Будни и праздники

В нескольких шагах от вершины
Спортивный праздник народов
Правда об Алексее Вахонине
Дом на Ленинградской проспекте
Первая золотая медаль

Когда человек достигает в жизни чего-нибудь значимого, когда он перешагивает рубеж, о котором мечтал, перед ним, естественно, встаёт законный вопрос: что же дальше? Остановиться, считать свою миссию законченной или продолжать смело двигаться вперёд, к новым высотам?

Конечно, на первый взгляд может показаться, что двух мнений тут и быть не может: взял одну вершину — лезь на другую. Сделал один шаг — делай другой.

Но на деле всё обстоит далеко не так просто. Ведь мало решить: пойду вперёд. Для этого нужно работать вдвое больше, чем раньше, и, может быть, отказывать себе во всём. Ведь чем больше высота, тем труднее её брать, тем сложней и ожесточённей её штурм.

Как-то много лет тому назад я прочитал книгу о выдающихся альпинистах. Меня поразил в ней один случай. Три товарища, — кажется, это были англичане, — штурмовали одну из высочайших вершин мира. Они много лет готовились и затратили на восхождение огромные средства и неимоверные силы. Они проделали героический, изнурительный путь. Восемь тысяч метров были уже позади, а впереди — всего сто семьдесят до гребня. Сто семьдесят метров, — и альпинисты не смогли их преодолеть. Эти сильные и гордые мужчины выли и плакали от ярости, но силы их оставили — и штурм вершины не удался.

Этот пример, повторяю, потряс меня. И я вспомнил его после успеха в Волгограде. Ведь в спорте всегда так и бывает: ты где-то встречаешь непреодолимое для себя препятствие. На то, чтобы пройти его, нужны, может быть, годы. И труд, самозабвенный труд.

Не знаю, чем закончились бы мои размышления, если бы я не прочитал в газете сообщение о предстоявших Спартакиадах народов Российской Федерации и Советского Союза. Я ещё никогда и ни о чём подобном не слышал. Казалось, огромная, великая сила поднимает нетронутые людские резервы и зовёт их в великий поход за физическую культуру, за мастерство, за новые рекорды.

Разве можно было остаться в стороне, выйти из строя в такое замечательное время? Я, чуть отдохнув, возобновил тренировки сам и стал ещё упорнее готовить своих ребят.

Мы постановили: к августовским дням подготовить в своей секции пять новых перворазрядников. Это был наш салют Спартакиаде, и мы произвели его!

В июле в Москве началась I Спартакиада народов Российской Федерации. Здесь в упорнейшей борьбе лучших из лучших отбирались участники сборной команды республики. В среднем весе, как когда-то, моим основным соперником стал астраханец Пётр Безъязычный. Но теперь я сумел обойти его на 7,5 кг и стал чемпионом Спартакиады своей республики.

В столице мы остались на тренировочный сбор. Москва жила подготовкой к грандиозному празднику спорта.

Наступил долгожданный день 5 августа 1956 года. Начался торжественный марш спортивных колонн. Рядом с Государственным флагом СССР развевались знамёна всех пятнадцати союзных республик. Казалось, вся страна — стройная, сильная и вечно юная — проходит мимо гранитных трибун. Было радостно сознавать, что ты — в общем строю, что ты заслужил право выступать на этом форуме.

Начались соревновательные будни. В легчайшем весе Владимир Стогов повторил сумму, набранную им недавно на чемпионате Европы, и занял первое место.

Я с интересом наблюдал соревнования атлетов полулёгкого веса. Здесь на старт вышло почти сорок человек. Все специалисты считали, что основная борьба разгорится между двумя сильными соперниками: двукратным чемпионом мира Рафаэлем Чимишкяном и олимпийским чемпионом Иваном Удодовым.

— Трудно предположить, что кто-либо сумеет оказать им серьёзное сопротивление, — сказал мне перед началом турнира один из наших ведущих тренеров.

Атлеты один за другим вызывались на помост. Они выходили из просторной комнаты с приоткрытой дверью. Там была разминочная. Слышались звон штанг и гул возбуждённых голосов. Напряжение схваток там всегда ощущается острее, чем где-либо.

В жиме Чимишкян и Удодов остановились на 105 кг. Неожиданно для всех мой товарищ по сборной команде краёв и областей Российской Федерации, строитель из города Иваново Юрий Тарелкин выжал 107,5 кг. Все присутствовавшие долго и шумно приветствовали его успех.

Полагая, что состязания в жиме уже окончены, я стал пробираться к выходу, чтобы немного прогуляться. Но в это время, как гром с ясного неба, раздался голос судьи-информатора:

— На штанге 110 кг. Вызывается Евгений Минаев, Московский военный округ. Первый подход.

По залу пронёсся гул. Все спрашивали друг у друга:

— Кто такой этот Минаев?

— Откуда он?

— Что он, шутит — начинать с такого веса?

— Кто его тренер?

Никто ничего не знал. И не мудрено. Евгений Минаев ещё совсем недавно, буквально год тому назад был всего-навсего чемпионом города Житомир. Незадолго до Спартакиады его перевели для дальнейшей службы в одну из частей Московского военного округа. В свободное от службы время он получил возможность тренироваться в Центральном спортивном клубе армии и попал в сборную столицы.

Меня, совершенно не знавшего Минаева, конечно, поразила его смелость. Далеко не всякий, даже очень опытный спортсмен рискнёт начинать на крупнейших всесоюзных соревнованиях с такого огромного веса. А ведь Минаев был новичком.

Зал насторожённо притих, наблюдая за отважным незнакомцем. Евгений поразил и восхитил всех: он с лёгкостью выжал заказанный вес и ушёл за кулисы, подарив зрителям добрую, чуть застенчивую улыбку. В тот день Евгений Минаев установил мировой рекорд в жиме — 114 кг. Можно было только позавидовать такому блестящему, даже можно утверждать, сенсационному выходу на арену большого спорта.

В последующих движениях Минаев, безусловно, "перегоревший" во время жима, уступил лидерство своим более опытным и спокойным соперникам. Чемпионом Спартакиады стал Иван Удодов, набравший 340 кг. На второе место, завоевав очень дорогую для него серебряную медаль, вышел наш Юрий Тарелкин, сумевший обойти непобедимого доселе Рафаэля Чимишкяна. Последний набрал 335 кг. Такую же сумму показал и Евгений Минаев, оказавшийся лишь чуть потяжелее своего грозного соперника. Что же, четвёртое место с такой отличной для дебюта суммой все совершенно справедливо расценили как выдающийся успех.

— О, этот парень далеко пойдёт, — сказал в раздевалке ещё не успевший остыть Иван Удодов.

Время показало, что он не ошибся. Уже через несколько месяцев Минаев выступил за сборную команду Советского Союза на XVI Олимпийских играх в Мельбурне и завоевал там серебряную медаль. Он проиграл находившемуся в отличной форме американцу Исааку Бёргеру, но на 7,5 кг обошёл бурно прогрессировавшего поляка Мариана Зелинского. А ровно через год в Тегеране недавний чемпион Житомира стал чемпионом мира с феноменальной суммой — 362,5 кг. Здесь уже сам Исаак Бёргер отстал от него на целых 12,5 кг! Вот какие таланты, какие самородки выплеснул на вершины большого спорта неугомонный поток Спартакиады народов СССР.

Я так подробно и тщательно вспоминал это уже давно отшумевшее соревнование потому, что оно явилось не только грандиозным физкультурным праздником, но и прекрасной школой для нас, молодых атлетов, впервые вышедших на всесоюзную арену, или, как у нас говорят, на большой помост.

В состязаниях атлетов моей весовой категории особых неожиданностей не произошло. Острая борьба разгорелась между рижанином В.Степановым и москвичом В.Пеговым. Победил более точный и более опытный Степанов. О нём я знал очень немногое: он служил на Балтийском флоте, там, на корабле, и стал заниматься штангой. Потом остался жить и работать в Риге, стал чемпионом Латвии. Сумма, набранная им, была довольно высока — 427,5 кг. У Пегова — 420 кг. А я, к своему великому удивлению, оказался третьим с новым рекордом Российской Федерации — 417,5 кг.

В тот же день состоялось награждение. Я впервые стоял на пьедестале почёта таких крупных состязаний и, естественно, считал себя счастливым человеком. Бронзовую медаль мне вручил Николай Иванович Шатов. Я очень люблю этого доброго, отзывчивого человека и прекрасного спортсмена, одним из первых среди советских штангистов поднявшегося на штурм мировых рекордов. Знаю, что у него была прекрасная жизнь в спорте. Знаю, что в суровые годы войны он одним из первых среди заслуженных мастеров пошёл добровольцем на фронт и героически сражался в глубоком тылу врага.

— От души желаю вам ещё больших успехов, — сказал Николай Иванович, протягивая мне руку. — Надеюсь, что на следующей Спартакиаде вы будете уже первым.

— Не очень верится, — устало произнёс я.

— Надо верить, — возразил Шатов с неожиданной твёрдостью. — Без веры нельзя работать, нельзя идти вперёд. Поймите это раз и навсегда!

Не знаю, помнит ли тот диалог Николай Иванович. Но я его хорошо помню.

Приехав домой, я много рассказывал шахтёрам обо всём увиденном и услышанном.

— Ну и как ты решил — идти вперёд? — спрашивали меня родные и товарищи. — Не устал ещё, не надоело?

— Только вперёд, — без колебаний отвечал я.

1957 год начался большим и очень сильным по составу соревнованием в Улан-Удэ на первенство Сибири и Дальнего Востока. Здесь я снова встретился с В.Пеговым. До соревнований многие говорили, что он находится в великолепной спортивной форме и готовится побить мировой рекорд в толчке. На судейской коллегии даже специально обсуждали, достаточно ля компетентны наши арбитры, чтобы зафиксировать результат, который Пегов якобы должен был взять.

— Нужно запросить двух специалистов из Москвы, — предложил кто-то.

— Не будем волноваться раньше времени, — успокоил всех главный судья. — Прав у нас вполне достаточно.

На поверку оказалось, что Пегов к соревнованиям подготовился плохо и стал лишь третьим. Я закончил турнир с личным рекордом — 420 кг — и стал чемпионом Сибири и Дальнего Востока.

— Значит, дела идут не так уж плохо, Рудольф, — говорил я самому себе.

Состязания в Улан-Удэ запомнились мне ещё тем, что на них звание чемпиона завоевал также и Алексей Вахонин. Кстати, с ним тогда произошла одна история.

Алексей приехал в Улан-Удэ накануне состязаний и, встав на весы, убедился, что у него ровно два килограмма лишних. Контрольное взвешивание было назначено на двенадцать часов следующего дня. Представитель нашей команды (мы все выступали за Кемеровскую область) сказал:

— Лёша, давай иди в баню и попарься там как следует. Выйдешь — тебя у входа будет ждать такси. Садись в него, и приедешь, как герой.

Алексей кивнул и ушёл в баню, мы поехали в зал, а представитель (его звали Владимир Булак) отправился искать такси. Он остановил первую попавшуюся машину, подъехал на ней к баням и сказал шофёру:

— Когда выйдет товарищ, который назовётся Вахониным, сажай его в машину и вези в клуб вагоностроителей.

— А что это за важная птица, ваш Вахонин? — поинтересовался водитель.

— О, это, брат, генерал армии, — неуместно пошутил Володя Булак. — Ну, да ты не обращай внимания, сажай и вези.

Прошло полчаса, и из дверей в поношенном и весьма сомнительной окраски костюмчике, в огромном, не по росту, пальто и в шапке-ушанке выскочил Алексей и плюхнулся на сиденье.

— Ты кто такой? — недружелюбно спросил шофёр.

— Вахонин. Вези, — беззаботно ответил наш Лёша.

— Я тебе дам "Вахонин". Ишь, генерал тоже мне выискался... А ну-ка, вылазь!

— Да вы что в самом деле...

— Вылазь, говорю... А не то враз милиционера позову.

Спорить дальше Алексей не захотел — милиционеры всегда как-то странно относились к его внешнему виду. Он выскочил из такси и взглянул на городские часы: до выступления оставалось всего тридцать минут, а до клуба было добрых четыре, а то и пять километров. Пришлось начать кросс. Кросс по улицам Улан-Удэ.

До конца взвешивания оставалось всего две минуты, когда Вахонин, взмокший, раскрасневшийся, потный, вбежал в зал. Мигом разделся — и вскочил на весы. Они показали пятьдесят шесть килограммов. Ровно столько, сколько и было нужно. Оказывается, не пошути Володя Булак, не прогони шофёр Вахонина, и, может быть, не имели бы мы своего представителя в этой весовой категории. Вот ведь как случается в жизни.

О Вахонине я буду писать ещё, вероятно, не раз. И всё-таки уже сейчас постараюсь нарисовать более-менее общую картину наших взаимоотношений.

Когда разносится весть о новом чемпионе, когда его имя появляется в заголовках газетных и журнальных статей, множество непосвящённых любителей небрежно констатирует:

— Ну вот и ещё один талант появился...

И только очень немногие знают, какой титанический, многолетний труд предшествует рождению новой звезды...

Путь Алексея Вахонина отличается особой траекторией. Он шёл. Спотыкался. Падал. Находил в себе силы подняться и снова идти к заветной цели.

Я уже писал, что впервые увидел Вахонина в 1953 году в Новокузнецке на чемпионате Кузбасса. В совсем ещё зелёном тогда новичке мне сразу увиделось большое дарование. Этот невзрачный на вид человек мог взять две двухпудовые гири и жонглировать ими, как картонными. Но штанга, особенно в темповых движениях, слушалась его плохо. Для меня, равно как и для его первого тренера Жукова, это не было загадкой. Мы видели, что Алексею мешает ужасная скованность закрепощённых мышц, полное отсутствие координации.

В Новокузнецке мы с Алексеем успели поговорить по-настоящему всего один раз, но, кажется, понравились друг другу. Решающую роль в этом сыграло, видимо, то, что оба мы были шахтёрами.

— Я хочу заниматься у тебя, — чистосердечно заявил тогда Вахонин.

— Что ж, я не прочь помочь тебе, — ответил я.

Нас действительно потянуло друг к другу, но жизнь, её обстоятельства, увы, не всегда помогают осуществлению наших желаний. Алексея перевели работать на шахту в город Белов. Но хотя нас отделяло друг от друга большое расстояние, мы нашли способ и возможности поддерживать связь друг с другом. Я посылал Алексею подробные письма, вырезки из газетных и журнальных статей, кинограммы, схемы, а по праздникам и иногда в воскресные дни, как только появлялась возможность, ездил к своему новому и, несомненно, очень талантливому ученику.

Эти посещения раскрыли передо мной одну, увы, нерадостную тайну.

Чтобы понять её правильно, чтобы не осуждать её по-мещански, нужно вернуться к биографии Алексея. Он родился и рос в далёком сибирском селе Бочата. В 1943 году погиб на фронте его отец. Мать осталась хозяйкой большой семьи. У Алексея ещё пять братьев и три сестры. И хотя Советская власть, колхоз много помогали Вахониной, [7]— чего там скрывать — ей было порой очень трудно. Алексей ещё подростком пошёл работать. А затем попал в компанию любителей выпивки и сам пристрастился к спиртному.

Как раз в то время у нас на шахте складывался, рос, набирал силу коллектив физкультуры. Я был его руководителем, и времени мне часто не хватало. Но несмотря на это, я упорно продолжал ездить в Белов.

Иногда кое-кто говорил мне:

— Бросил бы ты эту затею...

— Люди Лёшу испортили, люди его и на правильный путь выведут, — отвечал я в таких случаях. — И потом, я бесконечно верю в такое могучее лекарство, как спорт.

Я специально обращаюсь здесь к читателям-спортсменам, читателям-тренерам, читателям-педагогам: никогда не уставайте верить в человека, в его способности, в его силу и волю. Эта вера рано или поздно окупится.

Талант Алексея и его природное трудолюбие, помноженные на настойчивость, давали хорошие плоды. После первенства в Улан-Удэ в том же 1957 году нас с Вахониным вызвали во Львов защищать честь общества "Шахтёр" на командном первенстве Советского Союза. Перед этим первенством мы приехали на кратковременный тренировочный сбор в Москву.

И тут нам обоим пришли почтовые переводы: это ребята с шахты прислали наши зарплаты. Алексей к тому времени уже переехал из Белова к нам в Киселёвск и устроился на шахту кузнецом. Я специально подобрал ему такую специальность: работа с молотом должна была раскрепостить его мышцы — что она и сделала. В Киселёвске мы много тренировались. Много внимания обращали на соблюдение режима. И Алексей значительно изменился к лучшему, стал, как говорили люди, знавшие его прежде, просто неузнаваемым.

И вот в Москве на сборах мы оба, повторяю, получили свои трудовые деньги. Алексей обратился ко мне:

— На, возьми деньги от греха подальше.

В тот миг я задумался. Передо мной была трудная задача. Последнее время Алексей вёл себя отлично. Но то было в Киселёвске, где всё и вся на виду друг у друга, а тут Москва с её соблазнами. Я долго колебался. Но потом решительно протянул деньги обратно Алексею.

— Ты научился побеждать многих. Но главное, нужно победить самого себя. Раз и навсегда.

Вечером Вахонин укатил с неизвестно откуда взявшимися приятелями в ресторан. А на утро перед нашим строем участников этого похода отчислили из команды. Председатель общества "Шахтёр", зачитав приказ, спросил:

— Кто хочет высказаться?

Молчать я не мог. Конечно, по всем законам спортивной жизни решение, принятое тренерским советом, было абсолютно правильным. И всё-таки никто не знал того, что знал я. Никто не знал, как Вахонин изменился к лучшему, как он талантлив, как много может сделать для советского спорта. Вот почему я нашёл в себе силы и шагнул вперёд:

— Прошу оставить Вахонина под мою личную ответственность. Обещаю, что подобное никогда не повторится, — заявил я, сам удивляясь своей смелости и решительности. — Но пусть Вахонин тоже даст перед всеми слово. Или пусть в самом деле уходит. Уходит навсегда.

— Ну так как, Вахонин? — спросил тогда председатель.

— Обещаю, — сказал Алексей, краснея. — Никогда этого не будет, ребята.

Целый месяц мы работали изо всех сил. Каждая тренировка — три часа и пятнадцать тонн поднятого металла. А также бег, прыжки, плавание...

К чемпионату мы готовились в московском Дворце спорта общества "Крылья Советов". Как сейчас помню шумный Ленинградский проспект, ворота в виде арки, причудливое здание. В нём справа узенькая лестничка и несколько ступенек, ведущих в зал для штангистов. Он был оборудован давно и выглядел хуже, чем наш, кемеровский. Но именно здесь выросла целая плеяда выдающихся мастеров штанги: Григорий Новак, Иван Любавин, Алексей Медведев и многие, многие другие. И почти каждому из этих богатырей чем-то помог Роман Павлович Мороз, тренер и преподаватель Московского государственного института физической культуры.

В ту пору я тоже попал под наблюдение Романа Павловича. И очень многому научился у него. Он раскрыл мне тайны теории, помог исправить некоторые погрешности в технике. Мне очень понравилась его спокойная, продуманная система работы. Он никому ничего не навязывал, а просто говорил:

— Смотри, Рудольф. Ты привык работать вот так, а надо бы несколько по-иному повернуть. Попробуй. Должно получиться лучше.

Я пробовал. И часто в самом деле получалось куда лучше.

Здесь, в тяжелоатлетическом зале "Крылья Советов", я познакомился с Алексеем Медведевым — человеком, который стал впоследствии моим товарищем и в известной мере учителем в спорте.

Медведев родился в Москве в большой и дружной рабочей семье и в 1942 году сам стал рабочим. Тогда ему исполнилось всего четырнадцать лет. Случилось это при следующих обстоятельствах: у отца Медведева ушёл на фронт подручный, рабочих рук в то время не хватало, и отец решил взять на завод сына.

— В школе доучишься потом, — сказал отец. — Сейчас надо помогать стране.

Именно на московском насосном заводе имени М.И.Калинина родилась рабочая слава Алексея Медведева. А свои первые шаги в спорте он сделал в московском зале "Крылья Советов", с которым неразрывно связана вся его биография.

С виду Алексей был поначалу таким явным середнячком, что даже тренеры — люди, обязанные агитировать за спорт, — говорили ему:

— Из тебя, брат, всё равно ничего не выйдет.

Но Медведев неуклонно и решительно, не удивляя никого феноменальными результатами, а набирая буквально по килограмму, переходя от одного разряда к другому, двигался к своей цели. Трудом и упорством он добивался всё более и более высоких результатов.

Уже став мастером спорта и выступая в тяжёлой весовой категории, Алексей поначалу устрашающе отставал от лучших мировых достижений. Случалось, что даже на внутренних чемпионатах страны сумма, набранная им, была ниже, чем сумма полутяжеловесов. Поэтому его не брали на официальные международные соревнования. Пресса писала: "В этой весовой категории у нас нет никаких перспектив".

Однако Алексей продолжал медленно, но верно идти вперёд. И вот наконец пришли успехи, о которых заговорил весь спортивный мир: Медведев дважды завоевал золотую медаль сильнейшего человека планеты, первым в Советском Союзе и одним из первых в мире перешагнул рубеж 500 кг.

Лично меня Медведев поражал своей колоссальной работоспособностью, величайшим упорством, чёткостью распорядка. Если он, например, назначал тренировку на одиннадцать утра, то можно было быть уверенным, что именно в одиннадцать он и появится в зале.

Настойчивость сопутствовала и помогла Алексею не только в спорте. Уже став взрослым человеком, известным атлетом, он нашёл время, силы, мужество закончить школу, а потом и Московский институт физической культуры. Его, проявлявшего заметную склонность к научной работе, пригласили в заочную аспирантуру. Сегодня он с успехом окончил работу над кандидатской диссертацией. Ко всему написанному мне остаётся добавить только то, что Алексей Сидорович Медведев теперь тренер сборной команды Советского Союза по штанге. Среди его учеников один из самых сильных людей на планете — Леонид Жаботинский. После Токио Медведев к своему званию заслуженного мастера спорта прибавил звание заслуженного тренера Советского Союза. Вот вам и "бесперспективный"... Нет, право же, не зря поётся в одной из наших песен: Кто весел — тот смеётся, Кто хочет — тот добьётся, Кто ищет — тот всегда найдёт.

...В середине мая 1957 года мы приехали во Львов. Древний украинский город поразил нас своей красотой, своим необыкновенным зелёным нарядом, своими тихими, непохожими одна на другую улицами.

Но долго любоваться окружавшими нас красотами было, увы, некогда — каждого из нас ждала трудная и волнующая борьба.

Чемпионат штангистов Советского Союза во Львове в мае 1957 года был не совсем обычным. Он совпал со знаменательной датой — шестидесятилетием со дня открытия первого всероссийского соревнования богатырей. Мысленно каждый из нас окидывал в те минуты путь, пройденный тяжелоатлетическим спортом, и ясно видел, каких разительных успехов он добился. Если в 1897 году на старт вышло всего семь участников, то теперь их было более двухсот, да и они представляли лишь незначительную часть тех, кто хотел помериться силами.

Соревнования открыли двадцать девять спортсменов легчайшего веса, среди которых был и мой ученик и товарищ, мой собрат по шахтёрскому труду Алексей Вахонин.

Я уже писал, что именно накануне этих состязаний Алексей допустил грубейшее нарушение режима, что его хотели отчислить, что я заступился за своего ученика и пообещал, что во Львове он выполнит норму мастера спорта.

Но я мечтал об этом не только потому, что хотел выполнить данное товарищам по команде и её руководителю слово. Я знал, что успех окрылит Вахонина и заставит его серьёзней смотреть на свои спортивные занятия.

Мы с Алексеем всё обдумали заранее и точно составили график подходов, который, нужно отметить, он выполнил безукоризненно. В результате получилась прекрасная сумма троеборья — 305 кг, — превышавшая мастерский норматив. Интересно, что с таким результатом наш Лёша оказался бы на шестом месте в олимпийском Мельбурне. Когда я ему об этом сказал, Вахонин воскликнул:

— Да ну! Не может быть! — и в его глазах зажёгся такой огонек, который не мог обмануть: в ту минуту Алексей, как и я когда-то, решил, что останавливаться нельзя.

Мне во Львове впервые в жизни предстояло встретиться с чемпионом мира и Олимпийских игр, бесспорно выдающимся силачом Трофимом Ломакиным. Ожидание этой встречи было и радостным, и в то же время тягостным. Я понимал, что проиграю Ломакину, но хотелось проиграть достойно. Хотелось заявить о себе во весь голос и узнать: смогу ли я в недалёком будущем бороться на равных с атлетами мирового уровня?

В день выступления, после завтрака, меня познакомили с Ломакиным. Он был немного ниже меня, его голова со слегка выведенной вперёд нижней челюстью крепко сидела на толстой короткой шее. Маленькие сверкавшие глаза выдавали в Трофиме человека, наделённого природной хитростью.

Трофим отошёл от меня шага на два и стал разглядывать, как разглядывают картину. Потом почесал затылок и сказал:

— Вот ты, оказывается, какой! На вид вроде бы совсем тощий, а такие веса таскаешь. Чудеса...

Мы ещё немного постояли. Поговорили о погоде, о зрителях, о вчерашнем мировом рекорде Фёдора Богдановского (ленинградец в хорошем стиле выжал 135 кг).

Внезапно Ломакин ткнул меня в грудь и сказал, обращаясь к стоявшим рядом товарищам:

— Скажу вам по секрету, ребята: Плюкфельдера я боюсь. Он шахтёр, а с шахтёрами шутки плохи.

Тут он помолчал и шутливо добавил, обращаясь уже непосредственно ко мне:

— Ты, Рудольф, парень молодой. Не спеши, дай ещё старику погулять.

Ломакин ушёл. А я стоял и думал о только что состоявшемся разговоре. Конечно, я прекрасно понимал, что знаменитый тяжелоатлет шутил. Но ведь недаром говорят, что в каждой шутке есть доля правды. В голосе Ломакина мне почудились нотки неуверенности, а его глаза всё время сверлили меня, точно желая определить, на что я способен. Одним словом, наши встреча и беседа лично мне пошли только на пользу: я увидел, что даже такой грозный соперник, как Ломакин, если и не боится меня всерьёз, то всё же считается со мной.

Конечно, настоящего сопротивления Трофиму Ломакину ни я, ни кто-либо другой оказать тогда не могли. Он закончил соревнование с высокой для тех лет суммой — 440 кг. У меня же было 432,5 кг. Этот результат дал мне второе место и серебряную медаль.

На пьедестале почёта мы с Ломакиным стояли рядом. Пока готовился церемониал награждения, он наклонился ко мне и сказал:

— Вот видишь, ты уже совсем рядом. Но учти, своего места я без бутылки коньяка не отдам.

— Ладно, — кивнул я.

Настроение было отличным. Я медленно, но верно шёл вверх, всё решительнее приближаясь к своим главным соперникам. Однако в высших спортивных кругах моего оптимизма, моей искренней радости явно не разделяли.

— Второе место Плюкфельдера нельзя рассматривать, как нечто многообещающее. Ведь ему уже двадцать девять лет. Для новичка он всё же староват, — откровенно высказался в те дни один из тренеров сборной СССР.

Другие специалисты и товарищи по команде тоже жалели меня и говорили: "Обидно, что он раскрылся так поздно", но вслух это мнение не высказывали. И правильно делали. Лично я считаю вредным для дела, обидным и неправильным, когда о возможностях спортсмена, о его перспективах судят только по количеству прожитых им лет. Опыт многих наших спортсменов — например, Владимира Дьячкова, Александра Дёмина, Якова Куценко, великолепный пример английского футболиста Стэнли Метьюза или американского штангиста Норберта Шеманского — лишний раз подтверждает это. Я убеждён, что даже при современном уровне результатов и нагрузок спортсмен, если он правильно распределяет свои силы и возможности, строго соблюдает основные принципы современной тренировки, может и должен долго оставаться в строю. Я это стремился доказать и, надеюсь, в какой-то мере доказал личным опытом и примером. Ведь в олимпийском Токио мне перевалило уже за тридцать семь.

К сомнениям по поводу моих перспектив прибавлялось ещё и то, что руководители сборных команд России (Д.П.Поляков) и страны (Н.И.Шатов) чрезвычайно скептически относились к применявшимся мной тренировочным нагрузкам и очень советовали снизить их.

— Нужно найти такой метод тренировки, который давал бы наибольший эффект при наименьшей затрате сил, — произносил, глубокомысленно попыхивая трубкой, Дмитрий Петрович Поляков.

Что это за метод и как его отыскать он, увы, умалчивал.

Реально помогли мне в то время наш известный физиолог Н.Н.Зимкин и некоторые из его коллег. Внимательно изучив мои тренировочные планы, они пришли к единодушному мнению:

— Вы действуете правильно. Давайте в том же духе!

Итак, львовский чемпионат закончился. Для меня он явился прекрасной школой и великолепным экзаменом. Я сделал из него для себя главный вывод: готов к борьбе на самом высоком уровне.

После Львова я сел за составление нового годового плана, который, к слову, должен быть у каждого спортсмена вне зависимости от его квалификации. Свой план я всегда строил только с учётом спортивного роста, повышения своих результатов, а не выигрыша у того или иного соперника. "Будут килограммы — будут и победы", — рассуждал я.

Настало лето. Москва встречала посланцев юности планеты — она стала хозяйкой Всемирного фестиваля молодёжи. В этот замечательный праздник органически вплелись и III Дружеские спортивные игры молодёжи, в которых мне довелось участвовать.

Перед состязаниями был проведён небольшой тренировочный сбор, на котором ко мне в качестве тренера был прикреплён известный в недалёком прошлом штангист Юрий Дуганов. С первого же момента наши отношения сложились довольно напряжённо. Дело в том, что при выполнении рывка я в начальной фазе чуть сгибал руки. Это сгибание было обусловлено характерными особенностями моего организма и тысячи, а может быть, и десятки тысяч раз проверено на практике. Между тем мой "учитель на час" решительно потребовал:

— Выпрямите руки!

Я пытался доказать, что это нецелесообразно, но Дуганов и слышать ничего не хотел.[8]

Пришлось просидеть две ночи над математическими выкладками и с цифрами в руках доказывать свою правоту. Сил и нервной энергии наши споры отняли у меня тогда немало. И всё-таки сегодня я пишу эти строки не для того, чтобы вспомнить Дуганова недобрым словом. Просто мне очень хочется ещё раз подчеркнуть, как это важно, чтобы тренеры учитывали индивидуальные особенности спортсмена, присматриваться к тому, что родили жизнь и опыт.

Состязания штангистов на III Дружеских играх молодёжи прошли очень интересно. На меня большое впечатление произвела победа легковеса горьковчанина Виктора Бушуева с великолепной суммой — 385 кг. Это был новый всесоюзный и мировой рекорд.

Не могу удержаться и напишу хотя бы несколько слов об этом выдающемся спортсмене. Он выдвинулся, равно как и Евгений Минаев, на I Спартакиаде народов СССР.

Тогда он, правда, занял всего лишь скромное седьмое место, но уже заставил обратить на себя внимание. Тогда же я услышал и про его не очень долгую, но интересную биографию: Бушуев по комсомольской путёвке в 1949 году одним из первых пришёл на строительство Горьковской ГЭС. Начал там учиться на слесаря, попал в здоровый рабочий коллектив, где больше всего уважали честность и труд. Стал ударником производства, участвовал в монтаже первых агрегатов. И там же, на замечательной стройке, пристрастился к спорту. Служа в армии, он вырос уже до штангиста-перворазрядника. Демобилизовавшись, Виктор вернулся на прежнюю работу, продолжая отдаваться двум страстям: строительству и спорту. И вот пришёл первый, да ещё такой блистательный, успех в крупнейших международных соревнованиях!

— Этот парень многого добьётся, — сказал тогда о Викторе Яков Григорьевич Куценко.

Его слова блестяще подтвердились. Слесарь из Горького вскоре стал чемпионом мира и Олимпиады в Риме-1960.

В своей весовой категории я занял первое место с результатом 432,5 кг, обойдя англичанина Филиппа Кайра и представителя ГДР Гюнтера Зиберта. Мне вручили золотую медаль — первую золотую медаль в жизни. Нужно ли распространяться о том, как она мне дорога?

На следующий день вместе со своими товарищами и женой (она взяла отпуск и приехала в Москву) мы совершили экскурсию на теплоходе. Вдоль берегов канала, носящего имя советской столицы, звенели песни на многих языках мира. В те дни мы участвовали в десятках дружеских встреч, беседовали по душам с парнями и девушками, приехавшими к нам со всех концов света. Как хорошо запомнились эти трогательные встречи! Как убедили они нас ещё раз в том, что на свете нет ничего дороже дружбы и мира...

Но выступление на III Дружеских спортивных играх молодёжи принесло мне не только радость. В жиме я выглядел просто отвратительно. Мою "технику" засняли иностранные корреспонденты, и их снимки появились в западных газетах с подписями: "Вот как неправильно выполняют классическое движение русские". Неправильного, то есть отступления от правил я не допускал, но и в самом деле почему-то очень сильно отгибался, что производило ужасное впечатление.

Вскоре после соревнований фотографию с моим жимом прислал мне и Яков Григорьевич Куценко. На ней была сделана надпись:

"Дорогой Рудольф, пусть такое безобразие больше никогда не повторится."

Я много раз перечитывал эту надпись и думал: вот я уже вышел на арену большого спорта, уже добился заметных успехов, а сколькому ещё нужно учиться!

Твёрдо уверенный в этом, я начал подготовку к будущим спортивным сражениям.

X

Дата добавления: 2015-07-15