Примирение. Вот, наконец-то, она и дома

Вот, наконец-то, она и дома. Здесь все было по-прежнему, все на своих местах. Та же мебель, обои, даже расположение детских кроваток. Нет, а почему, собственно, что-то должно измениться? Ведь ее не было всего месяц, не такое уж и долгое время. Кроме того, почти ничего не изменилось и в их отношениях с мужем. Хотя они больше не были в ссоре, но Анна прекрасно понимала, что они вместе лишь из-за детей. Ну, возможно, он – еще из-за своего положения в обществе: человеку на такой должности, как у него, не к лицу показывать, что в семье не все ладно. Так или иначе, Джек был с ней предельно вежлив, заботлив, внимателен. Спрашивал, как она себя чувствует, не нужно ли ей чего-нибудь. Но… никогда, с того раза на планете фёрлингов, он не говорил с ней наедине. По-настоящему не говорил. Так, дежурные фразы, утром, перед тем, как убежать на работу, а приходил домой он так поздно, что, как правило, она уже спала. И еще – они снова ночевали в разных комнатах. Она – в их спальне наверху, а он, как правило, или в маленькой детской, или в гостиной на диване. Что ж, когда Анна этот факт осознала, то подумала, что – ничего удивительного. Ведь их разрыв наметился еще давно, до того, как она активировала Стража. А сейчас они оба просто продолжают делать вид, что все хорошо, как раньше, чтобы не травмировать детей.

Видимо, у них с Джеком очень хорошо получается играть на публику, потому что со стороны никто ничего и не замечает. Но так дальше продолжаться не может, она не привыкла жить в неопределенности. У нее есть предположение, она уверена, что правильное. Но, по крайней мере, надо иметь честность, чтобы озвучить его. Возможно, она не знает, и у него еще есть к ней какие-то претензии. Надо просто точно определить, расстались ли они. Хотя, что тут определять? Конечно, расстались, и уже давно. Нет, надо решить, как быть дальше. Возможно, лучшим выходом будет ей переехать к маме и Кэсси, а дети – они все равно живут на два дома, это – не считая планеты фёрлингов. Самое паршивое – Анна не верила, что его дела допоздна на работе задерживали. Он хотел избежать встреч с ней. Что ж, просто надо ему сказать, что можно спокойно возвращаться вовремя, они сумеют не пересекаться, даже находясь в одном доме. Или она, действительно, переедет к маме. Не стоит заставлять мужа – пока еще мужа, избегать появления в его собственном доме.

Вечером, когда Джек, как всегда, поздно вернулся домой, он обнаружил в кухне на столе записку, которая гласила: «Я все понимаю. Завтра перееду к маме». Это был конец. То, чего он так боялся. Какое-то время у него еще была надежда, что они смогут снова вернуть прежние чувства, и поэтому он старался реже попадаться ей на глаза, полагая, что так она быстрее забудет те обиды, что он ей причинил в прошлом. Но теперь он понял, что эта тактика не сработала. Она, действительно, больше не хотела быть с ним. Что ж, он и вправду это заслужил. Джеку было так паршиво, что он, на автомате, плохо соображая, что делает, вышел из дома и сел в автомобиль. Руки сами потянулись к ключу зажигания, и он сам не заметил, как подъехал к дому Греев. Сегодня он еще там не был – и в самом деле, задержался на работе.

Эмма не спала, несмотря на позднее время, к своему удивлению, Джек обнаружил, что на кухне у женщины собралась целая компания, которая вела оживленную беседу: еще там были Кэсси и Вик. При его появлении они прекратили разговор и посмотрели на него. Не удивленно, а как будто знали, что он придет. Хотя, фёрлинг, наверняка, почувствовал приближение друга. Да какая разница? Главное, они, кажется, уже все знали.

- Садись, зятек, - Эмма подвинула Джеку стул и кружку с чаем, - есть разговор. [сказала Эмма поглаживая ту самую сковородку J]

***

Утром Анна снова проснулась одна, видимо, Джек с утра пораньше уехал на работу. Ее записки на оставленном месте не было, значит, он прочитал и не возражает. Что ж, она все сделала правильно. Младшие дети еще спали, а старшие уже отправились в школу, и женщина занялась привычными утренними делами. Она приготовила завтрак, а потом, подумав, еще и обед – Джеку про запас. Ведь сама она сегодня переезжала. С матерью она говорила вчера по телефону, и та, хоть и была недовольна решением дочери, не могла ей отказать. Так что, теперь оставалось только разбудить малышек, одеть-покормить, и можно начинать собирать вещи.

Когда Кортни и Джессика еще доедали оладушки, пришла Эмма. Она заявила с порога, что негоже детям находиться в доме, где идет подготовка к переезду, и забрала девочек – в зоопарк, как она сказала. Собственно, Анне было все равно, куда, ведь и вправду, за сборами она не могла уделить малышкам много внимания. Проводив мать и дочек, женщина, тем не менее, оказалась в полной растерянности. До сих пор, после возвращения в этот дом, она еще не оставалась одна. Всегда рядом были дети, младшие - так постоянно. А теперь… теперь, в одиночестве, на нее вдруг нахлынули воспоминания. Она прошла в гостиную и застыла в центре комнаты. Сколько же всего случилось с момента ее появления здесь! Их бурный и скоропалительный роман с Джеком казался ей удивительным, необычайно романтическим и прекрасным событием. И сейчас хотелось вспомнить, перед тем, как покинуть этот дом навсегда, все самое хорошее, что произошло между ними. Хотя бы представить, что все могло быть иначе, просто потому, что когда-то все и вправду было иначе.

Анна присела на диван, ее взгляд упал на фотоальбом, стоящий на книжной полке у стены. Да, семейные фотографии – это именно то, что нужно, и она открыла первую страницу, вглядываясь в их с Джеком свадебный портрет. Потом – фотографии, сделанные даже чуть раньше: весь отряд ЗВ1 и они с Виком, все вместе, до того, как за ней пришел Баал, еще будучи гуаулдом. Здесь были представлены и те несколько кадров, что успел сделать Даниэль во время той памятной русской вечеринки. Какие же они все смешные! Археолог-«папарацци» выбрал очень удачный ракурс: она что-то объясняет Вику, который смотрит на Сэм, что-то обсуждающую с Тилком. А Джек в это время смотрит на саму Анну. Это было так щемяще сладко, вспоминать самое начало отношений, но, в то же время, и больно, от того, что все это больше никогда не повторится и постепенно забудется. Возможно, потом, через несколько лет, она сможет снова взглянуть на эти фотографии, и, спокойно улыбнувшись, подумать: «Надо же, и это прошло!». А сейчас… сейчас просто сердце разрывалось, так хотелось, хоть на минуту, представить, что все может быть, как раньше, как тогда, когда их чувства были взаимными. Что ей не нужно сейчас подниматься в спальню, вытаскивать свою одежду из их шкафа, оставляя там полупустыне полки. Как же больно думать, что теперь им не суждено быть вместе, что она больше не столкнется с ним на кухне, собираясь позавтракать перед уходом на работу, они не посмеются вместе за чашкой утреннего кофе над проделками Джессики и Корни, придумывающих самые разные уловки, чтобы не укладываться спать подольше или не есть нелюбимую еду. Что больше не будет радостных семейных посиделок, веселых пикников на лужайке у рыбачьего домика в Миннесоте – впрочем, возможно, они и будут, только уже без нее. Она никогда не будет мешать общению Джека с детьми, ведь они – это главное в его жизни. И плевать на то, что она сама до сих пор его любит, до дрожи в коленках, до безумия, до боли в сердце.

Анна не заметила, как на глаза навернулись слезы, и через несколько мгновений она уже рыдала навзрыд, вцепившись в альбом с фотографиями. Она всхлипывала, не обращая внимание на капающую прямо на снимки соленую влагу, не видя и не слыша ничего вокруг. И в какой-то момент почувствовала, что альбом исчез у нее из рук, а она сама прижата к мускулистой мужской груди, и сильные руки Джека крепко обнимают ее, успокаивающе глядя по спине. Не очень соображая, в реальности это происходит или в ее грезах, она и сама обняла его, обхватив руками за плечи, продолжая рыдать. Анна начала приходить в себя, когда услышала его обеспокоенный голос:

- Малышка, что с тобой, что случилось? Почему ты плачешь?

Всхлипывая, она начала бормотать, пытаясь выразить то, что чувствовала:

- Это прошло… никогда не повторится…все закончилось… это несправедливо…

Он ничего не сказал в ответ, и женщина подумала, что это и к лучшему. Постепенно успокаиваясь, она уже осмысленно спросила:

- А ты почему не на работе?

Он ответил, но как-то не очень уверенно, хотя в тот момент она и не обратила на это внимания:

- Я заехал в пару мест перед работой, а потом мне позвонили и сказали, что на базе - карантин. Похоже, у них там все под контролем, но никого внутрь они не пускают. Опасности нет, но мне сегодня лучше побыть дома. Может, после обеда все разрешится.

- Ясно, - машинально ответила она, в общем-то, не заметив фальши в его голосе. Они все еще сидели, обнявшись, и Анна просто наслаждались близостью любимого, мечтая, чтобы это мгновение длилось вечно. Но мечте не суждено было сбыться – он медленно отстранился, вытер рукой слезы с ее щек и сказал:

- Энн, нам нужно поговорить. Зря я с этим тянул столько времени.

- Да, нужно, - бесцветным голосом отозвалась она, глядя в пол. Слезы уже высыхали, осталось чувство опустошенности. Поговорить – так поговорить. Действительно, нужно.

- Послушай, тебе не надо никуда переезжать, - начал он, собравшись с духом, - оставайся. Пожалуйста. Я понимаю, что тебе тяжело находиться со мной в одном доме, но я и так стараюсь, чтобы мы пересекались как можно реже.

Значит, она не ошиблась в предположениях, он и вправду избегает ее специально. Она вздохнула:

- Я догадывалась об этом. Но это неправильно – ведь дом твой, и получается, что из-за меня ты здесь почти не бываешь. Я так не хочу, Джек.

- А я не хочу, чтобы ты уезжала отсюда, Энн. И это не мой, а наш дом.

- Но так продолжаться не может – ты и детей видишь редко, а я ведь знаю, как ты любишь их.

- Но переезд здесь ничего не изменит.

- Почему же? Изменит. Ты не будешь придумывать всякие предлоги и задерживаться допоздна, чтобы не пересекаться со мной. Днем с детьми буду я, а ты – вечером, когда закончишь работу. И я не буду мозолить глаза и мешать вашему общению.

- Да что ты такое говоришь, Энн? Когда это ты мешала? – он удивленно и даже обиженно посмотрел на нее. – Нет, я понимаю, что тебе неприятно меня видеть, после всего, что я творил после исчезновения фёрлингов, но, может быть, ты дашь мне еще один шанс? Может быть, между нами еще не все кончено?

- Неприятно тебя видеть? Мне? – теперь настал ее черед удивляться. – С какой стати-то?

- Ну, после всего, что я наговорил и сделал… - неуверенно начал объяснять он. И тут ее прорвало. Он быстро заговорила, выплескивая в словах то, что давно накопилось:

- Что ты сделал? Это ты мне говоришь? Ты всего лишь недвусмысленно показал мне, что я тебе не нужна. Я приняла это, понятно? Давно уже приняла. Я не буду навязывать тебе свое общество из-за детей. Они наши, общие, и я знаю, как они тебе дороги. Но неужели ты думаешь, что я не вижу, как тяжело тебе находиться рядом со мной? Я же эмпат, Джек, я все чувствую. Поэтому я и решила переехать отсюда, чтобы всем было легче.

Джек пребывал в шоке – получается, она все, что он ни делал, понимала по-другому, не как он сам. В волнении он схватил ее за плечи, пытаясь успокоить, объяснить, чтобы она, наконец, поняла:

- Энн, послушай, все совсем не так, малышка! Ты мне очень нужна, слышишь? Я очень хочу, чтобы ты осталась, пожалуйста, выслушай меня! Я вел себя, как последний мерзавец, весь тот месяц, что ты готовила Стража. Я же видел, что тебе плохо, но думал, что ты не понимаешь, как плохо мне. А потом, когда я, наконец, понял, что происходит, было уже поздно. Я думал, что потерял тебя, Энн! Хоть ты и писала в письме, что простила меня, я уверен, это только потому, что ты собиралась умереть. Потому что, на самом деле, то, в чем я виноват, простить нельзя. По крайней мере, я так считаю. Я просто был уверен, что ты не захочешь меня больше даже видеть. Потому и избегал тебя. Я ни о чем не прошу – только оставайся. Ты нужна мне, Энн, даже если ты меня больше не любишь.

Его слова стали для Анны открытием. Действительно, все совсем не так, как она себе представляла. Все даже хуже. Она грустно сказала:

- Кажется, теперь я понимаю тебя лучше. Твое чувство вины я могу понять. Так тебе из-за него так тяжело находиться рядом со мной? Если я скажу тебе, что на самом деле простила тебя, ты мне поверишь?

- Нет, - он покачал головой, продолжая удерживать ее за плечи, - если ты не останешься, то – нет. – Упрямо покачал он головой. – По крайней мере, так я смогу хотя бы попытаться вернуть твою любовь, если это вообще возможно, конечно.

- Вернуть? – усмехнулась Анна, - знаешь, это не обязательно, я никогда не переставала любить тебя. – А потом с печальным выражением лица покачала головой, видя, как радостно он улыбается тому, что услышал. – Но теперь я точно знаю, ты хочешь, чтобы я осталась не только из-за детей, а, главным образом, из-за твоего чувства вины. Так как то, что ты испытываешь по отношению ко мне, Джек – это не любовь, а именно чувство вины. И, зная это, ты предлагаешь мне остаться? - она смотрела на него, как будто, свысока и немного насмешливо, словно была уверена в том, что абсолютно правильно поняла его истинные намерения, и это вывело Джека из себя. Значит, как всегда, она все знает? Что ж, он был готов показать ей, насколько она ошибается, теперь, когда у него самого уже не осталось сомнений в том, что нужно делать дальше. Он хищно усмехнулся и вкрадчиво произнес:

- Значит, чувство вины, говоришь?

В ответ она неопределенно пожала плечами, все еще зажатыми в тиски его рук, - вот, мол, так получается. Джек, глядя ей прямо в глаза, продолжил:

- Да уж, мое чувство вины – оно поистине огромно. И, знаешь, что? Пожалуй, тебе бы не помешало узнать, каковы его истинные размеры!

Она даже не успела осмыслить его слова, как вдруг он крепко-крепко прижал ее к своей груди и страстно поцеловал. Ошалев от его напора, она ответила на поцелуй, а в ее голове набатом били непрошенные мысли: «Зачем он это делает?», «Что он имел в виду?!» Между тем, Джек не собирался на этом останавливаться: не разрывая поцелуй, он повалил ее на диван, а его рука твердо взяла ее ладошку и направила вниз, туда, где концентрировалось его «чувство вины». Ненадолго оторвавшись от ее губ, он жарко прошептал: [Гы-ы! Вот что значит хорошие отношения с тёщей J))]

- Ты чувствуешь? Вот из-за него я и не мог оставаться с тобой наедине – это было слишком тяжело, а прикасаться к тебе я не смел. Скажи, как теперь мне с этим жить, если уж ты все про меня знаешь?

Сначала ее охватило смятение: что он задумал, а главное, зачем? А потом, когда до нее дошло, каковы истинные причины его нежелания оставаться с ней наедине, стал очевиден и абсурд всей ситуации, вызванный банальным непониманием чувств и намерений друг друга. Анну охватил восторг, и она уже сама впилась поцелуем в его губы, с наслаждением ощущая, как его руки гладят, ласкают ее тело. Теперь была уже ее очередь страстно шептать ему:

- Да, вот теперь я все поняла. Твое чувство вины, действительно, огромно. Но я попробую с ним справиться, нельзя же все так и оставить. – С этими словами ее пальчики слегка сжали и погладили причину его «беспокойства», что вызвало облегченный стон мужчины. Он слегка приподнялся на руках и потянул ее вниз, с узкого дивана на мягкий ковер на полу. Теперь она была сверху, покрывая поцелуями лицо любимого, а ее руки быстро и уверенно освобождали его от одежды. Джек тоже не терял времени: к тому времени, как она стянула с него футболку, он успел расстегнуть и распахнуть ее блузку и покрывал страстными поцелуями грудь жены, теребя языком напряженные соски, вызывая уже ее стоны. Анна запрокинула голову, еще больше открывая ему доступ, упиваясь великолепными и долгожданными ощущениями, запустив руки в его волосы, массируя кожу головы. С трудом оторвавшись от своего прекрасного занятия, Джек сел, оказавшись к ней лицом к лицу. Он бережно сжал руками ее виски и, глядя прямо в глаза, произнес:

- Я люблю тебя, малышка, именно тебя, слышишь? И не смей в этом больше сомневаться, ясно?

Она счастливо улыбнулась ему и таким же тоном ответила:

- Тогда и ты не смей даже думать о том, что я могу разлюбить тебя, понял?

- Больше – никогда, - коротко сказал он и снова поцеловал ее.

Они опустились на мягкий ворс ковра, продолжая раздевать друг друга, вспоминая и заново изучая, стремясь прикоснуться губами ко всем чувствительным точкам, чтобы вызвать еще большее наслаждение, стать еще ближе. Джек, нависая сверху на вытянутых руках, чувствовал, что, еще мгновение – и он взорвется. Ждать дольше было просто невозможно, и мужчина, накрыв ее тело своим, резко вошел, издав стон облегчения и вызвав ответный. Анна скрестила согнутые в коленях ноги за его спиной, вцепившись руками в его плечи, а он, слегка наклонившись, поцеловал ее в губы, и потом, все еще оставаясь неподвижным, прошептал:

- Моя малышка.

- Джек, любимый! – всхлипнула она, сама делая первое движение, и он тут же начал действовать. Каждой клеточкой своего тела он ощущал ее близость, а Энн просто терялась, растворялась в наслаждении. Она плавилась в его объятиях, чувствуя, как он наполняет ее, возбуждая и, одновременно, принося облегчение. Сильные и уверенные, все ускоряющиеся движения тела возлюбленного встречали ее ответную страсть, чувствительность женщины увеличилась максимально, и каждое действие мужа вызывало вскрик, всхлип, стон, желание удержать, не отпускать, сохранить в себе эти сокровенные ощущения, квинтэссенцию их любви. Наслаждение было безумно острым еще и потому, что эмпатия позволяла Анне разделить чувства мужа, дав ему ощутить и ее собственные. Перед глазами Джека замелькали цветные пятна, он ускорил движения, взяв максимальный темп, видя, как в экстазе выгибается тело любимой, слыша нежный стон, чувствуя, как ее мышцы еще теснее обхватывают его внутри. И вот, наконец, он позволил разрядиться и себе, навалившись на нее, прижимая ее, все еще дрожащую после вспышки страсти, к себе, как самое ценное, что у него есть в этой жизни.

Некоторое время они оба пытались отдышаться, по-прежнему не разделяясь, лежа на ковре посреди раскиданной одежды. Из уроненного семейного альбома выпало несколько фотографий, но любовникам был глубоко безразличен этот вопиющий беспорядок в гостиной. Да если бы сейчас на их дом вздумали бы напасть гуаулды или какие-нибудь другие враги, они бы даже не обратили на них внимания – настолько сейчас было хорошо. Наконец, Джек пошевелился, приподнявшись на руках, он перекатился на бок, продолжая обнимать Анну. Она пока не шевелилась, но на ее губах играла загадочная улыбка. Джек скользил взглядом по ее восхитительному, такому желанному телу, постепенно впуская в разум мысль о том, что она, теперь уже окончательно, вернулась. Вернулась к нему, приняла его снова – как любимого и любовника, а не только как официального мужа и отца ее детей.

Анна открыла глаза, тут же встретив восхищенный и страстный взгляд мужа. Теснее прижавшись к нему, также повернувшись на бок, она провела ладонь по его щеке с немного заметной щетиной, всегда неизменно вызывавшей желание потереться о нее носом и чмокнуть мужа в подбородок. Потом с усмешкой сказала:

- Ну, какие же мы идиоты, правда?

- Точно, - вернул он усмешку, легонько погладив женщину по бедру.

- Как думаешь, глупо надеяться, что теперь мы поумнеем? – невинно спросила она, принимая нарочито серьезный вид и водя пальчиком по его груди.

- Кто знает? – он сделал вид, что задумался над заданным вопросом, а потом, словно найдя ответ, сообщил, - думаю, поумнеть нам все же кое-что мешает.

- И что же? – в ее голосе слышался прямо-таки неподдельный интерес, хотя она прекрасно знала, что он имел в виду, а ее рука уже скользила вниз по его груди и животу. И Джек не разочаровал жену, лукаво ответив:

- Разумеется, мое чувство вины. Но, ты ведь уже знаешь, как с ним бороться?

Дата добавления: 2015-07-15