Советский командир не выглядит испуганным, растерянным или сломленным. Вероятно, так же выглядели и Акимочкин с Шабловским в свои последние минуты 1 страница

Основываясь на этом и других источниках, можно сделать вывод о захвате немцами вершины внутреннего вала – ключевой позиции, позволяющей подавлять любое передвижение как по внутреннему двору Восточного форта, так и в проходе между его внутренним и внешним валами. Открывалась и хорошая возможность вести огонь по окнам и амбразурам внутренней и внешней казармы – Восточный форт мгновенно утратил свою неуязвимость. Кроме того, теперь можно было, прикрываясь огнем с внутреннего, зайти и на внешний вал, фактически на крышу казематов – например, чтобы попытаться вырыть шурфы и заложить взрывчатку^[1070]. После чего, оставаясь неуязвимыми, можно было спокойно рвать один за другим находящиеся внутри вала казематы.

Но позиция, первоначально представлявшаяся «концом Восточного форта», его «ахиллесовой пятой», как оказалось, имела и массу недостатков – самый существенный из которых – теснейшее соприкосновение с противником, что исключало поддержку собственной артиллерии. Второе (что автор выяснил сам, достаточно поползав по вершине внутреннего вала) – вся вершина вала неплохо простреливалась из его горжевой казармы. Существовать там можно было, но лишь плотно зарывшись в землю. Это влекло за собой массу трудностей – например, проблему с доставкой пищи и боеприпасов, эвакуации раненых. Позиция, захваченная Кене, была неплоха – но она была бы куда более эффективной, если бы русские, поняв, в какое попали положение, сдались бы сразу же. В противном случае, при долгой осаде, получалось нечто подобное церкви Святого Николая – захватив сердцевину обороны, штурмовая группа сама оказалась охваченной огнем со всех сторон, а вдобавок – «живым щитом», предохраняющим русских от артобстрелов.

Однако 24 июня захват вершины внутреннего вала представлялся захватом всего Восточного форта, в скорейшей капитуляции которого никто не сомневался, благодаря чему в 21.10 и ушло соответствующее донесение на КП дивизии. Да кроме того – ни численность гарнизона, ни объем помещений в тот день еще не были известны, поэтому немцы, захватив верхнюю часть валов, искренне посчитали, что с Восточным фортом покончено.

Наконец, нужно сказать и о том, на основании чего захват вершины внутреннего вала Восточного форта можно датировать 24 июня, подтверждая выводы А. Суворова^[1071]. Во-первых – в «Отчете о взятии Брест-Литовска» идея об агитации защитников метанием листовок в «ров» (т. е. в пространство между внутренним и внешним валами), с «верхней кромки» (с вершин внутреннего и внешнего валов) – датируется 26 июня, т. е. к тому времени она уже была захвачена. Второе – после 24 июня ни о каких захватах на территории Восточного форта речи не идет (впрочем, и захват вершины внутреннего вала упоминается лишь в вышеупомянутом донесении). А ведь в любом случае столь существенный успех был бы хоть как-то отражен. В связи с этим есть все основания предполагать, что захват вершины внутреннего вала, ошибочно принятый за падение всего Восточного форта, произошел 24 июня, после полудня (как пишет и А. Суворов), на гребне общего воодушевления, охватившего немцев и, напротив, уныния – красноармейцев.

Как произошел захват вершины внутреннего вала? По-видимому, основой успеха стало действие артогня, особенно тяжелой артиллерии. Его защитники либо ушли, сдавшись в плен, либо были убиты и ранены артогнем, либо – спустились в казематы, переждать артогонь, а обратно подняться уже не успели^[1072].

Есть некое упоминание о захвате немцами позиций у Восточного форта в воспоминаниях С. М. Сухолуцкого: «Немцы забрались в трансформаторную будку, которая находилась с правой стороны наших ворот, и сильным огнем отрезали возможность выхода из ворот и через левый вал подковы»^[1073]. Но захват трансформаторной будки вряд ли мог обеспечить штурм внутреннего вала – для этого в любом случае пришлось бы пересечь пространство, прикрываемое огнем из казематов внутреннего или внешнего. Да и вскарабкаться на вал – тут тоже за секунду не управиться.

«Этот комиссар НКВД (бывшее ГПУ) перед его пленением сорвал петлицы и знаки различия на рукавах, думая, что так лучше всего остаться неопознанным. Но он был сразу обнаружен и взят под охрану»

Возможно, солдаты Кене проявили храбрость, возможно, что-то не заладилось у бойцов майора Гаврилова – предположений можно строить сколько угодно, пока это – одна из многочисленных загадок в истории Бреста 1941 г.

Положение Восточного форта усложнилось – с одной стороны, надежды на подход Красной Армии практически не осталось (как и надежды продержаться достаточно долгое время). С другой – прорыв стал необходим, и с третьей – после захвата внутреннего вала он стал почти невозможен.

Однако Гаврилов все же решился – «вечером будем выходить». Прорыв начнется тремя группами: лейтенант Домиенко – поведет своих к Восточным воротам, Коломиец – в город, к железнодорожному вокзалу, где, судя по стрельбе, идет бой. Основную группу, где пойдет сам Гаврилов и его начштаба Касаткин, поведет комиссар Восточного форта Скрипник – к Северным, а оттуда – в Беловежскую пущу. В группе Скрипника – примерно 40 раненых, женщины и дети. Их повезут на нескольких сбереженных лошадях^[1074].

Прорыв был труден, ибо из-за немцев на вершине внутреннего вала было трудно незаметно сосредоточиться. Выбегать пришлось бы из дверей конюшни – это очень сильно замедляло атаку. Они же с внутреннего вала могли вести огонь и в спину прорывающихся – бойцам Гаврилова негде было укрыться. Поддержка прорыва своим огнем тоже исключалась – пулеметные точки немцев из казармы внутреннего вала, где продолжала стоять ЗПУ (счетверенный пулемет «Максим»), не простреливались. Не было известно ни сил противника, ни его расположения – как уже говорилось, разведка провалилась, а вести наблюдение было невозможно.

Относительно возможностей прорыва Гаврилов находился в наиболее худшем положении из всех групп крепости.

Тем временем Фрайтаг уже занял Инженерное управление и Белый дворец: «24-го во второй половине дня здание Белого дворца было занято немцами; в окне над входом болтался их флаг со свастикой… [Теперь] наибольшее внимание было обращено на здание Белого дворца, от 3-го входа в нашу казарму до входа во дворец было около десятка метров»^[1075].

Сразу же к Белому дворцу подкатывают свои орудия «панцирягеры». И вот уже и по окнам, и амбразурам 33-го инженерного – ожесточенный огонь из пехотного оружия. Гулко бухают противотанковые орудия Вацека. Они бьют с позиций «на расстоянии 300 м (от 3-этажного здания с восточной части крепости, во дворе)»^[1076]. Их выстрелы раз за разом выбивают бойцов – секут осколками лишь вздрагивающих молчаливых мертвых и вопящих от боли живых.

«Убит Фомин?!» Нет, пока ранен – в руку. Зубачев – в голову. Одним снарядом Вацеку удалось задеть все командование обороны.

Наскоро обмотав руку, Фомин спускается в подвал. Там среди воплей молча сидит на табурете, ожидая своей очереди.

…Но пока цель атаки Фрайтага – не казарма 33-го инженерного, а разгром защитников в секторе 44 и 455 сп.

К этому моменту в секторе 44 сп осталось не так много бойцов (потери при двух попытках прорыва были весьма ощутимыми). Многие ранее перешли на другие участки – например, в подвал 333 сп^[1077]. Многие – были ранены. И, наконец, у защитников 44 сп практически закончились патроны. Рядовой С. Т. Демин, шофер санитарной машины 44 сп: «К этому времени у нас совсем не было патронов. Даже к пистолету ТТ их не хватало; у Бытко, вооруженного револьвером „Наган“, оставалось два патрона»^[1078].

Последние события резко изменили характер Бытко – он стал угрюм, нелюдим. Уходили силы и надежды… Мрачный и ко всему безучастный, он целыми часами сидел, прислонившись к стене, уставившись невидящим взглядом в одну точку. Лишь услышав о подходе немцев – оживлялся, но потом вновь впадал в апатию. Демин вспоминает, что в последний день обороны Бытко хотел уединиться. Решив, что тот хочет застрелиться, Демин сказал об этом Семененко – вдвоем они решили следить за Бытко, не давая возможности покончить с собой – это могло бы окончательно подорвать дух бойцов.

И когда Бытко (направившись на склад зерна) под каким-то предлогом хотел покинуть подвал, где к этому времени собрались последние защитники сектора 44 сп, многие поняли, зачем он хочет уйти – обступив Василия Ивановича, бойцы стали отговаривать его от самоубийства: он обязан разделить со своими людьми ту судьбу, что их ожидает^[1079].

Последние минуты обороны 44 сп вспоминает и А. Н. Бессонов: «В общем, подходил конец… Мы понимали положение и чувствовали это, но что нас ждет дальше, мы не знали. Конечно, прорваться мы не могли. Ст. лейтенант Семененко ^[1080] последнее слово мне сказал: „Ну и все, больше я ничего не могу предпринять“. Ордена на груди уже не было, и не было полевой сумки, знаки различия сняты. Он к чему-то готовился. Я спросил его про орден и полевую сумку, ибо в сумке были приказы и личные его записи, он сказал, что сумка и орден спрятаны. После этого я уже его не видел».

…Так рухнула оборона северо-западного угла кольцевой казармы – не останавливаясь, Фрайтаг атакует и дальше. Однако бой за сектор 455 сп, ключевой, прикрывающий подступ к Трехарочным воротам, неожиданно затянулся – атака Фрайтага со стороны 44 сп постепенно превращается в вялотекущую перестрелку. Сейчас, когда крепость вот-вот падет, никакого смысла в атаках, подобных тем, что проводились 22 июня, уже нет.

14.40. Тересполь, КП 45-й дивизии.

По телефону передается дневное донесение от Масуха. Саперы продолжают строительство временного моста. Сейчас, после ночного артналета, повторенного и в первой половине дня, мост свободен от вражеского обстрела. Параллельно со строительством продолжается и демонтаж переправочных средств и понтонного парка.

Группы 1 и 2-й рот приданы небольшими отрядами I.R.133 и I.R.135 для обысков, зачистки, и подготовки к взрывным работам в центре крепости и на Северном^[1081].

В этот день в связи с неясностью в порядке подчиненности разгорелся и небольшой скандал – сверхэнергичный Йон отдал полувзводу 4/Btl.818^[1082], действующему в качестве группы приемки военнопленных на островах цитадели, команду сменить I.R.135 в несении активной службы охраны. Ясно, что под этим понятием могло скрываться все, что угодно, – вплоть до приемки пленных путем атаки… Привлечение полувзвода к операциям «сто тридцать пятого» вызвало резко негативную реакцию коменданта Frontstalag 307, в чьем непосредственном командовании, вероятно, он и находился. Именно туда и поступали пленные из Брест-Литовска – действия Йона вполне могли лишить их конвоя. Поэтому, скорее всего, комендант в тот же день высказал все устно, а впоследствии, 28 июня, отправив майору Деттмеру официальное письмо: «…Несомненно, что и для солдат охраны тыла сражаться, как рядовые солдаты, – честь, но, я все же прошу препятствовать их дальнейшему привлечению к боевой службе. Я имею категорический приказ от моего верховного руководства, что солдаты охраны тыла не привлекаются к боевым действиям, так как к этому они абсолютно не приспособлены»^[1083].

Энергичность Йона вполне объяснима – за первые три дня потери I.R.135 составили 250 убитых (включая двух командиров батальонов и нескольких командиров рот) и 260 раненых^[1084]. Людей стало не хватать – поэтому полувзводу 818-го батальона и была предложена честь вести себя более активно, как минимум – принимать пленных не в тылу, а непосредственно на поле боя.

Тем временем генерал-майор Шлипер отправляется на укрепления Центральной цитадели. Здесь теперь сдаются сильные части гарнизона. Все же сопротивление врага еще не сломано.

Даже на многократно прочесанном Западном острове еще слышна стрельба – там был атакован и тяжело ранен часовой. Во второй половине дня саперный батальон вновь зачищает Западный – двое русских при этом убиты^[1085].

…1-я рота 1-го железнодорожного саперного полка, ведущая осаду подвала центрального вокзала Бреста, в отличие от саперов Масуха, огнеметов не имела. Выкурить защитников было решено способом, предложенным командиром, действовавшим там же 1/А.А.45 обер-лейтенантом Квизда – залив в подвал бензин, сжечь.

Защитникам предъявили ультиматум – за полчаса сложить оружие, иначе будут приняты «крайние меры». Так и не дождавшись капитуляции, саперы стали действовать.

Пробив в полу вокзального зала отверстие, люди лейтенанта Линни вылили в подвал несколько ведер бензина, бросив туда же несколько гранат.

Пламя мгновенно охватило один из отсеков подвала – это было помещение продуктового склада. Защитникам, кинувшимся спасать продукты, удалось уберечь от огня только несколько ящиков с печеньем и карамелью. Распространение пожара на отсеки, занятые гарнизоном, удалось остановить. Огонь пошел в другую сторону – к вокзальному ресторану. Теперь уничтожение угрожало уже всему вокзалу – срочно подогнав паровозы, саперы начали заливать из шлангов разбушевавшийся огонь^[1086].

Казалось, подвал сгорел полностью – пожар шел там еще и вечером, клубы дыма окутали здание. Выбравшийся из него, совершенно обессиленный русский солдат сдался в плен и сообщил, что остальные находившиеся в подвале комиссары и солдаты, должно быть, задохнулись или сгорели^[1087].

15.00. Arko 27 с приказано разрядить стволы, однако орудия оставив пока на позициях.

…Лишь через несколько часов выехавший из штаба командующего артиллерией Группы армий, полковник Гальвитц смог добраться до огневых позиций 2-й батареи s.Artl.Abt.833. Полковника задержала огромная дорожная пробка, начавшаяся еще за 10 километров перед Бяла-Подляской. Там друг с другом переплелись три колонны, да так, что в течение нескольких часов движение было парализовано. Вынужденный проехать через Янув-Подляска, сделав солидный крюк, Гальвитц только между 15.00 и 16.00 смог разыскать огневые позиции установок «Карл», как и КП Arko 27 и 45 I.D. Гальвитца, еще не отошедшего от дороги, сразу же поразила приятная неожиданность, связанная с использованием «Карлов», оказывается, неверны существующие в далеких от Буга штабах представления о том, что мортиры выстрелили два или три раза. Напротив, к этому времени израсходован практически весь их боезапас – 31 из 36 снарядов.

«Карлы» отработали следующим образом: орудие № 3 («Один») – 4 снаряда за 22 июня, 6 снарядов – за 24 июня; орудие № 4 («Тор») – 3 снаряда за 22 июня, 7 – за 23 июня и 11 – за 24 июня. Осталось пять снарядов, три из которых непригодны для использования.

По оценке командира батареи гауптмана Меесмана, эффект от выстрелов был потрясающим. Гальвитц решил остаться в Тересполе до вечера, рассчитывая на то, что в 18.00 произойдет ожидавшаяся здесь всеми капитуляция цитадели и на следующее утро он получит возможность осмотреть места попадания снарядов^[1088].

В этот день батарея Меесмана, выполнившая свою задачу, начала готовиться к отправке – Группой армий ей (и персоналу и матчасти) было приказано отбыть на полигон в Берген^[1089].

Кстати говоря, Гальвитцу, проклинавшему нескончаемые заторы, еще повезло – предусмотренное отделом тыла (майор Вирзинг) еще на вторую половину дня 24 июня перенесение вперед гужевых частей «сорок пятой» из-за полностью забитых различными моторизованными дивизиями улиц запоздало более чем на сутки.

В это время в подвале 33-го инженерного вновь собрались руководители обороны – Фомин, Зубачев, Виноградов.

Зубачев спокоен. Фомин – хуже. «Судя по выражению лица, рука его беспокоила», – отметил Виноградов.

Всем ясно – ситуация резко ухудшилась. Через несколько часов немцы, сломив сопротивление отчаянно отбивающегося 455 сп, могут занять Трехарочные – в таком случае прорыв, и ранее бывший достаточно трудным делом, становился полностью невозможным. И о том, чтобы удержаться в казармах и дальше, не могло быть и речи – день-два, остававшиеся у защитников, вряд ли позволили бы им дождаться помощи. Стало ясно, что ситуация на фронте развивается вовсе не так, как предполагалось еще пару дней назад.

В итоге – выбор, вставший перед защитниками так стремительно за последние часы сужавшейся территории был прост – прорыв или плен. Дорог каждый час – откладывание прорыва больше недопустимо. Зубачеву, еще недавно выступавшему за дальнейшую оборону крепости, под влиянием событий не оставалось ничего иного, кроме как согласиться.

Прорываться решили, как и раньше, сначала авангард (ударная группа), возглавляемый Виноградовым (около 120 человек), затем, под его прикрытием, основные силы. Особенностью операции было то, что ее, скорее всего, придется проводить при свете дня – до темноты 455 сп не продержаться. Это было рискованно, темнота хоть немного, но помогла бы защитникам – но, во-первых, другого выхода и не было, во-вторых, ночью немцы уже отлично продемонстрировали возможности своих осветительных ракет.

План несколько иной, чем предыдущей ночью, памятуя о том, сколько смертей принес накануне пулеметный огонь с пкт 143, решено сначала подавить эти точки и захватить вал, прикрывая выход остальных сил. Затем, объединившись, идти налево, вдоль пкт 145, к «восточным валам» – огонь с них еще как-то можно прикрыть пулеметами с крыши 33-го инженерного, закрепиться и там тоже, ожидая выхода последних сил (арьергарда – пулеметчиков, подавивших огонь с восточных валов). А потом уходить на восток, вдоль Мухавца.

Атака авангарда планировалась так – пулеметный взвод перебежит по мосту, остальные три, стрелковые, форсируют реку вплавь.

Пока в 455 сп еще идет бой, Виноградов, начавший уже формировать взводы ударной группы, проводит последние приготовления – через командиров взводов собрал 25–30 комсомольских билетов, в эту стопку положив и свои – карточку кандидата в члены ВКП(б), орденскую книжку, орден Красной Звезды и два удостоверения личности.

Потом он и замполитрука Смирнов, положив документы и знамя 455 сп в мешок, тот – в простыню, спрятали это все в трубу, выходящую из одного из подвалов 455 сп в Мухавец. Вход в нее заложили обломками кирпича^[1090].

Сформировать ударную группу Виноградову помогает и Зубачев. В первую очередь в нее войдут бойцы 44 и 455 сп, сражающиеся у Трехарочных, и уже хорошо знакомые им обоим. Филипп Лаенков, старший сержант, помкомвзвода полковой школы 455 сп: «В середине дня капитан Зубачев собрал что-то вроде совета, где были Радченко и некоторые другие младшие командиры. Зубачев сказал, что необходимо установить связь с соседними подразделениями и попытаться вырваться из крепости для соединения с нашими частями. Он предложил выдвинуть группу бойцов во главе с Радченко (толковым командиром отделения полковой школы) через мост. В задачу группы входило: занять рубеж на той стороне Мухавца и прикрыть наш прорыв»^[1091].

Сражающийся у Трехарочных Иван Хваталин, также приготовившийся идти на прорыв, вошел в группу, чей путь шел прямо – через Мухавец. Ее командование принял ефрейтор-пограничник, приказавший открыть по немцам, засевшим на противоположном берегу огонь из трех пулеметов и под его прикрытием попытаться переправиться через Мухавец вплавь^[1092].

Спрятав документы и знамя, Виноградов вновь встретился с Зубачевым, в штабе договорились об огневом прикрытии, сигналах. Простившись с Зубачевым и Фоминым, Виноградов ушел к взводам.

16.00. Дневное донесение 45 I.D.: цитадель взята, чистится от отдельных стрелков. Сопротивление гораздо более незначительно.

Потери: отдельные, изредка встречающиеся. Зачистка займет еще 1 день.

17.30. Штаб дивизии, в том числе и отдел тыла, переносится в Брест^[1093] (Wojwodschaftsgebäude).

18.00. Застучали пулеметы из кольцевой казармы – Виноградов начал прорыв.

Брест. КП 45-й дивизии.

Сообщение от Йона – враг делает даже попытку прорваться под сильным огневым прикрытием^[1094] из укрепления Центральной цитадели по Трехарочному мосту, на север – в направлении Северного острова.

…Прикрываясь огнем пулеметчиков, на мост выскочила первая группа – пулеметный взвод Радченко. Однако огневое прикрытие не смогло обеспечить прорыв – теперь наступает черед пулеметчиков Парака: находясь в 50 метрах от Трехарочного, они покосили почти всех, бегущих по мосту. Там же лег и Радченко. Северного берега достигли единицы, в ужасе прижавшись к спасительной круче валов пкт 143…

Виноградов: «Наступило замешательство. Я обратился к капитану Зубачеву помочь огнем прикрытия. Огонь был усилен».

Виноградов с призывом бросился через мост, за ним 4-й взвод. Им повезло больше – прицельный огонь немцы открыли, лишь когда Виноградов был уже на берегу Северного, вместе с остатками группы Радченко, прикрывшись валом.

Под огонь Парака попали второй и третий взводы, форсировавшие Мухавец вплавь – большинство из их бойцов там и осталось, в закипевшей от пулеметных очередей реке. Иван Хваталин: «Переплыть речку смогли только двое из группы в 40 человек. Многие погибли, остальные вернулись назад»^[1095].

Выжившие сосредоточились на берегу – неясно, удалось ли им закрепиться на восточной оконечности вала пкт 143, или же они заняли оборону вдоль берега и пкт 145. «Русские прорвались на Северный остров и попытались прорваться на север», – говорится об этом в суточном донесении I.R.135.

Начав перестрелку с солдатами Парака, Виноградов ждет выхода главных сил. Но по неясной причине Зубачев запоздал – а дальше было уже поздно: преодолев некоторое замешательство, по кольцевой казарме ударила артиллерия, по группе Виноградова – минометы. Вероятно, подошло подкрепление и к занимающим оборону на валу подразделениям Парака. Стало ясно, что выход главных сил приведет к большим потерям.

Брест. КП 45-й дивизии.

Примерно в это же время Кюлвайн и Йон сообщают, что между действующими на Северном острове подразделениями обоих полков (батальонами Кене и Герштмайера) возникла открытая на восток брешь. После различных запросов и составления личного впечатления на КП дивизии Шлипер приказывает использовать разведотряд, если он не связан задачами по охране Бреста. Командиру А.А.45 (оберст-лейтенанту фон Паннвицу) подчинены подразделения III/133-й, действующие на Северном. Дивизиону поручается занять восточный край его внутреннего вала^[1096] между I.R.135 и III./I.R.133 и сдерживать попытки прорыва.

Виноградов получил от Зубачева условный сигнал – «продолжай движение по намеченному маршруту». Поняв, что выход главных сил отменяется, бойцы Виноградова по его команде стали уходить по другую сторону Трехарочного, под защиту пкт 145, готовясь к штурму внешнего вала, по-прежнему обороняемого подразделениями Герштмайера.

Их отход на восток отражен и в KTB дивизии, отметившем, что попытка прорыва была успешно отражена I.R.135, и в суточном донесении Йона, упомянувшем о прорыве противника в восточном направлении – т. е. уходе его в полосу Герштмайера, так как на восток от Трехарочного подразделений I.R.135 не было.

Но к моменту прорыва Виноградова некоторые изменения коснулись и батальона Герштмайера, в конечном счете сыгравшие на руку прорывающимся.

Брест. КП 45-й дивизии.

Командованием дивизии, обратившим внимание на то, что на востоке Северного острова находится еще более сильный противник, пытающийся после полудня и вечером прорваться на восток (примерно, силою до роты), решено привлечь к зачистке Северного и III/I.R.133 (усиленный 3 огнеметными группами Pi.81), блокирующий пока восточную окраину цитадели. Гауптман Герштмайер получает задачу зачистить Северный остров с востока вдоль Мухавца, присоединившись к атаке 1-го и 2-го батальонов I.R. 135.

Главной задачей Герштмайера было взятие пкт 145 и уничтожение последних очагов обороны 98 ОПАД.

Три огнеметных группы PiBtl.81 были откомандированы I.R.133, вероятно, еще в первой половине дня. По крайней мере, об этом уже упоминается в дневном донесении саперного батальона (14.15).

Гельмут Беттхер, сапер одной из штурмовых групп, входившей в огнеметную группу, считал себя обычным солдатом. Варварский способ наступления^[1097], используемый им, был совершенно нормальным для Беттхера. «Мне было девятнадцать, – вспоминает он, – и после войны заклейменный как „убийца“, часто думал об этом, но там, на войне, каждый – герой». Кроме того, ненормальное на войне становится нормой. Детство Беттхера было трудным, но не выделяющимся. Продукт периода депрессии, он вспоминает: «Можно сказать, что в 14 лет я был выброшен из дома и, в конечном счете, приобрел разнообразный жизненный опыт на военной службе». Он добровольно вызывался «на те или иные задания, но не на огнеметы. Мне приказали сделать это». Армейская жизнь предлагала и другие новые возможности, и он испробовал их «как и многие другие». Служба оператором огнемета в Брест-Литовске стала для Беттхера сильным переживанием. Объясняя это, он говорит: «Ужасно вспоминать о такой работе, но я должен обратить ваше внимание, что операторам огнемета никогда не разрешали сдаться. Они были бы немедленно расстреляны».

Это было нелегкое оружие и для тех, кто его использовал. К спине оператора был привязан тяжелый резервуар, весом более чем 21 кг^[1098]. Он содержал клейкую смесь воспламеняющегося вязкого топлива («Flammen Nr. 19»), разработанного специально, чтобы запутать жертву в пламени при распылении. Сила ветра и его направление могла преобразовать это в обоюдоострое оружие, в любом случае очень уязвимое для вражеского огня. Оператор становился частью огнеметной группы, помимо него состоящей из командира и стрелка, защищаемой сопровождающей ее пехотой. Беттхер объясняет: «Само оборудование давало пламя около 30 м длиной, температурой 4000 °C. Когда огнеметчик врывался в извилистую траншейную систему, пламя могло огибать углы, полностью ликвидируя что-либо за ними».

Воспламеняющееся топливо запускалось сжатым газом (азот) через носик брандспойта, включающий воспламенитель, производящий брызги пламени, от которого не было абсолютно никакой защиты. Каждый резервуар нес запас достаточный для 10 односекундных струй огня. Они высасывали кислород в тесных убежищах, опаляя и разрушая легкие их защитников вместе с волнами раскаленного воздуха.

«Большинство из них сгорали немедленно или, по крайней мере, были ослеплены, – признает Беттхер. – Эти вещи были ужасны»^[1099].

Карта обстановки на 24 июня (вторая половина дня). 1 – прорыв Виноградова; 2 – подразделения Фрасттана вышли к проезду Трехарочных ворот, захватив сектор 455 сп; 3 – контратака Герштмайера; 4 – по этой мостовой насыпи утром 22 июня на Южный остров ворвались роты Ульриха

…Итак, к моменту прорыва Виноградова через позиции батальона Герштмайера на главном валу, 9 и 10-я роты, занимавшие там оборону, сами перешли в атаку. На валах остались, вероятно, только пулеметные расчеты и небольшие резервы^[1100].

Именно этот момент и отображен на карте «Zur Zustandsetzung vorgesehene Wege» (см. стр. 609) – атакуют два подразделения I.R.133 (вероятно, две роты). Одна из них – с юга огибает Восточный форт, вторая – с северо-востока атакует пкт 145. А между ними, проскальзывая между домами начсостава, прямо по спортплощадке – мчится к главному валу отряд Виноградова.

Это была чудесным образом выпавшая возможность – проскользнуть между двумя атакующими ротами и, прорвав ослабленные позиции на главном валу, уйти из Бреста. И вот то, что не удалось накануне – удалось сейчас: Виноградов, прорвав оцепление, потеряв многих и многих бойцов, вырвался за главный вал! Оставшиеся 70 человек его отряда выскочили к танковой магистрали № 1…

Однако почему Зубачев и Фомин не последовали за своим ударным отрядом?

Вероятно, главной причиной было то, что на Центральном немцы сами начали атаковать – та же карта, отразившая атаку Виноградова со стороны пкт 145, одновременно показывает и то, что сектор 455 сп был ими к этому времени захвачен – это случилось и потому, что большинство его бойцов ушли на прорыв.

И произошло это как раз перед тем, как Виноградов, вероятно, захватил все же восточный угол вала пкт 143. Но сделал это слишком поздно – теперь выход Зубачева стал невозможен из-за того, что ему в спину бы ударили и очереди со стороны 455 сп.

Как же произошел захват 455 сп?

О том, что атака на последние оставшиеся очаги обороны на Центральном острове началась одновременно с прорывом Виноградова, свидетельствует, в частности, П. П. Кошкаров, находившийся в это время уже в казарме 33-го инженерного полка. Кошкаров, описывая атаку немцев, говорит, что она проводилась со стороны Белого дворца и церкви Святого Николая.

Немцев, приближающихся со стороны Белого дворца, запомнил и Иван Долотов: «Немцы пошли в атаку со стороны 84-го полка. Пулеметным и винтовочным огнем атаку остановили. Некоторые из фашистов были на расстоянии метров 100 от казармы и были остановлены недалеко от круглой уборной. Я припоминаю, как, скрываясь от нашего убийственного огня, они бросались за круглую бетонную помойку, стоящую с краю от дороги, ведущей к 84-му полку. Часть из них бросалась за здание Белого дворца»^[1101].

Дата добавления: 2015-07-17