Язык и стиль григория турского

«История франков» Григория Турского представляет интерес не только систорико-литературной точки зрения, но и с языковой. Это – один из самыхзнаменитых литературных памятников, в которых нашла отражение так называемаянародная латынь; нет такого труда по истории романских языков, в котором бышироко не использовался материал, почерпнутый из произведения ГригорияТурского, – лексический, морфологический, синтаксический.

Термин «народная латынь» (а особенно его синоним «вульгарная латынь»)содержит неизбежный оттенок осуждения: кажется, что это как бы латынь второгосорта, «испорченная» по сравнению с классической. Это не так. Народная латынь –это живой разговорный язык, всегда существовавший параллельно с языкомлитературным и всегда (как это свойственно разговорному языку) развивавшийсябыстрее, чем язык литературный. Распространение школьного образования,ориентированного, понятным образом, на стабильные классические нормы,сдерживало это развитие. С упадком школьной культуры на исходе античностиразрыв между литературным и разговорным языком резко расширился. Народнаялатынь стояла на пороге перерождения в те романские наречия, из которыхпредстояло развиться романским языкам нового времени.

Современники воспринимали эти перемены очень болезненно. Неумение владетьлитературной речью, отсутствие школьной выучки чувствовались в разговоре спервого слова и безошибочно отличали образованного человека от необразованного.Носители образованности дорожили своим литературным языком именно потому, чтоон отделял их от простонародья. «Так как ныне порушены все ступени, отделявшиенекогда высокость от низкости, то единственным знаком благородства скороостанется владение словесностью», – писал Сидоний Аполлинарий (письмо VIII, 2)еще за сто лет до Григория Турского. Сам Григорий в сочинении «О чудесах св.Мартина» (II, 1) рассказывает, как однажды он поручил служить [345] мессу одному пресвитеру, но так как тот говорил«по-мужицки» (на народной латыни), то над ним «многие из наших (т. е. изобразованных галло-римлян. – В. С.) смеялись и говорили:„Было бы ему лучше молчать, чем говорить так невежественно“». И в самой«Истории франков», рассказывая о «лжечудотворце», самовольно освящавшем мощисв. Мартина, Григорий отмечает: «...а речь его была деревенской и протяжноепроизношение безобразно и отвратительно, да и ни одного разумного слова неисходило от него» (IX, 6).

Литература должна была перестраиваться применительно к новым языковымусловиям: или отгораживаться от народной латыни и сосредоточиваться на имитацииклассических памятников, или идти на уступки и допускать элементы народнойлатыни в литературный язык. Первый путь был естествен для поэтов, чьипроизведения были рассчитаны лишь на образованных читателей. Например, другГригория – Венанций Фортунат пишет свои стихи на отличном классическом языке, итолько отдельные необычные оттенки значений слов или редкие ритмическиевольности выдают в них эпоху. Второй путь был естествен для писателей, которымприходилось общаться с обширным кругом необразованной публики, – прежде всегодля сочинителей проповедей, а также житий, рассказов о чудесах и т. п. Такпробовал писать лучший проповедник первой половины VI в. Цезарий Арльский,популяризатор августиновской догматики. Так рекомендовал писать и папа ГригорийВеликий – крупнейший духовный авторитет своего времени, о котором с почтениемотзывается Григорий Турский в «Истории франков» (X, 1). «Соблюдениемрасстановки слов, наклонений и падежей при предлогах я гнушаюсь, решительнополагая недостойным глагол небесного вещания сковывать правилами Доната»[1899], – читаем мы в предисловии к одному изглавных сочинений папы – «Моралии» (I).

Правда, это было легче заявить, чем сделать. «Писать, как говоришь», –задача исключительной трудности: письменный язык всегда имеет свои стереотипы,отличные от устных и почти не ощутимые для пишущего. Сам Григорий Великийпользовался провозглашенной им вольностью весьма умеренно: даже когда онпересказывает легенды о чудесах («Диалоги»), заведомо рассчитанные надоходчивость, он оговаривает, что не сохраняет в них всей «безыскусственностислога». Таким образом, степень уступок в сторону народной латыни могла бытьразлична.

Григорий Турский пошел в этом направлении дальше очень многих. Он былпрактическим деятелем и понимал, что отрыв литературного языка от народноголишает церковь главного ее средства воздействия на общество. Элементы народнойлатыни в его сочинениях – это не невольная «порча языка», это осознанныйстилистический эксперимент самых широких масштабов. Потому и заклинает онпотомков, как бы ни были они образованны, переписывать его книги безисправлений. Он предвидит, что его подход к стилю может вызвать возражения, испешит их предупредить: «Но я боюсь, когда я начну свое сочинение, – ведь я безриторического [346] и грамматического образования, – как быкто-нибудь из образованных не сказал: „О деревенщина и невежа, неужели тыдумаешь, что имя твое будет среди писателей? Неужели полагаешь, что этот трудбудет принят людьми сведущими, ты, у которого ум не пригоден к искусству, и утебя нет никакого серьезного понятия о литературе, ты не умеешь различать родимен: часто женский род ставишь вместо мужского, средний – вместо женского,мужской – вместо среднего; даже предлоги, употребление которых утвержденоавторитетом знаменитых писателей, ты обычно ставишь неправильно: отложительныйпадеж ты ставишь вместо винительного, а винительный – вместо отложительного“.Но на это я им отвечу и скажу: „Я творю нужный для вас труд и буду упражнятьваш ум своей мужицкой простотой“»[1900].

Главным поприщем эксперимента были агиографические сочинения Григория,рассчитанные на понимание полуграмотных клириков, которые могли бы усвоить этотброский материал и пересказать своей невежественной пастве. По сравнению сязыком этих сочинений – «Житий отцов», «Славы исповедников» – слог «Историифранков» кажется почти образцом литературности. «История» предназначалась,конечно, не для широкого чтения, а была рассчитана на образованных церковниковс разносторонними интересами. Но писал он ее рукой, привычной к имитациинародной речи. Он находит простые слова для выражения своих мыслей легче, чемкто бы то ни было из современников. Грамматический и синтаксический хаос егоповествования, в котором каждое слово, каждое словосочетание неожиданно свежо иточно, но все они, однако, решительно отказываются выстроиться в логическуюсистему, – это, по существу, копия его духовного мира, в котором любое событиепредставляется ему конкретным и четким, взаимосвязь событий часто теряется. Вотэто замечательное единство содержания и формы «Истории франков» и производитстоль сильное впечатление на читателя, – разумеется, гораздо больше воригинале, чем в переводе.

Конечно, когда Григорий говорит: «...я без риторического и грамматическогообразования»[1901]или «Я не обучен искусствуграмматики и не воспитан на тонкостях чтения светских авторов»[1902]– это не только риторическое самоуничижение. Французскиеи немецкие исследователи и издатели сочинений Григория Турского подтверждают,что он действительно недостаточно был сведущ в латинской грамматике.Неправильное употребление падежей после предлогов и смешение трех родов восновном, видимо, должны быть отнесены, о чем он сам пишет, за счет пробелов взнании им грамматики. Но, утверждая это, мы все-таки должны помнить, что«История франков» имеет многочисленные разночтения (сохранилось около 40рукописных текстов различного класса), и часть орфографических иморфологических ошибок могли сделать переписчики Меровингской эпохи. [347]

При всех особенностях латинского языка Григория Турского система склонения испряжения у него все же сохраняется, что, безусловно, является результатомтрадиционного, хотя к тому времени и ущербного, образования Григория.

«История франков» выявляет прежде всего изменения, происшедшие в системевокализма и консонантизма, повлекшие за собой изменения и в морфологическойсистеме латинского языка, что подтверждается смешением падежных флексий вaccusativus и ablativus даже там, где по звучанию они для него довольноразличимы. Употребление оборотов с предлогами вместо функции родительного идательного падежей, изменение значений некоторых предлогов и путаница вупотреблении падежей при них – все это свидетельства размывания сложнойпадежной системы латинского склонения.

К числу характерных черт языка Григория Турского следует отнести: широкоеупотребление причастий и причастных конструкций даже в тех случаях, когда авторклассической эпохи поставил бы только придаточное предложение с временными илипричинно-уступительными союзами; употребление предложений с quia и quod («что»)вместо оборота accusativus cum infinitive наряду с употреблением правильнойинфинитивной конструкции; употребление описательных аналитических форм глаголанаряду с синтетическими; нарушение согласования времен и др.

Грамматический строй латинского языка в сочинении Григория Турскогонесколько отличается от грамматического строя латинского языка классическогопериода. В «Истории франков» уже мало больших и сложных периодов сосвоеобразным порядком слов, которыми характеризуется язык писателей I в. Утратамногих подчинительных союзов, ослабление значения некоторых вводных ипояснительных слов, замена подчинения сочинением приводили к упрощениюпредложения. В основном строй предложения у Григория Турского простой, но авторуже не всегда мог ясно выразить мысль из-за своих промахов в грамматике,особенно в синтаксисе сложного предложения. Неумение развернуть предложение сподчинительными союзами или пояснительными словами нередко приводит кзатемнению смысловой стороны выражения, а это создает трудности в переводе. Чтокасается лексики, наиболее подвижного элемента языка, то здесь мы можемотметить проникновение многих слов из народного разговорного языка.

Наряду со словами литературного латинского языка у Григория Турскоговстречаются их синонимы из разговорного или позднего латинского языка.Например, cornipes (поэт.), equus – «конь» и cabailus – «лошадь» (разг. яз.);domus – «дом», mansio – «пристанище, дом» и casa – «хижина» (в значении «дом»;разг. яз.). Вместе с тем некоторые слова употребляются Григорием и в старом и вновом значении. Например, causa – и в старом значении «причина», и в новомзначении «вещь» (в клас. лат. яз. res); hostis – и в старом значении «враг,неприятель», и в новом значении «войско».

В связи с изменившимися социально-политическими и территориальными условияминаблюдается путаница в употреблении некоторых слов. [348] Так,если слова civitas, urbs, oppidum в литературном классическом языке имеличеткое и определенное понятие: civitas – «гражданство, государство», urbs –«город» (столица, обычно по отношению к Риму), oppidum – «город» (без указанияна его правовой статус; колония или муниципий), то у Григория все этиобозначения относились и к городу, и к территории, и к области без четкого ихразграничения. Подобная путаница была в употреблении слов: vicus – «село,деревня», villa – «имение, загородный дом, вилла», locus – «место, местность,усадьба», раgus – «село, сельская территория с несколькими деревнями» и многихдругих, потерявших свое первоначальное устойчивое смысловое значение, Этанеразбериха в терминологии указывает на то, что в VI в. прежние римские колониии муниципии в Галлии утратили характерные признаки своей городской автономии.Появилось много новых терминов и слов, выражавших новые понятия. Иные же старыеслова переосмыслились и наполнились новым содержанием. Например, dux – «герцог»(в римский же период – командующий войсками провинции), comes – «граф» (вримский же период – лицо в штабе императора, выступившее с войском на войну) идр.

В словаре Григория Турского много слов греческого происхождения, относящихсяк сфере религиозных понятий и церковному устройству, уже давно бытовавших вцерковной литературе: ecclesia – «церковь» (обычно кафедральная), basilica –«базилика» (церковь), episcopus – «епископ», presbyter – «пресвитер,священник», martyr – «мученик», baptizare – «крестить», thesaurizare –«приобретать» и др.

Длительное сосуществование народной латыни и германских языков (для СевернойГаллии – франкского) обогатило словарный состав народной латыни. Естественно, ив языке Григория Турского встречаются германские слова, например влатинизированной форме: scramasaxos (нем. Scramasax, франке. scramasahs) –«большой нож, тесак», bannus (нем. Bann) – «банн, штраф»; в германской формеbacchinon (нем, Becken) – «таз, чан», framea – «копье» (употребляемое римскимиписателями уже задолго до Григория), morganegyba (нем. Morgengabe) – «утреннийдар» и др. Имеются также заимствования из кельтского языка: alauda –«жаворонок», arepennis – «арипенн, арпан» (мера земли) и др.; заимствования изеврейского языка[1903].

Стиль и язык Григория Турского формировались не только под влияниемразговорного латинского языка, но и под влиянием христианских авторов иособенно латинских переводов Библии, наиболее яркие места из которой онприводит часто либо дословно, либо перефразируя их. Библейские цитаты Григорийвключает не только для доказательства истинности католического учения, но и дляхарактеристики того или иного персонажа, того или иного события и явления. Так,например, грабеж местного населения свадебным кортежем королевы Ригунты (VI,45) Григорий характеризует [349] словами пророка Иоиля изВетхого завета: «Оставшееся от саранчи поела гусеница; оставшееся от гусеницыпоел жук; что оставил жук, съела ржа» (Иоил., 1, 4).

Наибольшее влияние на стиль и язык сочинения Григория Турского оказаллатинский перевод Нового завета, приспособленный к широким кругам простогонарода. В новозаветной литературе часто использовались прямая речь для передачиживого разговора, краткие диалоги, лексика народной латыни, обиходные слова,нравоучительные сентенции и др.

Отдельные выражения и слова из Библии органически вошли в текст произведенияГригория. Достаточно упомянуть такие выражения, как «сделал это в простотесердца моего», «во всякой благости», «воздать каждому по делам его», «мужайся»,«кто роет яму ближнему своему, сам в нее упадет», «все это – суета», «воздевгоре руки и глаза», «изобличай глупца, он умножит ненависть к тебе» и многиедругие, которые теряют у него свою первоначальную религиозную окраску иприобретают новое обыденно-житейское содержание и в большинстве случаевназидательный смысл.

Стараясь украсить свой стиль, Григорий обращается к Вергилию. Реминисценциии цитаты из «Энеиды» позволяют думать, что Григорий хорошо знал ее. Он охотновключал в свои произведения стихотворные строки из «Энеиды», преимущественно изпервых ее книг. Так, в сочиненной им речи королевы Хродехильды против языческихбогов он заставляет королеву цитировать стих из первой книги «Энеиды»:«...Jovisque et soror et coniux» – «...Я и сестра и супруга Юпитера» (I, 46,47). Этим цитированием Григорий подчеркивает свое отрицательное отношение кантичным богам, в частности к Зевсу (Юпитеру). А стихотворная строка: «quid nоnmortalia pectora cogis auri sacra famis?» – «К чему не склоняешь ты смертныедуши, // К злату проклятая страсть?» (III, 56) встречается у него довольночасто и в разных вариантах. Некоторые стихотворные строки, заимствованные из«Энеиды», цитируются Григорием Турским не совсем точно, а некоторыеперефразируются им, становятся как бы его собственными[1904]. Кроме Вергилия, Григорий Турский обращается также кСаллюстию, цитируя в двух местах (IV, 13; VII, 1) отдельные высказывания из«Заговора Катилины». Этим и ограничиваются его заимствования из римскихавторов, с произведениями которых он познакомился, видимо, еще в раннемвозрасте.

Но для украшения речи Григорий использует и свои собственные стилистическиесредства. У него есть излюбленные, правда простовато-неприхотливые,художественные приемы, такие, как, например, повторение одних и тех же илисхожих производных слов: Latium petiit ibique et latuit (III, 23); In hossepulchro super sepultum vivens presbiter sepelitur (IV, 12); Iniqua inquit (V,43) и др.; игра слов с именами, часто непередаваемая в переводе: convenitur adConvenas (VII, 35), vir nomine Virus (X. 8). [350]

Употребление синонимов во многих местах вызвано, на наш взгляд, не путаницейв словоупотреблении, а желанием Григория разнообразить слова. Например: admetatum regressus, ad domum regressus – «возвратился домой»; discus, catinus –«блюдо»; ancilla, famula, serva – «служанка, раба»; pignora, reliquiae –«мощи»; tenturia, papiliones – «палатки» и др.

Заканчивая краткий обзор языка и стиля «Истории франков», можно прийти квыводу, что, несмотря на изменения, свойственные латинскому языку позднегопериода, латинский язык Григория Турского еще не совсем утратил связь слитературным латинским языком, как это можно наблюдать в текстах VII в. уФредегара. Но это и не разговорный язык, хотя многие элементы его и проникли вписьменную речь Григория Турского. Именно эти элементы разговорного языка, вдальнейшем послужившие фундаментом для образования французского и другихроманских языков, до сих пор привлекают внимание филологов-романистов.

Латинский язык Григория Турского нельзя оценивать, как это делали ученыеXVII и XVIII вв., только с точки зрения классического латинского языка исчитать его грубым и некультурным. Язык «Истории франков» был таким, какимсоздала его эпоха, и мы должны быть благодарны автору за то, что он искреннестремился поведать будущим поколениям о происходящих исторических событиях натом языке, который еще сохранял жизнь и выполнял те задачи, которые ставилоперед ними время, вплоть до создания национальных романских языков, развившихсяиз народного разговорного латинского языка.

Дата добавления: 2015-07-17