ГЛАВА 25

Ночевали мы в заброшенной хижине лесоруба. Питер распряг лошадей, затемдостал из лежавшего на дрогах мешка путы и колокольчик. Я поднял колокольчик. Это был тяжелый, пятифунтовый колокол с низкиммузыкальным звоном. Я позвонил, прислушиваясь к звуку, который всегдавызывал в моей памяти ясное утро в зарослях, когда каждый листок ещеувлажнен росой и сороки наполняют лес своим стрекотанием. Потом я уронил егона землю с высоты всего в несколько дюймов, но Питер, смазывавший ремни,крикнул: - Черт! Не делай этого! Нельзя бросать колокольчик, он от этогопортится. Ну-ка, покажи его мне! - Он протянул руку. Я поднял колокольчик и отдал ему. - Это монганский колокольчик, самый лучший в Австралии, - пробормоталПитер, внимательно осматривая его. - Я заплатил за него фунт и не отдал бы иза пять. В ясное утро его слышно за восемь миль. - Отец говорит, что самые лучшие колокольчики - кондамайнские. - Да, я знаю. Ведь твой отец из Квинсленда. От кондамайнского лошадьглохнет. У него чересчур высокий звук. Попробуй все время привешивать лошадитакой колокольчик, и она оглохнет. Есть только два настоящих колокольца -мэнникский и монганский, и монганский лучше. Их делают из особого сплава. Даи то не из всякого. Выбирается такой, чтобы давал красивый звон. - А на какую лошадь вы его наденете? - спросил я. - На Кэт, - ответил Питер. - Она у меня одна подходит для колокольчика.У других звон не получается. А у нее широкий шаг, и она потряхивает головой.Покачивает ею, когда ходит. Поэтому я надеваю колокольчик на Кэт, аСамородка стреноживаю. Он у них самый главный, и остальные держатся околонего. Питер выпрямился: - Сначала подвешу им на час торбы с кормом, а то здесь только жесткаяпоросль, лошадям и пощипать нечего. - А я пока разведу огонь, хорошо? - Ладно. И поставь чайник. Я скоро приду. Когда он вошел в дом, огонь был давно разведен и чайник уже кипел.Питер бросил щепотку чаю в кипящую воду и поставил чайник на каменную плитуперед очагом. - Вот так, а где твоя солонина? - спросил он. Я уже принес в хижину свои мешки и теперь, вынув завернутое в газетумясо, передал его Питеру. Питер развернул солонину, потрогал ее толстым,почерневшим от грязи пальцем. - Это отличная говядина, - заметил он. - Лучшая часть ссека. Он отрезал мне толстый кусок и положил его между двумя огромнымиломтями хлеба: - Вот тебе на заправку. Потом наполнил крепким черным чаем две жестяные кружки и протянул однуиз них мне: - Никогда еще не встречал женщины, которая умела бы заварить чай. Вчашке всегда видно дно, если заваривала женщина. Мы сидели у огня, уплетая мясо с хлебом. Откусив кусок хлеба, Питерраза два с шумом прихлебывал чай. - Ух, - с удовлетворенным видом говорил он и ставил кружку на очаг. Выпив последнюю чашку, он выплеснул остатки чая в огонь и сказал: - Ну, а как твоя нога ночью? Ты ее бинтуешь или что другое с нейделаешь? - Нет, - ответил я с удивлением, - ничего с ней не надо делать. Онапросто лежит себе, и все. - Да ну! - воскликнул Питер. - Это здорово! А побаливает она иногда? - Нет, - сказал я, - я ее совсем не чувствую. - Если бы ты был мой сын, я бы свез тебя к Вану в Балларат. Он чудесаделает, этот человек. Он тебя бы вылечил. Я уже слыхал об этом китайце, лечившем травами. Большинство людей,живших в Туралле и ее окрестностях, считали, что он может помочь, даже есливсе другие врачи оказались бессильны. Отец всегда фыркал, заслышав его имя,и называл его "торговцем сорняками". - Да, - продолжал Питер, - этот Ван никогда не спрашивает, что у тебяболит. Он как посмотрит на человека, так сам сразу определит. Я бы ни за чтоне поверил, ей-богу, но мне Стив Рамзей о нем рассказывал. Помнишь Рамзея -парня, у которого живот ничего не варил. - Да, - ответил я. - Так вот, Ван его вылечил. Когда у меня желудок разболелся, Стив мне ипосоветовал: "Поезжай к Вану, но не говори, что с тобой. Просто посидишь унего, а он подержит твою руку и такие вещи тебе расскажет, что ты прямозашатаешься от удивления". И, ей-богу, так и случилось. Я отпросился нанеделю и поехал к нему. Он посмотрел на меня так, как Стив говорил. Я ему нислова не сказал: ведь деньги я заплатил, так пусть он сам и доискивается,что со мной. Я сижу, и он сидит, держит мою руку и пристально смотрит наменя. Потом говорит: "Зачем вы носите эту повязку?" Да, так он и сказал. "Яникакой повязки не ношу", - ответил я. "Нет, вы чем-то обвязались". - "Намне красный фланелевый пояс, если вы это имеете в виду..." - говорю я."Придется вам с ним расстаться, - заявляет он. - С вами был когда-нибудьнесчастный случай?" - "Нет", - ответил я. "Подумайте хорошенько", - говоритон. "Э-э, с год назад я вылетел из двуколки и попал под колесо, но меня неушибло". - "Нет, ушибло, - заявляет он. - В этом вся ваша беда. Ребро у васвывихнуто". - "Черт возьми! - говорю я - Так вот оно в чем дело". Тут ондает мне пакетик с травами за два фунта, мать их потом сварила для меня - дочего же это было гнусное пойло! Но больше никогда болей у меня не было. - Но ведь у вас болел желудок, - сказал я. - А я хочу, чтобы мои ноги испина вылечились. - Все идет от желудка, - произнес Питер с убеждением. - Тебя раздулодурным воздухом пли еще чем, как корову на люцерне, и этот воздух не весь изтебя вышел, а теперь надо от него избавиться совсем. Так Ван вылечил однудевушку, приехавшую к нему издалека. Все знают этот случай. Она была такаяхудая, что даже тени не отбрасывала, хоть и ела как лошадь. Все доктора ужеот нее отказались. Тогда она поехала к Вану. А он ей и говорит: "Два дняничего не ешьте, потом поставьте перед собой тарелку с бифштексом и сжареным луком и вдыхайте его запах". Она так и сделала. И что же ты думаешь?У нее изо рта как начал выходить солитер, и ползет, и ползет... Говорят, онбыл черт знает какой длины. И лез, пока весь не вывалился на тарелку. Онапотом такая толстая стала, в дверь не пролезет. Солитер-то, видно, много летв ней сидел и все, что она ела, сжирал. Если бы не Ван, она бы давнопомерла. А доктора ни черта не знают по сравнению с этими китайцами, которыелечат травами. Я не поверил Питеру, хотя его рассказ напугал меня. - Отец говорит, что любой может лечить травами по-китайски, - возразиля. - Он сказал, что для этого нужно только быть похожим на китайца. - Что? - с возмущением воскликнул Питер. - Он это сказал? Да онрехнулся! Спятил, малый! - Потом добавил более мирным тоном: - Вот что ятебе скажу, и заметь, никому другому я не стал бы этого говорить: я знаюодного парня, образованного, понимаешь, он может что угодно прочесть, - такон мне рассказывал, что в Китае, у себя на родине, эти люди учатся многолет. А когда заканчивают ученье, их экзаменуют всякие ученые врачи.Экзаменуют, чтобы увидеть, умеют ли они лечить травами. И знаешь, как этоделается? Двенадцать парней, те, что учились, заходят в комнату, где в стенепробито двенадцать круглых отверстий в другую комнату. Потом ученые врачиуходят, ну, куда угодно... на улицу... искать людей с двенадцатью страшнымиболезнями. Подойдут к человеку и спросят: "У вас что болит?" - "Кишки". -"Подходяще, годится". Потом к другому. "У меня печенка вся сгнила". -"Хорошо, тоже подойдет". Потом найдут парня, у которого, скажем, спинаболела, как у меня. Тоже годится. Словом, подберут двенадцать человек,приведут их в ту другую комнату и попросят каждого просунуть руку вотверстие в стене. Понимаешь? А парии, что держат экзамен, должны посмотретьна двенадцать рук и написать, чем больны все эти двенадцать человек застеной, и тот, кто ошибется хоть в чем-нибудь на одном больном, -проваливается. - Он презрительно усмехнулся. - А твой старик говорит, чтолюбой может лечить травами по-китайски. Но все равно мы с ним ладим. У негоесть свои странные причуды, но я не ставлю этого ему в укор. Он поднялся и выглянул в дверь хижины: - Пойду стреножу Кэт и выпущу всех лошадей, а потом ляжем спать. Ночьбудет темная, хоть глаз выколи. Он посмотрел на звезды: - Млечный Путь лежит на север и юг. Погода будет ясная. Вот когда онидет на восток и запад, обязательно дождь польет. Ну, я ненадолго... Питер вышел к лошадям, и мне было слышно, как он покрикивает на них втемноте. Потом он замолчал, и до меня донеслись лишь мягкие звукиколокольчика: лошади углубились в заросли. Вернувшись, он сказал: - Бидди здесь в первый раз. Она с фермы "Барк-лей". Лошадям, которыевыросли на открытой равнине, всегда страшно первую ночь в зарослях. Имслышно, как кора потрескивает. Бидди немного захрапела, когда я ее выпускал.Ну ничего, обойдется. А теперь надо тебе постель устроить. Внимательно осмотрев земляной пол хижины, он подошел к небольшой дыре,уходящей под стену, поглядел на нее с минуту, потом взял газету из-подсолонины и засунул ее в дыру. - Похоже на змеиную нору, - пробормотал он. - Если змея выползет, мыуслышим, как зашуршит бумага. Он положил на пол два полупустых мешка с резкой и стал их разравнивать,пока не получилось что-то вроде тюфяка. - Ну вот, - произнес он. - Так тебе будет хорошо. Ложись, я укрою тебяпледом. Сняв ботинки, я улегся на мешки, положив руки под голову. Я устал, ипостель показалась мне чудесной. - Ну как? - спросил Питер. - Хорошо. - Солома может вылезти и уколоть тебя. Это отличная резка, отРобинзона. Он ее нарезает добротно, мелко. Ну, я тоже ложусь. Он постелил на пол мешки, улегся на них, громко зевнул и натянул насебя попону. Я лежал, прислушиваясь к звукам зарослей. Мне было так хорошо, чтоспать не хотелось. Я лежал под своим пледом, охваченный волнением. Черезоткрытую дверь хижины ко мне доносился усиливающийся ночью запах эвкалиптови акаций. Резкие крики ржанок, пролетавших над хижиной, уханье совы, шорохи,писк и предостерегающее стрекотание опоссума говорило мне, что тьма вокругживая, и я лежал, напряженно прислушиваясь, ожидая, что произойдет что-тонеожиданное и необычное. Потом, мягко проникая сквозь другие звуки, послышался звонколокольчика, и я с облегчением откинулся на своем матрасе. Засыпая, я виделперед собой Кэт - она шла широким шагом, покачивала головой и мернопозванивала монганским колокольчиком.

Дата добавления: 2015-07-15