И снова Челябинск

Домой!

С раннего детства меня тянуло в авиацию. Ещё трёх-четырёхлетним мальчонкой я мог подолгу, задрав голову вверх, стоять, наблюдая, как там, в небесной выси, летают самолёты. Тогда, в начале тридцатых, были это тихоходные поршневые У-2 (позже их стали называть По-2), Р-1, Р-5. Звук от работы их моторов намного опережал их появление в небе, особенно, если было облачно, и увидеть их можно было только в разрывах между облаками. (А я и до сих пор, заслышав гул авиационного двигателя, останавливаюсь и ищу глазами летящий самолёт.) Став старше, и научившись читать, я старался прочесть и, по возможности, приобрести все доступные мне печатные сообщения о самолётах, лётчиках, планёрах, парашютистах. Тем более, что тогда массовыми тирадами издавалось много литературы, посвящённой спортивной тематике и спорту. Многократно, в печати, листовках, плакатах и настенных широкоформатных панно повторялся лозунг: «Молодёжь, на самолёт!» Ещё шестиклассником я откуда-то узнал, что есть такие авиационные спецшколы, в которые поступают после 7-го класса и, проучившись три года, получают, наряду со средним образованием, начальную подготовку по избранной специальности. Мысль о спецшколе не давала мне покоя, когда я учился в Зырянке в седьмом классе. Но как туда поступить? Кто-то надоумил меня написать письмо в «Комсомольскую правду». Газета сообщила мне порядок и условия приёма. И ещё о том, что 13-я киевская авиаспецшкола эвакуирована в Свердловск (ныне - Екатеринбург). Это существенно упрощало дело для меня – ведь от моего родного Челябинска до Свердловска всего 180 км. И всё равно, оставался вопрос: как я, четырнадцатилетний подросток-маломерка, вернувшись домой, в Челябинск, доеду до Свердловска.

Итак, седьмой класс окончен. Выше я уже рассматривал варианты дальнейшего обучения. И один из них - поступать в спецшколу, о которой давно мечтал. И вообще, мне очень хотелось учиться дальше. Тем более, что учиться я очень любил, причём, всегда и почти всему. В школе у меня почти не было нелюбимых предметов. Разве что ботаника с её схемами цветов и соцветий, пестиками и тычинками. И даже, несмотря на это, у меня по всем предметам была одна оценка: «отл». Но. С выбором дальнейшего пути у меня на этот раз была полная неопределённость. Не хватало зрелого отеческого совета. Конечно, я уже всё решил для себя, но вот как отец…А от отца с фронта уже почти три месяца нет вестей. Бабушка вся извелась, хотя она молча переносила эти муки неизвестности. Ведь, кроме моего отца, ещё один её сын, Анатолий, добился, наконец, чтобы его, инструктора Молотовского авиационного военного училища лётчиков (в г. Молотове, ныне Пермь) направили на фронт. В армии – на Дальнем Востоке - служил ещё один сын бабушки, Владимир, готовясь в любой момент участвовать в отпоре японскому войску, если правительство Японии забудет про уроки озера Хасан и реки Халхин-гол. Мама в Челябинске разрывалась между работой и годовалой дочерью, да ещё двое младших наших – мой сводный брат (который несколько месяцев лежал в больнице). Бабушка, Варвара Ивановна, конечно, помогала заниматься с ними. Но ей надо было успеть укараулить подвоз продуктов в магазин по карточкам.

В такой напряжённой неопределённости тянулись дни после окончания школы.

Особых работ по хозяйству у меня не было. Деревенские же ребята, наоборот, были заняты копкой земли и другими огородными заботами, заготовкой валежника. Вот и я как-то пошёл за этой разновидностью топлива.

И здесь судьба делает мне невероятно щедрый подарок.

Иду из лесочка с вязанкой, и вижу, как мои деревенские друзья, которые почему-то шли мне навстречу, вдруг, заметив меня, почему-то побежали, размахивая руками и радостно крича. Подхожу ближе, слышу:

- Аркаша, иди скорей! Там открытка от отца!

Я сбросил с плеча свою «добычу» - мешала бежать. Кто-то из друзей моих эту вязанку подхватил, понёс не спеша, а я вихрем домой. Вбегаю избу:

- Где?

Улыбающаяся тётя Лиза подаёт мне открытку – кусочек плотной бумаги с почтовой маркой и адресом на одной стороне и с текстом на другой (теперь такого вида почтовых отправлений нет). Почерк папы! Торопливо читаю краткое сообщение: он дома, оформляется на работу, а меня зовёт домой.

Кричу:

- Уррраааа!!! - и лихорадочно начинаю собираться. Улыбающаяся (впервые за три месяца!) бабушка «охолаживает» меня. Тут же определяем круг забот при сборах. Ведь мало было собрать вещи. Нужно было – пожалуй, в первую очередь! – взять в школе свидетельство об окончании 7 классов и обзавестись справкой из сельсовета, что я еду по делу (указывается причина), т.е. не отлыниваю от работ во имя победы. Без справки не дадут билет в кассе на поезд. Не помню уже, как удалось обойти вопрос о справке из санпропускника. О том, как я получал свидетельство, я рассказал выше. А одежды-обуви было не так уж и много. И вот, всё собрано, Мешок побольше – с носильными вещами и учебниками, поменьше – брусника, собранная мною осенью прошлого года и ожидавшая в погребе своей участи. Внимательно изучив мои бумаги, кассир выдаёт билет. Бегом на платформу – поезд в Зырянке стоит всего две минуты! Бежим вдоль платформы, разыскивая нужны вагон. С большим трудом, с помощью провожающих, «вжимаюсь» в плотную массу пассажиров, забивших тамбур вагона дачного типа. Стараюсь изо всех сил не выпустить из рук немудрую поклажу. И вот, два звонка станционного колокола, свисток кондуктора, гудок паровоза, и поезд медленно трогается, увозя меня из Зырянки, которая очень помогла моему взрослению, дала мне столько полезного в копилку жизненного опыта! С трудом пробрался на межвагонную площадку, на которой проехал всю ночь, почти 6 часов, до самого Челябинска (благо, не было ни дождя, ни сильного ветра). Дорогу от вокзала до дома преодолел минут за 10 вместо 20 обычных. Было раннее утро. Открыла мама. Обнялись, она поспешила разбудить отца. Я почти не узнал его, сильно поседевшего и с короткими волосами (только ещё начали отрастать после армейской стрижки). Стали глубже морщины. Обнялись, расцеловались. После всех утренних процедур сели за стол, завтракать. И всё время я отвечал на вопросы, чаще – мамины. К концу завтрака мама задала самый главный для неё вопрос. Из моих писем она знала, что я давно решил ехать поступать в Свердловск, в 13-ю киевскую авиаспецшколу. Поэтому она сказала:

_ Сынок, отец приехал. Может, не поедешь?

- Нет, мам, поеду! – сказал я твёрдо.

Мама не стала спорить, только горько вздохнула. Извечная доля всех матерей, да и многих жён – провожать в дальнюю даль мужчин своих и ждать, ждать, ждать…

Началась обычная жизнь дома с привычным кругом разного рода обязательных дел и забот. Отец уже восстановился на работе, и вновь началась его посменная работа в службе движения Южно-Уральской железной дороги. Как рассказала мне мама, при той нагрузке, которая создалась и всё более возрастала на уральских железных дорогах, Южно-Уральская начала «зашиваться». Невозможность строго выдерживать требования технических предписаний и регламентов в создавшейся обстановке, с одной стороны, и недостаток опытных кадров, которые могли бы брать на себя в нужный момент ответственность, сознательно нарушая эти регламенты и требования, с другой, заставили руководителей служб лихорадочно искать эти кадры. Особое значение имели диспетчеры службы движения Управления дороги. Именно они определяли ритм движения поездов на дороге с учётом технических возможностей различных участков путевого хозяйства, с учётом заброшенных тупиков и железнодорожных веток. А поезда должны были идти непрерывно. На запад – с живой силой и техникой, а также с продовольственным обеспечением нужд фронта, а также с ремонтными бригадами для восстановления разрушенных рельсовых путей и всей инфраструктуры обслуживания сложного механизма, именуемого «железная дорога». На восток – с ранеными и разбитой техникой, что – в переплавку, что – в ремонт. А ещё перевозки «север – юг» по Южно-Уральской и Свердловской железным дорогам. Это, в основном, сырьё и материалы для обеспечения работы промышленных предприятий, которые создавали вооружение и вообще всё необходимое для ведения войны и нормальной работы всевозможных предприятий и производств. Вот тогда и вспомнили, что один из лучших диспетчеров службы движения (ДГП по железнодорожной терминологии), Иванов ушёл добровольцем на фронт. 22 июня 41-го он подал сразу два заявления: с просьбой взять на фронт и с просьбой принять кандидатом в члены ВКП(б). Он знал, что членов партии направляют первыми на самые трудные участки народного хозяйства или на фронт. При формировании Уральского добровольческого корпуса он в конце октября 1941 года, несмотря на бронь, был всё-таки призван. Так Иванов Василий Григорьевич, отец троих детей, обойдя бронь, оказался на фронте. Я помню, как я провожал его в военкомат, а потом сопровождал колонну новобранцев до воинской платформы вокзала станции Челябинск, где должна была состояться их посадка в эшелон. Вспомнив об Иванове, управление дороги трижды посылало в штаб фронта запросы, чтобы вернуть этого опытного диспетчера для работу в тылу. Отца демобилизовали лишь после третьего запроса. По-видимому, в штабе фронта решили, что в масштабе фронта от старшины Иванова не так уж многое зависит. А вот диспетчер Иванов, похоже, действительно необходим дороге, если его просят отпустить в третий раз. Так, в июне 1943-го старшина Иванов вновь оказался в глубоком тылу, в управлении Южно-Уральской дороги, а его сын вернулся в Челябинск с целью поступить в авиационную спецшколу.

Дата добавления: 2015-07-14