Про то, что случилось давно.

Из армейского

дневника

· 31.12.67 г.

Как прошел он, последний день уходящего года?

Воскресенье, 31 декабря, подъем позже- 8.00. Взвод привычно рванулся с кроватей. Хватаю с табурета аккуратно сложенные с вечера брюки и китель, торопливо наматываю портянки.

Построение, туалет, завтрак и выход на плац: в честь праздника объявлен полковой смотр.

Печатаем шаг колонной по шесть, с высоты трибуны офицеры придирчиво созерцают солдатские колонны.

Иду правофланговым, печатаю, как и весь взвод, шаг, голова застыла направо, «пожираю» глазами начальство.

Слышим, как майор на трибуне замечает: «А, это пулеметчики? Молодцы!».

Еще выше парадный шаг, тверже ставишь ногу.

- Запевай!

Взвилась песня, поднятая молодыми голосами. Рота рубит строевым: «Раз! Два! Раз! Два!».

Запевалы звонко выводят первый куплет, а рота дружно подхватывает:

«Бежит в испуге орда злодейская…!».

Мечется по плацу, шарахаясь от стен казармы, стоголосое эхо.

Хорошо шли ребята, дружно звенела песня. Но… всего лишь шестое место в полку. Слишком переусердствовали.

* * *

Не успели отдохнуть после смотра, как объявлен лыжный кросс на 10 километров - сдаем зачет на второй разряд военно-спортивного комплекса (ВСК). Дистанция несколько пугает – дома на такое расстояние не ходил на время.

У старта получаю лыжи, подгоняю крепления, сбросил шинель – погода благоприятствует: небо над головой чистое, не шелохнется заснеженная сосновая крона, зимнее солнце рождает синие тени.

Встаю в ряд с друзьями – наша очередь, для нас команда «Вперед - марш!».

Все дружно рванули со старта, радуясь приливу неизрасходованных сил.

Оказываюсь в головной части взвода, наращиваю темп.

Свободно скользят лыжи, ветер плещет в лицо – красота!

Но что это? Эх, не везет! С левой ноги сорвалась лыжа.

Схожу с лыжни, прилаживаю, чертыхаясь, крепление. Вижу, как мелькают мимо меня ребята нашего взвода. А вот и первые из следующей колонны.

Может, сойти с дистанции? Давно скрылся в лесу наш взвод, ускользают драгоценные секунды! Вспоминаю отца, написавшего во всю стену дома картину Шишкина «Утро в сосновом лесу» (мы шутливо переиначили ее как «Медведи на лесозаготовках»). Отец долго всматривался в гигантское полотно, а потом решительно замазал его краской: «Нет, слишком много розового - нужно все переделать!». И переписал картину заново!

«А ты что раскис!» - словно слышу его укоризненный голос и, озлобясь на себя, выдыхаю:

- Ну, нет! Еще посмотрим, чья возьмет!

Вновь убегает из-под ног лыжня. Еще быстрее плещет в лицо ветер.

Вот и заснеженные сосны, меж которых петляет лыжня. Все быстрее работаю палками: где же вы, утерянные секунды?

Лавируя меж кустов, слетаю с горки. Впереди, в сотне метров, спины ребят нашего взвода. Наращиваю темп – впереди один лишь Неронов. Иду с ним в паре, лыжня в лыжню, сердце выпрыгивает из кителя.

Размеренный темп успокаивает, плавно скольжу под уклон, давая отдых мышцам.

На повороте в сосняке поднимается пленка дыма – костер. А возле него – регулировщик. Взмахом руки указывает нужное направление.

- Сколько еще до финиша?

- Э, парень! До финиша половина пути…

И опять убегает из-под ног лыжня, маячит впереди спина товарища. Дыхание стало ровнее, иду без особого напряжения. Странно. На школьных кроссах, помню, задыхался уже на пятикилометровой трассе. Здесь же уверенно набираю темп.

- До финиша три километра! – прокричал очередной регулировщик у костра.

Скольжу по кромке леса, ныряю под заснеженные еловые лапы. Искрится снег, словно по инерции работают палки, ровными порциями льется в легкие сосновый воздух – красота!

И тут опять завихляла на ноге лыжа, слетело крепление.

Схожу с лыжни, лихорадочно ликвидирую неисправность и с обидой слежу за проскальзывающими мимо лыжниками. Опять убегают драгоценные секунды!

А финиш уже виден - там суетятся темные фигурки.

Со злостью рванул крепление, поправил на взмокшем лбу краснозвездную ушанку, энергично оттолкнулся палками.

Крутой спуск, свистит в ушах ветер, мелькают выглядывающие из снега кусты. Искрится под лыжами снег, приближаются спины товарищей.

- Лыжню! - хриплю очередному попутчику.

На финиш пришел третьим из взвода, почти не чувствуя усталости.

* * *

А вечером в казарме был праздничный ужин - мы «скинулись», кто что мог, и сбегали в солдатское кафе «Плиска». В комнате отдыха все наши ребята – весь взвод во главе с двумя сержантами. На столах разложены деликатесы - печенье, конфеты, творожные сырки, масло.

Я беру принесенный кем-то баян, а курсант Баблумян – бубен. Становится веселее. Мы играем, поем, пробуем плясать «твист». В двери появляются любопытные лица.

А мы подняли солдатские фляги, в которых налит горячий чай.

Володя Банников произносит тост:

- Поднимем бокалы с шипящим «бургундским» за новый, 1968-й год! – и опасливо напоминает: - Братцы, осторожнее чокайтесь, хрусталь бокалов хрупок! Пусть будет мир, счастья вам!

Степенно чокаемся фляжками, заедая чаек печеньем с маслом.

Потом в казарме смотрим телевизор, а в 23.40 построение полка.

На платцу ночную тьму подсвечивают огни фонарей, в небе стынут холодные звезды, щеки покусывает морозец. По стойке «Смирно!» полк слушал новогоднее поздравление советского правительства, трижды грянуло бодрое «Ура-а!» и мы разошлись по казармам, где долгожданная команда «Отбой!» завершила этот насыщенный день и 1967-й год в целом.

Из армейского

дневника

· 04.01.68 г.

В детстве боялся темноты, не мог ночью выйти один на улицу.

- Как ты в армию пойдешь, - укоряли родные. - Придется брать с собой мать или бабушку!

И вот я солдат, заступаю в свой первый караул. Мой пост как часового – склад ГСМ.

На автомате штык-нож, в магазине боевые патроны.

Осматриваю пост. Это огороженные двумя рядами «колючки» несколько складов, на обход которых отводится полчаса.

Покачиваются на ветру фонари, перемещая по снегу желтые пятна бликов, вокруг которых еще плотнее сгущается тьма. Вьется между рядами проволоки натоптанная в снегу тропа, по которой сегодня патрулирую я. Тишина. Темнота. Морозец.

«Дома ребята, наверное, в кино ушли или на танцы. Или спят уже.

А я - на посту!»- текут неторопливые мысли.

Синеют в полумраке запорошенные снегом цистерны, насупились низкими крышами хмурые склады с настороженными проемами зарешеченных окон. Внимательно всматриваюсь в темноту.

То шагая сзади, то обгоняя, шествует со мной, разделяя одиночество, моя тень. На ней такая же ушанка, на груди автомат с примкнутым штыком. Она поджидает меня у фонарей и покидает, когда прохожу неосвещенное пространство. Медленно тянется время, все спокойно.

Но вот что-то зашелестело в дальнем углу складов. Потом смолкло. Снова зашелестело…

Сердце екнуло, крепче сжал в руках автомат. Медленно, шаг за шагом, приближаюсь к месту подозрительного шума. Качаются на ветру фонари, замерли в небе звезды. Часы на руке отстукивают напряженные секунды.

«Фу! - облегченно вздыхаю. - Скрипит, оказывается, незапертая калитка».

Но за проволокой, и верно, промелькнули тени.

- Стой! Кто идет? - выдыхаю осипшим вдруг голосом, вскидывая автомат.

- Разводящей со сменой! – успокаивает желанный отзыв и дальше действую по уставу:

- Разводящий ко мне, остальные – на месте!

Вижу разводящего сержанта и понимаю, что мои два часа истекли..

Меня сменяет на посту курсант Баблумян, вместе с которым еще раз осматриваем склады, проверяем навесные замки. Все на месте.

- Курсант Федулов пост сдал! - докладываю сержанту.

- Курсант Баблумян пост принял!

Над лесом в розовой дымке встает солнце. Все спокойно. Теперь можно и в «караулку»: два часа сна, два - бодрствующая смена, затем снова на пост. Таков суточный режим в карауле.

Для души

и под гитару

Незаметно растаял день,

В небе пары влюбленных звезд-

Дата добавления: 2015-07-18