В кольце невозвратных лет.

И тает дымок сигарет -

В росе пропадающий след…

* * *

- Рота, подъем! – эта команда, бесцеремонно вырывающая из сладкого сна, кажется самой жестокой в армии.

Казалось, только недавно закрыл глаза, рухнув на жесткую подушку, а уже начинается новое солдатское утро. Хотя, не совсем солдатское. Если точнее – курсантское. Меня с односельчанином и другом детства Николаем Гусевым - в один день призывались на службу из одной деревни, торжественные проводы тоже были совместными - определили курсантами в сержантскую школу местечка Печи, что под белорусским городком Борисовым, в «печенскую академию», как прозвали курсанты свою «учебку». Здесь за полгода предстоит не только пройти курс молодого бойца, принять присягу Родине, но и стать профессионалом - младшим командиром. Но до сержантских лычек еще много потов сойдет, хотя уже подсчитаны пуды обреченной на съедение каши и будущие километры ожидающих потребления макарон.

Но все эти мысли – в сторону! Главное - за считанные секунды натянуть солдатские галифе, сунуть в сапоги обернутые портянками ноги и дружно построиться на утреннюю зарядку. Кто не успел – тот опоздал: не только сам, но и вся рота - принцип «один за всех» здесь осуществляем на деле. Один замешкался - следует команда «кругом, марш!» и рота грохочет сапогами назад в казарму, к разобранным со сна кроватям.

Команда на построение вновь выносит курсантов на плац. Теперь уже без опоздавших.

- Равняйсь, смир-р-рно! Правое плечо вперед, бегом – марш!

Грохочут подковами кирзовые сапоги, отмеривая положенный километраж

утренней пробежки по расчищенной дорожке военного городка, что протянулась в танцующем свете фонарей от казармы к солдатскому клубу, потом, обогнув КПП, устремлялась к столовой и, минуя ее, вновь приводила к казарме. Хмурится небо над головой, осыпая разгоряченные спины колючим снежком, ветер качает фонари, разгоняя вдоль дорожки предрассветную мглу, молчаливо и величественно провожают громыхающую сапогами колонну старожилы- сосны, видевшие на своем веку не одно солдатское поколение.

Размеренностучат сапоги, с шумом вырывается дыхание, а мысли уносят в прошлое, к дому, такому родному и далекому. Вот проводы в армию, многолюдье и многословье, тосты и напутствия, объятия и слезы. Потом дорога к станции в кузове колхозного грузовика, с новыми тостами и закуской в онемевших на легком морозце пальцах. Построение на приемном пункте в райвоенкомате, первая ночевка на нарах пересыльного пункта в ожидании «покупателей» из воинских частей. Подтянутые старшины выкликают фамилии, и парни уходят в новую жизнь. Меня и односельчанина Кольку определили в одну сержантскую школу. Его – в танкисты, меня – в мотострелки: так судьба привела нас в Белоруссию, в войсковую часть, расположенную в местечке Печи.

Пробежка окончена. Но не зарядка. Следует комплекс разминочных упражнений и рота выстраивается к перекладинам – подтягивания, подъем переворотом, отжимания. Наконец, обессиленные, маршируем в казарму.

Можно передохнуть – почистить обувь, умыться и покурить в туалете, заправить постели, тщательно выравнивая ладонями на застланных матрасах прямоугольные «кантики».

С нетерпением ожидаем главную радость наступившего дня – утренний завтрак. В меню салат из капусты, омлет, каша, чай. Почему сахара к чаю лишь два кусочка, а кружок масла на ломте хлеба так мал? Это главное лакомство дня и мы завидуем хлеборезам - они эту ценность для нас делят.

В обед накормят сытнее - первое из общего бачка по черпаку на брата, чашка гречневой или перловой каши с куском мяса (отварного сала), компот или кисель. И белого хлеба вволю. На ужин чаще селедка с пюре или вареная рыба с макаронами, свекольный или морковный салат, чай с сахаром и отмеренным кружком масла.

А вечером до взмокшей спины отрабатываем команду «Отбой!». Эту обязанность берет на себя старшина роты. Подав команду, он чиркает о коробок спичку и держит ее, горящую, над головой. Считается, что спичка горит 45 секунд (никто из нас, кстати, не удосужился проверить). За это скоротечное время нужно успеть сорвать с себя обмундирование, уложить его на тумбочку и затаиться в кровати, натянув до подбородка одеяло. Если кто-то из взвода замешкался и не выполнил названных действий за отведенное время, следует команда «Рота, подъем!» и вновь загорается спичка. После чего все процедуры следует повторить в обратной последовательности и замереть в солдатском строю. Учение продолжается до тех пор, пока вся рота не уложится в отведенные старшиной нормативы.

- Услышу скрип коек - подниму всю роту! – объявляет, наконец, старшина, выключая в казарме свет. Теперь можно расслабиться, уйти мыслями в прошлое.

Вот сажаем с отцом картофель на приусадебном участке – лошадь привычно ступает по краю вспаханной борозды, а вот плуг вихляет в моих руках, не вдруг признает земледельца. Нагреваются в ладонях отполированные десятилетиями применения рукоятки плуга, липнет к вспотевшей спине рубашка, но борозда, кажется, идет ровнее. А в глаза отца – искорки одобрения. Потом купаемся, снимая усталость, в старинном пруду – глинистое дно уходит из-под ног, окатывая глубинным холодком, на мелководье раздвигаю руками желтые кувшинки. Здесь заметно теплее и вода парным молоком обволакивают тело. Отец тем временем подтягивает к берегу за потайную бечеву заброшенный с вечера в глубину плетеный норот, в корме которого, наполняя восторгом рыбацкую душу, упруго бьются темные, с золотым переливом, караси.

А разве не чудо – ловля щук в траве на лесной полянке? Ранней весной деревенская речушка - перешагнуть можно - наливалась мощью, гнала под мостом мусор, ворочала на перекатах камешки, вбирая с лесных полянок подтаявшие снега. В половодье на эти полянки и заходили из речки щуки – на радость нам, детворе. Не снимая обуви, до колен забирались в воду и бродили там, старательно взбалтывая травянистое дно ногами. Из мутной воды – там и тут - высовывались, лишенные кислорода, остроносые щучьи пасти. Теперь главное не зевать, и мы отважно голыми руками выхватываем из воды задремавшую рыбу, с воплями и смехом тащим ее к берегу.

…В преддверии сна душа уносит солдата в прошлое, раскрывая окошко свету и радости в суровых и насыщенных буднях, жестко регламентированных армейским Уставом.

При этом в учебном подразделении буква строевого Устава главенствует над остальными армейскими правилами.

Бегом, печатая три последних шага строевым, подходишь к сержанту:

- Товарищ сержант, разрешите обратиться?

- Обращайтесь!

- Разрешите отлучиться в туалет?

Сержант смотрит на часы и дает разрешение на три минуты.

Запыхаясь, возвращаешься из туалета, вновь рубишь последние три шага строевым и торжественно, как на строевом смотре, докладываешь:

- Товарищ сержант, курсант Федулов из туалета прибыл!

Сержант вновь смотрит на часы и не дай Бог просрочить минуту, тем более две: наряд вне очереди для вечерней уборки казармы курсанту обеспечен!

Но есть для нас и миг наслаждений - солдатское кафе «Плиска», где, при случае, когда есть деньги, можно выпить лимонад с булкой, взять конфет или печенья. И еще - посылка из дома, за которой выводят из городка на местную почту, а потом, после проверки содержимого ящика сержантами, можно вынести из каптерки продукты на общее пользование всего взвода.

Письмо или посылка – долгожданная весточка из милого прошлого в наше армейское сегодня. Не близок их путь, но дружеским приветом согревают они солдатскую душу в первые месяцы службы, приоткрывая оконце в иной, такой далекий, но всегда близкий мир - к родным березам, с незапамятных времен замершим на пригорке, с которого открывались окаем дальнего леса, небесный простор и привольно плывущие облака. До самого леска просматривалась от тех берез зацепившаяся за село дорога, которая то скрывалась в оврагах, то выгибалась по пригоркам, утончаясь к горизонту.

Даже ее, дорогу, съедало пространство, вытягивало в ниточку, грозившую оборваться. Но ниточка та была крепкой. Исстари тянулась она в неведомые края, уводя за собой многих односельчан. Одних на заработки, других в поисках лучшей доли. Но чаще уводила туда, где гремели бои, лилась кровь. А потому не всегда возвращала. Эта дорога увела и меня в сегодняшние армейские дали.

* * *

Из армейского

дневника

· 11.12.1967 г.

Первые строевые занятия, марш-броски, стрельбы, первый наряд на кухню. Мы, шестеро из одного отделения, направлены в зал столовой. Переоделись в рабочее «хэ-бэ»: синие бриджи и гимнастерки – старенькие, застиранные, без единой пуговицы.

Курсанта Банникова, толстого и неповоротливого, сержант отрядил в сушилку для посуды, где с него, как выяснилось позже, семь потов сошло.

Курсанты Неронов и

Ковель, облаченные в белые халаты, стоят «хлеборезами» - на раздаче сахара и масла. Выпрашиваем у них по кусочку сахара и дольке белого хлеба – из общей кучи незаметно… Я с курсантом

Подлесным разливаю кисель, курсант

Ларьков выравнивает на столах посуду. Таскаем за горячие ручки пятидесятилитровый бачок, разливая драгоценную жидкость по солдатским кружкам. Иногда, обжигаясь, украдкой глотнешь из черпака – самостийная кухонная привилегия и тихая солдатская радость!

Посуда расставлена на столах и Ларьков мечтательно вздыхает:

- Ах, ребята, как летит время! Скоро всего полтора года служить останется…

Его перебивает заглянувший в столовую курсант нашего взвода Пищиков:

- Ну что, братцы, уже наряды схватили? А я - нет, Пищиков верой и правдой Родине служит!

…В тот же день, вечером, он вне очереди драил казарму шваброй.

* * *

Рота готовилась к построению на ужин, когда меня вызвал старшина и

поставил задачу: срочно бежать посыльным к командиру роты, его вызывает комбат!

- Есть! – повернулся через левое плечо, набросил шинель, противогаз и выбежал из казармы.

Стоял морозный декабрьский вечер. Густой иней курчавил могучие сосны, скрипели под сапогами россыпи сухого снега. Отовсюду слышались бодрые песни, ритмичный строевой шаг - роты шли на ужин.

А я, предъявив на проходной пропуск, впервые оказался за территорией полка. Бегом- с горы в гору, заиндевел отворот шинели, сумка противогаза прыгает на животе. На ходу, чуть приостанавливаясь, козыряю встречным офицерам. Наконец, засверкали огоньки военного городка. Люди спешат в кино, просто гуляют. А я, солдат, бегу, запыхавшись, мимо магазинов и витрин, мимо домов с освещенными окнами, где неторопливо течет совсем иная - мирная жизнь.

Вот и офицерская гостиница. Взлетаю на второй этаж, поправляю ремень, противогаз, шапку. Стучу.

За дверью слышны голоса «Войдите!». Уютно обставленный номер, майор и еще двое в штатском мирно беседуют за столом.

- Товарищ майор, разрешите обратиться? – подношу руку к виску и щелкаю каблуками.

- Да, пожалуйста!

- Товарищ майор, вас срочно вызывает командир батальона!

- -А что, тревога?

- Не могу знать!

- Хорошо, сейчас буду!

- Разрешите идти?

- Идите!

- Есть! – повернувшись, выскальзываю в коридор.

И снова скрипит под ногами снег… А рота уже отужинала, уже в постелях. Тогда как я, голодный и взмокший, только подхожу к казарме.

Вот и спальное помещение. Сдаю противогаз, вешаю шинель, снимаю взмокшую гимнастерку.

«Эх, поесть бы! - не отпускает мысль. - А ребята поужинали, уже спят, счастливчики!».

Случайно открываю тумбочку, а там… мой ужин! Приятно екнуло сердце: «Ай да ребята! Вот молодцы – не забыли про товарища, ужин даже сюда принесли!».

Тепло и легко стало на душе - из таких мелочей складывается солдатское братство.

* * *

Белую простыню зимнего поля обрамляет гряда черного леса. По полю

движутся неуклюжие фигурки- то рассыплются цепью, то залягут, то вновь поднимаются в атаку. Ветер доносит прерывистое «Ура-а!».

Хорошо наблюдать за учениями, лежа на верхушке сопки в замаскированном окопе. Мускулы приятно расслаблены, в оцеплении одна забота – не занесло бы на учебное поле посторонних.

Но вспомни, солдат, вспомни, как сам был на месте этих фигурок. Как бежал по рыхлому снегу, утопая в нем до колен, как, задыхаясь, хрипел «Ура-а!», как падал, зарываясь в снег, строчил из автомата!

Как только наши отцы воевали в подобных условиях? Поймешь их участь, когда сам чуток понюхаешь пороху!

Над головой неслышно плывут облака - белоснежные, высокие и чистые. Розовое облако, похожее на мягкое одеяло, потеряло меж тем угол и на глазах превращается в лошадь, потом во всадника.

Захотелось стать тем всадником на беспечном облаке и скакать, плыть в неохватной голубизне, любоваться с высот заснеженными лесами, просторами полей и приветливыми дымками деревень, желтыми всполохами городов и небрежно брошенными поясами рек.

Потом распознать свое село, опуститься в ближайшую к дому низинку и, махнув на прощание облаку-лошади, шагнуть к знакомым до боли крышам. И чтобы ни учений, ни иных забот на душе- только радость парящего как во сне полета и предчувствие теперь уже скорых, желанных встреч!

…Вечером схватил первый «рябчик» - сдавая оружие в пирамиду, не поставил автомат на предохранитель. Пришлось около часа скрести снег на дорожках у казармы.

* * *

Из армейского

дневника

· 17.12.67 г.

Сегодня принял присягу. Было торжественно – протяжные команды, дробь

барабанов, поют фанфары. Волнуемся - не забыть бы заученные накануне слова, очередность отлаженного ритуала. Но потом успокоился – не я первый, все принимают присягу, все служат. Из строя вышел четко, автомат держал правильно, чеканные слова клятвы произнес громко и с достоинством:

- Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь…

Преклонив колени, поцеловал уголок знамени части. Отныне я советский солдат со всеми его правами, а еще больше – обязанностями и главным правом не щадить своей жизни для защиты Отечества. До сих пор остаются в душе святые слова, завершающие солдатскую клятву: если же я нарушу эту торжественную присягу, то пусть меня постигнет кара закона и презрение товарищей!

* * *

Заметки на полях:

Первая армейская баня: в одну дверь входим мальчишками, одетыми в солдатское рванье, полученное на пересыльном пункте от старослужащих взамен своих «цивильных» пиджаков («Зачем вам «гражданка»,- убеждали они, - не пересылать же шмотье домой! А здесь все получите». Лично я таким образом появился в части в укороченной до колен, прожженной во многих местах шинели), а в другую дверь выходим уже солдатами, сдержанно переговариваясь и не совсем узнавая друг друга. Одергиваем новенькое, не обмятое и необжитое, непривычное еще обмундирование.

Дата добавления: 2015-07-18