Проблема строения памяти

Как показало предшествующее изложение, исследование механизмов мнемических процессов привело к возможностям объяснения структуры памяти. Сегодняшняя психология памяти владеет двумя сильными методологическими подходами к пониманию ее организации: память как деятельность и память как система. Понимание памяти как деятельности или как следствия деятельности содержит возможности анализа противоречивых тенденций мнемических процессов, которые нельзя понять, если искать связи памяти и запоминаемого материала механистически, в зависимости от его характера и степени структурированности.

Оказалось, что противоречивые результаты, исключения из якобы найденных правил, «странности» нашей памяти детерминированы деятельностью, ее целями, а следовательно, особенностями личности. В этой связи становится понятным, почему не существует «случайного» мнемического результата. Его не может быть в принципе, ибо запоминающий или воспроизводящий, не-узнающий или забывчивый испытуемый — это в любой момент деятельности или жизнедеятельности сложнейшее переплетение смыслов, установок, опасений, защит, напряжений и т.д. В ряде случаев эти тенденции проявляются независимо или относительно независимо от сознания, на субъектном уровне, в других ситуациях мнемический результат представляет собой следствие смыс-лообразующей активности личности, которая может быть направлена отнюдь не на желаемый для экспериментатора результат.

Понимание памяти как деятельности, таким образом, дает основания проанализировать компоненты мнемического процесса и связи между ними, исходя из приоритета целей и задач испытуемого. Следовательно, компонентный состав деятельности мультиплицируется в структуру мнемической функции, и цель, как системообразующий фактор активности личности, определяет динамику, характер и «случайности» процесса запоминания и воспроизведения.

Этот подход перспективен, но не реализован. Многочисленные работы, в частности отечественной психологии, только обозначили компонентный состав деятельностного происхождения памяти. Как подчеркивается в ряде работ (П.Жане, Л.С.Выготский, А.Р.Лурия, А. Н.Леонтьев, П.И.Зинченко, А.А.Смирнов, С. П. Бочарова и др.), память неотделима от деятельности человека и именно деятельность, взаимоотношения человека с его природным и социальным окружением определяют характер возникающих мнемических структур. П. И. Зинченко особо отмечал, что помимо содержания непроизвольное «запоминание разных объектов зависит не от различий между ними, а от различий в содержании действий испытуемых с ними (курсив мой. — Л. Ч.). Образование ассоциативных связей происходит на основе ориентировки в экспериментальной ситуации. В соответствии с содержанием действия ориентировка на одни раздражители приводила затем к образованию и закреплению связей; при ориентировке на другие раздражители образуемые связи тормозились. Связи образовывались на раздражители, входящие в результат действия; на раздражители, входящие в условия данного действия; на раздражители, вызывающие ориентировку своей новизной» [93, с. 226].

Роль содержания действия еще более очевидна для произвольной памяти как результата специфической мнемической деятельности (А. А. Смирнов и др.).

Согласно разрабатываемой в отечественной психологии точке зрения, деятельность человека представляет собой иерархизован-ную структуру действий, направляемую высшим уровнем — уровнем цели (Н.А. Бернштейн, Б.Ф.Ломов, В.Д.Шадриков). Конкретные условия осуществления действия обусловливают различные динамические взаимоотношения между уровнями действия и качественные различия регулирующих их психологических механизмов. С этой точки зрения появляются возможности проанализировать память как уровневую, формирующуюся в деятельности структуру.

М. С. Роговин, развивая структурно-уровневый подход, считает, что в данном случае память можно рассматривать «в разных аспектах, формах объективации, ипостасях» [186, с. 166]. Исходной ипостасью он называет структуры надындивидуальные — физические, биологические, социальные; собственно психические структуры определяются ими, но не сводятся к ним одним. Роль собственно структурных факторов для памяти была установлена строго экспериментально Д. Миллером, показавшим наличие лучшего воспроизведения для избыточного, но структурированного материала по сравнению с неструктурированным [153]. Как известно, У. Р. Гарнер сделал на этом основании вывод о том, что качество усвоения и запоминания серийного материала определяется не столько особенностями каждого его отдельного элемента, сколько его структурой [237]; эта мысль нашла подтверждение в уже упоминавшихся выше экспериментах (1.2) на материале как впервые примененных Н.Ахом «искусственных понятий», так и запоминания слогов и другом материале [ 186].

Вторая ипостась (форма объективации) памяти, по М. С. Роговину, — это сама деятельность, через которую осуществляется влияние надындивидуальных структур. Данная ипостась есть результат процесса научения в самом широком значении этого термина. Благодаря конкретным формам деятельности надындивидуальные структуры выступают по отношению к индивидуально-психологическому в качестве структурирующих факторов.

Третьей формой объективации является динамическая структура лежащих в основе этого научения нейрофизиологических процессов.

Четвертая ипостась — субъективная структура, которая есть отражение в сознании объективных структур реальности, но отражение, опосредованное конкретными формами человеческой деятельности и осознания реальности, зависящими от уровня общественно-исторического развития [186].

Структурно-уровневый подход к памяти М. С. Роговина появился, видимо, как необходимость показать, что обычно противопоставляемые друг другу структурный и генетический, ассоциативный и структурный подходы при анализе проблем памяти не только не находятся в антагонистических отношениях, но и органически дополняют друг друга. Следует отметить, что структурно-уровневый подход представляет собой в значительной мере формальную объяснительную схему и, следовательно, может включать в себя несколько различающихся по своему психологическому существу теорий. Кроме того, выделение собственно структурно-уровневой теории из предваряющих ее и близких к ней уровневых и структурных представлений оказывается делом довольно трудным и искусственным, ибо, с одной стороны, существует большое количество разнообразных психологических исследований и теоретических концепций, а с другой — имеет место явный методологический кризис психологии в целом и психологии памяти в частности.

В этой связи неудивительна популярность системного подхода при объяснении многофакторной изменчивой природы памяти, ибо системный подход позволяет исследовать сущность памяти с точки зрения ее сложных, иногда противоречивых, свойств: открытости, иерархичности (гетерархичности), многоуровневости, динамичности. Вместе с тем экспериментальная психология убедительно свидетельствует о том, что человеческая память представляет собой определенную структуру, складывающуюся в течение всей жизни индивида. Эта структура, стабилизирующая личность, проявляется уже на уровне отдельных ассоциаций, умножение и объединение которых почти всегда представляет собой систему. С этой точки зрения, между собственно ассоцианистским (аналитическим) и структуралистическим (синтетическим) подходами фактически нет противоречия. Как мы видели (1.2), системный подход тех ученых, которые подчеркивают роль социальных факторов функционирования памяти, не носил специфического характера противопоставления его тезису о фундаментальной роли ассоциаций. Распространение и укрепление структурной концепции естественно происходят в процессе накопления данных о происхождении памяти и находят свое выражение в работах о соотношении ее отдельных компонентов.

В настоящее время основные исследования в области строения памяти ведутся в рамках когнитивно-информационного подхода. Предвестником современных теорий двойственной памяти стало введенное У.Джеймсом различие между первичной и вторичной памятью. Модель Во и Нормана (Waugh and Norman, 1965) явилась первой современной поведенческой моделью, послужившей отправной точкой для последующих исследований [211]. В то же время Аткинсон и Шифрин (Atkinson and Shiffrin, 1968) разработали новую систему памяти, имеющей фиксированную структуру и меняющиеся процессы управления [20, 211]. Модель Актинсона и Шифрина предусматривает три хранилища информации: сенсорный регистр, кратковременное хранилище и долговременное хранилище. В соответствии с этой моделью входной стимул непосредственно регистрируется в соответствующей сенсорной модальности и либо теряется, либо передается дальше в обработку. Термином «память», как известно, они обозначали данные, подлежащие сохранению, и термином «хранилище» — структурный элемент, в котором эти данные хранятся. Эта модель обусловила многочисленные исследования зрительных регистров (Neisser, 1967; Sperling, 1960; Averbach, Sperling, 1961), слуховых регистров (Moray, 1965; Darwin, 1972; Grossman, 1958; Growder, Morton, 1969; Murdock, Walker, 1969; Kahneman, 1973; и др.) [21, 326], проблем распознавания образа (проблем сопоставления входящей информации с хранящейся в долговременной памяти) (Posner, Keele, 1968; Franks, Bransford, 1971; Neiser, 1964; Smith, Spoehr, 1974; Klatzky R., 1977; и др.) [211, 20], проблем переработки информации в кратковременной памяти (Landauer, 1962; Conrad, 1963; Sperling, 1960; Wickelgren, 1966; Weber, Castleman, 1970; и др.) [105, 211], переработки информации в долговременном хранилище (Brown, Mcheill, 1966; Anderson, Bower, 1973; Quillian, 1969; Rumelhart, 1972 и др.) [211, 248] и другие исследования мнемиче-ских процессов. Огромное количество работ в рамках когнитивной психологии вызвано тем, что, с одной стороны, эти модели отражают процессы памяти в самом общем виде, без жестких требований соответствия психофизиологическим или нейронным процессам, а с другой, имеются обширные доказательства двух хранилищ памяти в физиологических, клинических и поведенческих исследованиях [186]. По всей вероятности, эти эксперименты продемонстрировали (доказали) скорее процессуальные закономерности памяти, нежели структурные. Можно предположить, что именно это обстоятельство повлекло за собой критику модели Аткинсона и Шифрина (Tulving, Madigan, 1970; и др.) и появление теории уровневой обработки Крэйка и Локхарта [291].

Эта концепция успешно опробована на различном стимульном материале (Bower, Karlin, 1974; Strnad, Mueller, 1977; D'Agostino, O.Neill, Paivio, 1977; Klein, Saltz, 1976; Schulman, 1974) [211].

В контексте нашего подхода о существовании разноуровневых психических закономерностей особого внимания заслуживает работа Роджерса, Куипера и Киркера (Rogers, Kuiper, Kirker, 1977), показавшая, что «отнесение к себе — это мощная методологическая переменная» [211, с. 165]. Используя методику, сходную с методикой Крэйка и Тульвинга (1975), они составили для испытуемых четыре вопроса, каждый из которых содержал 40 прилагательных; вопросы различались по глубине обработки информации, или смысловой насыщенности. Один из четырех вопросов относился к структурным, другой — к фонематическим, третий — к семантическим характеристикам, а четвертый касался самого испытуемого. Как и в работе Крэйка и Тульвинга, здесь предполагалось, что слова, глубже кодированные в процессе их оценки, должны воспроизводиться лучше, чем слова, кодированные поверхностно. После того как испытуемые провели оценку слов, их просили в свободном порядке воспроизвести как можно больше слов из тех, что они оценивали. Хуже всего воспроизводились слова, характеризованные по структурному признаку; воспроизведение улучшалось в сторону слов, характеризованных фонематически и семантически. Слова, отнесенные испытуемыми к себе, воспроизводились лучше всего. Безусловно, оценка относительно себя — это мощная система кодирования (Bellezza, 1984; Bower, Gilligan, 1979; Ganellen, Carver, 1985; Kihlstrom, Cantor, 1984; McCaul, Maki, 1984) [211]. Интерпретация эффекта отнесения к себе основывалась на том, что если человек оценивает что-либо по отношению к себе, то возникает возможность оставить в памяти очень отчетливый след, поскольку знание «себя» — это очень хорошо разработанная структура. Такая интерпретация подверглась критике со стороны Клейна и Кильстрома (Klein, Kihlstrom, 1986), которые показали, что если вопросы с отнесением к себе и семантической оценкой уравнять по степени их организации, то эффект отнесения к себе пропадает. В эксперименте Клейна и Кильстрома организация стимулировалась путем выбора целевых слов с общими свойствами; например, использовались названия частей тела, которые могут ассоциироваться с личным нездоровьем или травмой, и названия частей тела, которые не вызывают таких ассоциаций. По их мнению, за то, что раньше приписывалось эффекту отнесения к себе, несет ответственность степень организации, свойственная данной задаче. На наш взгляд, этот вопрос далеко не решен и субъективно-личностные влияния на мнемический результат очевидны.

Модели на базе информационного подхода и модели уровне-вой обработки различаются своим отношением к роли структуры и процесса и к природе повторения. В информационном подходе подчеркивается роль структуры и механического повторения, тогда как в теории уровневой обработки акцентируется внимание на процессах и осмысленном повторении. Но, как бы там ни было, эти работы вторичны по отношению к исследованиям П. И. Зин-ченко и А. А. Смирнова.

Модели уровневой обработки и информационного подхода привели исследователей к заключению, что память по своему строению представляет мультисистему, состоящую из систем и законов. Тульвинг, в частности, предлагает деление памяти на процедурную, семантическую и эпизодическую [211]. Эпизодическая память хранит информацию о датированных во времени эпизодах или событиях. Семантическая память — это умственный тезаурус, который организует знания человека. Семантическая память, по Туль-вингу, регистрирует не воспринимаемые свойства входных сигналов, а их когнитивные референты. Процедурная, низшая форма памяти сохраняет связи между стимулами и реакциями. Ее можно сравнить с тем, что называют ассоциативной памятью. В сущности Тульвинг сформулировал проблему репрезентации информации в памяти человека.

Как было показано, наиболее популярна в настоящее время гипотеза об иерархической организации функциональной структуры семантической памяти. Это представление легло в основу работы И.Хофмана, который, наряду с иерархически организованными структурами внутрипонятийных признаков, рассматривает некоторые формы межпонятийных связей, играющих существенную роль в процессах речевого общения и дискурсивного мышления. В результате детального анализа процессов сенсорной, перцептивной и концептуальной организации информации И.Хофман выделяет в рамках семантических иерархий два класса понятийных репрезентаций. К первому из этих классов относятся понятия, признаки которых соответствуют наглядно-образным характеристикам объектов. Наиболее абстрактные из числа этих, так называемых «сенсорных понятий» и называются автором первичными, в силу того что именно они первыми формируются в ходе онтогенетического развития семантической памяти, а также определяют развертывание и ход микрогенеза осмысленного узнавания. Класс категориальных понятий — второй класс — составляют понятия, признаки которых связаны с отражением функциональных связей между предметами [248]. Актуальное восприятие, согласно И.Хофману, предполагает первоначально сопоставление сенсорной информации с хранящимися в памяти признаками соответствующего первичного понятия. После сравнения по наглядным признакам продукт этой идентификации соотносится с репродуцируемой из памяти системой функциональных межобъектных связей. Сенсорные понятия, выделенные в исследовании И.Хофмана, чрезвычайно похожи, по мнению Б. М. Величковского и Н. К. Корсаковой, на некоторые виды предпонятий, которые были применительно к онтогенетическому развитию познавательных процессов описаны еще в работах Л.С.Выготского [63]. На этом уровне концептуального развития слово оказывается лишь одним из множества конкретных признаков объекта. Благодаря работам И.Хофмана, а также исследованиям Э. Рош доказано существование аналогичных концептуальных структур в памяти взрослого человека [323, 324].

Следует отметить, что основные положения концепции И.Хофмана находят подтверждение при анализе ряда феноменов нейро-психологических нарушений памяти и восприятия. Так, например, в работах А. Р. Лурия описаны разновидности агнозий, которые могут рассматриваться как нарушения осмысленного узнавания на уровне, соответствующем, по классификации И. Хофмана, либо сенсорным, либо категориальным понятиям. Проведенные специальные исследования (Ж.М.Глозман, И.Хофман, Т.Ю.Ас-коченская [63]), направленные на клинико-экспериментальную проверку этой концепции, позволили подтвердить одно из центральных ее положений: деление понятий на первичные и непервичные. При этом оказалось, что процессы вычленения признаков первичных понятий страдают при поражениях правого, а непервичных сенсорных понятий — при поражениях левого полушария. Таким образом, доказана связь неаналитических стратегий познавательной обработки, обеспечивающих предметное отнесение первичных понятий со структурами правого полушария, специализирующегося преимущественно на невербальных процессах.

К настоящему времени в литературе описаны четыре модели семантической организации памяти: кластерная, групповая, сетевая и модель сравнительных семантических признаков. Согласно кластерной модели, понятия, представленные в памяти в виде слов, хранятся систематизированно — в виде кластеров, или скоплении сходных элементов (Боусфилд, Бауэр). Групповые модели имеют общую черту с кластерной моделью: они тоже предполагают, что понятия (слова) представлены в памяти в виде групп, которые объединены не только по категориям, но и по признакам (Мей-ер). Модель сравнительных семантических признаков близка групповой модели, но имеет одно весьма важное отличие — в ней постулируются два типа признаков, хранимых в семантической памяти: определяющие признаки — те, что образуют существенные аспекты значения слова, без которых слово не может быть отнесено к данной категории, и характерные признаки — те, что свойственны элементу, но не существенны для отнесения его к данной категории (Смит, Рош). В сетевых моделях слова-признаки, хранимые в семантической памяти, объединены связями или пропозициями в сложную сеть (Линдсей, Норман, Румель, Харт) [132, 211, 248, 323, 324].

Вышесказанное позволяет увидеть, что проблема репрезентации информации в памяти человека в нашем контексте распадается на несколько взаимосвязанных и относительно независимых исследовательских проблем:

как организована информация в памяти человека;

каким образом эта организация функционирует;

каким образом организация информации (ее признаки, условия функционирования, детерминанты) влияет на результативность мнемических процессов; каковы взаимосвязи увиденного и запомненного и характера репрезентации информации в памяти человека и др.

При этом, как правило, термином «репрезентация информации в памяти человека» обозначают одновременно три проблемы: во-первых, то, как структурированы (упорядочены) знания, представления, домыслы и т.д. человека (содержание внутреннего мира личности, картина мира, по А. Н.Леонтьеву); во-вторых, как происходит процесс представления (репрезентации) вновь поступающей информации, для того чтобы ее запомнить и воспроизвести; в-третьих, каковы закономерности взаимоотношений имеющейся и вновь поступающей информации.

Анализ работ в рамках гештальтпсихологии, ассоцианистской психологии, когнитивной психологии, деятельностного подхода, исследований патопсихологии памяти позволяет констатировать, что само понятие «структура» памяти в современной психологии трактуется неоднозначно. В работах ассоцианистского подхода структура памяти понималась через структурированность (различного рода упорядоченность) запоминаемого материала.

По мере усложнения вскрываемых закономерностей проблема строения памяти превратилась в проблему организации ментальных операций субъекта мнемической деятельности. Когда вопрос о противоречивой сложности процесса запоминания стал очевиден, то проблема структуры памяти трансформировалась в две относительно самостоятельные проблемы — проблему строения средств запоминания и воспроизведения (мнемических способностей) и проблему репрезентации информации в памяти человека. Даже предварительный анализ и того и другого аспекта строения памяти позволяет предполагать, что проблема структуры памяти отчетливо высветила методологический кризис нашей науки. С одной стороны, решение проблемы строения памяти уже давно затрагивает проблемы понимания и структуры интеллекта, проблему закономерных личностных проявлений на уровне познавательных процессов, психологию познания на уровне личности, субъекта деятельности и индивида. А с другой, со всей очевидностью можно констатировать, что сущность мнемических процессов при столь «расширенном» понимании структуры памяти не проясняется, а растворяется в других психических и психологических образованиях. Создается впечатление, что структура памяти личности — явление изменчивое и основные параметры этой структуры задают личностные характеристики, личностные особенности, цели или личностные смыслы.

Дата добавления: 2015-07-18