Матиас флациус иллирийский: герменевтика — ключ понимания

Герменевтика как искусство интерпретации «письменно зафиксированных проявлений жизни» (В. Дильтей) оказалась в XVI веке жестко связанной с социальной практикой. Она получила сильнейший импульс для своего развития, расширения своего предмета и приобретения практической значимости. Это было связано с мощными движениями широких народных масс в эпоху Реформации, которая, по словам Ф. Энгельса, явилась первым актом буржуазной революции в Европе. Признание источником веры Священного Писания, объявление принципа священства всех верующих, введение богослужения на родном языке верующих, обоснование спасения личной верой, признание самостоятельности государства по отношению к церкви, переводы Библии на национальные языки — все эти моменты требовали новых принципов истолкования и критики библейских текстов в соответствии с новыми социальными запросами. Герменевтика не могла не получить в этой ситуации мощный толчок для своего развития. Социальный заказ был дан самой жизнью. И личности, которые этот заказ выполнили, нашлись. Герменевтика в новых условиях стала теоретическим оружием в борьбе с католицизмом. Новые функции она приобрела благодаря деятельности Ф. Меланхтона и М. Флациуса.

Значительный шаг в развитии герменевтических идей связан прежде всего с именем М. Флациуса Иллирийского (XVI в.)_г идеолога и теоретика протестантизма, критика католической доктрины. Убедил Флация принять лютеранство сподвижник Мартина Лютера Филипп Меланхтон, который после смерти Лютера встал во главе Реформации. Меланхтон увидел в молодом начинающем богослове, исполнявшем должность профессора еврейского языка в Виттенбергском университете, будущего идеолога лютеранства и реформатора католической доктрины. «С именем Флациуса соединилось представление об упрямом спорщике и фанатике, но он всегда глубоко верил в то, что говорил и писал: это был человек твердого характера, глубоко ученый, шедший во главе всех, разрабатывавших протестантскую богословскую науку; своим сочинением «Clavis scrip-turae sacrae» (1567) он положил начало изучению Св. Писания в лютеранском духе...» [96, т. 36, с. 116]. В. Дильтей также очень высоко оценивал Ключ Флациуса: «Первым самым значительным и возможно одним из самых основательных произведений (Дильтей имеет в виду произведения, обосновывающие правила герменевтической науки. — В. К.) был Clavis Флация...» [101, с. 324].

Флациус разрабатывает новые герменевтические принципы: изучение текста должно учитывать контекст слов (принцип контекстуального истолкования был введен еще в герменевтике Августина, но у Флация он получает новое значение), цель тек-

-ста и отношение части к целому (герменевтический круг). Отдельные части целого понимаются через их отношения в этом делом. Флациус подходит к пониманию смысла действий отдельных элементов. Более того, фиксация места каждого элемента в структуре целого должна осуществляться по точно заданным правилам. В. Дильтей находит очень удачное сравнение для объяснения принципа действия этого механизма: «Это был большой прогресс... Если каждый шаг для Меланхтона и -Флациуса делался по правилам, то как следует понимать такие правила? Их понимание можно сопоставить как бы с логическим автоматом, который переодевает стиль, образы и фигуры речи» [101, с. 325].

Проблема многозначности у Флациуса находит свое неожиданное решение: оба ранее противоборствовавших (в отношении количества смыслов в отдельных местах Писания) направления примиряются. Слово, выражение, текст имеют одно значение, но различные контексты будут определять различные их смыслы. Смысл становится зависимым от контекста. «Для исходного момента в развитии герменевтики, с каким мы здесь имеем дело, это не должно быть странным: новый и правильный принцип замечен, но, 1, ему еще не найдено теоретическое оправдание, 2, нельзя отрицать факт аллегории в речи, а пока принцип не оправдан, является сомнение, вяжется ли и как вяжется он с этим фактом: труднее всего именно ответить утвердительно оба раза, то есть признать, что однозначность не исключает аллегории, — не нужно только ее рассматривать как второй смысл там, где один уже есть. К этому присоединялась еще безусловная неустойчивость самих понятий «смысл» и «значение», ведь не нужно забывать, что именно опыты вроде Флация вели и ведут к теории смысла, а не обратно, иначе теория предшествовала бы, и нам только приходилось бы определять, насколько последовательно она проведена или «выдержана». И вот если иметь историческую точку зрения на дело, то мы должны будем признать, что в действительности Меланх-тон и Флаций подошли к самому ясному решению вопроса о многозначности смыслов одного и того же слова или выражения, но это зависит исключительно от того, что одно и то же слово встречается во множестве мест (контекстов); «само по себе», абсолютно слово не имеет смысла; а для каждого данного места существует только один смысл. Откуда и проистекает, что центральной проблемой герменевтики оказывается та самая задача, которую ясно формулирует Флаций как основное герменевтическое требование: отношение части к целому, интерпретируемого выражения к контексту» [90, л. 24—25].

Герменевтика, по Флацию, предназначена для указания пути и средств для понимания знака, для перехода от знака к значению, для перехода от общего значения к специфическому смыслу, от целого к частям и от частей к целому; средства герменевтического анализа при этом учитывают (должны учиты-

вать) цель и замысел автора. Флаций, кроме того, явным образом различает понимание и-интерпретацию. Интерпретация является одной из ступеней в процессе понимания: понимание отдельных слов, понимание речи, духа говорящего и понимание частного места Библии. Как отмечает Г. Шпет, эта схема во многом неудовлетворительна, но в целом она представляет собой преддверие научной постановки проблемы [см.: 90, л. 27].

Таким образом, устанавливается точка зрения, что тексты Св. Писания имеют одно сокровенное, боговдохновленнре значение (подлинный смысл), различные смысловые оттенки которого зависят от своеобразия контекстов. Герменевт, работая с различными контекстами, должен вскрывать в них единственное божественное значение и истолковывать его смысловые оттенки, внесенные в библейские тексты их авторами. Такого типа интерпретации учитывают субъективные особенности авторской позиции. Задача герменевта заключается в выявлении цели и замысла автора. Решается эта задача посредством определения специфических особенностей авторских приемов изложения материала при помощи сравнения различных частей текста, в которых используется интересующее толкователя слово. При этом «по мере того как промежуток времени между писателями и читателями священных книг становился все больше, и истинное разумение смысла Писания делалось более и более трудным: явилась нужда в правилах, при руководстве коих можно было бы и легче находить и вернее изъяснять подлинный смысл Священного Писания» [65, с. 8].

До Флация было много попыток сформулировать правила' выявления подлинного смысла текстов. Одна из первых была осуществлена Оригеном (в четвертой книге «О началах»), где он пытается осознать сам процесс чтения и толкования, направленный на постижение подлинного смысла. Позднее аналогичные попытки были предприняты Иоанном Златоустом, Иерони-мом, Августином в уже рассмотренной нами книге «Христианская наука» и Тихонием [см.: 65, с. 9]. Семь «правил» Тихония анализируются в книге Августина (правило о Господе и Его теле; о двояком теле Господа; об Обетованиях и Законе; о виде и роде; о временах; о повторении сказанного, т. е. о возвращении к прежде сказанному в случае непонимания данного места; о диаволе и его теле). Августин критикует эти правила как неупотребительные и бесполезные, только некоторые места можно понять при помощи этих правил. «Все вообще правила Тихониевы (кроме третьего)... учат тому, как под одним разуметь другое, т. е. как понимать язык или речь, выраженную тропами; но этот язык, по моему мнению, гораздо обширнее и разнообразнее всяких правил науки» [5, с. 236]. Но критика Августина направлена на внутреннее содержание этих правил, а не на сам принцип опоры на правила при истолковании текстов. Этот принцип он пытается развить в систему, и впоследствии данная установка в библейской герменевтике приобрета-

,26

ет силу традиции. Но окончательного систематизированного вида все попытки от Августина до Флация еще не приобрели, во многих герменевтиках правила давались как приложения к истолкованию Священного Писания.

И лишь в XVI веке Флаций представляет «изложение Правил толкования Священного Писания в форме науки» [65, с. 9]. После Флация вопрос о том, сколько смыслов в текстах, снимается (признак приближения к научной методологии, так как семиотические основы научной теории несовместимы с явлениями многозначности). Даже те авторы, которые формально остаются на старых позициях, т. е. признают множественность смыслов в Священном Писании, формулируют свои мысли очень «дипломатично», фактически сдавая свои позиции и признавая единственность подлинного смысла. Так, например, деятель русской православной церкви архиепископ Феоктист писал: «Смысл в Священном Писании бывает Грамматический, Риторический, Логический, Аллегорический, Исторический, Пророческий и Приточный, притом буквальный и таинственный; но во всех сиих смыслах есть точный разум истины, самим Богом нам предлагаемый чрез слова тогожде Писания или чрез означения оных» [74, с. 36]. Можно, конечно, по-разному относиться к этому высказыванию, но понятие точного разума истины, которой пронизывает все указанные смыслы, смягчает их различия, редуцируя данную точку зрения к концепции Флация.

Очень близко к Флацию трактует данную проблему П. Савваитов. «В каждом месте Писания, — пишет он, — подлинный буквальный смысл только один» [65, с. 14]. П. Савваитов выступает против концепции многосмысленности, так как она невозможна, ибо не сообразуется со здравым смыслом и целью Писания: научить людей божественному слову и дать им истинный смысл догматов веры [см.: 65, с. 18]. Единственность буквального смысла не должна противоречить тому факту, что «некоторые места Священного Писания вне состава речи могут давать много смыслов» [65, с. 16]. Данное утверждение полностью согласуется с идеями Флация и Августина и с теоретическим представлением о том, что слова проявляют единственность своего концептуального содержания только через вариабельность в контекстах своего использования. «Слова Писания, — пишет П. Савваитов, — должно понимать в том смысле, какой они имеют в связи с предыдущими и последующими понятиями, а не в отдельности от них» [65, с. 16].

Все герменевтические искания вокруг проблемы множественности смыслов были мучительны и долги и в конце концов остановились в нерешительности перед проблемой смысла и значения, так ясно и не осознанной. Что такое смысл и значение? Отличаются ли эти понятия чем-либо или являются синонимами? В этом отношении у Флация есть значительный шаг вперед по сравнению с предшественниками. Он вводит в концептуальный аппарат герменевтики понятие «контекст». Имен-

но контекстуальный подход является теоретическим объяснением эмпирического факта множественности смыслов. Различные контексты могут изменять семантические характеристики слов. Поэтому и важно уметь извлекать буквальный смысл данного слова (или выражения) из всего произведения в целом и учитывать то изменение, к которому приводит действие на данное слово (или выражение) определенного контекста. А поскольку произведение имеет определенную цель и замысел, то нужно их обязательно учитывать при выявлении буквального смысла. Следовательно, в герменевтику в качестве основополагающих теоретических принципов вводятся, во-первых, принцип контекстуальной интерпретации; во-вторых, принцип герменевтического круга; в-третьих, принцип учета цели и замысла автора, привносящий в герменевтику субъективно-психологический момент и учитывающий неявным образом исторические и социальные условия «жизни» текстов, т. е. их возникновение и всевозможные изменения в многочисленных редакциях. И наконец, следует отметить четвертый очень важный принцип, приобретенный герменевтикой благодаря усилиям Флация, — принцип различения понимания и интерпретации. Понимание есть цель герменевтического искусства, а интерпретация — метод достижения этой цели. Разнообразные виды интерпретаций ведут к определенным результатам, которые представляют собой «ступени в процессе понимания». Синтез различных ступеней (понимание отдельных слов, своеобразие речи, субъективно-психологических особенностей автора, отдельных мест Писа-ЙИЯ) ПОДВОДИТ К ИСКОМОМУ общему пониманию.

Разумеется, концепция Флация уязвима во многих отношениях, но основные вопросы либо поставлены, либо являют собой преддверие правильной их постановки. На некоторые вопросы Флаций дает оригинальные ответы, и, главное, герменевтика впервые приобрела по крайней мере внешнее подобие научной теории, т. е. стала систематическим изложением принципиальных основ герменевтического метода применительно к библейским текстам. Флаций заканчивает важный этап в развитии герменевтических идей — этап создания систематической методологической концепции, предметом которой является уникальный текст. Это есть конкретная методология для конкретного текста.

Далее, с момента начала рационалистической критики Священного Писания теологическая герменевтика превращается в историко-литературную герменевтику сообразно изменившемуся предмету толкования: Библия становится собранием исторических и литературных памятников.

Эпоху Ренессанса можно считать временем расцвета герменевтики как искусства перевода литературных произведений с языка, как правило, уже умершего на живой, национальный язык. В эпоху Возрождения осуществляется множество переводов с древнегреческого, латинского и арабского языков на жи

вые народные языки. Тем самым герменевтика невольно выполняла просветительскую функцию. «В средние века и в эпоху Возрождения предмет герменевтики расширяется. Наряду с текстами Священного Писания объектом ее становятся произведения классической литературы. В новое время принципы герменевтики распространяются также на исторические и юридические науки. Постепенно она становится неотъемлемой частью гуманитарного знания вообще, расширяя свой предмет и выявляя все новые его аспекты. В эпоху Просвещения, например, активное обсуждение вопросов герменевтики велось главным образом в области языка. Считалось, что основная цель герменевтики — в создании правил перевода с одного языка на другой (при этом «другим» может быть как исторически отдаленный язык, ставший «чужим», так и современный, развивающийся на другой основе). Однако уже тогда начали давать о себе знать и иные взгляды, согласно которым герменевтика должна прояснять не собственно язык, а то мыслительное содержание, которое дано посредством языковой формы. Наиболее четко это положение было сформулировано Шлейермахе-ром. Он писал, что до Вольфа герменевтика своим предметом* считала только тексты классической литературы и Священное писание и не предполагала, что любая языковая коммуникация содержит в себе аспект понимания и в этом смысле также должна стать ее предметом» [34, с. 166]. Естественно, что при этом возникло большое количество спорных вопросов, проблем, касающихся методики перевода, техники интерпретации, принципов, которые позволили бы правильно понять истолковываемые произведения, донести до новой эпохи мысли и чувства людей, принадлежащих уже умершей культуре. Но возникновение общей герменевтики, которая теоретически обосновала бы ответы на поставленные практикой вопросы, оставалось еще делом будущего,

Дата добавления: 2015-07-07