Читайте также:
|
- Курсант Манзюк! - называет Махмудов в напряженной тишине.
Десятая рота грохнула хохотом, зная Манзюка – всюду опаздывающего,
Нерасторопного и «рыхлого», с тонким голоском.
* * *
- Банников, ты опять спишь? Глаза ведь закрыты!
- Никак нет, товарищ сержант!
- Но я-то видел!
- Ну, один глаз, может, всего и закрылся, - признает Банников.
* * *
Курсант Морозик, это тебе последнее замечание!
- Товарищ сержант, те -то на прошлых занятиях были!
-.Я тебе для всех занятий объявляю.
* * *
Сержант:
- Расоха, ты скоро писать закончишь? Я на первом часе молчал, а ты и на втором пишешь!
- Банников мешает, товарищ сержант, а то бы давно закончил…
Армейские афоризмы:
Столовую всегда покидаешь с искренним сожалением»; «Блестит, как курсантский сапог»; «Не спеши – будет команда «Отставить!»; «Сержант должен быть гладко выбрит, надушен и слегка пьян».
НА МАРШЕ
Из армейского
дневника
· 10. 07. 68 г.
Новая для меня войсковая часть и новые обязанности в Гродно. Я - младший сержант, в моем отделении два старослужащих (Поспелов и Суюнов), два молодых, этой весной призванных бойца (Молдарбеков и Чайка). Плюс казах Хаджиев - мой ровесник. Бойцы подобрались четырех национальностей – двое русских, украинец, казах и таджик. Авторитет заслуживаю личным примером: в быту стараюсь быть подтянутым, а в строевой и боевой подготовке - первым
Прощай, военный городок в Гродно, спасибо тебе за солдатскую науку первых месяцев подлинной войсковой службы! Всего лишь апрель и май прослужил здесь командиром отделения ротных пулеметчиков после выпуска из «учебки». Командиром служу всего лишь май - до этого, по прибытии в часть, две недели числился «за штатом». Не веселая это доля - быть «за штатом»: ни друзей рядом, ни подчиненных - сам по себе с утра до вечера. А одному в армии - тоска зеленая, особенно после учебного подразделения, когда рядом всегда ощущал локоть товарища. С надежной ждешь посыльного из штаба по твою душу, а его все нет… Мимо проходят строем взвод или рота, в личное время солдаты ведут неторопливые разговоры, обсуждают общие проблемы. А ты - в стороне, сам по себе, ожидая всякий день нового назначения.
Наконец, вызов в штаб, из которого выхожу командиром отделения ротных пулеметчиков. Принимаю отделение - шесть бойцов, расчет двух станковых пулеметов Калашникова.
Теперь начинается настоящая служба в новой для меня части. В чем-то здесь по сравнению с учебным подразделением проще, в чем-то сложнее: с одной стороны, солдаты не во всем четко следуют букве устава, с другой - отвечать приходится не только за себя, но и за вверенное подразделение. Авторитет сержантских лычек нужно еще подкрепить делом: лучше других знать и применять оружие (ПК разберу и соберу с закрытыми глазами, на мишени из пулемета рисую восьмерку), быть примером в спорте и армейской дисциплине (имею знак ВСК П степени, за строевую подготовку спокоен), проявлять умение в сплочении коллектива. А вот это как раз нарабатывается практикой.
Первое время странно видеть небрежно, без кантиков заправленные кровати, не совсем свежие подворотнички у старослужащих моего отделения, не всегда до блеска начищенные сапоги. Их, старослужащих, по негласной традиции реже посылают в наряд, они посматривают свысока на «зеленую» молодежь, поучают ее уважать заслуги «старичков»: помыть им, при случае, котелок, подшить воротничок, постирать гимнастерку. Вот и все проявление армейской «дедовщины».
Но две лычки на погоне дают мне свои преимущества, со мной, пусть и «молодым», считаются даже старослужащие.
Отдыхаем в лесу после очередных занятий тактикой. Набегались и настрелялись, отрабатывали строевой шаг. Ребята расслабленно лежат на мшистой полянке, смотрят сквозь сосны на облака в небе. Старослужащий Поспелов умело перематывает портянки, молодой боец Молдарбеков, расстелив шинель, разбирает на ней оружие. Я пристроился на пеньке и, раскрыв планшет, пишу заметку в дивизионную многотиражку.
Но тишину леса вспарывает близкий выстрел, пуля выбивает фонтанчик у моих ног. Резко оглядываюсь и вижу еще дымящийся автомат в руке Молдарбекова.
- Виноват, товарищ сержант! – испуганно признает он. - Не заметил, что автомат снят с предохранителя…
- Подъем! - резко командую отделению (выстрел могли услышать). - Всем марш отсюда и бегом части! На этой полянке, в случае чего, мы не бывали…
Запыхаясь, появились в городке. Случайный выстрел видимых последствий не имел, но моя реакция на него сержантского авторитета в отделении, судя по всему, добавила.
Даже Поспелов, единственный наш старослужащий, после выстрела в лесу признал во мне командира:
- Ну что, салаги, вам повторить команду на построение? - поучает он молодых. – Слово сержанта для вас закон!
Поспелов, кстати, – легенда нашего отделения. В свое время на спор обязался принести из города в часть ведро самогона. В отделении ему не поверили и приготовились в лучшем случае проводить сослуживца на гауптвахту. Но он лишь усмехнулся и, получив увольнение, бодро направился в город.
Все с нетерпением ждали его возращения. Наконец, он появился у КПП с ведерком в руке. Под взглядами солдат четко козырнул дежурному и, печатая шаг, направился к казарме.
Собравшие ахнули: принесенное ведро на четверть было полно самогоном!
* * *
Очередной подъем по тревоге, общее построение и наш полк покидает Гродно - вереница машин растянулась на многие километры. Говорят, очередные учения. Надолго ли? Все вещи приказано взять с собой. Выходит, если и вернемся сюда, то нескоро.
Мерно покачивается бронетранспортер, мое отделение оживленно переговаривается, радуясь новизне марша.
Пыль застилает видимость, колонна растянулась на многие километры. Проплывают мимо поля и перелески, украинские мазанки и озера подсолнечника, виноградники и бахчи с арбузами, июльская жара плавит борта техники, наши каски и автоматы. Хорошо еще, что бронетранспортеры открытые - сидим вдоль бортов, головы ветерок обдувает. А каково на марше танкистам?
И все же марш утомляет даже нас, бездельников на свежем воздухе: на длинных перегонах между селами ребята откровенно дремлют, склоняя головы и стуча друг о друга касками.
В армии, кстати, спать научились в любой обстановке. На учениях сладко спалось в загазованном брюхе боевой машины пехоты, когда она мчит в атаку, с лета перемахивая рвы и худосочный кустарник. Пусть каска со звоном ударяется о борта, прыгает в руках автомат, но это не помеха солдатскому сну. Его нарушит лишь одно – внезапная остановка машины и приказ к бою. Донимал сон и на посту № 1 у знамени части в штабе полка. Стоишь по стойке «Смирно!» у стеклянного ящика с боевым знаменем, а в штабе глубоко за полночь тепло и тихо, голова сама склоняется на грудь. Потом вздрагиваешь, просыпаясь, каска ударяется о стекло и тебя обжигает мысль: не разбить бы! Тогда на минуту- другую сон отступает… Да что на посту, спать удавалось и в пешем строю на марше, печатая шаг при этом с закрытыми глазами.
Словом, в пути, сидя в боевой машине, подремать одно удовольствие!
Зато при виде села все ободряются: садимся плотнее, плечо к плечу, меж колен у каждого- автомат с примкнутым штыком. На местное население, облепившее обочины деревеньки, лишь косим глазом.
А посмотреть есть на что: ме5стное население приветствует нас,как в годы войны победителей – машут руками, цветы и улыбки, в бронетранспортеры ведрами сыплют яблоки, бросают цветы, спелые груши. Они ударяются нам о каски, но головы не отклоняем, лишь следим за рассыпанными по дну боевой машины фруктами. Зато потом, когда минуем деревеньку, преображаемся: дружно сталкиваясь касками, шарим под ногами, захватывая рассыпанные по днищу бронетранспортера и давно примеченные фрукты. И долго потом оживленно переговариваемся, расслабленно отложив оружие и сняв каски. При этом хрустим сочными яблоками, тают во рту медовые груши…
Давно ли сам «чистил» с друзьями чужие огороды, набивая отворот рубахи яблоками-зеленцами? За шапку таких яблок после затяжных уговоров местный киномеханик пускал нас в клуб на вечерний сеанс взрослого кинофильма. Тот- то радости детворе было!
Из армейского
дневника
· 17.07.68 г.
Пестрой лентой калейдоскопа мелькают перед глазами картинки полей и деревенек, садов и виноградников. Темными холмами, закрывающими горизонт, наплывают лесистые горы Прикарпатья. Повседневным и несмолкаемым кажется гул моторов, колонна тонет в пыли, которая скрипит на зубах, серой пеленой оседает на касках и лицах. В нашем бронетранспортере стихли разговоры, не слышно шуток, не вызывают прежней восторженной новизны дорожные впечатления.
Лишь одна команда вносит заметное оживление:
-Стой, привал!
Тогда можно расслабиться- потянуться, расправляя плечи, прилечь в прогретую солнцем траву, направить к полевой кухне посыльных.
* * *
После утомительного марша, когда спали в машинах и подкреплялись в основном сухим пайком, стали, наконец, палаточным лагерем в Закарпатье, под Ужгородом. Потянулись размеренные учебные будни.
Живем в палатках меж невысоких лесистых гор. Свежий воздух, лес на склонах, душистые травы по пояс- курорт, а не служба! Спим, правда, на собственных шинелях, но питаемся исключительно из полевой кухни – все три блюда в один котелок. На первое- борщ (наливаем в котелок), на второе – каша (размещаем в крышку котелка). А потом, ополоснув котелок от первого, в него же наливаем третье - горячий подслащенный чай, компот или кисель. С утра занимаемся строевой и политической подготовкой, после обеда - тактикой и огневой: ходим в атаку развернутой цепью на вершину горы, где, беспечно позванивая колокольчиками, пасутся одна - две гуцульских коровы. И пастух в расшитой рубахе с ними. «Вот, - думаешь, - чудаки! Наняли бы одного пастуха на 25-30 коров, как делается у нас, в России». Лишь потом понимаешь специфику местного бытового уклада - живут хуторами, обособленно, не оглядываясь на соседа. А потому каждый обихаживает свою скотину лично.
Раз в неделю в горы приходит российская автолавка - можно полакомиться гражданскими продуктами. Для взаиморасчетов с автолавкой нам взамен денег выдали сертификаты – разноцветные бумажки разного номинала. На них и покупаем товары. В том числе взяли по случаю бутылку гуцульской горилки (даже в армии можно найти возможность распробовать в узком кругу народный деликатес). Тем более нашу часть развернули по боевому штатному расписанию, призвав из «гражданки» великовозрастных «партизан». К моему отделению приписали санитаром гражданского фельдшера со сползающим брезентовым ремнем на гимнастерке и пропахшей медикаментами сумкой с красным крестом: он - то зачем нам нужен при такой окружающей благодати?
Но вот зачастили дожди и служба не стала казаться медом.
- Сколько, Володь, мы перевидали со времен «учебки»! - задумчиво рассуждает мой приятель сержант Ковшар. – На гражданке такого и не приснится!
Мы, дежурные по роте, проходим меж рядами палаточного городка, за которым мокнет в ночи темный карпатский лес. Дождь стучит по брезенту палаток, струйки воды безостановочно текут по нашим лицам. Намокли шинель и планшетки, сыро хлюпают сапоги. Озябшими губами сосешь мокрую сигарету, обжигаешь о ее глазок холодные пальцы, не чувствуя боли.
А в палатках, укрывшись шинелями, жмутся друг к другу, стараясь согреться и уснуть, наши товарищи. Ночь, темень, дождь, глухой ропот леса и голос кого-то из солдат в ближней палатке (кажется, рядового Чирикалова): «Нет, ребята, что за чертовщина? Вся шинель под боком промокла. Бронхит, как минимум, теперь обеспечен!».
И вновь, заслоняясь от ветра, мусолишь тухнущую сигарету, безуспешно пытаясь согреться.
А Ковшар под влиянием непогоды философствует:
- Так вот, Володь, если говорить про чертовщину. Гуляю как-то в подобную ночку с девицей. И она рассказывает мне необъяснимую историю: на мостике, по которому мне предстояло домой возвращаться, умерла когда-то старушка. С тех пор в поздний час на мосту пугает прохожих неведомая сила, бросается им под ноги. Я посмеялся тогда над ее суевериями, а у самого засела в голове тревожная думка – предстояло одному проходить тот мостик.
С тревогой в душе к нему приближаюсь. Ночь, дождь хлещет как сегодня, ветер, а я чутко ко всему приглядываюсь и прислушиваюсь. Вот и злосчастный мостик, ступаю на первую жердь. Слышу, как сердце бухает гулко, а руки сами собой в кулаки сжались. Вроде, спокойно и тихо… И тут жердь с треском ломается, я оступаюсь, а из-под мостика, дико шипя, рванул в кусты большой полосатый бродячий кот… Вот тебе и суеверия!
Под байки Ковшара незаметно летит дежурство и время, забывается непогода.
Из армейского
дневника
· 11.08.1968 г.
Не заметил, как в золото листвы оделся карпатский август. Палаточный
солдатский быт стал привычен, размерен и в целом приятен: простор, не в пример казарме, горный воздух и наваристый борщ из полевой кухни, свежие впечатления и спортивно- боевые нагрузки. Все это лишь на пользу солдатскому организму. Ученья в горах и гуцулы в расшитых рубахах, строевые смотры и политзанятия с рассказом о последних событиях в соседней Чехословакии, где обстановка становится все тревожнее: набирают силу прозападные настроения, социализм заметно сдает позиции.
А мы все так же метаем гранаты, когда грудью бежишь на разрыв РГД и осколки свистят мимо (Неронову перебило брючной ремень, хорошо, что научились перевешивать на живот саперные лопатки). А вот с ребристой «Ф-1» (лимонка) не пошутишь - бросать такую гранату можно только из укрытия. Убойная сила ее осколков на 200 метров.
Видели в деле новое вооружение - ПТУРСы (противотанковый управляемый снаряд): оператор нажимает рычажки пульта и снаряд зримо меняет направление, обходит естественные преграды, настигая идущую зигзагом цель.
В горах обживаемся, видимо, надолго: взамен советских денег получаем бумажки- сертификаты разного номинала, бесплатно выдают по 15 пачек сигарет «Гуцульские», которых до конца месяца почему-то не хватает. Кроме автолавки, к нам заглядывает вечерами кинопередвижка. Рассаживаемся повзводно на лужайке. Пусть шумит над головой дождь, тонкие холодные струйки, обтекая каски, сползают за ворот, а мы, увлеченные фильмом, этого не замечаем… Солдаты!
Для души
и под гитару
Санбат, я раньше думал, - рай:
Дата добавления: 2015-07-18; просмотров: 94 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Пусть вдова досмотрит сны! | | | Чем пить из ложечки микстуру! |