Краткая история экспериментального изучения памяти

1.1. Понятие «память»

Память человека изначально не может быть одномерным образованием, ибо человек как биосоциальное существо является одновременно индивидом, субъектом деятельности, личностью и индивидуальностью. В связи с этим память характеризует человека как:

индивида — представителя рода человеческого с определенными биологическими (родовыми) способностями запоминать, сохранять и воспроизводить информацию;

субъекта деятельности, мнемические процессы которого зависят от характера его взаимоотношений с окружающей средой и запоминаемым материалом (условий запоминания, места запоминаемого материала в структуре деятельности, особенностей процессов целеобразования и т.д.);

личность, обладающую сознанием и самосознанием, формирующую отношения с окружающим миром и способную регулировать проявление собственных мнемических процессов;

индивидуальность, отличающуюся качественным и количественным своеобразием (неповторимостью) процессов запоминания, сохранения и воспроизведения.

Кроме того, безусловное участие в процессах запоминания и воспроизведения восприятия, мотивации и других процессов заставляет думать, что, характеризуя память, мы описываем психику в целом. Как минимум этими двумя фундаментальными обстоятельствами объясняется то, что память с древнейших времен и до наших дней пытались определить с помощью метафор. Память — это совсем как:

восковая дощечка (Платон, Аристотель);

комнаты в доме (Фрейд);

сундук с барахлом (Дж. А. Миллер);

бутылка (Дж. А. Миллер, Галантер и Прибрам);

конструкция (Бартлетт);

реконструкция динозавра (Найссер);

голограмма (Прибрам) и др. [211].

Таким образом, проблема, являющаяся, по выражению П. П. Блон-ского, «ровесницей психологии как науки», не имеет научной дефиниции. Это связано с тем, что трудно ответить на вопрос, где проходят «онтологические» пределы памяти, каков тот «материал», из которого складываются ее психические механизмы.

Особое значение памяти среди психических функций человека исследователи видят в том, что ни одна функция не может быть осуществлена без участия памяти. Поскольку и сама память немыслима вне других психических процессов, то проведение соответствующих разграничительных линий оказывается просто невозможным.

Исследователи второй половины XX в. для снятия проблемы «собственной» специфики памяти нередко привлекали понятие «система». Однако системный подход ориентирует на изучение целого отнюдь не путем размывания границ между его частями. Точно так же преодоление функционализма в психологии предполагает не пренебрежение спецификой функции, а особое внимание к ней, без которого не может быть обозначено истинное место функции в структуре целого. В истории изучения процессов памяти, равно как и определения самого понятия, практически безраздельно господствует тенденция, которую можно назвать ретенциональной (ретенция — удержание, сохранение). Согласно этой тенденции, при рассмотрении содержания понятия учитывается лишь то, что память представляет собой след прошлого опыта. Таким образом, функция памяти ограничивается ее специфическим объектом (прошлое). Поскольку, однако, предполагается, что этим исчерпывается вся проблема, значение «результата» и «продукта» оказывается настолько генерализованным, что понятия «память» и «психика» становятся действительно синонимичными. Г. К. Середа [200] считает, что для восстановления утрачиваемых разграничительных линий между памятью и «остальным» содержанием психики необходимо подчеркнуть два момента.

1. По отношению ко всем другим процессам, образующим первичный психический продукт (отражение, образ «видимого»), память выступает в качестве вторичного продукта (отражение отражения, представление «невидимого»).

Такое различение первичного и вторичного продуктов психики, в сущности, давно уже закреплено психологической традицией в понятиях «образ» и «представление». «Однако это различение оказалось сегодня как бы забытым: изучение природы соответствующих психологических реальностей практически полностью вытеснено из современной научной психологии. Подтверждением тому может служить, например, исчезновение из активного психологического словаря таких понятий, как "образ памяти", или такой оппозиционной пары понятий, как "представление памяти — представление воображения". Психология памяти как будто не ощутила от этого больших потерь, однако, с уходом из ее поля зрения указанных понятий, утрачивается та часть ее собственного предмета, которая была адекватно ею определена» [200, с. 42].

2. Будучи продуктом других психических процессов, память не может быть им противопоставлена так, как противопоставляются друг другу «результативное» и «процессуальное». Никакой продукт психики не может выступать в ней иначе, чем в форме процесса, и никакая «структура» не может существовать иначе, чем в форме функции. Таким образом, границу между памятью и другими психическими процессами следует проводить не по этой линии. Ее следует искать внутри процесса, различая и выделяя в нем «процесс-функцию» и «процесс-структуру» (т.е. некоторый «результативный» акт по отношению к предшествующему процессу). Если результат решаемой субъектом задачи в данный момент еще не входит в содержание его памяти и находится вне ее, то, значит, он не может быть получен средствами самой памяти. Добыть его (буквально — «промыслить») субъект может только средствами другого процесса. «Суверенность» этого другого, следовательно, не подлежит сомнению. Вместе с тем другое может существовать как процесс только при условии непрерывных переходов функции в структуру и структуры в функцию. Это означает, что всякий познавательный процесс непрерывно превращается в память и всякая память превращается во что-то другое. Где же следует искать момент превращения, отделяющий одно от другого?

По мнению Г. К. Середы, всякий психический процесс превращается в память в тот момент, когда он становится условием осуществления другого процесса (или следующего этапа того же процесса). То есть, превращаясь во «вторичный» продукт и приобретая способность осуществляться в плане «чистого» представления, он становится внутренней опорой для дальнейшего развития процесса. Другими словами, «элементом памяти» оказывается все, что, «удаляясь» от «вещественной» определенности психики, переходит «в сферу духовного как такового», т. е. становится представлением [200].

Можно сказать, что всякое содержание психики переходит в память в тот момент, когда оно перестает быть собственно «целевым» элементом познавательного процесса и приобретает служебную функцию по отношению к новому элементу, занимающему место цели.

Исследования Г. К. Середы показали, что необходимым и достаточным внешним психологическим условием такого превращения является наличие у субъекта в процессе осуществления им того или иного действия ориентации на предстоящее. Характер и особенности такой ориентации закономерно определяют соответствующие характеристики процессов памяти. Получается, что основным фактором, конституирующим человеческую память, служит не то, что было, а то, что будет. Можно сказать иначе: то, что было, закрепляется в памяти постольку, поскольку оно будет нужно, т. е. память определяет не прошлое, а «будущее». В противовес ретенциональной традиции эта линия анализа может быть определена как интенциональная [200].

Вся проблема состоит в том, чтобы в служении будущему увидеть единую дефинитивную функцию памяти, изначально предопределяющую ее начало и конец, а в отражении прошлого еще до его возникновения увидеть средство, все характеристики и самый механизм которого с самого начала предопределены тем, что будет нужно (в его субъективном отражении).

Любой момент деятельности запоминается только для осуществления последующего. Наличие в памяти «пассивного» латентного слоя этому утверждению не противоречит. Гипотеза «сплошной записи» опыта также не исключает, а предполагает его непрерывную организацию. Функционально запоминание не отделено от воспроизведения. В реальной деятельности эти процессы сопряжены, даже если феноменологически они разделены во времени. Они сопряжены и в самом сохранении, которое может быть понято как опыт, длящийся постольку, поскольку существует «для чего», и представляющий собой, следовательно, непрерывное воспроизведение «прошлого опыта», включенного в актуальные жизненные задачи.

Интенциональный подход Г. К. Середы по существу предполагает замену ряда ключевых понятий общей теории памяти их «антонимами», каких пока нет в нашем обиходе.

Единственная попытка такой замены одного из этих понятий была предпринята Ф. Бартлеттом, который употребил понятие «реконструкция» вместо «репродукция». Но до сих пор соотношение этих понятий (репродукция — реконструкция) не рассматривается как оппозиционное. «Мы все еще считаем (и сам Бартлетт тоже подавал к этому повод), что реконструкция — это некоторый привесок к репродукции (ее нюанс), означающий некоторые "потери" при воспроизведении. И как бы ни оправдывались эти потери, мы всегда тоскуем по несбыточной возможности безукоризненно точного сохранения "всего" нашего опыта» [200, с. 45].

Понятие «реконструкция» следовало бы рассматривать как заранее включенное в содержание всех остальных понятий, образующих общую теорию памяти и обозначающих ее процессы. При этом реконструкция должна пониматься как необходимо задаваемая предстоящими целями, связанная с ориентацией на будущее, и рассматриваться как функция, которую память не «вынуждена терпеть», а для которой она изначально предназначена.

В этой связи необходимо обозначить три существенные особенности, отличающие мнемическую переработку материала нашего опыта в процессе его «сохранения» от его мыслительной обработки:

1) память — это непрерывный процесс «самоорганизации» индивидуального опыта, никогда не прекращающийся в психике человека, подобно тому как никогда не прекращается процесс кровообращения и кислородный обмен в живом организме;

2) память — это бессознательный процесс, не поддающийся самонаблюдению непосредственно и открывающийся индивиду только через свои «продукты». Управлять процессами памяти можно только с помощью произвольных мыслительных действий;

3) в отличие от мышления память релевантна не целевым отношениям деятельности, а смысловым отношениям опыта, которые могут выражаться в интегративных «стратегических целях» или смысловых образованиях личности, задающих программу «самоорганизации» опыта [200].

Область действительного творчества памяти — это не познавательная сфера, а сфера формирования личности. При этом память, конечно, не «создает» личность своими средствами. Основа формирования личности — опыт как «совокупность взаимоотношений между человеком и объективным миром». Однако если бы продукты этого опыта «сохранялись» в человеке в таком же «элементном» и разобщенном виде, в каком они ему первично даны, они, в сущности, никак не могли бы в нем взаимодействовать. Объединяя эти элементы в некоторую субъективную целостность, память осуществляет психологическое творчество личности в буквальном смысле этого слова [200]. С этих позиций центральная функция памяти — приведение к единству — должна быть «реабилитирована» и в своей классической форме: восстановлении исходного. В этом процессе проявляются способы организации представлений (собственно мнемические операции), о которых можно судить по результатам различных форм воспроизведения. Однако эти способы не заложены в память «до опыта» (если в качестве памяти рассматривать ее природную основу). Чаще всего они представляют собой редукцию и перенос мыслительных операций на уровень «бессознательных умозаключений» памяти. Поэтому-то специальная организация «внешних» для памяти мыслительных процессов является наиболее прямым путем «проектирования» и процессов памяти. Так, постановка определенных стратегических задач (наиболее общих целей некоторого ряда предстоящих действий) достаточно жестко предписывает программу мнемического отбора, селекции и организации продуктов промежуточных действий. Таким образом, если объектом мышления являются некоторые «первичные» вещи, обработка которых управляется условиями данной познавательной задачи (т.е., прежде всего, целью настоящего момента), то объектом памяти являются вторичные («мнимые») вещи, обработка которых подчинена обобщенным смысловым задачам (т. е. «целям» более или менее отдаленного будущего).

Наибольшую власть над памятью имеют «верховные управляющие системы» (Н.А. Бернштейн [28]), «генерализованные мотива-ционные диспозиции» (C.D.Morgan, H.A.Murray [315]), определяющие личностные «векторы» поведения (Б.Ф.Ломов и др. [138]). Чем выше их уровень и чем больше их власть, тем более они неподвластны непосредственному произвольному контролю (А. Г. Асмолов [19]).

На вопрос о том, как изменяются сами «векторы», задающие стратегическую программу мнемической реконструкции опыта, нельзя ответить без учета того обстоятельства, что высшие и низшие уровни системы «дивергентны» и взаимозависимы и что «части, в свою очередь, несут в себе предопределение целого» (М.Ф.Веденов, В.И.Кремянский, О.Т.Шаталов [48]). Содержание следствия всегда имеет в себе сверх того, что оно получило от причины (Б. Г.Украинцев [229]). Осуществляемое посредством этой прибавки обратное влияние следствия на его причину обусловливает изменение самой причины. Таким образом, высший уровень за счет собственных «элементов» не только себя реализует, но и преобразует.

В свое время Н.А.Бернштейн отметил, что отдельное движение никогда не реагирует на деталь детально. Совершенно очевидно, что и память на любые подробности опыта должна «откликаться как целое». Это означает, что в каждый момент осуществления деятельности в нее включается весь «прошлый опыт». Другими словами, каждый элемент «нового» опыта всегда соотносится со всем «прошлым опытом». Это предполагает, что опыт должен одновременно выступать в форме какого-то интегративного целого, представляющего собой «изономию множественного и многоразличного» (А. А.Ухтомский [232, с. 239]), «координированное единство» всего, «что было накоплено за всю нашу жизнь» (П.К.Анохин [14, с. 44]). Непрерывное воспроизводство такого «психологического интеграла» как необходимого условия развивающейся жизни и деятельности и составляет основную функцию памяти, если ее рассматривать с операционно-содержательной стороны. Основой такого «интеграла» может быть некоторая иерар-хизированная система опыта, которая только и способна взаимодействовать с миром вне системы как целое. По мнению Г. К. Середы, память может быть определена как «психологический механизм (совокупность психических процессов) системной организации индивидуального опыта в качестве необходимого условия осуществления предстоящей деятельности» [200, с. 47]. Очевидно, что выделенная здесь функция действительно специфична и не может быть реализована ни одним другим психическим процессом, взятым в отдельности, в том числе и мышлением. Если обобщить существовавшие на конец XX в. представления о мне-мических процессах, то можно сказать, что память представляет собой многоуровневую, иерархическую, динамичную, открытую к образованию новых связей систему организации информации в целях осуществления предстоящей деятельности.

Итак, память — это система организации опыта, феноменологически описываемая процессами запоминания, сохранения, узнавания, забывания и воспроизведения. Данная система состоит из двух образований: средств запоминания, сохранения и воспроизведения и совокупности той информации, которой человек уже владеет. Средства организации индивидуального опыта представляют собой мнемические способности, которые находятся в непрерывном взаимодействии с системой накопленной человеком информации. Память как системное взаимодействие мнемических способностей человека, его знаний, опыта, переживаний и т.д. обладает следующими основными свойствами:

многоуровневостью;

динамичностью;

развиваемостью;

иерархичностью;

открытостью по отношению к образованию новых связей.

Р. Аткинсон одним из первых понял, что исследование памяти как системы позволяет не только ввести язык, полезный для дальнейшего анализа памяти, но и описывать с его помощью и восприятие, и сложную когнитивную деятельность. И то и другое требует для своего осуществления отображения, сохранения, извлечения информации, что позволяет анализировать эти процессы с помощью одних и тех же понятий.

Р. Аткинсон, анализируя компоненты системы памяти, приближается к пониманию специфики именно человеческой памяти. Информация в хранилищах памяти представлена в виде перцептивных кодов, характеризующихся набором первичных признаков. Перцептивные коды сами по себе не содержат информации о значении и смысле кодируемых стимулов и событий, а являются неким упорядоченным набором признаков, достаточным для представления события или стимула в л-мерном пространстве. Следующим видом представления информации в системе памяти являются концептуальные коды. Эта вторичная форма представления информации рассматривается Р.Аткинсоном в виде упорядоченного набора признаков, определяющих локализацию стимула в п -мерном пространстве; измерениями этого набора является совокупность первичных концептуальных характеристик. Концептуальные коды имеют постоянное представительство в функциональной структуре долговременной памяти, которая называется концептуальным хранилищем. Каждый концептуальный код вместе с множеством связанных с ним перцептивных кодов образует узловые структуры концептуального хранилища. Перцептивные и концептуальные коды являются основными элементами другой функциональной структуры долговременной памяти. Информация о событиях и ситуациях кодируется в данном хранилище путем объединения кодов или их частей, соответствующих наборам стимулов, поступающих в систему памяти из внешней среды. Это хранилище также рассматривается Р.Аткинсоном в виде «"-мерного пространства, измерениями которого являются характеристики перцептивных и концептуальных кодов, а также характеристики, описывающие соотношение их концептуальных кодов (например, «превосходство», «подчинение», «принадлежность»).

Приведенная дифференциация компонентов системы памяти позволяет рассматривать память как многоуровневую, динамичную, развивающуюся, открытую по отношению к образованию новых связей систему, ибо предполагает обработку информации на различных уровнях сложности. Проблема структуры памяти представляет, по существу, проблему структуры интеллекта. Как бы по-разному мы ни подходили к определению интеллекта, его строение обусловлено наличием различных уровней обработки информации. В этом смысле все известные модели памяти могут быть дополнены иными уровнями обработки информации, например различными уровнями перцептивного кодирования: сенсорными и перцептивными эталонами, оперативными единицами восприятия, оперативными образами, образами-манипуляторами и др.

Критерии дифференциации уровней обработки информации в процессе ее запоминания и воспроизведения будут определяться характером тех связей, в которые «вступает» вновь поступающая информация. В последние годы многие исследователи восприятия и кратковременной памяти пришли к выводу, что необходимо отказаться от трактовки данных процессов как полносвязных систем. Этот вопрос является достаточно принципиальным, он тесно связан с выяснением того, какими должны быть модели когнитивных процессов: хронологическими и иерархическими или пространственными и гетерархическими. Многочисленные исследования восприятия и кратковременной памяти, выполненные на различном материале, в том числе и исследования процессов чтения, приводят к заключению о недостаточности хронологических и иерархических моделей [81].

В большинстве работ по памяти пишется об иерархии, видимо, по привычной, идущей от информационного подхода, инерции. Модель Р.Аткинсона является одной из первых пространственных и гетерархических моделей, хотя он и не пользуется этими терминами. Разумеется, развитие гетерархических моделей заставит вернуться и к определению временных этапов переработки информации и более детально исследовать процессы управления в такой системе памяти. В этой связи со всей очевидностью встает проблема исследования мнемических способностей, которая по степени изученности явно уступает мнемическим структурам. Ю.М.Забродин, В.П.Зинченко, Б.Ф.Ломов, анализируя достоинства и недостатки модели Р. Аткинсона, заметили: «При создании будущей общей теории памяти в ней должны быть в равной мере представлены и мнемические операции (или действия), и мнемические структуры (память). При этом следует обязательно учесть не только специальные мнемические операции, обеспечивающие произвольное запоминание, но также и действия, обеспечивающие непроизвольное запоминание» [81, с. 19]. Если рассматривать память как систему организации индивидуального опыта, то средствами упорядочения будут мнемические способности. Именно они должны обеспечивать функционирование памяти как многоуровневой, динамичной, развивающейся и развиваемой, чаще иерархической, открытой по отношению к образованию новых связей системы организации индивидуального опыта, которую можно рассматривать как функцию, как процесс, как структуру, как подструктуру интеллекта и как подсистему личности.

Наиболее традиционно память рассматривается как функция и как процесс. Память как психическая функция исследуется как некоторая психическая реальность, позволяющая продуцировать мнемический результат. В этом случае анализируется результативная сторона памяти — ее эффективность. Показателями эффективности памяти являются производительность, качество и надежность мнемической деятельности. Производительность — это количество запомненного и воспроизведенного материала (объем памяти), скорость запоминания и воспроизведения; качество — это точность запоминания и воспроизведения; надежность — это прочность памяти, вероятность быстрого и точного запоминания и такого же воспроизведения. Результативная сторона памяти есть следствие ее процессуальной стороны.

Память как психический процесс характеризуется мнемиче-скими действиями и мнемическими операциями, этапами запоминания и воспроизведения и т.д. и может быть описана пятью основными мнемическими процессами: запоминанием, сохранением, забыванием, узнаванием и воспроизведением. Запоминание — процессы организации (кодирования, удержания, «присвоения») вновь поступающей информации. Внутри процессов запоминания выделяют собственно запоминание и процессы запе-чатления как непосредственного запоминания, т.е. стремления удержать информацию без каких-либо средств. Сохранение — процессы активного или пассивного (произвольного и непроизвольного) преобразования (трансформации) запомненной информации. Забывание — процесс, обратный сохранению, характеризующийся уменьшением возможности воспроизвести или узнать запомненный материал. Воспроизведение — процесс восстановления (реконструкции) ранее запомненного материала. Внутри процессов воспроизведения выделяют процессы припоминания и процессы воспоминания. Припоминание позволяет произвольно извлечь из долговременной памяти образы прошлого, а воспоминание — непроизвольно извлечь из долговременной памяти образы прошлого. Узнавание — это процесс идентификации (опознания) объектов или явлений как ранее известных в момент непосредственного контакта с ними.

Как видим, определение сущности мнемических процессов представляет непреодолимую трудность.

В самом деле, как найти адекватную пару-антитезу к понятию «сохранение»? Ведь это должен быть антоним, но обозначающий не «забывание», а постоянно изменяющееся «удержание». Для обозначения этого «сохранения изменения», как и для «запоминания— забывания», у нас действительно нет никаких средств, «нет слов для выражения», как сказал Г. К. Середа [200]. Более того, понятие «сохранение» является ненаучным по существу, оно всегда нас будет путать. При всей своей даже специально оговариваемой метафоричности понятие «хранилище», часто употребляемое без кавычек, закрепляет в науке ту самую ложножитейскую ориентацию, которую невозможно истребить никакими оговорками о том, что хранилище — это не склад.

Проблема «сохранения» принадлежит к числу наиболее фундаментальных и вместе с тем самых загадочных проблем психологии памяти. В сущности, изучением психологического механизма сохранения никто не занимается. В науке не существует не только теорий, но и даже правдоподобных гипотез о его психологической природе. Интенциональный подход предлагает одну из таких гипотез, открывающую возможность даже экспериментальной ее верификации, однако он предполагает при этом упомянутую «метаморфозу» самого понятия, требующую, по существу, замены и самого его словесного обозначения. Г. К. Середа считает, что в идеальном случае пары понятий не нужны вообще (как, например, репродукция — реконструкция) — оппозиция должна содержаться внутри одного понятия, выражая динамику подразумеваемых противоположностей [200]. Если процесс — это изменение, то процесс сохранения — это изменение сохранения, значит, сохранение есть несохранение и т.д. Сохранение есть, таким образом, актуализация, непрерывная подготовка опыта к постоянно обновляющимся условиям функционирования, это актуальный модус прошлого опыта, заданный его ориентацией на будущее.

Если непрерывное обновление самого хранящегося опытна есть некоторая его переработка, то в какой мере она операционально отличается от переработки материала при запоминании и при воспроизведении? В любом случае, речь идет о памяти как подструктуре интеллекта как системного взаимодействия познавательных способностей и всего индивидуального опыта субъекта, который может проявиться и при формировании субъективного образа, и при его трансформации, и при его объективации.

Исследование проблемы интегральных структур понятийного мышления, принадлежащее М. А. Холодной, наглядно демонстрирует глубинные связи мнемических процессов и понятийного мышления. Трактовка понятийного мышления как высшего уровня интеллектуальной деятельности, по мнению М. А. Холодной, приводит к анализу данного психического процесса как интегрального эффекта познавательного развития субъекта [243]. Соответственно в этой форме познавательной деятельности в «снятом» виде должны быть представлены все «нижележащие» (по онтогенетическому возрасту и степени сложности своей организации) когнитивные активности.

Процесс функционирования концептуальной структуры предполагает включение таких видов когнитивных активностей, как: процессы вербализации семантики концепта; процессы словесно-образного перевода; процессы активизации чувственно-эмоциональных включений; операционально-логические процессы; мнемическая активность концепта; аттенционные характеристики работы концепта. Мнемическая активность концепта может быть описана несколькими показателями (объем связей данного концепта с системой знаний и опыта субъекта; степень сложности его мнемических связей). По всей вероятности, особенности «мнестических» связей концепта характеризуют моменты его функционирования, определяя операционально-динамические аспекты соответствующего понятия.

Результаты исследования, проведенного М. А. Холодной [243], показали, что важное место в когнитивном составе акта понятийного отражения, судя по количеству и величине полученных коэффициентов корреляции, занимают процессы, обеспечивающие такую характеристику концепта, как разноуровневость. Разноуровневость (как мера понимания) может быть описана количественно — с точки зрения числа актуализирующихся в условиях работы концепта разнообобщенных семантических уровней и качественно—с точки зрения их продуктивности. Количественная характеристика разноуровневости значимо коррелирует с количеством свободных словесных ассоциаций (г = 0,403, уровень значимости равен 0,01) и показывает чрезвычайно тесные связи со всеми показателями мнемической активности концепта (г = 0,601; 0,642; 0,438 при уровнях значимости соответственно 0,001, 0,001, 0,01). Следовательно, семантическая активность концепта действительно выступает в качестве фона, на котором «проториваются» траектории отношений общности различных признаков и характеристики которого оказывают влияние на особенности их «горизонтальной» и «вертикальной» развертки в психическом пространстве концепта. С позиции психологии памяти это означает, что, во-первых, память — это, действительно, многоуровневая и разноуровневая система, а во-вторых, это не просто система информации, а система опыта данной личности, т. е. система знаний, переживаний, образов и т.д., организованных личностью. В-третьих, учитывая сущность показателей мнемической активности концепта, выделенных М. А. Холодной, можно предположить, что степень сложности (развитости) памяти субъекта коррелирует со степенью сложности (развитости) его интеллекта. Другими словами, память и интеллект функционируют как «вложенные друг в друга» открытые системы.

Вся история экспериментальной психологии памяти доказывает существование связи между мнемическими процессами и личностными образованиями, которые по отношению к запоминанию и воспроизведению выполняют регулирующую функцию. Определяя память как организацию индивидуального опыта для предстоящей деятельности, мы подчеркиваем личностно-образую-щую функцию памяти по отношению к субъекту деятельности. Память является подсистемой личности, ибо характеризует содержание ее внутреннего мира. Содержание внутреннего мира личности, его картина, или образ, мира (А.Н.Леонтьев и др.), репрезентация информации в памяти (И.Хофман и др.) проявляются в соответствии с эффективностью и уровнем развития мнемических способностей человека. Единство этих образований и составляет память (см. рис. 1).

Рис. 1. Память как система мнемических способностей

и хранящейся у человека информации

Мнемические способности — средства организации индивидуального опыта — будем понимать как свойства функциональных систем мозга, позволяющие кодировать и декодировать информацию в целях ее запоминания, сохранения и воспроизведения. Эти свойства имеют индивидуальную меру выраженности, проявляющуюся в успешности и качественном своеобразии выполнения деятельности.

Дата добавления: 2015-07-18