Примирение. Любая терапия, в конечном счете, — это работа по примирению

Любая терапия, в конечном счете, — это работа по примирению. Отверженные части в нас самих и связанное с этим отвержение людей и событий снова сознательно интегрируются в свом значении. Часто достичь примирения сложно, когда родители очень обидели своих детей или отдали их на усыновление, когда партнеры доставили друг другу много боли, когда нас преследуют телесные и душевные симптомы и болезни. И это, прежде всего, сложно, если речь идет о борьбе и примирении между жертвами и преступниками. Заместители очень точно чувствуют напряжение. Даже когда они готовы к процессу примирения. Сначала для них — как для жертв, так и для преступников —необходимо, чтобы было выявлено роковое действие и было признано, что одни претерпели, а другие совершили. Если при этом кто-то хоть раз фальшивит или делает неискренний жест, в большинстве случаев процесс примирения прекращается.

Поиск или, лучше сказать, нахождение правильных слов, жестов и движений в расстановках между жертвами и преступниками относится к самому впечатляющему опыту, который переживают клиенты, заместители и терапевты. Расстановка не всегда находит примиряющий путь. Иногда кажется, что для этого еще не пришло время. Например, на расстановках в Польше я видел трогательную готовность к примирению в отношении войны, Холокоста, разнообразных изгнаний и других ужасов этого времени. И гораздо сложнее было найти что-то примиряющее в отношении событий коммунистического режима.

Раньше, во время развития расстановочной работы, преступников часто выставляли за дверь в знак того, что они из-за своего поступка потеряли право на принадлежность к своей группе, а также, чтобы рожденные позже не исключали себя из группы вместо преступников. Но позже оказалось, что подобный образ действий только поверхностно освобождает членов семей жертв и преступников. Во многих расстановках все более четко проявлялась тяга жертв и преступников друг к другу, выяснялось, что между ними возникла неразделимая связь, которая еще больше отягощается, если мы исключаем преступника. Сочувствие к жертвам может лучше проявится в том случае, если удастся согласиться с тем, что жертва и преступник связаны друг с другом и что они вместе находятся в хороших руках смерти или «Большой Души». Все чаще появлялся импульс, сообщающий, что не только жертвы, но и преступники нуждаются в признании и месте в семье и обществе. Только в этом случае есть шанс, что преступники смогут воспринять воздействие своего поступка и почувствовать сочувствие к своим жертвам. Самым сложным для примирения является вопрос: Как мы поступить с преступником, чтобы стало возможным примирение между ним и жертвой и их потомками в будущем?

У одной женщины в группе возникла паника, потому что она вдруг поняла, что ее отец был убийцей. Он был инженером и как руководитель принимал участие в разработке ракет «В2». Тогда терапевт попросил десятерых участников лечь на пол рядом друг с другом в качестве заместителей англичан, которые погибли в результате обстрела ракетами «В2». Затем он выбрал заместителя отца этой женщины и поставил его напротив умерших. Он стоял совершенно неподвижно и холодно. Через некоторое время терапевт спросил заместителей англичан, как они себя чувствуют. Один сказал: «Я не имею с ним ничего общего», а другой: «Жалко, что не мы первыми изобрели ракеты». Никто из десятерых заместителей не обвинял его. Тогда отец посмотрел на убитых и заплакал.

Дед одного мужчины приехал из Австрии в Мюнхен, чтобы «в качестве полицейского служить Гитлеру». Когда его заместителя поставили напротив возможных жертв, убитых им, он был совершенно безучастен, и лежащие на полу жертвы отвернулись от него. Терапевт поставил заместителя Гитлера и попросил деда сказать ему: «Все это я сделал для тебя». Заместитель Гитлера сначала, смеясь, сказал: «Хорошо», и затем презрительно: «Мне на него совершенно наплевать». Дед, почувствовав, что он тоже свого рода жертва, смог лечь рядом со своими жертвами, глубоко вздохнул несколько раз и сказал: «Только сейчас я начинаю чувствовать, что мне здесь хорошо. Мое место здесь, я принадлежу к ним». И жертвы согласились с этим.

Однако при этой работе действует правило: Примирение возможно только в том случае, если преступника не извиняют и не прощают, когда жертва, член семьи жертвы или самого преступника присваивает себе право сказать: «Я больше, чем ты, и настолько хорош, что могу даже тебя простить». Подобное «отпущение грехов» стало бы неслыханной самонадеянностью, унижением преступника и лишило бы жертву достоинства. Только перед лицом вины, ее негативного воздействия и нашего бессилия перед ней становится возможным примирение. Не прощение является решением, а то, что преступник и жертва берут на себя последствия преступления. Важно, что со временем преступление и его воздействие могут остаться в прошлом, преступник будет защищен от мести, а уравновешивание между преступником и жертвой предоставляется большей власти — смерти, перед которой все равны. Хотя Каину пришлось после убийства Авеля покинуть свой род, ему на лбу выжгли каинову печать, клеймо: «Этот мужчина — убийца и он находится под защитой Бога». Никто не имел права причинить ему вред.

Примиряющим является также признание того факта, что преступник не мог действовать по-другому, и что жертва тоже не могла избежать своей страшной участи. Судьба слепо связала друг с другом жертву и преступника, и часто преступление вызвано многими обстоятельствами, превосходящими по тяжести то, за что может нести ответственность один преступник. Случается, что и мы сами остаемся невиновными только потому, что наши жизненные обстоятельства это позволяют, а невиновность является скорее подарком, чем заслугой. Поэтому и примирение удается не как собственная заслуга, а благодаря признанию власти больших сил, которые, самое позднее, после смерти равнодушно или, может быть, даже с любовью снова соединят жертву и преступника. Такое примирение становится возможным только, когда мы оказываемся способными постичь, что Космос наполнен любовью и она соединяет всех людей и всю Вселенную. То, что самый ужасный преступник остается человеком, которому нельзя отказать в отпевании, это (принимая во внимание его деяния) является знаком глубокого смирения и возможностью для проявления человечности.

Примирение между потомками жертв и преступников, возможно, удается лучше всего, когда они вместе оплакивают мертвых жертв и преступников и хранят память о них, принимая их. В душе, как мертвым жертвам, так и мертвым преступникам нужна любовь живых перед лицом происшедшего события и за его рамками. Последствием противоправного деяния является то, что преступника можно любить только вместе с его жертвой, а жертву — только вместе с преступником. Если у какого-то преступника на совести много жертв, это выходит за пределы силы любви одного человека. Эта ситуация, вероятно, может быть решена только при помощи любви многих, то есть, на уровне общества. Это можно почувствовать, когда видишь, как на многолюдных мероприятиях Берта Хеллингера, когда речь заходит о широкомасштабных общественных событиях, касающихся жертв и преступников, происходящее в расстановке глубоко трогает сотни людей.

Дата добавления: 2015-07-18