БИЛЛИНГТОНСКИЙ ЛЕС 3 страница

– Которая дорога на Спринг Глен? – спросил Деворт.

– Второй поворот – считайте отсюда по этой дороге, а там уж недалеко. Первый дом, который встретится на этой стороне Спринг Глен. Ежели мисс Бишоп дома, она, верно, расскажет вам все, что захотите узнать.

Деворту не терпелось немедленно уехать от этих грязных стариков, которые несли на себе явную печать вырождения. Их необычно уродливые уши и глубоко запавшие глаза вызывали отвращение. Его поразило то жадное любопытство, с которым старики отнеслись к имени Биллингтона.

– Вы слышали об Элайдже Биллингтоне, – сказал он. – И что же о нем говорят?

– Ничего плохого не говорят, – поспешно ответил Лютер. – Вы стоите прямо на дороге в Глен.

Деворт выказал легкое нетерпение.

Сет чуть выдвинулся вперед и пояснил виноватым тоном:

– Вашего прапрадеда в округе очень уважали, а у мисс Жиль была его картина, что нарисовал один ее знакомый, и, ежели посмотрите на картину, увидите, что это вылитый вы в молодости. А еще поговаривали, что кровь Биллингтонов набегается по свету да и вернется в дом среди леса.

Этим Деворт и должен был удовлетвориться. Он чувствовал, что старики не доверяют ему, но решил воспользоваться указанным адресом. Он поехал среди холмов под темным небом, уверенно свернул на Спринг Глен Роуд и, добравшись до источника давшего имя этой узкой долине, повернул к дому Бишопов. Это был приземистый домик с поблекшей белой обшивкой из досок. На одном из столбов ворот была грубо нацарапана фамилия хозяев. Деворт поднялся по заросшей сорняком дорожке, осторожно шагнул на низенькое крыльцо, сильно пострадавшее от бесчисленных каблуков и непогоды, и постучал в дверь, полагая, что дом безжизнен, как воздух пустыни.

Но ему ответил голос – дребезжащий голос старой женщины, предложившей войти. Едва он открыл дверь, как в нос ему шибанул тошнотворный запах. В комнате свет не горел, окна были загорожены. Деворт оставил дверь полуоткрытой и только благодаря этому смог рассмотреть силуэт старухи, сгорбившейся в качалке. Ее белые волосы почти сияли в темноте комнаты.

– Присаживайся, незнакомец, – сказала она.

– Мисс Бишоп? – спросил он.

Она подтвердила, что она действительно мисс Бишоп и неожиданно захихикала. Деворт через силу начал рассказывать о своих поисках индейских семей. При этом он упомянул о том, что предполагает у хозяйки индейскую кровь.

– Вы правы, сэр. Кровь наррангасеттов течет в моих жилах, а раньше была и доля вампанугов, которые были больше, чем индейцы, – Она закашлялась: – Вы сильно походите на Биллингтона, это уж точно.

– Я уже вам говорил, – сухо ответил он. – Это мой дед.

– Так-так, приходят от Биллингтонов и ищут индейскую кровь. Уж не Квамиса ли вам надо?

– Квамиса! – воскликнул Деворт, вздрогнув.

Он тут же решил, что история Биллингтона и его слуги Квамиса каким-то образом стала известна мисс Бишоп.

– Н-да, «с их появления до исчезновения». Но вы не ищите Квамиса понапрасну, потому что он не вернется. Он никогда не возвращается. Он ушел отсюда, и ему нет нужды возвращаться.

– А что вы знаете об Элайдже Биллингтоне? – прервал ее Деворт.

– Вам-то, конечно, можно спрашивать. Я сама ничего не знаю, но кое-что дошло до меня от родных. Элайджа знал больше любого смертного человека. – Она снова как-то непонятно хихикнула. – Он знал больше, чем человеку вообще положено знать. Лучше всех разбирался в колдовстве и путях Старших богов. Мудрый человек был Элайджа Биллингтон. У вас в жилах течет хорошая кровь. Но вы не должны делать так, как делал Элайджа. И помните – вы должны оставить в покое камень, закрыть и запечатать Дверь, чтобы те, Извне, не вернулись.

Пока старая женщина говорила, странное предчувствие опасности зашевелилось в Амброзе Деворте. История, в которую он ввязался с таким интересом, вырвалась теперь из-под частокола старых книг и газет прямо в реальную жизнь, стала приобретать зловещие черты, приняла облик безымянного зла.

Старая ведьма скрывалась в обманчивой тьме комнаты – темнота прятала ее черты от Деворта, но позволяла старухе видеть его. Ее хихиканье было непристойным и ужасным – жидкий звук, похожий на писк летучих мышей. В ее словах, произносимых как бы в случайной последовательности, Деворт, натура довольно прозаическая, услышал ужасный смысл. Он говорил себе, что и не стоило ожидать ничего иного от такого захолустного места, как эти массачусетские холмы. Впрочем, в мисс Бишоп не чувствовалось обычное суеверие, скорее в ней жила убежденность, порождаемая скрытым знанием. Кроме того, Деворт чувствовал почти презрительное превосходство со стороны старухи.

– Так в чем же подозревали моего прапрадеда?

– А вы не знаете?

– Колдовство? Договор с дьяволом?

Она вновь захихикала.

– Это совсем не то. Никто не мог вызвать Его. И Он не смог заставить Элайджу открыть ворота, когда бродил среди холмов с визгом и чертовой музыкой. Элайджа вызвал Его, и Он пришел. Элайджа отправил Его, и Он ушел. Он ушел туда, где выжидает, прячется и ждет сто лет, но дверь не открывается снова, и Он опять может бродить среди холмов.

В намеках старухи звучало нечто знакомое для Деворта, который немного разбирался в колдовстве и демонологии. Но было и что-то чуждое в ее монотонном говоре.

– Мисс Бишоп, а вы не слышали о Мисквамакусе?

– Он был великим мудрецом у вампанугов. Я слышала, как мой дед рассказывал о нем.

Так, вот наконец и легенда.

– И этот мудрый человек, мисс Бишоп...

– О, не торопитесь расспрашивать. Он знал многое. Это было во времена Старого Биллингтона, вы же хорошо знаете. Я могла бы и не рассказывать. Но я старая женщина и пробуду на земле недолго. Я не боюсь вам это сказать. Вы найдете в книгах...

– В каких книгах?

– Книги вашего прапрадеда переписаны. Вы найдете их все на своем месте. Они расскажут вам, если вы прочтете их правильно, как вызвать Его из холмов, из воздуха и со звезд. Но вы не делайте так, как делал ваш предок. Если сделаете, то пожалеет ли Он вас? Он ждет там, Извне, прямо сейчас, как будто его отослали только вчера. Для таких существ ничего не значат время и пространство. Я бедная женщина, я старая женщина. Мне уже недолго оставаться на этой земле, но я должна сказать вам, что я вижу тени этих существ вокруг того места, где вы сидите. Прямо сейчас они парят и порхают, и ждут, ждут. Не выходите на зов, что несется от холмов.

Деворт слушал с растущей тревогой и ощущал, как мурашки бегут у него по спине. Сама старуха, звуки ее голоса, окружающая обстановка – все это было сверхъестественно. В четырех стенах этого старого дома Деворт испытывал какое-то тягостное предчувствие, навеянное темнотой и тайной, которая гнездилась в окрестных холмах, увенчанных камнями. У него было жуткое чувство, что кто-то наблюдает за ним сзади, словно бы давешние старики из Данвича тоже привели сюда большую молчаливую толпу и теперь слышат каждое слово этого дикого разговора. Казалось, комнату вдруг заполнили привидения, и в то мгновение, когда Деворт уже попал было в ловушку воображения, старуха прервала свою речь ужасным хихиканьем.

Деворт резко вскочил на ноги.

Хихиканье сразу оборвалось, и старуха заговорила рабским, скулящим голосом:

– Не обижайте меня, хозяин. Я старая женщина, уже недолго оставаться на этой земле...

Было что-то тошнотворно безобразное в ее подхалимской позе, к тому же Деворт знал, что раболепство вызвано памятью об Элайдже, и от этого было вдвойне противно.

– Где я могу найти мисс Жиль? – коротко спросил Деворт.

– В другом конце Данвича. Она живет одна. А сын у нее, как говорят, малость того, сумасшедший.

Деворт тяжело выбрался на крыльцо, преследуемый жутким хихиканьем мисс Бишоп. Несмотря на отвращение, он остановился, прислушиваясь. Хихиканье стихло, а вместо него послышалось бормотание. Но, к изумлению Деворта, слова, произносимые старухой, были не английскими, а относились к разновидности какого-то фонетического языка. Он слушал, немного нервничая, но с растущим любопытством, фиксируя в памяти то, что старуха бормотала себе под нос. Это была комбинация полуслов и придыханий, не имеющая ничего общего ни с одним из известных Деворту наречий. Он попытался транскрибировать звуки, записывая на обороте конверта, вытащенного из кармана, но, когда он закончил, получилась полная тарабарщина: «Н'гаи, н'га'гхаа, шоггог, й'хах, Ньярла-то, Ньярла-тотеп, Йог-Сотот, н-ьях, н-ьях». Звуки из дома доносились еще какое-то время, а потом наступила тишина; казалось, прозвучала увертюра перед основным действием.

Деворт с полным недоумением всмотрелся в свою запись. Ясно, что женщина безграмотна и суеверна. Можно еще было попытаться вспомнить какой-нибудь иностранный язык с подобной фонетикой, но все, что Деворт знал со школьных лет, подсказывало ему: эти бормотания не имеют отношения к языку индейцев.

Он пока слишком мало знал, чтобы отчетливо увидеть облик своего предка, и тот все глубже погружался в клубящийся водоворот тайны. Бессвязный разговор с мисс Бишоп указал на неразгаданные до сих пор головоломки, не связанные между собой ничем и никем, кроме Элайджи Биллингтона.

Деворт аккуратно положил конверт в карман. Он вернулся к автомобилю и поехал той же дорогой назад, через деревню, где за ним украдкой наблюдали из окон и дверей темные, молчаливые фигуры, пока он размышлял, как найти дом мисс Жиль. Сразу три дома соответствовали указанному мисс Бишоп направлению – «в другом конце Данвича».

Он выбрал средний, но, не получив ответа, направился к самому дальнему из трех. Появление Деворта не прошло незамеченным. Только он повернул к строению, как огромная сгорбленная фигура продралась сквозь кусты рядом с дорогой и побежала к дому, вопя во всю глотку:

– Ма! Ма! Он пришел! http://beth.ru/

Дверь открылась и поглотила кричавшего. Деворт, отмечая на ходу явные признаки деградации и вырождения в этой заброшенной деревне, решительно последовал туда же. Дом был без крыльца и скорее напоминал сарай. Его фасад представлял собой обветренную некрашеную стену с дверью, вырубленной точно посередине. Кругом господствовали нищета и запустение. Деворт постучал.

Дверь открылась, за ней стояла женщина.

– Мисс Жиль? – он прикоснулся к шляпе.

Она побледнела.

– Простите, если напугал вас, – он вошел. – Я не мог известить заранее, и, видимо, мое появление встревожило жителей Данвича. Мисс Бишоп была так добра, что указала мне на мое сходство с моим прапрадедом. Она сказала, что у вас есть картина, которую я могу увидеть.

Мисс Жиль отступила назад. Ее длинное узкое лицо понемногу приобретало цвет. Одну руку женщина держала под фартуком, и, когда ветер приподнял его, Деворт заметил, что она вцепилась в крошечный образок.

– Не впускай его, ма.

– Мой сын редко видит чужих, – сказала мисс Жиль отрывисто. – Если вы немного посидите, я принесу картину. Она нарисована давным-давно, а мне осталась от отца.

Деворт поблагодарил и присел.

Женщина исчезла в дальней комнате, и Деворт услышал, как она пытается там успокоить сына. Через минуту она вернулась, неся картину в руках.

Это было грубо, но эффектно. Допуская недостаточный профессионализм художника, жившего сто лет назад, Деворт был поражен замечательным сходством между ним и его прапрадедом. Этот довольно приблизительный набросок передавал те же самые черты: характерный квадратный подбородок, тот же твердый взгляд, тот же римский нос, хотя у Элайджи Биллингтона шишка на носу была с левой стороны, а брови значительно кустистей. К тому же изображенный на портрете был гораздо старше Деворта.

– Вы бы могли быть его сыном, – сказала мисс Жиль.

– Дома у нас нет ничего подобного, – ответил Деворт. – Очень интересно было бы взглянуть.

– Если хотите, это ваше.

Сначала он хотел принять дар, но, поразмыслив, решил, что портрет, хоть и не дорог хозяйке, возможно, позволяет ей иногда пускать пыль в глаза, да и сам Денворт не стремился завладеть этой вещью. Он мотнул головой, не отрывая глаз от картины и всматриваясь в каждую черточку лица своего прапрадеда, а затем с благодарностью возвратил.

Очень осторожно и нерешительно в комнату прокрался громадный, заросший волосами парень и остановился у порога, готовый в любой момент сбежать. Это был уже вполне зрелый мужчина, возможно, лет тридцати; нечесаные волосы обрамляли его безумное лицо, в глазах стоял страх.

Мисс Жиль спокойно ждала, что Деворт будет делать дальше; она явно хотела, чтобы он ушел, а потому он встал (сын женщины после этого мгновенно исчез внутри дома), еще раз поблагодарил ее и вышел из дома, успев заметить, что за все время его пребывания хозяйка не выпустила из рук свой талисман, который она сжимала с такой решительностью.

Деворту ничего не оставалось, как только покинуть поселок Данвич. Он был разочарован своей поездкой, хотя взгляд на портрет предка частично компенсировал трату времени и усилий. И факт оставался фактом: экскурсия в поселок принесла Деворту необъяснимое чувство тревоги и уныния. Жители Данвича производили отталкивающее впечатление; бесспорно, они стали как бы самостоятельной расой со всеми признаками вырождения и причудливыми физическими отклонениями. Их необычно плоские уши так плотно прилегали к голове, что занимали гораздо большую площадь, чем нормальные, и выступали сзади, как у летучей мыши; бесцветные выпуклые глаза напоминали рыбьи, а широкие расслабленные рты также придавали сходство с летучими мышами. И это касалось не только жителей поселка и прилегавшей к нему округи Данвича. Было здесь нечто большее, присущее самой атмосфере этой местности, что-то невероятно древнее и чужеродное, таящее в себе зловещее старинное богохульство и невероятный страх. Казалось, страх, кошмар и ужас стали реальной сущностью этой долины; похоть, жестокость и отчаяние – обязательными составляющими бытия Данвича; насилие, злоба, извращение – формами здешней жизни. И на всех живущих в округе лежала печать безнадежного сумасшествия, независимо от возраста и наследственности; над всеми витало безумие, неявность которого была тем ужаснее, что предполагала его неизбежное развитие.

Больше всего Деворту не нравился тот страх, который его персона вызвала у местных жителей. Можно было объяснить себе, что это нормальный страх, который они испытывают перед любым чужаком, но Деворт знал, что это не так. Он полностью осознавал, что его боятся из-за схожести с Элайджой Биллингтоном. Более того, этот бездельник Сет кричал своему спутнику Лютеру: «Он вернулся!» с такой убежденностью, что, очевидно, они оба действительно верили: Элайджа Биллингтон может и должен вернуться в покинутую им страну, хотя он умер в Англии более века тому назад.

Деворт почти машинально направился домой в темноте, наползавшей на холмы из сумеречной долины, от Мискатоника, мерцавшего отраженным светом небес, едва проглядывающих между туч. Мысли Деворта вертелись вокруг возможных путей дальнейшего поиска. Он вдруг ощутил растущую уверенность в том, что ему следует оставить дальнейшие попытки разузнать, почему этого Элайджу Биллингтона так боялись. Причем боялись не только невежественные и дегенеративные жители нынешнего Данвича, но и белые люди, среди которых тот некогда жил.

На следующий день Деворта вызвал в город его кузен, Стивен Бейтс, на чье имя прибыл последний груз из Англии. Поэтому два дня подряд Деворт занимался перевозкой имущества в Эйлсбери-Пайк, что за Аркхэмом. А на третий день он был по горло занят – распаковывал чемоданы и корзины и раскладывал их содержимое по местам. Среди всего этого добра имелся свод инструкций, оставленных ему матерью, а ей, в свою очередь, доставшихся от Элайджи Биллингтона.

Выложив всю кипу бумаг на стол, Деворт засел за их изучение, вспомнив, что, когда мать передавала ему инструкции, они находились в большом конверте из манильской бумаги, на котором ее имя было написано рукой ее отца.

После часа поисков среди различных документов, он нашел связку писем, где и оказался упомянутый конверт из манильской бумаги. Деворт тут же сломал печать, которую несколько лет назад поставила его матушка после того, как прочитала ему инструкции за две недели до своей смерти. Скорей всего, это был не подлинник, написанный самим Элайджой, а копия, выполненная, вероятно, его сыном Лебеном в старости. Документ был подписан именем Элайджи, и вряд ли Лебен позволил себе приписать лишнее или изменить что-либо в тексте.

Деворт налил кофе, который сварил прямо в кабинете, отхлебнул из чашки, положил инструкции перед собой и стал читать. Ясный почерк был разборчив и легко читался.

«Относительно американской собственности в штате Массачусетс: я заклинаю всех, наследующих мне, – упомянутую собственность надежнее и разумнее сохранять за семьей по причинам, которые лучше не знать. Хотя я полагаю невероятным, что кто-либо отправится в плавание к американским берегам, но, если это случится, я заклинаю того, кто вступит во владение этой собственностью, соблюдать правила, суть которых обнаружится в книгах, оставленных в доме, называемом домом Биллингтона, что стоит посреди леса, известного как Биллингтонский лес. Вот эти правила:

– Он не позволит прекратить течение воды вокруг острова, где башня, не побеспокоит ничем башню, не будет умолять камни.

– Он не откроет дверь, ведущую в незнакомое время и место, не пригласит Того, Кто затаился у порога, и не призовет к холмам.

– Он не побеспокоит ни лягушек, особенно лягушек-быков на болотах между башней и домом, ни светляков, ни птиц, называемых козодоями; чтобы он всегда сидел под замком и охраной.

– Он не тронет окно с намерением изменить в нем что-либо.

– Он не продаст, а также ничего не изменит в расположении собственности (во всяком случае, острова и башни), а также не потревожит окно – разве что уничтожит совсем».

Внизу стояла подпись: «Элайджа Финеас Биллингтон». Даты на копии не было.

Этот документ вызывал нечто большее, чем просто интерес. Деворта поразила забота прапрадеда о башне (несомненно, той самой, которую он видел и изучал), о трясинах, болотах и об окне в кабинете.

Деворт с любопытством посмотрел вверх на окно. Что в нем было такого, что требовало подобной заботы? Одна из концентрических окружностей, из центра которой исходили лучи, и разноцветное стекло, обрамленное кругом, сейчас, на закате, стали особенно яркими. Как только Деворт глянул туда, ему почудилось нечто очень странное: свинцовые центральные круги, казалось, двинулись и закружились; радиальные лучи затрепетали, изгибаясь, и что-то похожее на изображение – какой-то портрет или сцена – начало формироваться в стеклах. Он закрыл глаза и потряс головой; затем рискнул снова бросить взгляд на окно. Там уже не было ничего необычного. Но мгновенное впечатление было слишком ярким, и Деворт никак не мог от него избавиться. Впрочем, он в этот день много работал и к тому же выпил очень много чрезвычайно крепкого кофе с большим количеством сахара.

Деворт отложил документ и отнес кофейник на кухню. Вернувшись, он еще раз взглянул на окно в свинцовом переплете. Кабинет погружался в сумерки – солнце уходило спать за стену лесов на западе, и теперь окно было освещено чудесным блеском золотых и медных лучей. Вполне возможно, размышлял Деворт, что игра света и вызвала столь необычный эффект. Он отвел взгляд и спокойно вернулся к своему занятию – положил документ назад в конверт из манильской бумаги и снова стал приводить в порядок ящики и чемоданы с другими документами, которые еще не были разобраны. http://beth.ru/

Таким образом он провел в сумерках час.

Завершив свое утомительное занятие, он потушил керосиновую лампу, а вместо нее зажег маленький газовый рожок в кухне. Он собирался совершить небольшую прогулку, поскольку вечер был нежен и мягок; воздух туманился от дыма сжигаемой где-то у Аркхэма травы или кустарника, а молодой месяц висел низко на западе. Но, проходя через дом до парадной двери и – так уж получилось – через кабинет, Деворт снова остановил взгляд на окне.

То, что он увидел, заставило его замереть на месте. Был ли то хитрый фокус или игра лунного света на части окна в свинцовом переплете, но там – ошибиться было невозможно – появилась гротескно-уродливая голова. Деворт уставился в изумлении. Он различал глубоко запавшие глаза, нечто вроде рта и огромный куполообразный лоб. На этом сходство с человеческим обликом заканчивалось – неясные очертания колеблющегося контура напоминали скорее отвратительные щупальца.

На этот раз, сколько он не тряс головой, зажмурив глаза, это ничего не дало: ужасная карикатура была видна по-прежнему четко. «Сначала солнце, затем луна, – думал Деворт. – Видимо, прапрадед для подобных эффектов и выбрал такую конструкцию окна».

Но это объяснение не удовлетворило Деворта. Он подвинул стул к полкам у окна, вскарабкался на самый верх крепкого книжного шкафа и теперь стоял прямо перед окном, намереваясь изучить каждое его стеклышко в отдельности. Однако такая позиция картину не упростила. Казалось, что все окно ожило – лунный свет превращался в колдовской огонь; призрачный образ жил своей злой жизнью.

Иллюзия прекратилась так же быстро, как и началась. Деворт испытал некоторый шок, хотя и оставался в здравом уме. Стоя перед центральным кругом окна, который, к счастью, был из чистого стекла, и глядя сквозь него, он мог видеть неестественно белую среди высоких и темных деревьев башню – только она одна виднелась в тусклой дымке, залитой бледным лунным светом. Деворт пристально всматривался вдаль. То ли его подводили уже уставшие глаза, то ли он действительно видел, как что-то темное порхало возле башни, у ее конической крыши? Он помотал головой: несомненно, лунный свет и, возможно, туман, поднимающийся снизу от болот к дому, создают такую картину.

Все же Деворт встревожился. Он слез с книжного шкафа и, выходя из кабинета, оглянулся. Окно, казалось, слегка пылало, но больше ничего не было видно, как раз в этот момент луна скрылась, и сияние стало постепенно меркнуть, и Деворт понял, что чувствует почти облегчение. Конечно, события сегодняшнего вечера давали повод для беспокойства, но он рассудил, что с помощью инструкций прапрадеда сможет рассеять свое недоумение.

А потому Деворт, как и намеревался, вышел на прогулку; но, поскольку с исчезновением луны стало совсем темно, он не решился направиться в лес, а вместо этого двинулся по дороге, ведущей в Эйлсбери-Пайк. Между тем его преследовало ощущение, что он не один, что за ним следят, и время от времени он украдкой посматривал на тесно стоящие деревья, пытаясь увидеть между ними какое-нибудь животное или хотя бы сверкание глаз, выдающее присутствие зверя, но так ничего и не увидел.

Он вышел к Эйлсбери-Пайк. Гул автомобильных моторов и отсветы фар, доносившиеся от шоссе, как ни странно, успокаивали. Он подумал, что слишком много времени проводит в одиночестве и потому как-нибудь в ближайшие дни попросит своего кузена Стивена Бейтса приехать в эту глушь и провести с ним пару недель.

Деворт заметил слабое оранжевое свечение, поднимающееся от Данвича, и ему показалось, что он слышит голоса, исполненные ужаса. Деворт предположил, что в поселке загорелось одно из ветхих старых строений, и наблюдал за этим заревом до тех пор, пока оно не исчезло. Затем повернулся и пошел обратной дорогой.

Ночью он проснулся в непоколебимой уверенности, что за ним наблюдают, но страха не было.

Сон не принес отдыха, и после пробуждения Деворт чувствовал себя так, словно вообще не ложился, а всю ночь провел на ногах. Одежда, которую он аккуратно сложил на стуле, лежала в беспорядке, хотя он не мог вспомнить, чтобы вставал ночью и ворошил ее.

Электричества в доме не было, но у Деворта имелся маленький приемник на батарейках, который он включал очень редко ради музыкальных программ и гораздо чаще – ради новостей из Британской империи, особенно их утренних повторов. Его дремлющую ностальгию пробуждали удары Биг-Бена, возвращавшие ему Лондон с его желтыми туманами, старинными зданиями и причудливыми мостами.

Новостям из Англии предшествовали краткие сообщения, передаваемые Бостонской станцией. И в это утро, когда Деворт повернул ручку приемника, чтобы настроиться на Лондон, в эфире еще звучали новости из Бостона. Деворт включился на середине криминальных новостей и слушал вполуха, в легком нетерпении:

«... тело было обнаружено час тому назад. К моменту начала нашей передачи погибший не был опознан, но очевидно, что это сельский житель. Вскрытие еще не производилось. Труп сильно искалечен, поэтому можно предположить, что волны долгое время били его о скалы. Но, так как тело было найдено на берегу, вдали от линии прибоя, и не промокло, очевидно, преступление было совершено на суше. Тело выглядит так, словно его швырнули с высоко летящего аэроплана. Один из медиков-экспертов указал на определенное сходство этого преступления с теми, что имели место в этом же районе сто лет тому назад».

Так закончился выпуск новостей местной радиостанции. Вслед за этим диктор объявил, что сейчас начнется радиопередача из Лондона, которая, на самом деле передавалась из Нью-Йорка в записи.

Сообщение о преступлении сильно поразило Деворта, хотя он не был подвержен влиянию новостей такого рода и мало интересовался криминальными историями. Вспомнились нашумевшие убийства, совершенные Джеком-Потрошителем и Тропманом.

Едва прислушиваясь к новостям из Лондона, Деворт размышлял о том, что после приезда в Америку он стал более восприимчив ко всяким слухам, атмосферным явлениям, а также разного рода событиям и утратил былое душевное равновесие.

Он решил взглянуть на инструкции прапрадеда еще раз, достал конверт из манильской бумаги и начал вчитываться в написанное. Как понять эти «директивы»? Он не мог прекратить течение воды, потому что воды давно уже не было вокруг башенного острова. Что же касается требования «не беспокоить башню», то его Деворт нарушил, передвинув камень. Но какую чертовщину имел в виду Элайджа, завещая «не умолять камни»? Какие камни? На ум не приходило ничего, кроме тех каменных остатков, что напоминали ему о Стоунхендже. Если это были те, о которых писал предок, то кому же вздумается «умолять» их? Деворт не мог ничего понять. Возможно, кузен Стивен Бейтс, когда приедет, сумеет вникнуть в эти записи.

Далее. О какой «двери» писал прапрадед? По сути дела все это заклинание – настоящая головоломка. «Он не откроет дверь, ведущую в незнакомое время и место, и не пригласит Того, Кто затаился у порога, и не призовет к холмам». Это звучало зловеще, угрожающе, и Деворт подумал, что такие слова должны сопровождаться звоном цимбал и громыханием грома. У какого «порога»? И кого это Того? И, наконец, что имел в виду Элайджа, заклиная наследника «не призывать к холмам»? Деворт представил себе, как он сам или кто-нибудь другой стоит в лесу и призывает к холмам. Зрелище, не лишенное комичности.

Он вернулся к третьему заклинанию. Деворт не имел ни малейшего желания как-либо тревожить лягушек, светляков или козодоев. И ему бы не хотелось нарушать данные по этому вопросу инструкции. Но чтобы «он всегда сидел под замком и охраной» – великий Боже! Трудно найти что-то более запутанное и двусмысленное. Какой замок? Какая охрана? Прапрадед явно предпочитал изъясняться загадками. Желал ли он, чтобы его наследник занимался их разгадыванием? Если да, то как в них можно разобраться? Или ослушаться инструкций и подождать, что из этого получится? Этот путь не казался Деворту самым мудрым и продуктивным.

Он снова отложил бумагу, теперь уже с отвращением. Все испробованные им пути только усиливали его разочарование; невозможно было прийти к ясным умозаключениям, пользуясь лишь той информацией, которую он собрал. Оставалось предположить, что старый пень Элайджа был занят каким-то видом деятельности, не вызывавшим симпатии у соотечественников. Деворт даже втайне подозревал, что это был провоз контрабанды – вероятно, по Мискатонику и его притокам к башне.

Остаток дня Деворт решил посвятить дальнейшей распаковке грузов, оформлению счетов и выписыванию чеков. В руки ему попал список имущества матери, в который он никогда не заглядывал. В одном из пунктов там значилось: «Пкт. Бишоп Псм. к А. Ф. Б.» Имя «Бишоп» мгновенно связалось в сознании Деворта со старухой, с которой он разговаривал в Данвиче.

Здесь же был пакет с пометкой «Бишоп Псм.», нацарапанной незнакомым почерком. В пакете обнаружились четыре письма без конвертов, на вид древних. На них не было штампов, но имелись марки для оплаты пересылки и остатки сломанных печатей. Тем же корявым почерком, что и на внешней стороне пакета, письма были пронумерованы. Ни на одном Деворт не обнаружил указания, к какому году относится письмо. Очень осторожно он открыл первое письмо, написанное на толстой бумаге очень мелким почерком.

«Нью-Даннич, 27 апреля.

Уважаемый друг, о делах, относительно которых мы имели особый разговор. Прошлой ночью я видел Сущ-во, чей внешний облик соответствует тому, что мы искали: с крыльями из темного вещества, а также как бы со змеями, которые, извиваясь, отходят от Его тела, но прикреплены к нему. Я призвал Его к тому холму и поместил Его в круг, но с огромными трудностями и осложнениями. Невероятно, но круг не настолько силен, чтобы удерживать Таких, как Он, долго. Я пытался беседовать с Ним, но без особого успеха, так как подобные Ему говорят невнятно. Он прибыл из Кадафа Холодной Пустыни, что рядом с плато Ленг, упомянутым в Книге. Разные люди видели огонь на холме и говорили об этом, а один из них, Уилбур Кори, определенно доставит нам много хлопот – он высокого мнения о себе и любит совать свой нос в чужие дела. Горе ему, если он появится на холме, когда я буду там, но я не сомневаюсь, что он придет. Я остаюсь в нетерпении и полон желания узнать побольше о тех таинствах, Магистром которых был Ваш почтенный предок, Рич-д Б., чье имя когда-нибудь будет высечено на камнях рядом с именами Йог-Сотота и всех Властителей Древности. Я рад, что Вы опять рядом, и надеюсь Вас повидать сразу же, как только вылечу своего жеребца, поскольку на других я езжу неохотно. На этой неделе я слышал в ночное время сильные крики и вопли из Вашего леса и подумал, что Вы наверняка уже дома. Я вскоре приглашу Вас, если будет на то Ваше согласие, а между тем, сэр, остаюсь Вашим искренним слг.

Дата добавления: 2015-07-10