Логико-семантический минимум понимания

Проблема понимания языка столь многогранна, что ее решением заняты представители различных наук, и внутри каждой из них существует большое количество различных точек зрения. Она исследуется средствами лингвистики, логической семантики, становится центральной проблемой для некоторых философских концепций, ею занимаются специальные направления в логике; теория коммуникации как наука представляется невозможной без решения (или хотя бы гипотетического подхода к нему) этой проблемы; свою проблематику открывает здесь для себя психология; создание языков для ЭВМ, языков представления знаний и понимающих систем в вычислительной лингвистике тоже зависит от того или иного решения проблемы понимания языковых выражений. Перечень разделов в научной и практической деятельности человека, которые связаны с пониманием языка, может быть значительно расширен. Отметим лишь значение этой проблемы для теоретического осмысления функционирования языковых знаков. Известный советский ученый А. Ф. Лосев называет принцип понимания одно-порядковым с принципом отражения. Его нельзя не учитывать· при построении теории языковых знаков, потому что «понимание в языке при собственном и непереносном употреблении термина «язык» является необходимым условием для конструирования специфики языка. Оно еще недостаточно, но необходимо» [50, с. 88]. Понимание «представляет собой неискоренимую область в теории специфически языковых знаков» [50, с. 90].

Что мы понимаем под языковыми выражениями? Если так поставить вопрос, то ответить на него в общем виде, видимо, нельзя. Прежде следует рассмотреть, какие виды языковых выражений существуют. Но и эта проблема оказывается нетривиальной. Существует несколько теорий, предлагающих разные подходы к ее решению, каждый из которых имеет свои достоинства и недостатки. На мой взгляд, невозможно дать ответ на поставленный вопрос о понимании любых языковых выражений, не уточнив, какой аспект имеется в виду при рассмотрении реальных процессов понимания языковых выражений: психологический, информационный, коммуникативный, логический, философский, а может быть, аспект практического использования языкового выражения или какой-либо иной. Любой из перечисленных аспектов ведет к оригинальной постановке проблемы понимания языковых выражений и к решению ее средствами психологии, лингвистики, логики, теории коммуникативных актов, философии и пр.

Одной из основных задач данной работы является анализ логико-семантических условий понимания языковых выражений, а также определение места понимания в системе методологических понятий. При решении этой задачи мы будем использовать следующие средства: а) выдвижение формализованных языков как метода исследования свойств естественного языка;

б) использование достижений теории семантических категорий;

в) применение понятий смысла и значения как основы для понимания языковых выражений; г) логический анализ отношений между понятиями знания (информированности), употребления (использования в языке), понимания, интерпретации как метод экспликации их содержания.

Если предположить, что понимание языковых выражений есть знание их смысла и значения, то привлекательным становится путь выделения основных семантических категорий и определения их смысла и значения. Мы увидим в дальнейшем, что такой метод не является достаточным, так как с его помощью не может быть достигнуто полноценное решение данной проблемы, адекватное действительным условиям понимания языковых выражений, но он необходим, потому что позволяет рассмотреть логико-семантические тонкости употребления и понимания языка.

Возникновение теории семантических категорий необходимо связано, как я полагаю, с возникновением понятия формализованного языка как метода исследования. Основоположники логической семантики Г. Фреге и Б. Рассел искренне верили в то, что формализованные языки способны устранить все «неточности» и «недостатки» естественного языка, что разговорные языки людей могут быть перестроены в соответствии с принципами формализованных языков. «Беда рода человеческого в том, что он выбрал одно и то же слово i's для выражения этих двух столь различных идей (имеется в виду употребление слова есть в смысле связки и в смысле тождества. — В. К.), — беда, от которой язык символической логики его, разумеется, избавляет», — пишет Б. Рассел [61, с. 46]. Это мнение, безусловно, является преувеличением возможностей формализованных языков. Они не могут служить орудием исправления естественного языка, так как, во-первых, были созданы для других целей и в их основе лежали принципы, которые не могли быть применены к естественным языкам, и, во-вторых, естественный язык существует объективно и обладает относительной самостоятельностью в развитии и функционировании. Насильственное вмешательство в его структуру не может увенчаться успехом и равносильно установлению всеобщего логического обучения для всех носителей естественного языка.

По моему мнению, было бы бессмысленно приспосабливать естественный язык к идеалу формализованных языков настолько, чтобы из него исчезли все богатства его выразительных возможностей, способность к отражению тончайших чувств,

эмоций, настроений, потому что такой язык нельзя было бы использовать во многих сферах человеческой деятельности. Но это не значит, что не имеет смысла улучшать язык науки, который является в своей неформализованной части составным.элементом естественного языка, что логикам не стоит делать предложений для более точного употребления содержащихся в нем терминов и понятий. Именно это, как я полагаю, является одной из существенных задач логики.

Формирование принципов построения формализованных языков шло под знаком критики естественного языка, выяснения его «плохих» сторон, «недостатков». Это обстоятельство нужно обязательно учитывать при перенесении методов логики и логической семантики на область исследования естественного языка. С одной стороны, теория семантических категорий как раздел логической семантики с самого начала своего возникновения была ориентирована на те задачи и принципы, которые определяли построение формализованных языков. Но, с другой стороны, эта теория могла бы претендовать на описание структур естественного языка, если учитывать и не нарушать те пределы, которые установлены абстракциями и идеа-лизациями, лежащими в ее основе.

Интересно рассмотреть мнение известного американского лингвиста У. Вейнрейха о возможностях использования логики и логической семантики при исследовании естественного языка. Анализируя логические основания семиотического анализа свойств естественного языка, он пишет: «Исследование логических аспектов языка — это отнюдь не модное увлечение: по-видимому, именно оно в течение нескольких ближайших десятилетий будет составлять одно из важнейших направлений лингвистики. Я полагаю, что это вполне разумная задача, если только соблюдать ряд предосторожностей. Во-первых, в таком исследовании не должно быть привкуса нормативизма; лингвист-дескриптивист вовсе не стремится сделать язык «более логичным», чем он есть, — наоборот, он должен объяснять (там, где ему удается), почему в действительности язык не является более логичным... Во-вторых, полезно помнить, что для исследования языка привлекаются лишь некоторые разделы логики; лингвистов интересуют главным образом правила образования и обозначения, то есть те аспекты исчисления предикатов, которые в логике выступают просто как подготовительные этапы для изучения выводимости, истинности и т. п.... В-третьих... изучение «логических» аспектов языка, представляющее собой задачу семантики, должно проводиться независимо от грамматического анализа, так чтобы было возможно их содержательное сравнение. В-четвертых, необходимо настаивать на достаточно гибкой и богатой логической системе и на привлечении широкого круга языков. И наконец, мы должны отвергнуть ошибочный тезис, будто человек в своем мышлении не может выйти из «логических форм», навязываемых ему родным языком;

есть масса фактов, свидетельствующих об обратном, — если не в аристотелевской логике, то уж, безусловно, в средневековом учении о суппозиции. Но если все эти предосторожности соблюдаются, то исследование логических аспектов языка само по себе вполне законно и перспективно. Ведь логика во многом сродни языку. Недаром искусственные языки, создававшиеся философами, во многих существенных чертах своей логической структуры совпадают с естественным языком» [18, с. 170—171].

Прогноз У. Вейнрейха оправдался полностью: сколько-нибудь заметного спада интереса к логическому исследованию естественного языка не только не наблюдается, но и в последнее время возникли новые направления (формальная семантика глубинных структур предложений Д. Льюиса и Р. Монтегю, естественная логика Дж. Лакоффа, теория иллокутивных актов и др.). Предупреждение Дж. Лакоффа об ошибочности философского тезиса о тождестве языка и мышления было как бы «услышано» в вычислительной лингвистике, где был создан целый класс понимающих систем нового поколения именно благодаря отказу от данного тезиса, который выполнял роль методологической установки.

Теория семантических категорий интересует нас потому, что она ставит своей задачей разбиение (классификацию) всех выражений языка на взаимно непересекающиеся подмножества [см.: 67, гл. V, § 1, 2; 68, с. 43]. Если бы это оказалось возможным, то достаточно было бы установить методы выявления смысла и значения выражений данных семантических категорий, чтобы значительно продвинуть вперед решение проблемы понимания языковых выражений вообще и определение логико-семантических условий их понимания в частности.

В современной логике и лингвистике есть достаточно развитые учения о семантических категориях. Мы выделим одну из основных семантических категорий — предложение, — которую будем считать базовой для постановки проблемы понимания. Все остальные категории будут выполнять вспомогательную роль, их необходимо рассматривать при решении вопроса о выявлении смыслового содержания предложения. Например, именные выражения (дейктические местоимения, собственные и нарицательные имена) будут интересовать нас с точки зрения той функции, которую они выполняют при образовании смыслового (информационного) содержания предложений, в структуру которых они входят. Вопрос о понимании именных выражений, взятых изолированно от контекста, может иметь самостоятельный интерес лишь в особых случаях, так как они не употребляются в коммуникативных ситуациях вне контекста использования. Другими словами, вопрос о понимании языковых выражений может быть сведен к вопросу о понимании предложений. В дальнейшем мы будем говорить об употреблении языковых выражений, под которым будем понимать исполь-

U5

зование языкового выражения в определенном контексте (необязательно языковой природы).

Для упорядочения терминологии переформулируем постановку задачи следующим образом. Понимание языковых выражений — это понимание текстов (письменных или устных). Языковой текст — это множество предложений, связанных друг с другом логическими отношениями. Он имеет легко определяемую логическую структуру. Текст будет являться контекстом для предложений, входящих в него, если ставится вопрос об их употреблении. Предложение же есть контекст для составляющих его выражений, относящихся к вспомогательным семантическим категориям.

Связь данного исследования с действительностью и с практикой будет осуществляться через специфическое решение проблемы значения языковых выражений. Я предполагаю, что язык не только оформляет способы мыслительной деятельности людей, но и является своеобразным отражением действительности, поэтому значения языковых выражений существенным образом зависят от объективной и субъективной реальности, освоенной человеком. Связь с практической деятельностью,, влияющая на значение языковых выражений, осуществляется посредством учета прагматических моментов, неязыковых контекстов, эпи-стемических условий и пр. Иными словами, значение языковых выражений существенно зависит от диалектического соответствия между языковой компетентностью и употреблением языка. Знание об употреблении углубляет понимание компетентности, владение языком. Развиваемая в книге точка зрения противостоит мнению, утверждающему, что для знания значения языкового выражения достаточно интуиции носителя языка, языковой компетентности.

Использование терминов «смысл» и «значение» неоднозначно в литературе по логике, философии и лингвистике. Лингвисты, как правило, не различают термины «смысл» и «значение». Значением (смыслом) именного выражения является его понятийное содержание, а значением (смыслом) предложения выступает мысленное содержание, информативность предложения. Но все же следует указать па имеющееся в ряде концепций своеобразие, которое весьма показательно. Так, в некоторых работах смысл трактуется как текучее, изменчивое содержание языковых выражений, которое может различным образом оформляться. «Смысл напоминает жидкость, которая принимает форму сосуда, ее содержащего, и которая имеет существование лишь как субстанция этой формы. Таким образом, у языкового содержания обнаруживается определенная форма — форма содержания, — которая не зависит от смысла и находится с ним в произвольных отношениях. Смысл, упорядоченный этой формой, превращается в субстанцию содержания» [53, с. 447].

Существует также такая точка зрения, что значение языкового выражения есть величина относительно устойчивая, изме-

«ять ее может лишь влияние определенного контекста употребления. Такая измененная (например, в результате использования тропов) сущность и будет тем, что называют смыслом языкового выражения. Согласно этой точке зрения у конкретного выражения может быть одно значение и множество смыслов, количество которых фактически бесконечно, так как бесконеч-ао множество контекстов употребления данного языкового выражения. Такая концепция подводилась в качестве теоретического основания под некоторые герменевтические методики. Но, как верно в свое время заметил Г. Шпет, такую гипотезу и теоретически, и практически обосновать очень трудно. «В некоторых герменевтиках предлагалось говорить о «значении» слова, когда оно помещено в лексиконе или берется изолированно, и •о «смысле» — в связанной речи. Это и непрактично и теоретически необоснованно, потому что «значение» как термин с его разными смыслами — не только омоним, но и модус суппози-дии» [92, с. 31—32]. И далее Г. Шпет развивает мысль, которая идейно предшествует современным влиятельным семантическим концепциям. «Мы будем различать, — говорит он, — номинативную функцию слова, resp. номинальную предметность слова, и функцию семасиологическую, resp. смысловую предметность, Nomen, название, как такое, есть эмпирическая, чувственно-воспринимаемая вещь. Оно есть знак signum, связанный с называемой вещью не в акте мысли, а в акте восприятия и представления» [92, с. 32].

Связь знака с обозначаемым есть «автоматически чувственная» связь. Чтобы перейти от чувственного к мысленному, нужно «углубиться» в структуру слова, рассмотреть другую ступень этой структуры, перейти от восприятий и представлений к мыслям, а здесь мы уже будем иметь дело с семасиологической функцией слова. «В номинативном (не номинальном) предложении или суждении, в которое номинация входит как подлинный смысл, как семасиологическое одушевление, мы уже имеем дело с другой функцией слова, — с другой ступенью и с другим моментом в структуре самого слова» [92, с. 33].

Весьма плодотворной оказалась идейно связанная с точкой зрения Г. Щпета экспликация смысла и значения в терминах •«иитенсионал» и «экстенсионал», причем наметилась весьма устойчивая традиция истолкования интенсионала как языкового (не мысленного!) содержания. Интенсионал есть та совокупность признаков (выделенных семантическими маркерами), которые однозначно определяют экстенсионал, под которым, в свою очередь, понимается совокупность предметов внешнего (по отношению к языковому выражению) мира. Ясно, что при таком подходе «существовать» означает не «быть реальным»,.а «относиться к возможному миру» (который лишь в частном случае может оказаться реальным). Последнее отношение определяется (=детерминируется) совокупностью языковых семантических признаков. Понятие значения здесь как бы «рас-

щепляется» на два понятия: интенсиональное и экстенсиональное значение. Язык при таком подходе обладает «миротворческой силой», он создает возможные миры, объекты которых существуют настолько ясно, насколько это им позволяет их интенсиональное содержание, выраженное в языке. Интенсиональное содержание тяготеет здесь к мысленному содержанию, смыслу, но представители такого подхода не склонны отождествлять эти понятия, но склонны, наоборот, оттенять своеобразие интен-сионала, чтобы намеренно подчеркивать, что все содержание выражений можно выделять только из внутренних ресурсов языка. Понятия интенсионала и экстенсионала позволяют, кроме того, отличать друг от друга интенсиональные и экстенсиональные контексты с их своеобразными и очень тонкими семантическими особенностями.

Последние достижения в области интенсиональной логики показали, что ее успешно можно применять в изучении художественной литературы. «Литературный дискурс, — писая Ю. С. Степанов, — семиотически может быть определен как дискурс, в котором предложения-высказывания и вообще выражения интенсионально истинны, но необязательно экстенсионально истинны (экстенсионально неопределенны). Это дискурс, интенсионалы которого необязательно имеют экстенсио-налы в актуальном мире и который, следовательно, описывает один из возможных миров. Совокупность литературных дискурсов составляет литературу» [71, с. 23].

Но специалисты в области вычислительной лингвистики не удовлетворились таким подходом, потому что он не выражал в явном виде способ коммуникации человека (а если какая-нибудь теория пыталась это сделать, то она оказывалась неадекватной для построения удовлетворительной концепции понимания языка) и полностью игнорировал концептуальное (мысленное) содержание языкового выражения, которое дано даже до начала дискурса и связано с умением участника дискурса пользоваться языком, умением, в котором зафиксированы языковой опыт человека и установка на возможное восприятие и понимание в данных условиях дискурса. Такой подход в конечном итоге абсолютизировал дескриптивную функцию языка. Поэтому возникли концепции, которые вводят понятия концептуального представления, концептуального уровня языка, служащие для экспликации понятий смысла и мыслительного содержания языка.

В логике со времен Г. Фреге принято различать смысл и значение языковых выражений. Напомним, что значением имени,, по Фреге, является тот объект, который обозначен данным именем (понятие, близкое экстенсионалу, «номинальной предметности» Г. Шпета). Способ связи имени со своим значением есть его смысл (весьма приблизительно это соответствует понятиям «интепсиопал» и «смысловая предметность» Г. Шпета). Введенная Фреге дихотомия смысла и значения языковых выражений¹

предваряла принципы построения формализованных языков, в которых знаки, используемые в функции именных выражений, обычно имеют значение, но не имеют смысла в общепринятой его трактовке. В естественном же языке именные выражения обладают и смыслом и значением. Предложение, по Фреге, тоже имеет смысл и значение. Оно, так же как и имя, обозначает некоторый предмет. Его значениями могут быть особые абстрактные объекты «истина» и «ложь». Смыслом предложения служит мысль, которая высказывается в нем. В формализованных языках фреге-расселовского типа отвлекаются от смыслового содержания предложений и единственной их семантической характеристикой остается значение. Но в исследованиях по логике и семантике естественного языка используется фрегевская идея выражения содержания предложения через суждение, содержания мысли через смысл. Так, один из ведущих специалистов в области логики и семантики естественного языка Дж. Ла-кофф писал, что «суждения выражаются не непосредственно предложениями на поверхностном уровне, но логическими структурами, сопоставленными предложениям. Таким образом... истина утверждается не относительно предложения на поверхностном уровне, но относительно суждения, выражаемого логической структурой, сопоставленной предложению» [45, с. 469]. Нетрудно заметить, что данное высказывание удивительно гармонирует с концепциями Г. Фреге и Г. Шпета.

Данная концепция Фреге признавалась большинством логиков. Но у нее, как мы уже выяснили, были и серьезные оппоненты. Среди наиболее известных следует назвать прежде всего Л. Витгенштейна, который считал, что имена не имеют смысла, более того, взятые изолированно от контекста использования, «ни не имеют и значения. Лишь при употреблении в предложении имя будет иметь значение. Если предложение правильно «отражает положение дел, то оно будет истинным, а в противном случае — ложным. Такая позиция выражена им в «Логико-философском трактате». В поздний период своей деятельности он переходит от картинной (образной) природы языка к пониманию языка как деятельности, в основе которой лежит языковая игра. В этот период Витгенштейн считал, что значение •слова есть его употребление в предложении. Смысл предложения, как мы уже выяснили, Витгенштейн определяет как метод •его верификации. Значение смысла предложения является условием его понимания. Значение составных элементов предложения зависит от их употребления.

Концепция Витгенштейна имеет свои сильные стороны, но я не лишена недостатков. К положительным моментам следует отнести, например, понимание языка как деятельности, что позволяет сопоставить языковые игры с практической деятельностью. Следует также отметить важную для наших целей идею о неразрывной связи значения слова с его употреблением. Слабыми сторонами его концепции являются полная изолирован-

ность языковых игр друг от друга, совершенный отрыв от исторического развития естественного языка, крайний конвенционализм, а абсолютизация контекста употребления может привести даже к курьезным выводам. Так, В. В. Налимов справедливо полагает, что последовательно проведенная концепция Витгенштейна позволяет определять значения слов лишь в некоторых жаргонных языках [см.: 58, с. 95]. Теория понимания языковых выражений, которой Витгенштейн придает большое значение, слишком упрощена и носит абстрактный характер. Ее невозможно применить для объяснения феномена человеческого понимания в реальной языковой практике.

Проведенный нами анализ концепций значения Фреге и Витгенштейна позволяет сделать вывод о непригодности их для достижения наших целей. Необходимо идти другим путем, не от формализованных языков посредством приближения их к реальным процессам понимания, а от действительного феномена понимания, взяв его за идеал. В качестве первого шага к цели введем понятие «общее семантическое значение языкового выражения». Оно является комплексным многоаспектным образованием, зависящим от развитости общественного «смыслового горизонта» носителей языка (концептуальный аспект); от соотношения с действительностью, т. е. с объектами, фактами, явлениями, событиями, о которых идет речь в данном языковом выражении (истинностно-денотативный аспект); от принципов-· «языкового отражения» действительности (десигнативный аспект); от структуры языка (логико-грамматический аспект); от контекста употребления (коммуникативный аспект); от прагматических условий, делающих необходимой постановку вопроса о значении данного языкового выражения (пресуппозицион-ный аспект). Поскольку предложение является разновидностью» языкового выражения, постольку все сказанное о языковом выражении относится также к предложению.

Теперь можно сформулировать наш основной тезис: понимать предложение — значит знать «общее семантическое значение» его. Текст представляет собой непустое множество предложений (в частном случае состоящее из одного элемента), связанных друг с другом логическими отношениями. Понимать текст — это значит знать «общее семантическое значение» каждого входящего в него простого предложения, знать смысл логических связок (их определение) и зависимость анализируемого текста от контекста. Экспликацию этой гипотезы можно произвести при помощи выявления логико-семантических условий' понимания и посредством установления точных отношений между пониманием и другими теоретико-познавательными и методологическими категориями. К выполнению этой задачи мы и· приступим.

Если представить понимание текстов (при чтении или пр» восприятии речи) как процесс, имеющий свою структуру и состоящий из ряда фаз, то он может включать, по моему мнению,

этапы, каждый из которых обладает относительной самостоятельностью. Хронологический их порядок, взаимоотношения между собой являются специфическими и сложными проблемами, ка решение которых я не претендую.

Первый этап процесса понимания текста связан с выявлением синтаксической формы текста. На этом этапе возникают два условия понимания. Первое из них мы назовем предпони-манием-1. Оно предполагает умение отличать грамматически правильные предложения от неправильных. Основываясь на этом условии, мы включаем каждое предложение текста в множество правильных предложений языка, «узнаем» образования «нашего» языка в представляемых знаковых структурах. Здесь текст еще не предстает перед нами как система связанных предложений. Второе условие называется предпониманием-2. Оно связано с выявлением смысла логических констант и с соотнесением их употребления в данном тексте с общепринятыми нормами логики языка.

Предпонимание-1 и предпонимание-2 в совокупности состав-.ляют то, что мы называем «логико-грамматическим владением» текстом, т. е. умением распознавать правильные логико-грамматические структуры и отделять их от неправильных. Мы намеренно здесь совместили глубинные (логические) и поверхностные (грамматические) языковые структуры, подчеркивая тем самым важность обоих типов анализа.

Уместно напомнить здесь мнение Н. Хомского, которое совершенно верно для понимания функционирования языка в конкретных языковых актах: «Форма языка — это постоянный и неизменный фактор, лежащий в основе любого нового конкрет-.ного речевого акта и определяющий значимость этого акта. Именно отображение формы языка в мозгу говорящих позволяет им понимать друг друга, то есть правильно пользоваться языком. Эта специфическая форма языка определяет каждый «отдельный языковой элемент и всегда как бы присутствует в нем» [83, с. 473]. Заметим, что понимание Н. Хомский в этой работе отндсит к употреблению языка, следуя идее В. Гумбольдта о том, что язык есть не мертвый продукт, а вечно порождающий механизм. Правила порождения и берет Н. Хомский в качестве основополагающей идеи. Но употребление он трактует как правильное пользование языком, т. е. восходит к •формальным моментам. На мой взгляд, на этом нельзя останавливаться при анализе феномена понимания. Это, безусловно, необходимое условие понимания, но недостаточное. Поэтому мы и обратимся далее к анализу содержания языковых выражений.

На втором этапе происходит выявление семантически значимых, смысловых структурных единиц предложений и решение вопроса об их «общем семантическом значении». Здесь же избавляются от ненужных частей текста, мешающих восприятию смысла. Знание о значении структурных единиц предложений,

из которых состоит текст, составляет то, что мы называем пред-пониманием-3. Оно является третьим условием понимания текстов. При выявлении значения структурных единиц обращают внимание на соотношение их с внеязыковым положением дел. Кроме того, следует учитывать изменение значения при употреблении языковых выражений в микрокоитексте предложения.

Часто можно услышать мнение, что проблема понимания языковых выражений является чисто лингвистической проблемой, поэтому привлекать какой-либо внеязыковой материал для ее решения якобы не имеет смысла. Американский лингвист Ч. Филлмор, опровергая подобные мнения, пишет: «Какое отношение к лингвистике как таковой имеют окружающая обстановка, представления о личном опыте и какую роль играют все эти вещи в процессе «вычисления» того, о чем идет речь? Доказательство того, что все эти вопросы имеют прямое отношение к лингвистике, базируется на следующих фактах: во-первых, суждения и стратегия интерпретации, составляющие часть этих процессов, явным образом оказывают влияние на выбор конкретных лингвистических форм и категорий; во-вторых, существуют определенные различия между языками в способах, какими языковой материал воспроизводит конкретные образы или опытные данные, и, наконец, в-третьих, все эти понятия делают возможным формулирование некоторых обобщений относительно стратегии интерпретации текста человеком. Таким образом, возможные аргументы сводятся к тому, что приведенные факты увязаны с выбором языкового материала, варьированием его от языка к языку и с соответствующими обобщениями, то есть с вопросами, которые лингвисты, если не «лингвистика» в узком смысле, должны уметь решать» [75, с. 79].

Четвертым необходимым условием понимания текста является учет контекста употребления. Контексты могут быть языковыми и неязыковыми. Последними могут служить реальные положения дел, о которых идет речь, возможные (мысленные) положения дел, исторические факты и события, знание, учитывающееся при интерпретации текста («фоновое знание»). Языковые контексты служат, как правило, для устранения многозначности выражений, неязыковые контексты также могут устранять многозначность и, кроме того, уточнять значение структурных элементов и всего текста в целом.

Особенно ярко проявляется роль контекста употребления при понимании отрицательных высказываний. Многие из таких высказываний будут осмысленными только в определенных контекстах. Так, Ч. Филлмор считает, что мы понимаем предложение, если умеем построить образ (модель, сцену), который соответствовал бы тому, о чем говорится в данном предложении. Для отрицательного высказывания следует учитывать не только модель действительности, о которой идет речь, но и контекст произнесения этого высказывания, осмысленность его использования. Ч. Филлмор называет эти разные стороны одного

процесса понимания (интерпретации) внутренней и внешней контекстуализацией текста. Он пишет: «...сцена должна содержать произнесение данного предложения и понимание, которое мы имеем в виду, — это понимание тех типов ситуаций, в которых было бы уместно произнести это конкретное отрицательное предложение... Другими словами, в отношении некоторых отрицательных предложений конструируемая интерпретатором сцена содержит не только обстоятельства, подходящие к самому предложению, но также и обстоятельства, связанные с контекстом, в котором предложение может быть осмысленно употреблено» [75, с. 111 — 112].

Позиция Ч. Филлмора внешне сходна с концепцией использования контекстов употребления для выявления значений слов Л. Витгенштейна. Но сходство здесь имеет, конечно, случайный, несущественный характер, так как трактовка контекстов Филл-мором значительным образом отличается от витгенштейновско-го чисто языкового контекста. «Лозунг, которому я следую, — пишет Филлмор, — в своем подходе к семантике, гласит: значения соотнесены со сценами» [75, с. 84]. Под сценами он понимает то, «что специалисты по искусственному интеллекту называют «сценариями», — знанием условных или обычных последовательностей поступков, в терминах которых мы анализируем отдельные «крупные» события через посредство более мелких частей» [75, с. 80]. На мой взгляд, понятие «сцена» является уточнением понятия «неязыковой контекст». «В своем изложении, — отмечает Ч. Филлмор, — я употребляю слово сцена в техническом смысле, включающем не только обычное его значение, но и многое другое. Я разумею под ним любое доступное выделению (individuatable) осмысленное восприятие, воспоминание, переживание (опыт), действие или объект» [75, с. 84].

Пятым условием понимания языковых выражений является учет прагматических критериев, которые обусловливают употребление данного выражения. Понимание текста можно считать процессом, ограниченным рамками коммуникативной ситуации, т. е. ситуации, при которой происходит передача информации от одного индивида к другому. Понимание текста (безразлично какого — устного или письменного) происходит в конкретном единичном коммуникативном акте. Под прагматическими условиями, необходимыми для понимания текстов, мы предполагаем обстоятельства, которые могли бы быть поводом для производства данного текста, определенный уровень знаний участников коммуникативного акта, их намерения, характер коммуникативного акта (серьезное сообщение, шутка, дезинформация и пр.). При интерпретации часто используются сведения биографического характера об авторе текста, учитывается историческая обстановка; иногда значительно влияют на понимание даже манера произнесения или стиль изложения. Если между автором текста и индивидом, воспринимающим его,

существует историческая дистанция, то следует учитывать различия культур, исторических эпох, языков и т. д. Весь этот комплекс фактов, влияющих на понимание текстов, мы объединяем общим названием — прагматические условия понимания. Итак, в качестве логико-семантических условий понимания текстов можно выделить следующие пять моментов: 1) предпо-нимание-1 — умение отличать грамматически правильные конструкции от неправильных; 2) предпонимание-2 — знание смысла логических констант; 3) предпонимание-3 — знание значений структурных (смысловых) единиц предложений; 4) учет контекста употребления; 5) прагматическое знание, обусловливающее выбор контекста употребления. Все эти условия существенно влияют на общее семантическое значение всего текста и,, следовательно, на его понимание.

· НА ГЛАВНУЮ

Warum Wahrheit?

Дата добавления: 2015-07-07