Студент». Начало

Доводы отца меня убедили. И, пожалуй, в большей мере не логикой и постановкой вопроса, а тем, что со мной советуются, как со взрослым, тое есть мне доверяют по-взрослому. На другой день я узнал, что в Челябинске семь техникумов, из них только в двух близкие специальности. И я выбрал строительный, год назад переведённый из Верхней Салды Свердловской области. В этот техникум, на вновь открытое отделение «электрооборудование промышленных предприятий» я и подал свои документы. Было это, кажется, 1-го августа 1943 года. Как отличник, я был принят в техникум без вступительных экзаменов. По этой же причине мне сразу была назначена повышенная на 25% стипендия. А это значит, что вместо 150 рублей в месяц, я буду получать 187 руб. 50 коп. 3-го я получил уведомление о том, что мне надлежит явиться в техникум 5-го августа для поездки на сельхозработы. Так началось обретение ещё одной разновидности опыта жизни: жить (хотя и не очень долго) вдали от дома, среди чужих людей, где все заботы о себе были лишь моим уделом. Мама уложила мне в мешок вторую рубашку, смену белья, вторые носки, снабдила меня нитками и иголкой, дала кусочек мыла. Дала несколько наставлений на разные случаи жизни. На дорогу дала немного еды. В ожидании поезда наша группа, 15 мальчишек и девчонок, поздним вечером 5 августа 1943 года сидела на привокзальной площади ст. Челябинск напротив старого двухэтажного вокзала, в который на моих глазах было перестроено в 1935 году первоначальное одноэтажное кирпичное здание, возведённое при прокладке транссибирской магистрали в конце Х1Х века. Поневоле слушали музыку - она постоянно неслась из радиодинамиков в перерывах между сводками «От советского информбюро» и другими передачами. Около полуночи по московскому времени (около двух часов ночи по челябинскому), в последних известиях мы услышали первый приказ Верховного Главнокомандующего Сталина о производстве артиллерийского салюта по случаю одержанной победы. Мы впервые прослушали по радио 12 залпов из 124 орудий, в честь взятия Белгорода, не осознавая ещё всей исторической значимости происходящего. Это было начало конца фашистской Германии, Орловско-курская битва, после которой наши войска начали неудержимое движение на запад. И гимн Советского Союза композитора Александрова, прозвучавший тогда, остался навсегда в моей памяти, как гимн величия и могущества моей Родины. И как же я, вместе с людьми, близкими мне по возрасту (а он близок к возрасту многих фронтовиков), был рад тому, что именно эту мелодию удалось отстоять, когда ревнители ельцинской «демократии» чуть было не заменили её чем-то сотворённым «примадонной» или ещё какими-то неуспешными претендентами на Главную Мелодию государства. Для всех нас современная, сохранённая благодаря единому порыву огромного количества подлинных патриотов мелодия Гимна России – мелодия победных военных салютов, мелодия послевоенного возрождения, мелодия расцвета могущества страны, мелодия великой Родины.

Доехав по железной дороге до ст. Шумиха (124 км от Челябинска), мы потом ещё ехали 30 км на грузовике до совхоза «Строитель».

Там нас разместили в стандартном передвижном вагончике строителей с двухъярусными нарами. Девочкам отвели места в дальнем конце вагончика, подальше от двери. В этом же вагончике разместилась руководительница нашей рабочей бригады, учитель химии Щурина Александра Георгиевна. Мы тут же набили себе соломой выданные нам наволочки для матрацев и подушек. К нам зашёл директор совхоза. Фамилию не помню. Говорили, что он немец, по-видимому, из расформированной в начале войны республики немцев Поволжья, имеет орден Ленина. Он посмотрел, как мы устроились, остался доволен. Передал нас бригадиру, который объяснил, что мы будем убирать огурцы и помидоры с восьми до пяти. А ещё он сказал, что суточная норма хлеба будет такая же, как и в городе, 500 г в сутки, кроме того, в обед, нам будут выдавать по тарелке супа. Это «котловое довольствие» мы получали из одного котла с рабочими совхоза, которые неподалёку возводили какое-то сооружение.

- Но, - добавил он строго, - ничего с поля приносить нельзя. Это – хищение социалистической собственности!

Мы уже хорошо понимали к тому времени, что это такое, поэтому вопросов не задавали. Вскоре нас накормили довольно густым овощным супом, в котором даже просматривалиcь признаки мяса. Потом мы полдня, до вечера, проработали в поле, где могли вволю поесть и помидоров, и огурцов, но…Никто из нас не привёз с собой соли. А потому есть такие желанные (и так недоступные по цене в городе) огурцы и помидоры не очень-то хотелось. В одной группе со мной оказался Женя Фоминых, с которым мы учились раньше во втором классе. И мы с ним додумались, как усилить рацион нашего питания. В небольшом посёлке, рядом с которым располагался полевой стан, где мы разместились и нам готовили пищу, у одной их жительниц была корова. И мы заключили с ней небольшую коммерческую сделку. (Лишь через полвека я узнал, что подобная сделка называется «бартер».) Каждые пять дней мы отдавали ей одну суточную пайку, т.е. полкилограмма хлеба, за что брали ежедневно по литру молока. Таким образом, каждый из нас ежедневно, взамен отданных 50 граммов хлеба, получал по пол-литра молока. Современному человеку, живущему в условиях продовольственного изобилия и возможности очень широкого (хватило бы денег!) выбора практически любого продукта со всевозможными оттенками его свойств (вкус, цвет, запах, изготовитель и т.п.) трудно понять, например, а зачем женщине эти пятьсот граммов? Да потому, что в сельской местности в войну выделялось по 3 кг муки на человека на месяц. И всё. Поэтому жили они только на овощах. А для увеличения объёма выпечки обязательно нужно было что-то подмешать. А здесь – приличный готовый печёный хлеб (пусть, хоть кусочек), маленьким детям небольшая, пусть и ненадолго, радость. Ну, а нам с товарищем – по стакану хорошего натурального молока утром и вечером. И в обед мы стали делать так: сначала выхлёбывали бульон – это было первое. Потом в оставшуюся гущу крошили помидоры, или – огурцы, в зависимости от того, на каком поле мы с утра работали. Ведь мы же всё равно, не глядя на запрет (кушать-то - хотя это слишком деликатное слово по отношению к ощущениям, которые переживает голодный - хочется!) утаскивали с поля в рукавах, завязанных снизу штанинах, за пазухой по несколько огурцов и помидоров. Раза два на выходе с поля нас встречал бригадир и безжалостно вытряхивал наши трофеи на землю. Но под суд никого не отдали. Жалели подростков. И завершалась трапеза наша стаканом молока.

Муж этой хозяйки, уходя на фронт, оставил ружьё и сколько-то припасов к нему (порох. дробь, пыжи и т.п.) сыну, который оказался метким охотником. Неподалёку от посёлка было солёное озеро, на котором при перелётах, весеннем и осеннем, в те времена гнездились утки. Мальчишка лет 12 (имени не помню) каждый вечер закладывал в патронник снаряжённый патрон, и шёл к озеру. Потом мы слышали выстрел, а немного погодя видели этого охотника, ростом меньше ружья, из которого он стрелял, с обязательным трофеем. За всё время он ни разу не промахнулся!

По вечерам некоторые из нас подходили к костру, вокруг которого по вечерам собирались рабочие совхоза. Это было единственное доступное развлечение в тех условиях. Ни радио, ни газет. О содержании сводок информбюро о положении на фронтах мы узнавали только из разговоров. Тональность разговоров с тревоги и напряжённого ожидания того, что будет завтра, характерная для периода отступления Красной армии, сменилась на оживлённое обсуждение элементов наступления. Произносились и уточнялись названия населённых пунктов, пересказывались и оснащались всё новыми (нередко - домысленными) подробностями эпизоды героических действий армий, подразделений, отдельных бойцов на земле, в небесах и на море. Мы в своём вагончике жили впотьмах – электричества не было, и я не помню, была ли даже свечка, А вот керосиновой лампы у нас точно не было. Но, несмотря на не очень сытное питание и плохо обустроенный быт, мы вели себя сообразно возрасту: шутили, дурачились, пересказывали анекдоты, сказки, делились воспоминаниями, спорили (нередко - ожесточённо, до крика, сказывался максимализм переходного возраста) по разным вопросам. И нередко пели. Народные и советские, довоенные и военной поры, героические и лирические песни разносились, наверное, далеко за пределы нашего скромного обиталища. Это были и песни, созданные когда-то безвестными авторами из народа и новые, написанные знаменитыми авторами в разных ритмах, часто - распевные и широкие, как наша Родина. Были, конечно, и маршевые, но не как сейчас, когда всё исполняемое со сцены и звучащее из всех звуковоспроизводящих устройств и озвученное солистами, может исполняться под барабан на счёт «раз-два». С помывкой и постирушками были проблемы. Дело в том, что бани поблизости не было, питьевая вода была привозная, а вот для стирки ни воды, ни возможности согреть её не было. Необходимо вспомнить, что соль, мыло и спички в войну можно было купить только по карточкам, и то не каждый месяц. Да и отпускалось по норме не очень много. А за отсутствием бани, приходилось купаться в довольно холодном солёном озере. Но, насколько помню, никто не простыл. Естественно, особенно трудно в такой ситуации приходилось девчонкам. Но… Как-то выкручивались. Температура по ночам всё более понижалась. И к концу срока нашего пребывания в совхозе начались заморозки. Мы вернулись домой, в Челябинск. К занятиям приступили как обычно, в сентябре.

Дата добавления: 2015-07-14