартиры.

К немногим памятным местам, связанным в Царском Селе с именем Лермонтова, относятся сохранившиеся до нашего времени Орловские ворота. Они были сооружены в 1772 году по проекту архитектора Ринальди. У этих ворот ежесуточно дежурили лейб-гусары (казармы полка находились неподалеку).

Е. А. Арсеньева не поскупилась снабдить внука всем необходимым, чтобы он не чувствовал себя неловко среди богатой гвардейской молодежи. Корнеты лейб-гвардии Гусарского полка получали тогда по действовавшим штатам 1802 года окладного жалования по 276 рублей в год и рационных денег 84 рубля. По тем временам это были немалые деньги, но их, конечно, не могло хватить при образе жизни, принятом в гусарской среде. Поэтому Е. А. Арсеньева выдавала своему любимцу до 10000 рублей в год. В Тарханах насчитывалось около шестисот душ крестьян; Арсеньева - помещица средней руки, и собирать такую сумму ежегодно ей было нелегко. Кроме того, в Царское Село в конце декабря 1834 года прибыли повар, два кучера, слуга (все четверо - крепостные из дворовых Тархан). Несколько лошадей и экипаж стояли на конюшне. Эти лошади предназначались для частых поездок в Петербург, так как Лермонтов большую часть свободного времени проводил в столице, в квартире бабушки.

31 декабря 1834 года Е. А. Арсеньева, довольная успехами внука, писала своей приятельнице П. А. Крюковой: "Гусар мой по городу рыщет, и я рада, что он любит по балам ездить: мальчик молоденький, в хорошей компании и научится хорошему, а ежели только будет знаться с молодыми офицерами, то толку немного будет".

Почти повседневное пребывание в Петербурге было обычным для царскосельских гусаров. Так уж повелось, что в дни праздников, светских балов, маскарадов, постановок новых опер или балетов, в дни дебютов приезжих знаменитостей гусарские офицеры уезжали в Петербург, и далеко не все возвращались своевременно в полк.

А. В. Васильеву запомнилось, как однажды, это было скорей всего весной 1835 года, командир полка М. Г. Хомутов приказал полковому адъютанту графу И. К. Ламберту назначить на следующее утро полковое учение. Но адъютант доложил, что вечером идет опера Обера "Фенелла" ("Немая из Портичи") и большая часть офицеров находится в Петербурге, так что многие, не зная о наряде не смогут быть на ученье. Командир полка принял во внимание этот доклад и отложил ученье до следующего дня.

Лермонтов жил с товарищами по полку дружно, и офицеры любили его за ценившуюся тогда "гусарскую удаль". Но многое в жизни однополчан было чуждо поэту. По свидетельству А. В. Васильева, в гусарском полку было немало страстных игроков и любителей грандиозных попоек с музыкой, женщинами, пляской. У Герздорфа, Бакаева и Ломоносова постоянно шла крупная игра, проигрывались десятки тысяч рублей, другие богатые офицеры тратили тысячи на кутежи. Лермонтов принимал участие в игре, бывал на пирушках, но сердце его не лежало ни к тому, ни к другому. Он ставил несколько карт, брал или сдавал, смеялся и уходил.

Из всех удовольствий, которым предавались офицеры, Лермонтов по-настоящему любил только цыган с их песнями и плясками. В ту пору привез из Москвы свой хор знаменитый Илья Соколов, воспетый Пушкиным. У него были первые по тому времени певицы: Любаша, Стеша, Груша, Танюша. Они увлекали и молодежь, и стариков. Сначала цыгане обосновались в Павловске, и гусары часто наезжали к ним.

Юнкер Л. Н. Хомутов. Рис. М. Ю. Лермонтова. 1832-1834 гг.

Вот как описывала несколько позднее выступление цыган газета "Северная пчела": "...вошел хор цыган. Женщины сели полукругом, посредине зала, между столами. Мужчины стали позади стульев, а в середине полукруга стал, с гитарою в руках, хоревод, известный Илья Осипович. Запели сперва заунывную песнь. Соловьиный голосок прославленной Пушкиным Тани разнесся по залу и зашевелил сердца слушателей. Потом пошли разные песни, заунывные и плясовые, и за каждым разом раздавались громкие рукоплескания и восклицания "браво, брависсимо!". Несколько песен слушатели заставили повторить... Можно смело сказать, что все присутствующие приведены были в восторг!"

Лермонтова в этих поездках к цыганам привлекали их песни, их своеобразный быт, необычность типов и характеров, а главное - независимость таборной жизни, которую они воспевали.

Д. А. Столыпин рассказал П. К. Мартьянову, что он однажды приехал к Лермонтову в Царское Село и после обеда отправился с ним к цыганам, где они провели целый вечер. На вопрос, какую песню Лермонтов любит более всего, поэт ответил: "А вот послушай!" И велел спеть. Начала песни Столыпин не запомнил, но говорил, что дальше шли слова: "А ты слышишь ли, милый друг, понимаешь ли..." И еще: "Ах ты, злодей, злодей!.." Вот эту песню он особенно любил и за мотив, и за слова.

Шумные гусарские проказы только в первое время после выпуска из школы занимали Лермонтова.

Рассеянная жизнь в среде военной молодежи и в петербургском свете не мешала Лермонтову много читать и даже работать над новыми произведениями. Законченную еще в Школе юнкеров кавказскую романтическую поэму "Хаджи Абрек" он, как и все предыдущие свои произведения, не торопился отдать в печать. Без ведома Лермонтова поэма эта, понравившаяся О. И. Сенковскому - редактору "Библиотеки для чтения", была напечатана в августовской книжке журнала за 1835 год. По словам А. П. Шан-Гирея, "Лермонтов был взбешен; но, по счастью, поэму никто не разбранил, напротив, она имела некоторый успех, и он стал продолжать писать, но всё еще не печатать".

По недостоверным сведениям, идущим от брата Н. Н. Пушкиной, И. Н. Гончарова, и от А. В. Васильева, сослуживцев Лермонтова по полку, Пушкин читал "Хаджи Абрека" и отнесся к ее автору сочувственно; будто бы он даже сказал: "Далеко мальчик пойдет!" Известно, что в библиотеке Пушкина этот том журнала сохранился, но никаких помет в нем нет. Не располагаем мы и точными сведениями о личном знакомстве Лермонтова с Пушкиным. А. П. Шан-Гирей определенно заявлял: "Лермонтов не был лично знаком с Пушкиным, но мог и умел ценить его".

Е. А. Арсеньевой не было в Петербурге, когда "Хаджи Абрек" появился в печати; весной 1835 года она уехала по хозяйственным делам в Тарханы. Это была первая ее разлука с внуком. И не было предела радости, когда Елизавета Алексеевна получила книжку журнала с поэмой ее Мишеньки. "Стихи твои, мой друг, я читала бесподобные, - писала она внуку из Тархан 18 октября 1835 года, - а всего лучше меня утешило, что тут нет нонышней модной неистовой любви". Е. А. Арсеньева показывала журнал гостившему у нее брату Афанасию Алексеевичу и жене его Марии Александровне Столыпиным. Им тоже поэма очень понравилась.

В одном из писем Лермонтов сообщал бабушке о том, что пишет пьесу. Речь, конечно, шла о "Маскараде". В письме от 18 октября Елизавета Алексеевна с большой заинтересованностью спрашивала: "...да как ты не пишешь, какую ты пиесу сочинил, комедия или трагедия, все, что до тебя касается, я неравнодушна, уведомь, а коли можно, то и пришли через почту".

Прошло два месяца, и 20 декабря Лермонтов получил отпуск "по домашним обстоятельствам". Через Москву он отправился в Тарханы. 17 января 1836 года Е. А. Арсеньева писала своей приятельнице П. А. Крюковой: "Я через 26 лет после смерти мужа, в первый раз встретила новый 1836 год в радости: Миша приехал ко мне накануне нового года. Что я чувствовала, увидя его, я не помню и была как деревянная, но послала за священником служить благодарный молебен. Тут начала плакать, и легче стало".

В середине марта 1836 года Лермонтов вернулся в Петербург и вновь был зачислен "на лицо" в лейб-гвардии Гусарском полку.

Еще в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров Лермонтов мечтал о том времени, когда он вырвется на свободу. Молодой гусарский офицер получил, благодаря некоторым связям бабушки, доступ в петербургский свет. Лермонтов понимал, что поэтическое дарование ко многому его обязывает, он верил в свое призвание, честолюбивое стремление занять прочное положение в высшем петербургском обществе влекло его в ту сферу, где меньше всего могли бы оценить его ум и талант. Не решаясь еще выступить в печати, не надеясь обратить на себя внимание своими произведениями, молодой человек рассчитывал добиться успеха какой-либо смелой интригой.

Вскоре в романе "Княгиня Литовская" - произведении в значительной степени автобиографическом - Лермонтов, характеризуя поведение Жоржа Печорина, очень точно определил эти холодные стратегические расчеты молодого человека, вступающего в светское общество:

"...Печорин был еще в свете человек - довольно новый: ему надобно было, чтобы поддержать себя, приобрести то, что некоторые называют светскою известностию, т. е. прослыть человеком, который может делать зло, когда ему вздумается; несколько времени он напрасно искал себе пьедестала, вставши на который, он мог бы заставить толпу взглянуть на себя; сделаться любовником известной красавицы было бы слишком трудно для начинающего, а скомпрометировать девушку молодую и невинную он бы не решился..." Надо было избрать своей жертвой особу, которая "не была ни то, ни другое. Как быть? В нашем бедном обществе фраза: он погубил столько-то репутаций - значит почти: он выиграл столько-то сражений".

При самом вступлении в светский круг такой случай представился. 4 декабря 1834 года Лермонтов встретился на балу с Екатериной Александровной Сушковой. Она была всего на два года старше Лермонтова; ей шел двадцать третий год, - по тем временам считалось, что это уже не ранняя молодость.

Четыре года назад, еще до встречи с Н. Ф. Ивановой и до знакомства с Варенькой Лопухиной, летом 1830 года Лермонтов был по-мальчишески увлечен черноглазой кокеткой Катюшей Сушковой, которая охотно принимала от него стихотворные посвящения, но подтрунивала над ним и не относилась серьезно к его чувствам. Дело было в Середникове - живописном подмосковном имении Д. А. Столыпина. 1 октября 1830 года Сушкова уехала в Петербург и с тех пор не встречалась с Лермонтовым. Теперь она была увлечена Алексеем Лопухиным, братом Вареньки, ожидала его приезда из Москвы и в нетерпении досадовала, что он все не едет.

На другой вечер Лермонтов снова появился у Сушковых. "Он меня заговорил, развеселил, рассмешил разными рассказами, - вспоминала Сушкова. - Потом он попросил разрешения погадать на руке.

- Эта рука обещает много счастия тому, кто будет обладать ею и целовать ее, и потому я первый воспользуюсь. - Тут он с жаром поцеловал и пожал ее.

Я выдернула руку, сконфузилась, раскраснелась и убежала в другую комнату, - вспоминает Сушкова. - Что это был за поцелуй! Если я проживу сто лет, то и тогда я не позабуду его; лишь только я теперь подумаю о нем, то кажется, так и чувствую прикосновение его жарких губ; это воспоминание и теперь еще волнует меня, но в ту самую минуту со мной сделался мгновенный, непостижимый переворот; сердце забилось, кровь так и переливалась с быстротой, я чувствовала трепетание всякой жилки, душа ликовала... Всю ночь я не спала, думала о Лопухине, но еще более о Мишеле... я стала сравнивать Лопухина с Лермонтовым; к чему говорить, на чьей стороне был перевес?"

Сушкова рассказала в своих записках о следующей встрече с Лермонтовым на балу у адмирала А. С. Шишкова, государственного деятеля и литератора начала XIX века в собственном его доме на Фурштадтской ул. (ныне ул. П. Лаврова, 14), куда Михаил Юрьевич проник только для того, чтобы увидеться с ней. Через день, 22 декабря, из Москвы приехал Лопухин. Напрасно Сушкова пыталась уверить себя, что она по-прежнему любит Лопухина: "...все мои помышления были для Лермонтова. Я вспоминала малейшее его слово, везде видела его жгучие глаза, поцелуй его все еще звучал в ушах и раздавался в сердце, но я не признавалась себе, что люблю его".

Столыпин (Монго) А. А. Акварель А. И. Клюндера. 1840 г.

Вряд ли следует оправдывать Лермонтова в этой печальной и недоброй интриге. Вероятно, Сушкова не заслужила такого отношения со стороны поэта. История с ней не самая светлая страница в трудной и противоречивой жизни поэта. Не вызывает сомнений, что он стремился во что бы то ни стало помешать браку Лопухина с Сушковой, хотя он не мог не видеть, что Лопухин действительно увлечен Екатериной Александровной, мучается ревностью и чуть ли не готов драться на дуэли. На другой день после приезда Лопухина, 23 декабря 1834 года, Лермонтов писал в Москву сестре Алексея Марии Александровне:

"Я теперь бываю в свете... для того, чтобы меня узнали и чтобы доказать, что я способен находить удовольствие в хорошем обществе; а!!! я ухаживаю и вслед за объяснением в любви говорю дерзости; это еще забавляет меня немного, и хотя это не совсем ново, но по крайней мере встречается не часто!.. Вы подумаете, что за это меня гонят прочь... о нет, совсем напротив... женщины уж так созданы, у меня появляется смелость в отношениях с ними; ничто меня не волнует - ни гнев, ни нежность; я всегда настойчив и горяч, но мое сердце довольно холодно; и способно забиться только в исключительных случаях: не правда ли, я далеко пошел!.. И не думайте, что это бахвальство: я теперь скромнейший человек и притом хорошо знаю, что этим ничего не выиграю в ваших глазах; я говорю Так, потому что только с вами решаюсь быть искренним. Вы одна меня сумеете пожалеть, не унижая, ведь я сам себя унижаю; если бы я не знал вашего великодушия и вашего здравого смысла, то не сказал бы того, что сказал <...>

Я был в Царском Селе, когда приехал Алексис; узнав о том, я едва не сошел с ума от радости: я поймал себя на том, что разговаривал сам с собой, смеялся, потирая руки; вмиг возвратился я к прошедшим радостям, двух ужасных лет как не бывало...

На мой взгляд, ваш брат очень переменился, он толст, как я когда-то был, румян, но всегда серьезен и солиден; и все же мы хохотали как сумасшедшие в вечер нашей встречи - и бог знает над чем?

Послушайте, мне показалось, будто он чувствует нежность к m-lle Катерине Сушковой... известно ли вам это? Дядюшки этой девицы хотели бы их повенчать!.. Сохрани боже!.. Эта женщина - летучая мышь, крылья которой цепляются за все встречное! Было время, когда она мне нравилась; теперь она почти принуждает меня ухаживать за ней... но, не знаю, есть что-то в ее манерах, в ее голосе жесткое, отрывистое, надломанное, что отталкивает; стараясь ей нравиться, находишь удовольствие компрометировать ее, видеть ее запутавшейся в собственных сетях".

А. А. Лопухин пробыл в Петербурге около двух недель, до 5 января 1835 года. События этих дней подробно освещены в записках Сушковой. "Я провела ужасные две недели между двумя этими страстями, - вспоминала она. - Лопухин трогал меня своею преданностью, покорностью, смирением, но иногда у него проявлялись проблески ревности. Лермонтов же поработил меня совершенно своей взыскательностью, своими капризами, он не молил, но требовал любви, он не преклонялся, как Лопухин, перед моей волей, но налагал на меня свои тяжелые оковы, говорил, что не понимает ревности, но беспрестанно терзал меня сомнениями и насмешками", - писала Е. А. Сушкова.

Наконец 5 января, в день отъезда Лопухина, Лермонтов отправил по городской почте Е. А. Сушковой анонимное письмо. Впоследствии в письме к А. М. Верещагиной он сам рассказал об этих днях:

"Алексис мог рассказать вам кое-что о моем образе жизни, но ничего интересного, разве что о начале моих приключений с m-lle Сушковой, конец которых несравненно интереснее и забавнее. Если я начал ухаживать за нею, то это не было отблеском прошлого - вначале это было для меня просто развлечение, а затем, когда мы поняли друг друга, стало расчетом: и вот каким образом. Вступая в свет, я увидел, что у каждого был какой-нибудь пьедестал: богатство, имя, титул, покровительство... я увидел, что если мне удастся занять собою одно лицо, другие незаметно тоже займутся мною. <...>

Я понял, что m-lle С., желая изловить меня (техническое выражение), легко скомпрометирует себя, ради меня; потому я ее и скомпрометировал, насколько было возможно, не скомпрометировав самого себя: я обращался с нею в обществе так, как если бы она была мне близка, давая ей чувствовать, что только таким образом она может покорить меня... Когда я заметил, что мне это удалось, но что еще один шаг меня погубит, я прибегнул к маневру. Прежде всего в свете я стал более холоден с ней, а наедине более нежным, чтобы показать, что я ее более не люблю, а что она меня обожает (в сущности это неправда); когда она стала замечать это и пыталась сбросить ярмо, я в обществе первый покинул ее, я стал жесток и дерзок, насмешлив и холоден с ней, я ухаживал за другими и рассказывал им (по секрету) выгодную для меня сторону этой истории. Она так была поражена неожиданностью моего поведения, что сначала не знала, что делать, и смирилась, а это подало повод к разговорам и придало мне вид человека, одержавшего полную победу; затем она очнулась и стала везде бранить меня, но я ее предупредил, и ненависть ее показалась ее друзьям (или врагам) уязвленной любовью. Затем она попыталась вновь вернуть меня напускною печалью, рассказывала всем близким моим знакомым, что любит меня, - я не вернулся к ней, а искусно всем этим воспользовался. Не могу сказать вам, как все это пригодилось мне - это было бы слишком долго и касается людей, которых вы не знаете. Но вот смешная сторона истории: когда я увидел, что в глазах света надо порвать с нею, а с глазу на глаз все-таки еще казаться ей верным, я живо нашел чудесный способ - я написал анонимное письмо: "m-lle, я человек, знающий вас, но вам неизвестный и т. д... предупреждаю вас, берегитесь этого молодого человека: М. Л. Он вас соблазнит и т. д... вот доказательства (разный вздор) и т. д..." Письмо на четырех страницах!" (Это письмо до нас не дошло. Пересказ его сохранился в тексте записок Е. А. Сушковой и в неоконченном романе "Княгиня Литовская", где в образе Елизаветы Николаевны Негуровой отчетливо проступают черты Е. А. Сушковой).

Далее Лермонтов продолжал: "Я искусно направил это письмо так, что оно попало в руки тетки; в доме гром и молния. На другой день еду туда рано утром, чтобы, во всяком случае, не быть принятым. Вечером на балу я с удивлением рассказываю ей это; она сообщает мне ужасную и непонятную новость, и мы делаем разные предположения - я все отношу на счет тайных врагов, которых нет; наконец, она говорит мне, что ее родные запрещают ей разговаривать и танцевать со мною, - я в отчаянии, но остерегаюсь нарушить запрещение дядюшек и тетки. Так шло это трогательное приключение, которое, конечно, даст вам обо мне весьма лестное мнение. Впрочем, женщина всегда прощает зло, которое мы причиняем другой женщине (афоризмы Ларошфуко). Теперь я не пишу романов - я их делаю.

Итак, вы видите, я хорошо отомстил за слезы, которые меня заставило пролить пять лет тому назад кокетство m-lle С. О! мы еще не расквитались: она заставляла страдать сердце ребенка, а я всего только подверг пытке самолюбие старой кокетки, которая, может быть, еще более... но, во всяком случае, я в выигрыше, она мне сослужила службу! О, я ведь очень изменился..."

Судя по запискам Сушковой, она не сразу догадалась, кто автор анонимного письма. Сушковы отказали Лермонтову от дома, но он еще несколько раз встречался с Екатериной Александровной в свете и продолжал некоторое время вести двойную игру. Сушкова все еще была ослеплена, отрезвление наступило только после того, когда в ответ на прямой вопрос Лермонтов заявил ей: "Я вас больше не люблю, да, кажется, и никогда не любил".

Вскоре Е. А. Сушкова уехала в деревню, а через три года после разрыва с Лермонтовым, в 1838 году, вышла замуж за старого своего поклонника, дипломата А. В. Хвостова, и Лермонтов присутствовал на ее свадьбе.

Но более, чем история с Е. А. Сушковой, Лермонтова взволновало известие о том, что любимая им Варенька Лопухина, так и не дождавшись его приезда в Москву, дала согласие выйти замуж за Николая Федоровича Бахметева. Это случилось весной 1835 года. Видимо, на Варвару Александровну произвело тяжелое впечатление стремление Лермонтова расстроить брак ее брата Алексея с Сушковой, и она не сразу поняла, что не вероломство по отношению к другу, а искреннее желание спасти его от неудачного выбора руководило Лермонтовым. Как бы там ни было, но слухи, которые дошли до Варвары Александровны из Петербурга, вся остроумная, однако жестокая история с анонимным письмом, недоумение и раздражение Алексея Александровича против Лермонтова - все это внесло смятение в ее доверчивую душу, и ей показалось, что ее привязанность к Лермонтову, ее вера в него навсегда разрушены.

А. П. Шан-Гирей рассказал в своих воспоминаниях о том, как принял Лермонтов известие о замужестве Варвары Александровны: "...я имел случай убедиться, что первая страсть Мишеля не исчезла. Мы играли в шахматы, человек подал письмо; Мишель начал его читать, но вдруг изменился в лице и побледнел; я испугался и хотел спросить, что такое, но он, подавая мне письмо, сказал: "вот новость - прочти", и вышел из комнаты".

Портрет неизвестного офицера. Рис. М. Ю. Лермонтова. 1832-1834 гг.

Свадьба Варвары Александровны и Николая Федоровича Бахметева состоялась в доме Лопухиных в Москве на Молчановке 25 мая 1835 года. Н. Ф. Бахметев был старше жены на семнадцать лет. Он оказался черствым и мелочным человеком. По его требованию Варваре Александровне пришлось уничтожить письма Лермонтова, адресованные к ней. Чтобы спасти кое-что из его рукописей и рисунков, она передала их Александре Михайловне Верещагиной.

Лермонтов встретился с Варварой Александровной только в конце 1835 года, когда был в Москве проездом в Тарханы. Состоялся очень трудный для обоих разговор. Все недоразумения разъяснились. Но возврата к прошлому быть не могло. Все было кончено. Последняя встреча их произошла в 1838 году в Петербурге. Варвара Александровна не нашла счастья в браке. Всю жизнь она оставалась верна своему глубокому чувству к поэту, пережила Лермонтова на десять лет, много страдала и умерла в 1851 году тридцати шести лет от роду.

Когда Лермонтов приехал в 1832 году из Москвы в Петербург, он был уже не только страстным театралом, но и автором трех драм: "Испанцы", "Menschen und Leidenschaften" ("Люди и страсти") и "Странный человек". Лермонтов пережил увлечение драматургией Шиллера, в которой московская передовая молодежь нашла выражение своих лучших дум и чувств, он оценил "Гамлета" Шекспира и проникся восторженной любовью к величайшему русскому актеру П. С. Мочалову. В начале тридцатых годов Лермонтов был хорошо знаком с комедиями Д. И. Фонвизина и И. А. Крылова, с "Горем от ума" А. С. Грибоедова, а также с только что вышедшей в свет трагедией Пушкина "Борис Годунов". Конечно, мимо Лермонтова не прошли и романтические драмы Виктора Гюго, и споры, разгоравшиеся в те годы вокруг французского романтического театра.

Дата добавления: 2015-08-03