Читайте также: |
|
Парализовав инициативу и сформировав характер демонстранта[265], не знающая и боящаяся женщины цивилизация обусловила и ее (и свою!) трагедию.
Вот некоторые следы этой трагедии, где жертвы - и мужчина и женщина...
Сама женщина, лишенная инициативы, бесполезна для себя, несчастлива и - часто - больна.
Ее мужчина...
Всякий мужчина, знает он о том или нет, чувствует себя полноценным только, когда нужен женщине: когда востребован - взят ею или может быть взятым как человек и, именно, в качестве мужчины.
Женщина с подавленной инициативой не в состоянии брать ничего нужного ей. Она и в эротических отношениях способна только одаривать собой - “давать”. Вступая в отношения с такой “благодетельницей”, мужчина лишается самой возможности быть взятым. Чувствует себя ненужным, каким-то бросовым[266]!
Не востребованный женщиной, мужчина пропорционально его способности к сочувствованию ощущает себя насильником. “Насилуя” желанное человеческое существо, он живет в нарастающей скрытой или явной депрессии, подспудно или явно чувствует себя неполноценным - физическим и нравственным импотентом, теряет основные жизненные смыслы, стимулы и силы. Нарастает его агрессивность. Переставая чувствовать себя человеком, он разрушается, как это раньше говорилось - сатанеет.
Это одна из частых причин того, что мужчины становятся трудоголиками, услужливыми “стариками” из сказки “О рыбаке и рыбке" - успешными добытчиками денег, покупающими женщину и оставляющими ее “у разбитого корыта”. Самоутверждаются за чужой счет в показной общественной деятельности и ином стяжательстве. Избегают собственного дома. Спиваются. Ненавидят мир и ведут себя жестоко. Наконец тоже, как и женщина, болеют неврозами и расстройствами “на нервной почве” - психосоматическими болезнями.
Сын этой женщины (лишенной инициативы), сочувствуя матери, втайне или открыто ненавидит отца. А с ним и все, что в нем самом на отца похоже. Ненавидит в себе мужчину. Не может жить похожим на мужчину, феминизируется[267], все свои свойства осваивает и использует напоказ. Живет с подавленным эгоизмом и заторможенным инстинктом самосохранения. Поэтому - очень уязвим в любых неординарных человеческих ситуациях. Предчувствуя, что мужчина ничего хорошего не несет женщине, а только использует ее, он, с одной стороны, избегает женщин, втайне не желая им навредить. С другой - боится, ждет, что они “злодейки”, как и мама папе, испортят ему жизнь. А, накапливая неудовлетворенность от такой, по природе несвойственной ему жизни, не хочет жить. Ищет повода и способа с ней (жизнью) покончить. Отчаянно бросается во все тяжкие. Становится, например, “Александром Матросовым”, наркоманом, или иным смертником!
Выжив, повторяет и отчаянье, и эпатаж, и агрессивность отца.
В браке обещает женщине рай на земле, угождает и ждет обслуги, невольно обманывает и обманывается. Доказывая,что он не такой, как отец, приносит и себе и женщине еще больше, чем отец нежданных и ненужных страданий[268].
Дочь женщины, отказавшейся от своей инициативы, сострадая матери, с одной стороны, заранее втайне ненавидит и боится мужчин, боится людей и жизни. С другой, перенимая материнский стиль, мечтает “о прекрасном”, о “принце”, который ее “поймет” и станет лелеять. То есть, как и мать, эгоцентрически ждет опеки и заботы ото всех, кроме явных врагов. Ждет, во-первых, опеки от мужчины.
Как и мать, она ложится в неродную мужскую постель без собственной нужды, со всеми, как и у матери, последствиями этой интервенции в чужую, ненужную ей жизнь.
Она, как и мать, не чувствует и не знает, что вокруг нее такие же, как и она, люди, такие же уязвимые.
Лишившись инициативы, дочь, как и мать, лишилась “органа”, которым чувствуют боль других. Не чувствует, что все, что они делает с людьми, с мужчиной в том числе, делать нельзя никогда, ни с кем! Разве что пытки ради.
Дочь, как и мать, обречена на обман своих надежд!
Женщина, мужчина, жена, муж, мать, сын, дочь - все мы, в этой трагедии - не на своем месте[269]. Когда плохо женщине, несчастливы и страдают - все!
“Вот такая я скверная!..”
В ответ на бесконечный обман надежд естественным, казалось бы, было отступиться от треклятого ожидания. Обратить внимание и силы на самостоятельное знакомство со своими нуждами. Мобилизовать и потратить энергию неутоленной тоски на постижение стратегий бережного, хозяйского освоения мира людей - своего мира - и на самообслуживание в нем.
Но цивилизация, принимающая за человека именно и только мужчину, распорядилась иначе!
Воспитывая в женщине, а с нею и во всех нас - ее детях, демонстранта (“дрессированную собачку”), она будто ослепила ее. Ослепленную, спеленатую безумием претензий, мужская культура подстрекает неутоленную женщину направить все силы только на протест (обычно по-подростковому разрушительный) против мира, поминутно “обманывающего ее ожидания”. Программирует ее тратиться на пессимистическую критику всех и вся.
Об этом гениально рассказывает Лев Николаевич Толстой в “Крейцеровой сонате”.
Послушное дитя уверено, что раскритикованные они (все!) раскаются, постараются исправиться и... все дадут! (Ведь, когда в детстве ругали ее, она же раскаивалась и исправлялась)[270].
Под горячую руку такой своей критики по инерции подпадает и сама женщина. Разочарованная тогда в собственных возможностях, в себе, с энтузиазмом предается бедненькая, наконец, самоедству и укоризненному отчаянью.
- Вот такая я скверная!
Обнадежив мечтой о “настоящем мужчине”, который решил бы все ее проблемы, не знающая и игнорирующая особое бытие женщины цивилизация обрекла ее и в эротических отношениях
- на романтические грезы,
- на ожидание обслуги,
- на подростковый, не утоляющий поиск удовольствий и
- на совершенную некомпетентность в решении собственных сексуальных и, вообще, всех эмоциональных проблем.
Здесь надо отдельно сказать об ориентации на удовольствие.
Дата добавления: 2015-07-08; просмотров: 140 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Цивилизация и девочка | | | В надежде на удовольствие |