ГЛАВА 22. Около наших ворот росли огромные эвкалипты

Около наших ворот росли огромные эвкалипты. На земле под деревьями,усеянной листьями, сучьями и ветками, там и сям виднелись следы костров."Сезонники" и бродяги, проходившие мимо, часто отдыхали здесь, сбросив сплеч дорожные мешки, или останавливались на минуту, чтобы окинутьвнимательным взглядом дом и кучу дров у крыльца, прежде чем зайти ипопросить поесть. Те из них, кто не раз проходил мимо нашего дома, хорошо знали мою мать.Она всегда давала им хлеба, мяса и чаю, не требуя за это нарубить дров. Отец сам исколесил Квинсленд с мешком за плечами и хорошо знал жизньэтих людей. Он всегда называл их "путешественниками". Бородатых обитателейзарослей он именовал "лесными птицами", а тех, кто приходил с равнин, -"полевыми птицами". Отец умел сразу различать их и без труда угадывал, естьли у них что-нибудь за душой или нет. Когда такой бродяга останавливался у наших ворот на ночлег, отец всегдаделал вывод, что у парня нет ни гроша. "Если бы у него водились денежки, ондошел бы до постоялого двора". Из конюшни отец часто наблюдал, как они подходили с чайниками к нашейдвери, и, если "сезонник", протягивая чайник матери, оставлял себе крышку,отец улыбался и говорил: "Бывалый". Однажды я спросил его, почему они не отдают матери крышку вместе счайником. - Когда бродишь по дорогам, - отвечал отец, - иногда попадаются люди,которым и паршивой тряпки жалко, вот к ним и нужен особый подход. Положим,тебе надо чаю и сахару, это тебе всегда нужно. Кладешь чуть-чуть заварки надно чайника - совсем немножко, так, чтобы хозяйка видела, что чаю у тебямало. Когда она подойдет к двери, ты чаю у нее не просишь, нет. Ты просишькипятку и говоришь: "Заварка в чайнике, хозяйка". Она берет чайник, нокрышку ты из рук не выпускаешь и, как бы невзначай, как будто ты только чтооб этом вспомнил, обронишь: "Положите-ка сахарку, если не жалко". Наливаякипяток в чайник, она видит, что заварки в нем так мало, что и на плевок нехватит, и кладет свою. Ей, может, и не хотелось бы тратиться, но неприятнодавать чай как помои, и приходится подбавлять. Потом она насыпает сахару, иу парня есть все, что надо. - А почему они так держатся за крышку? - продолжал я свои расспросы. - Видишь ли, никогда не получишь столько чаю, если чайник закрыт. Когданет крышки и видно, что тебе дают, хозяйке неловко смотреть тебе в глаза,если чайник неполный. - Мама не такая, правда, папа? - Черт возьми! Конечно, нет! Она башмаки с себя снимет и отдаст, толькопозволь ей. - А что, так бывало? - спросил я, живо представляя себе, как матьснимает ботинки и отдает бродяге. - Видишь ли... такого случая не было. Она может отдать им старую одеждуили обувь, но ведь это все делают. Им больше всего нужна еда, особенно мясо.А когда даешь еду, это стоит денег. Большинство людей предпочитает подаритьбродяге пару старых брюк, которые уже никто не носит. Когда ты вырастешь,давай им мясо! Иногда бродяги ночевали у нас в сарае. Как-то холодным утром Мэрикормила уток и увидела бродягу, лежащего на земле. Его одеяло оледенело иторчало колом, борода и усы были покрыты инеем. Когда он встал, то никак немог разогнуться, пока солнце не согрело его. После этого, когда Мэри замечала бродягу, расположившегося на ночлег унашего дома, она посылала меня сказать ему, что он может переночевать всарае. Я всегда шел за ним в сарай, и мать посылала туда с Мэри ужин нетолько для него, но и для меня. Она знала мое пристрастие к этим людям. Ялюбил слушать их разговоры, рассказы о замечательных местах, в которых онипобывали. Отец говорил, что они просто морочат мне голову, но я этого недумал. Когда я показал одному старику мои кроличьи шкурки, он сказал, что там,откуда он пришел, кролики кишмя кишат, и, если хочешь поставить капкан, ихнадо смести в сторону лопатой, чтобы освободить место. Ночью было очень пыльно, и я посоветовал ему накрыть лицо газетой"Век". Я спал на веранде позади дома и всегда так делал. - Сколько пыли она удержит? - спросил он, поднося закопченный чайник корту. - Фунт? - Наверно, - ответил я с сомнением в голосе. - А тонну удержит, как ты думаешь? - продолжал он, вытирая тыльнойстороной руки капельки чая с усов и бороды. - Нет. Не удержит. - Я бывал на дальних фермах, где во время пыльной бури надо спать,положив рядом кирку и лопату. - Зачем? - спросил я. - Чтобы утром можно было откопаться, - сказал он, глядя на меня своимималенькими, странными, черными глазами, в которых бегали искорки. Я всегда верил всему, что мне говорили, и огорчался, когда отецпосмеивался над историями, которые я спешил ему пересказать. Мне казалось,что он осуждает людей, от которых я их слышал. - Да нет, мне нравятся эти парни, но понимаешь, это ведь сказки;веселые небылицы, чтобы смешить людей. Иногда наш гость, сидя у костра, начинал кричать на деревья илиневнятно бормотать что-то, разговаривая сам с собой, уставившись на огонь; язнал тогда, что он пьян. Иногда они пили водку, а иногда древесный спирт. Мимо нас часто проходил бродяга по прозвищу "Скрипач". Он всегда держалголову немного набок, как будто играл на скрипке. Это был высокий, худойчеловек с тремя ремнями. Отец объяснил мне, что один ремень вокруг вещевого мешка означаетновичка, который впервые бродяжит; два ремня - что человек ищет работы; триремня - что он временно не хочет ее найти, а четыре - что вообще не хочетработать. Я всегда считал ремни на их вещевых мешках и, когда увидел Скрипача,задумался, почему ему не хочется работать. Он пил древесный спирт и, когда бывал пьян, начинал покрикивать навоображаемых лошадей в упряжке, которые, как ему мерещилось, стояли подругую сторону костра. - Тпру! Стой! Эй, Принц! Но, Вороной! Поехали! Иногда он вскакивал и мчался вокруг костра, размахивая воображаемымкнутом, которым стегал рассердившую его лошадь. Трезвый, он разговаривал со мной пронзительным голосом. - Не стой так, переминаясь с ноги на ногу, как курица под дождем, - разсказал он мне. - Иди сюда. Когда я подошел, он приказал: - Садись! - Потом добавил: - Что у тебя с ногой? - У меня был детский паралич, - ответил я. - Подумать только! - сказал он, сочувственно покачивая головой иприщелкивая языком, и подбросил хворост в костер. - Зато у тебя есть хотькрыша над головой. - Он посмотрел на меня. - И над чертовски умной головой!Такие попадаются только у овец самой лучшей породы. Эти люди мне нравились, потому что они никогда меня не жалели. Онивнушали мне чувство уверенности. В мире, в котором они жили, костыликазались не такой страшной бедой, как ночевки под дождем или бесконечныеблуждания по каменистой дороге в дырявых башмаках с пальцами наружу, илитоска по спиртному, когда в кармане нет ни гроша. Для себя они не видели вбудущем ничего, кроме скитаний, а меня, как им казалось, ждало нечто болеерадостное. Однажды я спросил Скрипача: - Хорошее здесь место для ночевки, правда? Он огляделся вокруг иответил: - Да, наверно, для того, кому можно выбирать. - И, презрительноусмехнувшись, добавил: - Как-то раз фермер мне сказал: "Вы, ребята, никогдане бываете довольны. Если дать вам сыру, вы обязательно захотите егоподжарить". - Да, - согласился я. - Я тоже такой. - У меня бывали в пути времена, когда я думал, что, если бы толькоразжиться чаем и сахаром, все было бы в порядке; но когда есть чай и сахар,мне хочется закурить, а когда есть закурить, нужна удобная ночевка, а когдаесть хорошая ночевка, мне хочется почитать. "У тебя. нет ничего почитать? -спросил я этого фермера. - Вид но, что еды от тебя не дождешься". Скрипач был единственным знакомым мне бродягой, который носил с собойсковородку. Он вынул ее из своего вещевого мешка и посмотрел на нее судовлетворением. Потом перевернул ее, обследовал дно, постукивая по немупальцами, и сказал: - Надежная вещь эта сковородка... Я ее подобрал около Милдьюры. Он достал из мешка кусок печенки, завернутый в газету, и с минуту,хмурясь, глядел на нее. - Печенка - худшее в мире мясо для сковородки, - проговорил он, сжимаягубы так, что его черные усы выжидательно затопорщились. - Она прилипает,как глина. Как и все бродяги, он постоянно думал о погоде. Он то и делопосматривал на небо и гадал, пойдет ли дождь. В его багаже не было палатки:все имущество составляли два простых синих одеяла, в которые были завернутыкое-какие лохмотья, да две-три жестянки из-под табака с разной мелочью. - Вот раз ночью около Элмора я попал под ливень, - сказал он мне, -темно, хоть глаз выколи, шагу не пройдешь. Я сидел, упершись спиной втелеграфный столб, и размышлял. А наутро развезло - грязь везде непролазная,и мне пришлось по ней тащиться. Сегодня ночью дождя не будет: чересчурхолодно. Но он подбирается. Завтра под вечер жди дождя. Я оказал, что можно переночевать у нас в сарае. - А как твой старик? - спросил он. - В порядке, - заверил я его. - Опдаст вам соломы на постель. - Это с ним я говорил перед вечером? - Да. - Он показался мне хорошим парнем. Правда, разодет франтом, норазговаривал со мной, как вот я сейчас с тобой. - Ведь так и надо, правда? - Ну конечно! Пожалуй, улягусь я в вашем сарае, - добавил он. - А то якутнул малость, и меня всего скрутило. - Насупившись, он посмотрел насковородку с шипящей на ней печенкой. - Прошлую ночь меня мучили страшныекошмары: снилось, будто я под открытым небом, дождь хлещет как из ведра,чайник продырявился, и я не могу чаю вскипятить. Черт, я проснулся весь впоту. Во время нашего разговора на дороге показался еще один бродяга. Это былневысокий, коренастый мужчина с бородой и длинным узким мешком за плечами.Сумка для провизии, перекинутая вперед, свободно болталась на животе; он шелтяжелой, неторопливой походкой. Скрипач, подняв голову, наблюдал за приближающейся фигурой. Повыражению его лица я понял, что ему не хочется, чтобы этот человекостановился здесь, и недоумевал - почему. Пришелец подошел к костру и сбросил мешок на землю у своих ног. - Добрый день, - сказал он. - Здравствуй, - сказал Скрипач. - Куда направляешься? - В Аделаиду. - Не близкий путь. - Да. Покурить есть? - Я на окурках. Если хочешь - бери. - Ладно, давай. - Он взял протянутый ему Скрипачом окурок, осторожновсунул между сжатыми губами и прикурил от палки из костра. - Проходил через Тураллу? - спросил он Скрипача. - Да. Я сюда добрался сегодня днем. - А каковы там мясник и пекарь? - Пекарь - подходящий, черствого хлеба - сколько хочешь, но мясник - ник черту. Он и обгоревшей спички тебе не даст. Готов человека убить за кусокбаранины. - Ты в пивную с черного хода заглядывал? - Да. Разжился там остатками жаркого. Повариха - добрая и здоровеннаябаба. Нос как лопата. У нее попроси. Но не связывайся с ее дружком. Такойневысокий парень; за все угощай его выпивкой. - А "джоны" {"Джонами" в Австралии называют полицейских. (Прим.перев.)} есть? - Нет, но зато не попадайся "джону" в Балунге - это подальше, -паршивый "джон". Он непременно задержит тебя, если напьешься. - У меня всего один шиллинг, так что черт с ним! - Там дальше, на севере, будет получше, - сказал Скрипач. - У нихпрошли дожди, и теперь все фермер; сидят в пивных. Там утробу набьешьдоверху, Он взял каравай хлеба, который дала ему моя мать, отрезал толстыйломоть, разделил пополам печенку, ноли-жил один кусок на хлеб и протянул егособеседнику. - Возьми, подзаправься. - Спасибо, - сказал пришелец и стал молча жевать хлеб. Потом спросил: -У тебя случайно не найдется иголки с ниткой? - Нет, - ответил Скрипач. Бродяга посмотрел на разодранную на колене штанину. - А булавки? - Нет. - Мои башмаки тоже никуда не годятся. Сколько здесь платят жнецу? - Семь шиллингов в день. - Ну конечно, - раздраженно заметил пришелец. - Семь монет в день, ирасплачиваются в субботу, чтобы не кормить тебя в воскресенье. Еще окурокесть? - добавил он. - Нет, хватит, самому нужны, - сказал Скрипач. - Сегодня вечером вТуралле танцулька. Завтра утром наберешь сколько хочешь окурков у дверей.Тебе, пожалуй, лучше двинуть, а то не доберешься до Тураллы засветло. - Да, - произнес медленно бродяга. - Верно, пора трогать. - Он встал. -Прямо? - спросил он, одним движением вскинув на плечи свой мешок. - Сворачивай не на первом повороте, а на втором, туда около двух миль. Когда он ушел, я спросил Скрипача: - Это что - нестоящий человек? - У него мешок, как сигарета, - объяснил Скрипач. - Мы все стараемсядержаться подальше от парней с такими мешками. У них никогда ничего нет, онивсе из тебя готовы высосать. Если такой парень попадется в попутчики, егохоть на себе тащи. А теперь покажи мне, где этот ваш сарай. Я отвел его в сарай; там отец, видевший, как мы разговаривали, уженабросал несколько охапок чистой соломы. Скрипач несколько секунд молча глядел на нее, потом сказал: - Ты даже не знаешь, какой ты счастливый. - Хорошо быть счастливым, правда? - спросил я. Он мне очень правился. - Да, - ответил Скрипач. Я стоял и смотрел, как он развязывал свой мешок. - Господи! - воскликнул он, оглянувшись и заметив, что я не ушел. - Тыпрямо как хорошая овчарка! Не пора ли тебе пойти домой и напиться чаю? - Да, - ответил я. - Пора. Спокойной ночи, мистер Скрипач. - Спокойной ночи, - сказал он ворчливо. Через две педели он сгорел у костра, который разложил, устроившись наночевку в восьми милях от нашего дома. Человек, сообщивший об этом отцу,рассказывал: - Говорят, он перед этим два дня подряд пил древесный спирт. А ночьюсонный скатился в костер - знаете, как это бывает... Я когда ехал сюда,говорил Алеку Симпсону, я сказал ему: "Это его дыхание загорелось - вот чтослучилось". Он, верно, здорово накачался. И как только его дыханиезагорелось, огонь пошел по внутренностям, как по запальному шнуру; он,верно, горел, как спичка, ей-богу! Так я сказал Алеку Спмпсону - знаете,который у меня купил гнедую кобылу. Я ему сейчас сказал, перед тем какприехать сюда, что так все и произошло. И Алек сказал: "Черт! Ты, наверно,прав". Отец помолчал немного, потом произнес: - Что ж, пришел конец беднягеСкрипачу: умер, значит.

Дата добавления: 2015-07-15