Испуг и ужас

Через средства массовой информации мы каждый день попадаем в конфронтацию с ужасами и страхами жизни. Хотя в чувственном восприятии страдания странным образом очаровывают нас, обычно мы остаемся достаточно отстраненными в отличие от того, когда мы становимся непосредственными свидетелями ужасного события.

Но что происходит, когда страшные вещи на уровне чувственного восприятия случаются в нашей семье? Ребенок, который после войны во время игры бежит по лугу, наступает на мину, и у него отрывает ногу, переживает ужасную личную травму. Его тело использует все возможные средства и возможности для преодоления боли и для выживания. И если ребенок получает еще и необходимую помощь, он по мере своих возможностей пойдет дальше по своему пути на одной здоровой ноге. Но что происходит, когда ребенок идет за своей мамой, и его мама наступает на мину, и у нее отрывает ногу? Что происходит с ребенком в этом случае? Как он сможет справиться с видом кричащей матери, крови и оторванной ноги, со своим ужасом, своим сочувствием и своей беспомощностью?

Ужасные впечатления будут преследовать его далеко за пределами этой ситуации, и ему придется потратить невероятно много энергии на то, чтобы избавиться от образов и звуков. Но для того, чтобы избавиться от ужасных впечатлений, которые продолжают действовать в воспоминаниях и перегружают душу, нам часто приходиться вытеснять любовь к тем, кого постигло несчастье или кто при тяжелых обстоятельствах ушел из жизни. Потому что вместе с любовью опять возникают ужасные образы и боль. Это является причиной того, что члены семьи исключают тех лиц, с которыми произошли трагические несчастные случаи или они умерли плохой смертью. Часто исключают не только существование своих близких, но и вычеркивают их из своих воспоминаний и из потока любви, и это происходит на протяжении нескольких поколений. Если о них и упоминают, то только холодно и безучастно. Нередко у рожденных позже появляются душевные или телесные симптомы, которые удивительным образом указывают на пострадавшего человека. В любом случае подобный опыт постоянно повторяется в расстановках.

У одной женщины были большие проблемы с ее пятилетней дочерью. Когда что-то происходило не так, как хотела девочка, она кидалась на пол. Она кричала и стучала ногами как бешеная, и ее невозможно было усмирить. Часто мать могла с ней справиться только, начав сама кричать и дав девочке пощечину, чтобы та пришла в себя. Но она очень страдала от этой борьбы с ребенком. Во время расстановки заместительниц клиентки и ее дочери поставили друг напротив друга. Мать, казалось, была совершенно холодна и безучастна. Заместительница дочери широко открыла глаза. Она начала качаться, легла на пол и начала бить ногами как бешеная. Она кричала, ползала по полу, зажав руками уши, и затем забилась под стул. Пришлось вывести ее из роли и помочь ей успокоиться, настолько сильно она попала под власть происходящего.

Когда у матери спросили, на какие воспоминания наводит ее эта сцена, она рассказала о своем отце. Во время войны он входил в состав подразделения, которое должно было ставить мины перед наступавшими русскими солдатами. Он постоянно боялся, что при этом с ним может что-нибудь случиться. И на самом деле, он случайно наступил на уже заложенную мину, и у него оторвало обе ноги. Позже он опять смог ходить на протезах, женился, у него родилось шестеро детей, и он хорошо обеспечивал свою семью.

Эта женщина была младшей из детей и любимицей отца. Но еще она вспомнила, что когда ей было около шести лет, ее любовь к отцу вдруг как будто развеялась. Отец впервые показал ей свои протезы и объяснил, что случилось. В подростковом возрасте она очень много ссорилась со своим отцом. Позже, во взрослой жизни она все делала не так, как хотел отец, и когда он умирал, она была за границей и не могла поговорить с ним в последний раз.

Сейчас у нее были эти проблемы с дочерью, и заместительница ребенка показала в расстановке такое поведение, которое напомнило о несчастном случае, произошедшем с ее отцом. (Эта женщина случайно, ничего не зная, выбрала заместительницей женщину, которая в автомобильной катастрофе потеряла ногу и ходила на протезе, незаметном под ее длинной юбкой). Что здесь происходило? Мы не знаем этого точно. Судя по всему, женщина, будучи маленьким ребенком, вдруг полностью осознала увечье своего отца (которое подкрепилось его рассказом), и это привело к ужасным фантазиям по поводу военных событий. Судя по всему, ребенок смог справиться с этим, только отгородившись от любви к отцу. А сейчас дочь своим поведением снова привела женщину к судьбе ее отца и поставила ее лицом к лицу с ее детской беспомощностью.

Затем женщину поставили в расстановке напротив ее отца. В диалоге, который вернул ее в детство и смягчил испуг маленькой девочки на коленях у отца и в котором она уже как взрослая поговорила с отцом по поводу ее более поздних решений и пришла с ним к согласию, она с любовью и облегчением попрощалась с ним.

Вспоминать о членах семьи, которые трагически умерли, сложно еще потому, что это связано с упреком к умершим. Мы склонны упрекать тех, кого мы любим, в том, что они умерли. Мы не выдерживаем своей беспомощности, и упрек позволяет нам думать, что если бы тот, с кем случилось несчастье, был более внимательным, не произошло бы ничего плохого. Кроме того, несчастные случаи часто имеют плохие последствия и для членов семьи.

В одной супервизорской группе терапевт хотела поработать с личной проблемой. Ее левая нога была в гипсе, и она сказала, что за короткое время уже в третий раз повредила левую ногу и не может продолжать свою терапевтическую практику, пока не узнает, что это означает. Поначалу терапевт не хотел заниматься этим запросом. До тех пор, пока не почувствовал, насколько это важно для коллеги. Поставили двух заместителей: женщину и поврежденную ногу. Женщина хотела уйти от ноги, но нога повисла на ней, с любовью, но настойчиво. В расстановку добавили родителей женщины. Тогда нога подошла к матери женщины и повисла на ней. Та тоже хотела убежать, но нога следовала за ней по пятам. Затем поставили еще и родителей матери, нога пошла к деду, который обнял ее с любовью. В ответ на это женщина и ее мать подошли к деду и в слезах обняли его. Только бабушка отвернулась. У терапевта на глазах выступили слезы, и она молча смотрела на эту безмолвную сцену. Затем она сказала: «Да, конечно, сейчас я снова припоминаю. Когда моей маме было три года, мой дед попал на мотоцикле в тяжелую аварию. Его левая нога была так сильно повреждена, что врачи хотели ее ампутировать. Но он отказался. Ногу вылечить не удалось. Дед долгое время был лежачим больным. Затем в ноге развился рак, и через десять лет после аварии он умер. Для моей матери, когда она была ребенком, ее отец оставался чужим и зловещим. После аварии бабушка стала депрессивной, и моя мама, как только смогла, ушла из дома».

Если члены семьи вплетены в большие ужасные события, такие как, например, катастрофа или война, выжившие часто оказываются охвачены ужасом. Реальность, которая давит тогда на органы чувств, становится невыносимой. Фильмы, повествующие о преследовании евреев или ужасных событиях в концентрационных лагерях, часто сбивают с толку тем, насколько еврейские жертвы безучастны к страданиям соплеменников. Но как в подобной ситуации борьбы человека за выживание можно было выдержать еще и сочувствие? Тот, кто выживает, в большинстве случаев не может позже оглянуться назад. Он застывает, как жена Лота. Но если человек закрывает на что-то глаза для того, чтобы выжить, это тоже может иметь плохие последствия. Травматизация сужает чувства, поведение и поток любви. Не только то, что человек непосредственно претерпел, напирает на сознание и требует исцеления и действительного завершения, но и те, кто умер ужасной смертью, не дают покоя в воспоминаниях. По всей видимости, рожденные позже должны вернуть вытесненных «призраков», для того чтобы произошло нечто, снова дающее им место в сердцах выживших и их потомков, и приносящее им окончательное освобождение от их несчастья и упокоение в царстве мертвых.

Одна бразильянка пришла на индивидуальную консультацию для того, чтобы решить свои проблемы с мужем и детьми. Расстановка с помощью фигурок очень быстро показала, что речь идет о чем-то гораздо более глубоком. Ее родители приехали из Европы. Они были евреями и в молодости вместе со своими семьями попали в концентрационный лагерь. Оба выжили, позже поженились и обходными путями добрались до Бразилии. Там у них родились дети. Из семьи отца никто не погиб в концлагере, а вот члены семьи матери все без исключения погибли.

Терапевт поставил на стол рядышком много фигурок в качестве заместителей членов семьи матери и напротив них — две фигуры, заместителей женщины и ее матери. На вопрос терапевта, какое, по ее мнению, движение хотела бы сделать ее мать, женщина поставила фигуру матери к фигурам ее семьи и заплакала. Впервые она сознательно посмотрела на всех тех, кто был убит, и впервые почувствовала глубокое сочувствие к матери, ощутила, что ее мать всегда тянуло к ее уничтоженной семье. Мать никогда не рассказывала о том, что она пережила в концлагере, и ни разу не упоминала о своей семье. Можно предположить, что мать как будто отсутствовала и вряд ли могла себе позволить проявить по отношению к детям чувство любви. Иначе вся невероятная боль вышла бы наружу. Но дети злились на мать за это.

Когда эта женщина, сама терапевт, через некоторое время после консультации приехала к своей матери в Израиль, та по своей воле впервые рассказала дочери о том, что она пережила во время Холокоста. И дочь узнала, что совершенно случайно в то же время, когда она была на консультации и смотрела на погибшую в концлагере семью матери, ее мать рассказывала режиссеру Спилбергу о том, что она перенесла. Странно, как порой совпадают события. Когда ее мать умирала, у ее смертного одра были ее дети, которые живут в разных странах мира.

Дата добавления: 2015-07-18