Формулировка Клаузевица

В своей книге «О войне» Клаузевиц не обособляет войну от политики, не счи­тает ее окончанием политики, но в самой войне ищет и находит причины, ее порождающие: отношения между правительствами и между нациями.

...Война^сть не что иное, как продолжение политических отношений при вмешатель­стве иных средств. Мы говорим: при вмешательстве иных средств, чтобы вместе с тем подчеркнуть, что эти политические отношения самой войной не прекращаются, не преобразуются в нечто совершенно другое, но, по существу, продолжаются, какую бы форму ни принимали средства, которыми они пользуются, и что главные линии, по которым развиваются и связываются военные события, начертаны политикой, влияю­щей на войну вплоть до мира. (Клаузевии. О войне. М.: Воениздат, 1936. Т. 2. С. 377.)

ЧАСТЬ III. Артикуляции политики

Под влиянием немецкой философии, ищущей пути возможного построения объекта познания, Клаузевиц формулирует основополагающие понятия для ос­мысления конкретных форм. Он, в частности, пишет: «Естественной целью во­енной деятельности является сокрушение противника». Понять суть войны без этого определения невозможно, но оно не означает, что любая война заканчива­ется уничтожением противника. Многие войны представляют собой лишь со­стояние взаимной враждебности, которое отличается напряженностью, но не заканчивается, говоря на языке электротехники, полным разрядом, так как «среда не обладает проводимостью». Война в большей или меньшей степени есть вой­на, в большей или меньшей степени она адекватна своему понятию/Но только с Наполеоном Бонапартом она приобретает свой абсолютный облик, и, посколь­ку он создал понятие войны во всей его чистоте, можно сказать, что он является «самим богом войны». Но Марс многолик. Когда в середине XVIII в. прусский король Фридрих II Великий предпринял ряд военных кампаний против Авст­рийской империи с территории предварительно аннексированных им Силезии и Саксонии, он знал, что на сей раз ему не удастся сделать то же самое. Он по­ставил себе более скромную задачу: выиграть время и сохранить силы. Пораже­ние, которое он потерпел у Колина, недалеко от Праги, лишило его возможнос­ти пленить австрийскую армию, и оно может быть сравнимо с поражением Да­вида в битве с Голиафом. Австро-прусская война относится к эпохе, когда судь­ба войн решалась в кабинетах, а народу отводилась роль слепого орудия.

В 1805—1809 гг. обстоятельства были совершенно иными, и Пруссия и Авст­рия допустили ошибку, полагая, что война против Наполеона может походить на взятие крепости или завоевание небольшой территории. Не поняв, что на­ступили времена «новейшей абсолютной войны», они потерпели поражение. Иначе говоря, вместо того, чтобы обеими руками поднять тяжелый и страшный меч войны и нанести один решительный удар, европейские монархи размахива­ли перед Наполеоном шпагой, прибегая к уловкам и отвлекающим маневрам, за что и получили от него урок в виде нанесенного им поражения.

Формулировка «война есть продолжение политики иными средствами» мо­жет нести в себе смысл, который вполне допустимо назвать трансцедентальньш, ибо, как говорит Клаузевиц, «теория требует, чтобы перед всякой войной было уяснено представление о ее вероятном характере и общих очертаниях, вытекаю­щих из политических данных и обстоятельств»¹. Когда политика становится гран­диозной и мощной, то таковой же становится и война, которая приобретает свой абсолютный облик.

Используя понятия из лингвистики, Клаузевиц сравнивает отношения меж­ду правительствами и между нациями с обменом: общение между ними в мир­ное время происходит с помощью дипломатических нот, в которых отражается мысль наций. Война не означает утраты способности вести диалог между поли­тическими образованиями, но она являет собой лишь другой вид письма и речи. По этому поводу он замечает: «Война, конечно, имеет свою собственную грам-

Клаузевиц. О войне. Т. 2. С. 343.

VII. Способы разрушения

матику, но не собственную логику». Иными словами, войну можно рассматри­вать как специфическую идиому, законы которой вытекают из логики более вы­сокого порядка или из универсальной грамматики, каковой является политика. Если войну рассматривать вне универсальной логики политики, то ее содержа­ние покажется алогичным, противоречащим правилам грамматики, т. е. лишен­ным смысла и цели.

Позднее суть написанного Клаузевицем будет искажаться, вплоть до ее ради­кального переосмысления. По Ленину, формулировка прусского генерала утверж­дает войну как истинную суть политики, в распоряжение которой она предо­ставляет свой синтаксис и свою семантику. Мао Цзэдун делает формулировку еще более радикальной, не признавая за войной никакой автономности. Такое прочтение Клаузевица следует воспринимать скорее как изложение новой кон­цепции политики, чем ошибку в понимании прочитанного. Действительно, по Клаузевицу, «политика объединяет в себе и согласовывает все интересы как вну­треннего управления, так и гуманности и всего остального, что может быть вы­двинуто философским разумом, ибо сама по себе политика ничто; она лишь за­щитник всех этих интересов перед другими государствами»¹. Таким образом, для прусского генерала эпохи Наполеона и Гегеля политика — «представитель всех интересов целого общества», «разум олицетворенного государства». Он считает, что в рамках государства-нации политика концептуально выражает общие ин­тересы, гегелевское «общее благо» и что, используя такое средство, как вой­на, она не ставит своей целью уничтожение. По Клаузевицу, в силу того что вой­на есть искусство политики, дающее, однако, сражение вместо составления дип­ломатических нот, она не является борьбой не на жизнь, а на смерть или про­стым проявлением враждебности.

Дата добавления: 2015-08-03