Слова признательности 8 страница

— Китайские бизнесмены, с которыми я разговаривал, утверждают, что если бы правительство не действовало решительно на площади Тяньаньмэнь, Китай пришел бы в упадок. Пострадало бы намного больше народу. Поэтому лидерам пришлось встать и сказать, что они не допустят раскола и анархии в стране. Иначе люди были бы обречены на голод, на улицах царило бы насилие, дома и предприятия были бы ограблены.

— Значит, доброе правительство спасло плохих людей от самих себя, — и ты в это веришь, Бен Филдинг?

— Ты искажаешь мои слова, — Бен почувствовал, как его лицо заливает краска.

— Тогда, пожалуйста, еще раз объясни без искажения, -сказал Цюань. Минь молча встала, отошла от мужчин и села рядом с Шэнем, который делал уроки на полу в дальнем углу комнаты.

— Ты спросил, почему я не попытаюсь снова устроиться в университет. Ответ прост — партия не позволит мне сделать это по той же причине, по какой она не разрешала мне сделать это тогда. Сейчас они еще меньше захотят мне разрешить преподавание, потому что я известен как последователь Иисуса и как защитник домашних церквей. И мое имя значится в архивах полиции.

— Почему они считают тебя такой угрозой? — Бен понизил голос, но напряжение в нем все равно чувствовалось.

Цюань заколебался, прежде чем ответить:

- Христианство сыграло важную роль в инициации освободительного движения в Восточной Европе. Моя мать учила меня: «Тот, кто сидит на тигре, боится с него слезть». Я с этим согласен. В определенной степени событие «Шесть—Четыре» принесло пользу. Многие студенты считали, что смогут изменить общество и обрести смысл жизни без Бога. В тот день все их надежды рухнули, и, как бы это ни было больно, всегда хорошо, когда ложные надежды рушатся. С тех пор многие стали уповать не на человека, но на Бога. В тот вечер мой племянник, Ли Юэ, рыдавший у меня в объятиях, пришел к вере в Иисуса. Ему было всего восемнадцать. Надеюсь, ты с ним познакомишься. Когда люди начинают осознавать, что нельзя надеяться на страну, на политические убеждения или на самих себя, они обретают свободу для упования на Бога.

Цюань снова взял молоток, поднял туфлю Минь и сказал:

— Я слишком много говорю, а работаю мало. Я задаю моему товарищу вопрос, а сам наполняю воздух своими словами. Пожалуйста, расскажи мне больше о том, чему ты учишь своих студентов о Китае.

— Ну, до постоянных торговых отношений мы спорили о предпочтительном национальном статусе. Я был уверен, что чем меньше Китай изолирован, тем более прозрачным он будет для иностранных наблюдателей, и тем легче будет обеспечить права человека в этой стране. Открытые позиции на глазах у мира позволяют контролировать тиранов.

— А что ты говоришь о Дэн Сяо Пине?

— Я рассказываю, что, когда он умирал, он шутил, что намеревается встретиться с Марксом. — Бен улыбнулся, но потом заметил боль на лице Цюаня. — Я объясняю им, что Дэн был реалистом. Проницательным. Показываю им портрет в техасском барбекю в высоченной шляпе на десять галлонов. Он был дружелюбным, его интересно было цитировать, и американцам было с ним легко, его не боялись, как Мао.

— Скажи, в чем между ними разница.

— Ты сам знаешь. Его четыре модернизации спасли экономику. Он дал обещание вывести Китай на лидерские позиции на международном рынке. И практически преуспел в этом.

— Ты знаешь, что Дэн пообещал нам, Бен Филдинг? Он сказал: «Если коммунистическая партия даст вам экономическое процветание, вам следует отказаться от социальных свобод». Он предложил китайскому народу эту сделку. Естественно, никто не спрашивал народ, согласен ли он на эту сделку. «Шесть—Четыре» произошло по его приказу, так что он, наверное, не слишком сильно отличается от Мао.

— Я знаю одно — люди, с которыми я общаюсь, говорят, что жить стало намного лучше даже после того, как после Дэна власть перешла к Цзян Цзэ Миню. Дэн кажется вполне благоразумным, ты так не думаешь? Я видел, как Майк Уоллес брал у него интервью в своей программе «60 минут». Этот парень выучил Декларацию независимости вплоть до слов «все люди созданы равными». Он цитировал Джефферсона, Линкольна... и других.

— Это в том интервью он отрицал факт преследования христиан в Китае?

— Ну... по правде говоря, я не помню, что он говорил об этом. Меня больше интересовала... знаешь ли, экономическая сторона вопроса. — Как только Бен произнес эти слова, он пожалел об этом.

— Похоже, ты много информации о Китае черпаешь из телевизионных программ. Но высокие шляпы на десять галлонов, широкие улыбки и цитаты не всегда означают то, чем они кажутся.

— Эй, я лично разговаривал со многими китайскими бизнесменами и некоторыми правительственными чинами. Насколько я помню, однажды на обеде VIP-персон в Шанхае я встретился с мэром Пушана.

— VIP? Да, чтобы пообедать с нашими мэрами, тебе действительно нужно быть VIP-персоной. Но как ты думаешь, зачем им понадобилось обедать с тобой? Может, тебе будет легче вести с ними бизнес, если ты поверишь, что Китай — свободная страна?

— Да, конечно, но...

— Ты думаешь, они об этом не знают? — спросил Цюань. — Или ты думаешь, они тупые?

— Ты не можешь отрицать, что уровень жизни значительно повысился. В самолете я читал документальный очерк о человеке, который двадцать лет назад был простым поваром в шанхайском ресторане. Сегодня он финансовый магнат. Он носит часы «Ролекс» с алмазными вставками, у него два «Мерседеса» и красный «Феррари». Мечты сбываются.

— Может, у нас разные мечты.

— В любом случае, деньги лучше нищеты.

— Деньги сделали тебя счастливым, Бен Филдинг?

— По крайней мере, они могут сделать человека счастливым.

— Твой Дэн однажды сказал: «Неважно, черная кошка или белая, важно, чтобы она ловила мышей».

— Это не мой Дэн, — сказал Бен. — А что там с кошкой?

— Он имел в виду рыночную экономику, в противовес экономике, которую контролирует государство. Но для меня это значит, что если одна форма диктатуры не работает, тогда они попытаются использовать менее явные формы, завуалированные под свободы. Пока партия контролирует людей, то есть ловит мышей, все хорошо.

Приехав необычайно рано, в 10:30 утра, Бен с комфортом устроился в гостинице «Цзуаныни» в Пушане. Этот отель не был пятизвездочным, но по крайней мере имел на две звезды больше, чем отель «Биньгуань», где Цюань произвел обмен пакетами с мистическим человеком из Канады. Только некоторые отели имели лицензии для проживания иностранцев.

После некоторой разведки он решил, что это лучший. Он взял ведро со льдом и поставил в него бутылку с водкой. Затем налил себе первый бокал, который быстро снял с него напряжение первых трех дней, проведенных с Цюанем. Потом поднял трубку телефона.

— Мартин? Это Бен. Привет. Сейчас у вас пятница, семь утра, так? Ну что ж, в пятницу всегда плохо спится. На твоем месте я остался бы дома и посмотрел бы «Звездный путь».

— Что у тебя там происходит? — спросил Мартин. — Ты не читал мое письмо? Вон Чи снова мне звонил. Он говорит, что на твоего друга заведено дело. Он обвиняется в незаконной деятельности.

— Какой именно деятельности?

— Мне говорили о наркотиках, выступлениях против правительства и подрывной деятельности. Но конкретно ничего.

— Наркотики? Подрывная деятельность? Цюанъ?

— Послушай, Бен, Чи рекомендует несколько благонадежных семей, с которыми ты можешь встретиться и поговорить. И даже пожить там. Чи предлагает собственный дом. Думаю, тебе нужно уехать от твоего старого приятеля.

— Это было твое предложение, Мартин. Поэтому я сюда и приехал, помнишь?

— Но я же не знал, что он преступник.

— Они называют его преступником?

— Послушай, Бен, если ты знаешь, что твой друг занимается чем-то нелегальным, ты обязан сообщить об этом.

— Кто меня обязал к этому? И кому я должен донести?

— Ну, если не полиции, то, я думаю, можно сказать Чи, а он сам разберется, что к чему.

— Разберется?

— Мы не можем рисковать репутацией «Getz International». Мы здесь занимаемся бизнесом с разрешения властей. И не хотим гнать волну, так?

— Никто не гонит волну.

— Когда ты поедешь в Пекин?

— Во вторник.

— Обещай мне, что будешь хранить верность компании. Обещай, что не сделаешь ничего, что могло бы подвергнуть риску наши деловые отношения в Шанхае и Пекине, хорошо?

Бен вздохнул.

— Слово скаута. Обещаю.

Бен вернулся в дом Ли в воскресенье вечером.

— Ты, должно быть, устал после долгого путешествия в Шанхай, — сказала Минь.

— Немного, — солгал Бен. — Движение было неплохим. — Эта часть была правдой, но он всего лишь приехал из отеля в Пушане.

— Как прошло собрание? — спросил Цюань.

— Отлично. Но во вторник мне нужно будет уехать.

— Так скоро?

— Главным образом, мне нужно слетать в Пекин, помнишь? Поскольку я все равно в стране, мое руководство решило, почему бы не посетить Пекин. Я не против. Я привык много ездить. Ты уже подумал насчет поездки в Пекин со мной? Я уже говорил, это бесплатно. У меня накопилось много бонусных миль. И у нас особые соглашения с «Китайскими авиалиниями». Ты можешь взять два дня отгула? Мы поедем всего на одну ночь. Как насчет такого плана?

— Я обсудил этот вопрос со своим боссом. Он говорит, что я редко беру отгулы, и считает, что мне можно поехать. Мы поговорили с Минь, и она тоже согласна. Я поеду. No problema.

— Отлично.

— Но по пути туда ты сможешь еще раз заехать в отель «Биньгуань» в Пушане? Мне нужно кое-что завезти туда.

— Конечно. — Что он хочет завезти? — Нам в любом случае нужно будет выехать пораньше. Мы оставим машину в Шанхае, и до вылета самолета мне тоже нужно будет быстренько кое с кем встретиться.

Бен решил внимательно наблюдать за Цюанем. Он надеялся, что не выдаст себя. Он настоял на том, чтобы в понедельник утром отвезти друга на работу вместо обычной его езды на велосипеде. Сидя в мастерской, Бен прислушивался к разговорам. Он прослушал несколько телефонных звонков. Он также заметил туманные ответы Цюаня и его тенденцию уединяться и тихо разговаривать с некоторыми посетителями. Он чувствовал себя шпионом.

Бену казалось, что Цюань не вполне ему доверяет, и он сам не был уверен, что доверяет Цюаню. На то у Бена были веские причины. Он должен был выяснить, что происходит. Может, завтра, когда они поедут в Шанхай, а потом полетят в Пекин, что-то станет ясно.

Еще до рассвета девятого октября, во вторник, Бен подъехал к отелю «Биньгуань».

— Пожалуйста, не паркуйся перед отелем, — сказал Цюань. — Останови машину где-нибудь сбоку и посиди. Я скоро вернусь.

— Есть, сэр, — отсалютовал Бен.

Цюань вышел на тротуар, в его руке была спортивная сумка. Когда Цюань завернул за угол, Бен заметил на противоположной стороне улицы сидевшего в машине человека. Человек посмотрел на Цюаня, затем вышел из машины, глядя на главные двери отеля. Бен сразу узнал его военную выправку. И когда его холодный взгляд обратился к Бену, тот опустил глаза. Даже на этом расстоянии он почувствовал холодную сталь его взгляда. Человек перешел улицу и вошел в отель.

Что Цюань делает? И почему за ним следят?

Они долго ехали в Шанхай под дождем. В машине установилась тишина, и Бен чувствовал напряжение. Наконец он сказал:

— Должен признать, я удивлен, что ты не испытываешь восторга по поводу нового Китая, как я.

— Быть может, потому что я стремлюсь воспринимать Евангелие Христа как разрешение проблем, а не как проблему.

— Неужели все так плохо?

— Наше правительство обвиняет христиан за экономические проблемы в России и Восточной Европе. Христианство вызвало в людях жажду свободы, и те, кто боятся Бога, не боятся правительства, как того хотелось бы нашим лидерам. Историку трудно жить в стране, где вся история и каждое событие редактируются. Но сейчас в Китае больше христиан, чем членов партии, наверное, раза в два. Неудивительно, что партия делает все возможное, чтобы прекратить распространение христианства.

— Какую роль, по-твоему, Церковь должна была бы играть в будущем Китая?

Цюань посмотрел на него так, словно не понял вопроса:

— Церковь должна распространять Евангелие Иисуса. Иисус изменяет сердца людей. Измененные сердца изменят страну. Я думаю, ты не понимаешь, что китайская семья распадается, Бен, а мои соотечественники впадают в глубокое отчаяние. И дело не только в росте числа самоубийств. Существуют десятки тысяч уличных детей, и многие родители продают собственных детей бандитским группировкам всего за тридцать долларов. Неверие в Бога приводит страну к коррупции. То же самое произошло в Америке, не так ли?

— Ты бы предпочел коммунизм капитализму?

— Нет, — сказал Цюань. — Я не хочу быть покусанным ни львом, ни бешеной собакой. Хотя с бешеной собакой есть какой-то шанс на спасение.

— Капитализм — это бешеная собака?

— Разве Господь не сказал, что сребролюбие — корень всякого зла? Любовь к деньгам и к власти лежит в основе коммунизма. Мой отец объяснял это так: «Капитализм говорит — почеши мне спинку, а я почешу твою. Коммунизм говорит — почеши мне спинку, иначе я сломаю твою». Так что я предпочту — чтобы мне почесали или поломали спину? Ответ очевиден. Однако как бы хорошо ни чесали мне спину, пустота в моем сердце не будет восполнена. И даже если ты этого не знаешь, в наших сердцах по-прежнему есть пустота — и многие спины в Китае ломаются.

После приезда в головной офис РТЕ в Шанхае Бен оставил Цюаня ждать в вестибюле. В шестидесяти футах от этого места за закрытыми дверьми в большом конференц-зале Бен и Вон Чи завершили часовую встречу с обсуждением работы новой фабрики. Они поздравили друг друга с успешным ее функционированием.

— Ну что ж, мне еще нужно успеть на самолет в Пекин, — сказал Бен. — Позвоните мне, как только сможете повезти меня на экскурсию.

— Мы хотим до приезда мистера Филдинга организовать все на высшем уровне. Мы успеем менее чем за неделю. Я позвоню. — Вон Чи колебался. — Все ли в порядке с вашим «Мицубиси»?

— Да. Все отлично.

— Вам еще нужна будет эта машина?

— Ну, мы с вами договаривались на полтора месяца. А что? Хотите забрать ее?

— У нас есть другие машины. Просто хотел узнать, как долго вы хотите задержаться в гостях у друга.

— Вы знаете Ли Цюаня? Он сидит в фойе. Извините. Мне нужно было привести его с собой.

Чи поднял руку:

— Не надо, спасибо.

— Что-нибудь не так?

— Нет, все в порядке. Просто нам позвонил один правительственный чиновник. Спрашивал, что вы делаете в доме этого человека.

— Что вы ему сказали?

— Сказал, что это идея мистера Гетца. Что вы хотите познакомиться ближе с Китаем. Он спросил, знаю ли я вашего товарища по колледжу. Я сказал, что никогда с ним не встречался.

— Откуда он знает, что мы с Цюанем вместе учились?

— Не спрашивал.

— Зачем он звонил?

— Обычные меры безопасности, наверное. Но...

Да?

У вашего друга прежде были проблемы с МОБ. Он находится под подозрением.

— В связи с чем?

— Может... наркотики?

- Цюань? — Бен рассмеялся. — Слушайте, Мартин говорил мне об этом, Чи. И я уверил его в том, что эти подозрения не имеют под собой никаких оснований. Цюань в Гарварде даже не курил, когда мы все... То есть... в общем, забудьте. Цюань — хороший парень. Ну хорошо, он, его жена и их мальчик — христиане, но он никому не навязывает своих взглядов.

— Вы сказали, у него компьютер в доме?

— Да. Вы помогли мне найти его электронный адрес, помните?

— Где он его взял? Как может помощник слесаря позволить себе компьютер?

— Ну, я не знаю, но, похоже, он живет не слишком богато.

Чи заморгал.

— То есть, он не богат, ни в коем случае. Ну хорошо, полагаю, помощник слесаря должен быть еще беднее. Однако... я уверен, что эти обвинения ни на чем не построены.

— Говорят, что он выступает против Триединого патриотического движения протестантских церквей.

— Напомните мне еще раз о Триедином патриотическом движении.

— Я не эксперт в этом вопросе, но попытаюсь. Китайские церкви должны придерживаться трех принципов: самоуправление, самообеспечение и самостоятельное ведение проповеди. Это никак не затрагивает христианские взгляды, но эти требования нужны для того, чтобы церковь не контролировалась иностранными державами. Многие китайцы и без христианства являются порядочными людьми, вы знаете.

— Конечно, я знаю это, Чи. Я всегда был о вас высокого мнения.

Чи молча склонил голову.

— Думаю, Цюань не будет возражать против этого, — сказал Бен, пытаясь выглядеть уверенно.

— Может, если вы заметите какие-то проблемы с вашим другом, вы сообщите мне? — сказал Чи.

— Зачем?

— Чи сказал МОБ, что я буду держать глаза открытыми. Они нам много помогают. Мы стараемся помогать им, когда можем. Это хорошо для бизнеса.

— Цюань — мой друг. И я никоим образом...

Чи поднял руку, останавливая его:

— Я понимаю. Но ради своего друга мистер Бен Филдинг может предупредить его держаться подальше от проблем.

— Конечно, он так и сделает.

Они сидели в самолете «Китайских авиалиний», летевшем в Пекин. Было видно, что Цюань давно не летал. Летчик с молодым лицом, казалось, только что закончил летную школу.

— Тебе нужно было слышать, как я пел дифирамбы в китайском офисе, — сказал Бен. — Я сказал им, что через двадцать лет Китай обгонит США по уровню валового национального продукта.

— В Китае утверждают, что это произойдет через двенадцать лет, — заметил Цюань.

— Может быть. Два года назад я посетил китайскую компанию по производству велосипедов. Ты был там когда-нибудь? Нам нужно будет съездить туда вдвоем. Ты знаешь, что они производят четыре миллиона велосипедов в год? У них работает более семи миллионов человек. Они продают свои велосипеды по всему миру. Конечно, в Америке они продаются под другими названиями.

— Многое другое продается в Америке под другими названиями.

Бен посмотрел в иллюминатор. На этот раз я не огрызаюсь.

Цюань умел прекратить разговор.

Цюань снова сидел в фойе, но на этот раз в фойе роскошного делового офиса на двадцать втором этаже пекинского небоскреба. Время от времени он вставал, чтобы выглянуть в окно, выходящее на площадь Тяньаньмэнь.

В четыре вечера Бен вышел с совещания. После прекрасного ужина Бен и Цюань попытались поселиться в международном отеле Пекина. Но когда работники отеля узнали, что Цюань местный, они не разрешили ему остаться в отеле. Тогда Бен попробовал другой отель, где оказалось, что Цюань может там поселиться, а Бен нет. Наконец Бен отправился в другой международный отель, попросив Цюаня подождать на тротуаре. Он взял номер с двумя комнатами, сказав, что его друг приедет позже. Никто не стал спрашивать, кто его друг, а Бен не стал говорить об этом. Получив ключи, он повел Цюаня в номер.

— Просто все время говори по-английски, и все будет нормально, — сказал Бен, пока они шли по прекрасно обставленному зданию. Цюань постоянно всему удивлялся, даже тренажерному залу. Он все время повторял, что ничего подобного никогда не видел.

Оказавшись в номере, он посмотрел на огромные зеркала в ванной, на отдельную ванну и душевую с позолоченной сантехникой.

— Даже в Америке я не видел подобной роскоши, — сказал он.

— А что ты видел, кроме общежития?

Когда они устроились, каждый в своей огромной кровати, раза в два больше, чем кровати в доме Ли, Цюань потянулся и рассмеялся.

— Минь удивилась бы этому, — сказал он.

Утром в среду Бен взял машину компании, и через час они были в его любимом месте у Великой Китайской стены. Они долго поднимались по ступенькам, любуясь открывающейся со стены панорамой раскинувшихся вокруг просторов. Бен поражался этому древнему монументальному строению, предназначенному для сохранения Китая от внешних пороков.

— Как забавно, — сказал Бен Цюаню, тяжело отдуваясь. — Я стою на стене, которая была построена, чтобы держать снаружи таких людей, как я.

Ступеньки становились все круче, и Бен перестал разговаривать. Наконец они взобрались на самую высокую точку и повернулись, чтобы полюбоваться на зеленые холмы вокруг.

— Великолепное зрелище, — сказал Бен. — Посмотри, как стена растеклась по всей земле, извиваясь между холмами и долинами. Я думал, кстати, найти здесь какое-нибудь место, которое «Гетц» смог бы купить для себя. Возможно, под Центр обучения для сотрудников компании.

Цюань ничего не ответил. Бен прекратил попытки разговорить его.

После десяти минут молчаливого обозревания окрестностей Цюань спросил:

— Что видит Бен Филдинг?

— У меня в офисе висит панорамная фотография Великой Китайской стены, снятая примерно с того же места, где мы стоим. Я всем рассказываю, что могут сделать китайцы. Вам нужно только вообразить те цели, которых вы хотите достичь. Стена представляет собой полторы тысячи миль упорного труда и решимости. Это потрясающее достижение, дань видению, гениальности и настойчивости. С этим ничто не сравнится, кроме пирамид. Когда погода облачная, здесь все равно красиво, но в такой день, как сегодня, ты можешь видеть сквозь века. Просто невероятная перспектива.

— В колодце жила лягушка, — сказал Цюань. — Одна птичка остановилась у колодца, чтобы попить воды. Они поспорили относительно того, как выглядит солнце. Лягушка была уверена, что оно очень маленькое. Птичка считала, что оно очень большое.

— Ну... хорошо.

— Птичка видела небо таким, каким оно было в реальности. Лягушка видела только крошечную часть неба. Мы не всегда видим так ясно, как нам кажется. Ты был на праздновании пятидесятилетия в Пекине?

— Конечно. Это было великолепно.

— Ты знаешь, что некоторые люди во время этого праздника были прикованы у себя дома цепями? Среди них был мой двоюродный брат. Его семья не могла выйти из дома целых три дня. Правительство боялось, что они начнут акцию протеста. Поэтому на улицах Пекина были только приглашенные.

— Значит, у этого праздника был дирижер?

— Повсюду формируется и рисуется конкретный образ. Поэтому большая часть мира видит все, как та лягушка, а не как птичка. И пока мир аплодирует новому Китаю, за камерой происходит нечто другое. То же самое было в те дни, когда нашу страну посетил ваш президент. Телевизионные камеры могли снимать только в определенных местах. И там, где им разрешалось снимать, все было прекрасно. Нищие, обездоленные и попрошайки — всех их оттеснили на три улицы назад и не позволили близко подходить к камерам, пока велись съемки.

— Так кто я... лягушка или птичка?

И прежде чем Цюань смог ответить, Бен задал следующий вопрос:

— Что ты видишь, когда смотришь на стену?

Цюань оглядел горизонт, задумчиво подергивая изуродованную мочку уха:

— Я вижу надгробную плиту длиной в полторы тысячи миль, лежащую на могилах десятков тысяч китайских крестьян, которые погибли от принудительного труда.

Бен почувствовал, как к его щекам прилила кровь.

— Их силой увели от семей. Они были рабами, которые умерли от перенапряжения, истощения, голода, холода и болезней. Их закидывали грязью и камнями там, где они падали. На их могилах нет имен, и о них нет памяти, нет самих могил. Семьи не получили даже известий об их смерти. Грандиозный проект нужно было закончить. При строительстве этой стены погибли десятки, может быть, сотни тысяч людей. Ни за что. Ты говорил о пирамидах? Та же история.

— Я видел пирамиды. Они действительно изумительны.

— Я должен спросить тебя, Бен, ты когда-нибудь думаешь о ком-нибудь, кроме себя?

Бен прикусил губу.

— Ты думаешь о других семьях? О тех, чьи любимые умерли от рабского труда при строительстве пирамид или этой стены, и все для того, чтобы ты потом мог приехать, полюбоваться и повесить фотографию этой стены у себя в офисе?

И все ради чего? Чтобы иметь гордое видение коррумпированных людей. Разве ты не читал, что делал фараон с избранным народом, превратив их в рабов и заставляя строить целые города? Но рука Бога и тогда была над ними, и Он размножал их даже тогда, когда они находились под угнетением. И прости меня, если я не восторгаюсь тем, что строит правительство или бизнес, будь то города, пирамиды или стены. Посмотри на крошечные дворики, рассыпанные по всему Китаю. Что ты видишь? Стены. Стены держат людей вовне и внутри. Ли Цюань не восторгается стенами.

— Но по любым стандартам, — Бен махнул рукой над красочной панорамой, — это величайшее достижение.

Большая часть китайцев тоже так считает. Но, возможно, эта панорама не так величественна по стандартам крестьянки, которая отдала в жертву камням и известке своего мужа и сыновей? У нас и на этот случай есть пословица: «Начало мудрости — называть вещи своими именами». Вот почему я больше не называю эту стену Великой стеной. Я называю ее Стеной страданий.

Цюань внезапно повернулся и стал быстро спускаться по ступенькам. Бен шел за ним по пятам. Обогнав друга, Бен положил ему руку на плечо:

— Я снова тебя обидел. Похоже, это входит в привычку.

— Это тяжелое место для Ли Цюаня. Я вижу эту стену всего второй раз. Когда я был мальчиком, мой отец обещал привести меня сюда. Но так и не собрался.

— Почему?

— Его арестовали. И даже когда выпустили на несколько месяцев, ему нельзя было выезжать из города. Он был под наблюдением. Но все равно говорил, что когда-нибудь свозит меня сюда. И продолжал встречаться в нелегальной церкви. Потом его снова арестовали. Но на этот раз уже не отпустили. Долгие годы я не мог простить его за то, что он нарушил свое обещание. Это место означает для меня не только Стену страданий, но и Стену нарушенного обещания и разбитой мечты.

Бен слушал Цюаня, не зная, что сказать.

— Я приехал сюда в первый раз после возвращения из Гарварда. Пришел уже как христианин. Я говорил ветру и просил у отца прощения. Но мой папа меня не слышал. Он был похоронен под другой стеной угнетения. Он ушел.

— Не ушел, Ли Цюань. Просто меня сейчас не видно, — сказал Ли Тун. — Я слышал, как двадцать лет назад ты говорил ветру. И я слышу тебя сейчас, мой сын. Ты пока не понимаешь, — некоторые обещания, данные в этом мире, не могут быть выполнены до наступления другого мира.

После спокойного возвращения из Пекина Бен и Цюань пришли в гараж РТЕ в Шанхае, чтобы забрать «Мицубиси». Пока Бен общался с менеджерами РТЕ, стало слишком поздно, и Бен предложил остановиться в гостинице «Джей Си Мандарин», уверяя Цюаня, что по сравнению с этим отелем отель в Пекине покажется ему сараем. Но Цюань торопился домой.

— Прости, что не предложил этого раньше, но почему бы тебе на сей раз не сесть за руль? — спросил Бен Цюаня. -Машина отличная.

— No problema, — поднял руку Цюань. — Я с удовольствием поведу, но у меня нет прав. Поскольку у нас нет машины, нужды в правах тоже не было. Последний раз я водил машину... с тобой, Бен Филдинг, когда мы ехали в аэропорт Логан в Бостоне, чтобы мне улететь обратно в Китай.

— Да, тот большой старый «Шевроле Импала». Потом я поехал на нем обратно, продал его и послал тебе деньги. Я совсем забыл. Так это был последний раз, когда ты садился за руль?

Цюань кивнул. Они ехали темными и кривыми улочками Шанхая.

— Это еще одна причина, по которой ты сожалеешь о своем возвращении в Китай?

— Машины для меня не значат много. Но иногда происходят некоторые вещи, и я начинаю сомневаться в правильности своего решения. Незадолго до твоего приезда в одно воскресное утро тоже произошло кое-что. Тогда я сильно переживал за Минь и Шэня.

— Что именно?

— Я подумал, что, возможно, я совершил ошибку, приехав обратно и подвергая их опасностям. Я мог бы жить намного более безопасной жизнью в Америке. Однако у Иисуса Свои планы для моей жизни. Его пути не всегда легкие. Но всегда лучшие.

— Ты сказал, что произошло кое-что... Это было в церкви?

— Во-первых, у меня есть вопрос к старому другу. Что случилось с тобой, Бен Филдинг?

— В смысле?

— Что произошло, и почему ты утратил свою первую любовь к Иисусу?

Бен почувствовал, как шея и плечи напряглись:

— Кто назначил тебя быть моим судьей?

— Если Ли Цюань не прав, поправь его.

Бен вцепился в рулевое колесо и в течение пяти минут смотрел прямо перед собой. Наконец он выдохнул:

— После колледжа моя мама сильно заболела. Рак. Она умирала медленно и мучительно.

— Да, я помню. Ты писал мне об этом. Весьма сожалею. Твоя мама всегда была очень добра ко мне, когда я гостил у вас летом.

— Я забыл, что мы с тобой переписывались, когда она умирала. Так или иначе, я усомнился в Боге. Если Он действительно любил меня, любил мою маму, почему Он допустил это?

— Матери других людей страдают каждый день, — парировал Цюань. — Странно, что ты не обвинял в этом Бога до тех пор, пока не умерла твоя мама.

— Ну что ж, прости меня, мистер Совершенство, но у меня нет другой матери!

— Я не хотел...

— Кого еще я мог обвинить? Если бы я был всемогущим, я не позволил бы людям так страдать!

— Похоже, ты не можешь отличить начала от конца. Ты не понимаешь Божьей способности использовать страдания для высших целей.

— Я знаю одно — я доверял Богу, а Он предал меня. Ты не знаешь и половины моей истории!

Цюань замолчал. Наконец он сказал:

— Ты не хочешь рассказать мне оставшуюся часть истории, которую я не знаю?

Дата добавления: 2015-07-11