Читайте также:
|
«Мужская профессия в армии, грубо говоря, это бегать с автоматом, а не с блокнотом и фотоаппаратом. С этим вполне может бегать женщина, и у нее это прекрасно получается, тем более что основа журналистики — общение с людьми, налаживание контакта, добыча информации. У женщин это получается значительно лучше - уверена военная журналистка Юлия Афанасьева, - Если взять журналистику последних лет, мне как читателю, телезрителю интересней смотреть материалы женщин-журналисток. Мелочи, детали, объем, который благодаря этим мелочам и деталям создается в их материалах, свойствен именно женской манере письма»[57].
Женская реакция на стресс, которая в процессе эволюции развивалась таким образом, чтобы увеличить шансы на спасение ее и потомства в критической ситуации, формулируется как «проявляй заботу и оказывай помощь (будь другом)» (tend and befriend). В опасных обстоятельствах женщина стремится к созданию социального круга с целью взаимного обмена ресурсами и совместной защиты[58]. Исходя из этого, можно предположить, что «женский» подход в экстремальной журналистике принципиально отличается своей «социальностью». Так, в общении с участниками/свидетелями/пострадавшими экстремальной ситуации, которые являются источниками информации, женщины-журналисты в большей степени проявляют заботу и сочувствие.
Психологи также подчеркивают гендерные различия в математических способностях, агрессивном поведении (превалируют у мужчин), эмпатии, эмоциональности, конформности, лингвистических и коммуникативных способностях (превалируют у женщин)[59]. Это позволяет говорить о том, что женщина-журналист воспринимает экстремальную ситуацию более личностно и эмоционально. Конформность (свойство личности, выражающееся в склонности к изменению индивидуумом установок, мнений, восприятия, поведения и т.д. в соответствии с теми, которые господствуют в данном обществе или в данной группе[60]) способствует тому, что женщины-журналисты глубже погружаются в экстремальные ситуации и рассматривают их не столько глобально/стратегически/аналитически, сколько индивидуально, эмоционально – соответственно настроениям окружающих людей, их эмоциональному состоянию и их оценке ситуации:
«Женщины более внимательны к деталям. Мужчины более глобальны. Поэтому упускают массу интересных вещей»[61].
Таким образом, «женский» взгляд в большей степени обращен к конкретным людям – тем, с кем в условиях экстремальной ситуации женщина-журналист находится в процессе коммуникации. Соответственно, такие категории как «государство», «власть», «армия», «враг» женщины-журналисты воспринимают и оценивают более абстрактно:
«Война – это политика «сильных мира сего», это большие деньги, это подлость, это благородство, это договор, это игра» [62].
Женщины от более глобальных политических противостояний и политической идеологической пропаганды:
«Женское восприятие начала любой войны существенным образом отличалось от мужского. Слезы и горе, предстоящая разлука, угроза гибели близких людей, переживания за судьбу остающихся без «кормильца» детей ставили прочную преграду в женском сознании»[63].
Подходя к трагедии экстремальной ситуации со стороны простого человека, женщина-журналист дает ей и специфическую оценку. Например, война воспринимается и оценивается женщиной-журналистом в любом случае, как исключительно трагическое решение конфликта. Соответственно, и героическая смерть оценивается в меньшей степени оправданной.
Таким образом, исходя из вышеизложенного, мы можем констатировать наличие следующих различий, обнаруживаемых в текстах женских «экстремальных» публикаций:
1. Особое внимание к деталям. Женщины-журналистки обращают больше внимания на детали окружающей среды, замечают более тонкие черты характера, взгляды, нотки настроения:
«За улыбками и слезами отчаяния читалась ненависть. Ненависть ко мне только потому, что я русская и нахожусь в сопровождении федералов. Для них я тоже «федерал». Одна чеченская женщина в импровизированной чайхане в центре Грозного так и кричала: «Что вы сюда приперлись?! Убирайтесь!». Иногда было достаточно просто взглядов. Я наблюдала, как некоторые чеченцы помогают русским семьям и дружелюбно относятся к присутствию наших войск. Внешне все замечательно. Но я думаю, что прав один офицер, сказавший: «Эта война никогда не закончится. Вырастут чеченские дети и будут мстить нам, русским, за своих отцов и братьев. История красноречиво это доказывает» [64].
2. «Земной» взгляд. Экстремальная ситуация рассматривается «снизу»: в женской журналистике превалирует изображение той или иной картины с позиции скорее участников и очевидцев, нежели с позиции стороннего наблюдателя, который может анализировать происходящее и составлять какой-либо прогноз развития событий на более глобальном уровне:
«Да простят меня мужчины–журналисты, дамы смотрят на войну по–другому. Как правило, они не «ковыряются» в политических особенностях конфликта. Они смотрят и ощущают плоды этих самых особенностей: быт, страх, разруха, глаза людей...» [65]
«Я не лезла с разговорами, потому что начинаешь говорить и в ответ получаешь что-то неожиданное. Я старалась темы все сглаживать. Я тогда многие политические вопросы не понимала, это ведь было много лет назад, я фотограф, я старалась сделать снимок и донести его до редакции», - рассказывала в интервью фотограф Наталья Медведева, работавшая в Чечне[66].
3. Персонификация. Женщина-журналист воспринимает экстремальную ситуацию «в лицах». Более того, женщинам в большей степени свойственно воспринимать горе окружающих людей как личное и переносить такую позицию в текст:
«Идет война в Чечне, и это так же привычно, как если идет снег или дождь. Я помню, когда мой ребенок был маленьким, спросил меня: «Мама, а я когда вырасту, тоже будет война?» Ребенок подрос, а война все идет»[67].
4. Приоритет гуманистическим проблемам. Внимание акцентируется на человеке и человечности, нивелируется принципиальность деления людей по национальности, религии, приверженности тем или иным политическим взглядам, полу, возрасту:
«Почему мы поехали в Уганду, а не здесь что-нибудь сделали, да? Цвет, национальность, где, что - это не важно. А вот дал слово - значит, держи», - рассказывает журналистка Виктория Ивлева о своей поездке в Уганду[68].
«На этой войне плохо быть русским. Но и чеченцем не лучше»[69].
«Почему поддержка родных и близких заслоняет сочувствие к человеку вообще – к тем же больным детям Грозного или убитым в Буденновске? Что это за гуманизм в отдельно взятом тейпе в конце третьего тысячелетия?» [70].
4. Эмоциональность и образность. Женщины-журналистки больше внимания уделяют эмоциональной составляющей в своих материалах:
«Люди на Ханкале похожи на расплавленный воск, много пьют, ругаются матом, говорят о женщинах и деньгах» [71].
«Я уже говорила: когда видишь войну своими глазами, словно пребываешь в другом измерении. Действительно, достаточно просто побывать именно в «Городе Беса». Контрасты – обескураживают. Разрушенные дома и мини–рынки. <…>Бронетранспортеры и легковые автомобили. Люди с оружием и беременные женщины. Нищие русские старушки и проститутки...»[72]
Подтвердив выделенные нами специфические черты наглядными примерами из журналистской практики, мы убедились, что женская журналистика экстремальных ситуаций обладает характерными отличиями.
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 313 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Глава 2. Журналистика экстремальных ситуаций в женской публицистике | | | Женская «экстремальная» авторская позиция: составляющие и реализация |