БИЛЛИНГТОНСКИЙ ЛЕС 2 страница

«Из уважения к общему несчастью ничего более ужасного не добавлю к своему описанию, кроме одного: хозяйка Дотен, вдова Джона Дотена из Даксбери в Старых Колониях, была допрошена о том, что она принесла из лесов около Кандельмаса в 1787. Она утверждала, как и ее соседи, что хоть она и принесла это, но не знает, откуда оно взялось, и что это не зверь и не человек, но чудовищная летучая мышь с человеческим лицом. Оно не издавало ни звука, но глядело на всех злобными глазами. Кое-кто клялся, что лицо этого отродья имеет страшное сходство с неким давно умершим Ричардом Биллингхемом или Боллингхеном, который, как утверждали, исчез вскоре после вступления в связь с демонами около Нью-Даннича. Ужасный человекозверь был обследован судом Аззизы и затем сожжен по приказу Верховного шерифа 5 июня 1788». http://beth.ru/

Деворт перечитал отрывок несколько раз. Он намекал на многое, но не вносил ясности. При любых обычных обстоятельствах эти намеки вообще не воспринимались. Но сразу же по прочтении того, что Элайджа назвал «Пов. о Биллингтоне», случайные имена Ричард Биллингхем или Боллингхен неизбежно воспринимались параллельно с именем Ричарда Биллингтона. К сожалению, воображение Деворта было так взбудоражено, что он не стал разгадывать эту загадку; он решил, что это всего лишь вымысел преподобного Уорда Филлипса – идентифицировать «некоего Ричарда Биллингхена» с Ричардом Биллингтоном, который был «съеден тем, кого он призвал с небес». Видимо, Биллингтон в результате своих опытов оказался за пределами диких лесов и был, в конце концов, увековечен в другой генеалогической ветви в качестве исчадия ада, о чем и писал священник. А хозяйка Дотен принесла свое «дитя» менее чем через сто лет после пресловутого колдовского процесса, и было бы разумно предположить, что обычное суеверие того времени еще сохранилось среди религиозных и суеверных людей, теперь живущих около Даксбери. «Нью-Даннич» – конечно же, место, ныне известное как Данвич, что расположен по соседству.

Возбужденный и заинтригованный, Деворт отправился в постель и сразу уснул. Его терзали сны о странных существах, змееподобных и похожих на летучих мышей. Он успел проспать не менее часа, когда вдруг проснулся, ощущая необъяснимую уверенность в том, что за ним наблюдают откуда-то сверху. Через несколько мгновений эта фантазия оставила его, и он снова уснул.

Утром, заметно освеженный сном, Амброз Деворт задался целью разузнать что-либо о своем предке, Элайдже, из других источников, помимо собственной библиотеки. Для этого он отправился в Аркхэм.

В глазах Деворта этот городок не шел ни в какое сравнение со старыми деревнями и городами Англии, и все же была несомненная прелесть в этих домишках с двухскатными крышами, мансардами, и портиками входных дверей, что теснились в узких переулках вдоль Мискатоника, ведущих от окутанных дремой улочек к давно заброшенным дворам.

Деворт начал свое расследование с библиотеки Мискатоникского университета, где он старательно рылся в бережно хранимых подшивках аркхэмского «Эдвертайзер» и официальной «Газетт» вековой давности.

Утро было ярким и чистым, но Деворт за своими занятиями не замечал этого. Много усилий было затрачено впустую. Приступая к очередному этапу поисков с большим рвением, он редко добивался своей цели. Деворт сидел за столом в ярко освещенном углу и не спеша просматривал газеты времен его прапрадедушки. Газеты изобиловали любопытными деталями, которые отвлекали внимание и уводили от предмета поисков. Он перелистал подшивки за несколько месяцев, прежде чем наткнулся на имя своего предка – и то случайно, поскольку искал нужное в колонках новостей, а увидел в обращении к редактору, кратком и грубом:

«Сэр, прочитал в вашей газете похвальную заметку Джона Дравена, эсквайра, о некой книге преп. Уорда Филлипса из Аркхэма. Я знаю эту привычку вываливать кучу хороших слов на человека в сутане, но Джон Дравен, эсквайр, оказал преп. Уорду Филлипсу не лучшую услугу этой шумихой, поскольку некоторые вещи лучше оставлять в покое и держать подальше от общественного обсуждения. Ваш слуга Элайджа Биллингтон».

Деворт сразу начал искать ответ на это обращение и обнаружил его в номере за следующую неделю.

«Сэр, судя по тому, что пишет протестующий Элайджа Биллингтон, он знает, о чем пишет. Он прочитал книгу, и я благодарен ему, и, таким образом, я дважды его слуга во имя Господа. Преп. Уорд Филлипс».

Ответных слов Элайджи, видимо, не последовало – Деворт пролистал выпуски за многие последующие недели со всей тщательностью. У преподобного Уорда Филлипса, судя по проповедям из книги, очевидно, был не менее сильный характер, чем у Элайджи Биллингтона.

Довольно долго имя Биллингтона в газетах не упоминалось. Прошло несколько часов (а в «Рекламодателе» и «Официальной газете» – несколько лет), прежде чем перед глазами Деворта еще раз появилось это имя. На этот раз среди коротких новостей:

«Верховный шериф в своем доме на Эйлсбери-Пайк вручил Элайдже Биллингтону требование о прекращении ночных занятий, в которых он уличен, и, в частности, об уменьшении происходящего из-за этого шума. Сквайр Биллингтон предупрежден, что будет заслушан судом округа на сессии в Аркхэме в следующем месяце».

Дальше – опять ничего, пока Элайджа Биллингтон не предстал перед мировыми судьями.

«Обвиняемый Элайджа Биллингтон свидетельствовал, что он ни в чем не уличен, что по ночам он не производит шума и не причастен к звукам, что он не нарушал законов государства и что готов спорить с любым, кто доказывает обратное. Он представил себя жертвой суеверных личностей, которые ищут повода, чтобы досадить ему, и которые никак не поймут, что он уже семь лет живет в одиночестве после смерти горько оплакиваемой им жены. Он возражал против вызова его слуги индейца Квамиса в качестве свидетеля. Он несколько раз призывал и требовал, чтобы его обвинитель был представлен ему или сам вышел перед ним, но истец не пожелал появиться. И, поскольку никто не появился, Элайджа Биллингтон был признан невиновным и одновременно предупрежден о том, что ему надлежит выполнить сделанное ему представление верховного шерифа».

Ясно, что звуки, о которых упоминал в своем дневнике мальчик Лебен, не были плодом его воображения. Можно было также предположить, что подавший жалобу на Элайджу Биллингтона боялся встречи с ним; и это вряд ли указывало на обычную предосторожность. Если звуки слышал мальчик, значит, услышал и истец. Очевидно, и другие не страдали глухотой, однако никто не чувствовал себя уверенно (даже точно зная, что голоса звучали), чтобы предъявить обвинение Элайдже. Несомненно, Биллингтон был из тех, кто внушает трепет, если не ужас. Прямой, бесстрашный человек, он нападал без колебаний, особенно когда речь шла о его собственной защите.

Деворт все более проникался присущей этой истории таинственностью. Значимость «звуков» возрастала прямо пропорционально количеству прочитанных им газет. Почти через месяц в «Официальной газете» появилось дерзкое письмо некоего Джона Дравена, вероятно, того самого, который писал заметку о книге Уорда Филлипса и теперь рассчитывал, что сможет здорово досадить Элайдже, вновь сославшись на предупреждение верховного шерифа в адрес Биллингтона.

«Сэр, имея случай на этой неделе прогуливаться к западу и северо-западу от Аркхэма, я был застигнут сумерками в лесистой местности в окрестностях Эйлсбери-Пайк, в районе, известном как Биллингтонский лес. Вскоре после наступления тьмы я услышал отвратительный шум, природу которого я не могу объяснить. Он доносился, как мне показалось, из болота позади дома Элайджи Биллингтона. Вышеупомянутый шум раздавался несколько раз и поверг меня в уныние, тем более, что однажды прозвучало что-то похожее на крики, которые живые создания издают от боли или мучений, и, если бы я знал, куда идти, я бы двинулся к ним – так я расчувствовался от чужих страданий. Эти звуки продолжались на протяжении получаса или чуть более, а затем пошли на убыль и стихли совсем, и я отправился своей дорогой. Ваш покорный слуга Джон Дравен».

Деворт был уверен, что такое выступление должно вызвать у его предка гневную отповедь, но мелькали недели, а на газетных страницах ничего не появлялось. Между тем оппозиция Биллингтону продолжала крепнуть. Так, преподобный Уорд Филлипс опубликовал в газете открытое письмо, в котором заявлял о своей готовности возглавить комитет по выявлению источника «звуков» с целью выяснить их причину и тотчас положить им конец. Ясно, что Биллингтон не мог оставить это без внимания – его побуждали к действиям. Проигнорировав как священника, так и обозревателя, он выступил с публичным обращением:

«Каждый, кто собирается нарушить границы собственности, известной как Биллингтонский лес с примыкающими к нему полем и пастбищем, законодательно закрепленными за так называемым Биллингтонским лесом, будет задержан как нарушитель границ собственности и арестован согласно закону. Элайджа Биллингтон сегодня предстал перед мировыми судьями и засвидетельствовал, что его собственность должным образом зарегистрирована против нарушителей границ, будь то охотники, отдыхающие или просто вторгшиеся без разрешения».

Это привело к немедленной раздраженной реплике преподобного Уорда Филлипса, который писал, что «... кажется, наш сосед, Элайджа Биллингтон, против каких-либо расследований, касающихся источника звуков, и желает сохранить их в своем уединенном притоне». Свое искусное письмо Филлипс заканчивал вызывающим вопросом в упор: почему Элайджа Биллингтон боится расследований или устранения звуков и их источника?

Элайджа, однако, не менее искусно владел пером. Вскоре после этого он заявил, что не намерен подлаживаться под «всех и каждого» и он сомневается, что самозваные «преп. Уорд Филлипс и его протеже Джон Дравен, джент.» достаточно квалифицированы, чтобы проводить подобные расследования. Здесь же он лягнул и тех, кто утверждал, что слышал звуки: «Что касается этих личностей, то уместно было бы спросить, что они делают в этот час ночи, когда все приличные личности находятся в постели или, на худой конец, под собственным кровом и не шляются по округе под покровом темноты Бог знает для каких удовольствий и с какими целями? У них нет никаких доказательств. Этот свидетель, Дравен, открыто заявляет, что он слышал звуки, но он не упоминает, был ли с ним кто-либо. Такого рода свидетели известны уже едва ли не сотню лет – они воображали, что слышали голоса, и обвиняли в колдовстве невинных мужчин и женщин, которых осуждали потом на ужасные муки и смерть. А так ли уж хорошо осведомлен свидетель о звуках, раздающихся ночью в округе, чтобы отличить их от мычания быка, коровы, ищущей теленка, или от других звуков, обычных в природе? Было бы лучше, если бы они попридержали языки и не искали того, что Господом нам не дано видеть».

Конечно, письмо было двусмысленным. Раньше Биллингтон не призывал Господа в свидетели. Письмо несло на себе печать вспыльчивости и не во всем отвечало здравому смыслу. Короче, Биллингтон сам подставил себя под атаку и должен был ожидать ее сразу от обоих – от Уорда Филлипса и Джона Дравена.

Священник во встречном послании благодарил Бога за то, что Биллингтон признал наличие вещей, которые Господь не дал видеть человеку, и выражал надежду, «что упомянутый Биллингтон сам не видел их».

Джон Дравен, однако, посмеялся над Элайджой: «Я не знал, что сосед Биллингтон держит быков, коров и телят, чьи голоса свидетелю достаточно знакомы, чтобы он мог разобраться в них. И свидетель продолжает утверждать, что не слышал голосов ни быков, ни коров, ни телят в окрестностях Биллингтонского леса, равно как ни козлов, ни овец, ни ослов, ни других известных мне животных. Но звуки есть, и отрицать это невозможно, и я слышал их, и другие тоже». И так далее, в том же духе.

Можно было предположить, что Биллингтон выдаст ответ, но этого не произошло. Ничего за его подписью не появилось, но тремя месяцами позднее «Официальная газета» напечатала сообщение язвительного Дравена о том, что он получил от своего соседа приглашение провести на досуге расследование в Биллингтонском лесу хоть в одиночку, хоть в компании, и что Биллингтон потребовал только, чтобы его известили о целях этого мероприятия – тогда он отдаст приказ, ограждающий исследователя от беспокойств. Дравен сообщил, что его цели одобрены Биллингтоном и он приглашен прийти в любое удобное время.

После этого наступило некоторое затишье. Затем последовала серия зловещих заметок, с каждой неделей все более взволнованных. Первое сообщение было достаточно нейтральным: «Джон Дравен, джентльмен, время от времени публикующийся на страницах этой газеты, оказался не в состоянии представить свою статью к выпуску на этой неделе и, вероятно, приготовит ее к следующей неделе».

На следующей неделе, однако, «Газетт» напечатала нечто вроде расширенной заметки, сообщающей о том, что Джона Дравена «не могут найти. Его нет у себя в комнате на Ривер-Стрит, и сейчас ведутся расследования, направленные на установление хотя бы приблизительного его местонахождения».

Неделю спустя «Газетт» известила, что обещанный Дравеном, но исчезнувший текст был отчетом о визите, который он нанес в усадьбу Биллингтона вместе с преподобным Уордом Филлипсом и разносчиком Уэстриппом. Последние двое засвидетельствовали, что от Биллингтона они вернулись вместе. Однако той же ночью, как сообщила домохозяйка, Дравен ушел из дома, не ответив на вопрос, куда он собрался. Расспрошенные о расследованиях относительно «звуков» в Биллингтонском лесу преподобный Филлипс и разносчик Уэстрипп не вспомнили ничего, кроме того, что хозяин был весьма учтив с ними и даже дал завтрак в их честь, приготовленный его слугой, индейцем Квамисом. А потому верховный шериф был теперь занят расследованием дела об исчезновении Джона Дравена.

На протяжении четырех недель новостей о Дравене не было.

Так же, как и в течение пятой.

А дальше – вообще тишина, если не считать сообщения, сделанного через три месяца: верховный шериф прекратил расследование по делу об исчезновении Джона Дравена. Имя Биллингтона больше ни в одном газетном разделе не упоминалось.

Однако спустя шесть месяцев после исчезновения Дравена эта темная история вновь всплыла на поверхность. В течение трех недель «Газетт» и «Эдвертайзер» опубликовали сразу четыре заметки. В первой речь шла о том, что обнаружен обезображенный труп на океанском берегу в непосредственной близости от морского порта Иннсмут в устье реки Мануксет. В погибшем опознали Джона Дравена. «Полагают, что мистер Дравен вышел в море на судне и попал в шторм. Смерть наступила за несколько дней до обнаружения тела. Последний раз Дравена видели в Аркхэме полгода назад, и с тех пор о нем ничего не было слышно. Он найден с жестоко искалеченным телом, до неузнаваемости вытянутым лицом и со множественными переломами костей».

Во второй заметке извещалось, что Элайджа Биллингтон и его сын Лебен отбыли с визитом к родственникам в Англию.

Неделю спустя индеец Квамис, слуга Элайджи, «был затребован для допроса к верховному шерифу, но его нигде не могли найти. Два бейлифа отправились к дому Биллингтона, но никого там не обнаружили. Дом был закрыт и опечатан. Опрос индейцев, проживающих в окрестностях Аркхэма, ничего не дал. Они не знают и не желают ничего знать о Квамисе, а двое вообще отрицают существование какого-либо Квамиса».

И наконец, Верховный шериф обнародовал в «Газетт» фрагмент письма, начатого покойным Дравеном в последний вечер перед своим загадочным исчезновением. Это письмо, адресованное Уорду Филлипсу и несущее, по выражению «Газетт», «отпечаток торопливости», было обнаружено домохозяйкой Дравена и передано Верховному шерифу, который объявил о существовании данного документа только теперь.

«Преп. Уорду Филлипсу,
баптистская церковь,
Френч Хилл в Аркхэме.

Мой уважаемый друг, я замечаю, и это в высшей степени странно, что воспоминания о событиях, свидетелями которых мы были сегодня днем, становятся все слабее. Я не могу найти этому объяснения, но могу добавить, что я вынужден теперь думать больше о нашем бывшем хозяине, грозном Биллингтоне, словно я должен идти к нему, и это неудивительно, ибо он достаточно жесток, чтобы колдовским способом добавить что-нибудь в еду, которую мы ели, дабы ослабить нашу память. Не считай меня больным, мой добрый друг, просто я всецело погружен в воспоминания об увиденном нами в каменном кольце посреди леса, и с каждым уходящим мгновением мне кажется, что эти воспоминания все более тускнеют...»

На этом письмо обрывалось. «Газетт» опубликовала его в том виде, в каком получила, и редактор не осмелился добавить какие-либо комментарии. Верховный шериф заявил единственное: Элайджа Биллингтон по возвращении будет допрошен. Вот и все. Впоследствии появилось сообщение о предании земле несчастного Дравена. А еще позже – письмо от преподобного Уорда Филлипса, где говорилось о том, что члены его прихода, живущие по соседству с Биллингтонским лесом, не слышат ночных звуков с тех пор, как Элайджа Биллингтон отбыл к заморским берегам.

В газетах за последующие шесть месяцев Деворт ни разу не обнаружил имя Биллингтона и на этом прекратил просмотр. У него устали глаза. Было уже далеко за полдень, и он совсем забыл об обеде. Прочитанное сбивало с толку. В некотором смысле он был даже разочарован, так как ожидал большей ясности. В том, что он прочитал, преобладала бессвязная смутность, почти таинственная туманность. Газетные отчеты сообщали о существе предмета совсем немного. Конечно, серьезным подспорьем был дневник мальчика, подтверждавший, что обвинители Элайджи действительно слышали по ночам звуки в Биллингтонском лесу. Найденные Девортом описания Биллингтона характеризовали его и почти как негодяя – как задиру, вспыльчивого и грубого, который не боится встретиться лицом к лицу со своими недоброжелателями; он достойно выходил из каждой стычки, хотя преподобный Уорд Филлипс и нанес ему пару чувствительных ударов. Несомненно, книгой, против рецензии на которую так грубо возражал Элайджа, – была «Магические чудеса в Новоанглийском Ханаане». Современный суд вполне мог бы рассматривать исчезновение Джона Дравена – самого неприятного для Биллингтона критика – слишком подозрительной случайностью. Более того, неоконченное письмо Дравена позволяло задать весьма острые вопросы. Ведь сам собой напрашивался вывод: Элайджа что-то подсыпал в пищу, и это заставило незваных гостей – «исследовательский комитет» – забыть то, что они видели; значит, они все же кое-что видели – то, что могло послужить доказательством в неявных обвинениях Дравена и преподобного Уорда Филлипса. Это «кое-что» имело отношение к словам из письма: «... словно я должен идти к нему». Деворт предположил, что каким-то образом Биллингтон заставил наиболее досаждавшего ему критика вернуться к нему и в конечном счете добился его смерти.

Вернувшись домой, Деворт вновь уткнулся в бумаги, прочитанные накануне ночью. Он пытался обнаружить какую-либо связь между Ричардом Биллингтоном и сбежавшим в Англию Элайджой – разумеется, не родственную (Деворт не сомневался, что они оба происходит от одной семейной ветви, лишь разделены несколькими поколениями), но связь через подоплеку невероятных событий, зафиксированных в документах и отраженных в аркхэмских газетах, эта связь казалась ему несомненной. Один обитал в «Нью-Данниче», что, вероятно, называется сегодня Данвичем (во всей округе есть только одно похожее название), а другой – в Биллингтонском лесу, с которым связано упоминание о «каменном кольце», явно напоминающем друидические фрагменты круглой башни из грубого камня в высохшем притоке Мискатоника.

Деворт приготовил себе несколько сэндвичей, разложил по карманам пиджака апельсин и фонарик и с последними лучами солнца отправился к башне.

Вдоль внутренней стены постройки спиралью вилась вверх лестница, очень узкая, из грубого камня. С некоторым опасением Деворт стал подниматься по ней, рассматривая тянущиеся вдоль всего пути примитивные, но выразительные декоративные барельефы, составленные, как он скоро понял, из одного рисунка, который повторялся цепочкой по всей длине лестницы. Лестница заканчивалась небольшой площадкой под самой крышей башни – Деворту даже пришлось пригнуться. Луч его фонаря высветил на площадке барельеф с точно таким же рисунком. Он представлял собой переплетение концентрических колец и радиальных линий, похожее на запутанный лабиринт, который необъяснимым образом на глазах менял свои очертания.

Когда он в прошлый раз рассматривал башню, ему показалось, что какое-то изображение находится на той части крыши, которая, видимо, была сооружена позднее. Теперь Деворт смог разглядеть, что рисунком украшен цельный большой блок из известняка, плоский, и по величине сопоставимый с площадкой, на которую Деворт взобрался. Это украшение, однако, не продолжало мотивы барельефов; его грубые очертания больше напоминали звезду с большим карикатурным глазом в центре. Впрочем, это был не глаз, а искаженный ромб с линиями, похожими на языки пламени или на огненный столб.

Деворт воспринимал этот рисунок лишь как фрагмент украшения. Но гораздо больше его заинтересовало другое. Раствор, удерживающий блок на месте, уже настолько высох и потрескался, что при известной ловкости и умении, отколов остатки раствора, можно было убрать камень и проделать отверстие в конической крыше. Осветив лучом фонаря потолок, Деворт выяснил, что первоначально башня строилась с отверстием, которое впоследствии было заложено этим блоком. http://beth.ru/

Итак, стоя согнувшись, Деворт размышлял о том, что не мешало бы вернуть башне ее первоначальный облик. Эта мысль все сильнее овладевала им, пока он не решил, чего же именно хочет добиться такой реставрацией. И тогда он сдвинул блок настолько, что смог выпрямиться. Осветив пол, Деворт нашел обломок камня, который можно было использовать как орудие при удалении раствора. Теперь следовало подумать над тем, как добиться желаемого результата, не подвергая себя опасности. Блок можно было направить так, чтобы он упал мимо площадки, но он был слишком тяжел, чтобы попытаться удержать его на весу. Деворт прижался к стене, сунул фонарик в карман и начал осторожно долбить. Вскоре ему стало ясно, что для начала необходимо отбить раствор прямо над головой, чтобы, падая, блок миновал стену, его самого и с края площадки рухнул вниз на земляной пол.

Деворт усердно принялся за работу, и через полчаса каменный блок рухнул так, как и намечалось. Деворт выпрямился, и оказалось, что он смотрит через болота на восток. Только сейчас он заметил, что башня и дом стоят на одной линии, и солнечные лучи, проходя над болотами и деревьями падают прямо на окно его дома. Это вызывало удивление – ведь ни из одного окна в доме Деворт не видел башню. Впрочем, он никогда не смотрел из круглого окна с разноцветными стеклами, что находилось в кабинете Биллингтона, а из отверстия в башне сейчас виднелось именно это окно.

Для чего была построена башня? Опираясь руками о края отверстия, Деворт посмотрел вверх – ничто не закрывало от него неба. Возможно, башню соорудил какой-нибудь древний астроном, чтобы наблюдать за вращающимися вверху светилами.

Камни конической крыши были точно такой же толщины, что и в стенах, – около фута. То, что крыша неколебимо простояла все эти годы, свидетельствовало об искусстве древнего зодчего. Впрочем, вряд ли он был астрономом. Иначе он возвел бы свое строение на холме или на любой другой возвышенности, а не на острове (теперь уже бывшем), лишь слегка приподнятом над уровнем земли. Кроме того, горизонт вокруг был заслонен деревьями, что явно не способствовало наблюдению за звездами во время их подъема или заката.

Через какое-то время Деворт спустился по лестнице, перевернул сброшенный камень и вышел из башни через хлипкую дверь. Солнце уже садилось. Дожевывая на ходу бутерброд, Деворт пустился в обратный путь по той же дороге, огибая болото и поднимаясь к своему дому. Четыре большие фронтальные колонны уже отчетливо белели в сгущающихся сумерках.

То немногое, что сегодня удалось открыть, не укладывалось в какую-либо достоверную версию. Деворт раскопал уйму слухов и легенд о своем предке, предусмотрительном Элайдже, который, можно сказать, взбаламутил весь Аркхэм и оставил после себя такую тайну, что даже за долгие годы она осталась неприкосновенной, успев лишь обрасти многочисленными деталями; и непонятно было – то ли это разные части единого целого, то ли фрагменты различных картин.

Домой он вернулся усталым. Хотелось вновь уйти с головой в книги прапрадеда, но Деворт решил поберечь глаза и стал обдумывать свои дальнейшие действия. Удобно устроившись в кабинете у пылающего камина, он перебирал в уме возможные направления поисков. Несколько раз мысли Деворта возвращались к исчезнувшему слуге Квамису, пока он не заметил некую перекличку между именем этого индейца и именем Кудесника, называемого в старых бумагах Мисквамакусом. Квамис или Квамус – мальчик записал оба имени. Последнее представляло два слога из имени индейского мудреца, и, хотя большинство индейских имен похожи, здесь вполне могла скрываться семейная преемственность.

Такой поворот мысли тут же вызвал предположение, что в округе, на холмах около Данвича, все еще могут проживать родственники или потомки Квамиса. То, что последний был отторгнут своими соплеменниками сотню лет назад или более, Деворта не смущало. Человека, намеренно выброшенного из памяти, могут помнить куда отчетливей того, кто под флером романтических легенд утратил свою индивидуальность. Итак, если погода утром позволит, нужно будет поискать в этом направлении. Приняв такое решение, Деворт отправился в постель.

Спал он хорошо, хотя раза два в течение ночи пробуждался с уже знакомым ощущением, что за ним кто-то наблюдает.

Утром, потратив какое-то время на корреспонденцию, дожидавшуюся его уже несколько дней, он отправился на автомобиле в Данвич. Небо покрывали облака, а легкий восточный ветер предвещал дождь. При такой погоде лесистые холмы в окрестностях Данвича и их каменистые вершины казались темными и зловещими. Эти места мало кто посещал из-за их отдаленности от проезжих дорог, к тому же о заброшенных домах ходили смутные слухи. Сюда вела узкая дорога, теснимая бурьяном, ежевикой и переходящая порой в проселок.

Своеобразие местности сразу бросалось в глаза. В отличие от округлых холмов в окрестностях Аркхэма, тянущихся вдоль Эйлсбери Пайк, холмы Данвича были изрезаны глубокими ложбинами и расщелинами, перекрытыми шаткими столетними мостиками, а сами возвышенности странным образом увенчивались камнями, сильно заросшими, но носящими на себе следы того, что это древнее творение человеческих рук. Хмурые тучи были похожи на враждебные лица, обращенные к одинокому путешественнику в автомобиле, осторожно ползущем по колее и пересекающем ветхие мосты.

Деворт ощутил непонятное напряжение кожи на голове. Расцветка листвы здесь была неестественной, виноградные лозы – слишком длинными, а кустарник – чересчур густым. Деворт уже порядочно отъехал от Мискатоника, как вдруг река, змеей петляющая по округе, вновь появилась перед ним. Ее мрачные воды, особенно темные в этом районе, питали вереницу альпийских лугов и заболоченную пойму, где пищали лягушки-быки, несмотря на неподходящее время года. Деворт уже, наверное, больше часа ехал по местности, абсолютно нетипичной для восточных областей Северной Америки, и наконец приблизился к поселку. Это и был Данвич, хотя никакой указатель о том не оповещал. Большинство домов были брошены на разной стадии разрушения. Деворт сразу увидел церковь и поселковую лавку. Он направился туда и вдруг остановился на тропе. У постройки, прислонившись к стене, стояли два оборванных старика. Их физическая и умственная деградация не вызывала сомнений, и все же Деворт решил задать им вопрос:

– Кто-нибудь из вас знает о здешнем племени индейцев?

Один из стариков отделился от стены и, волоча ноги, подошел к машине. Его узкие глаза были глубоко запрятаны в задубевшую кожу, а руки напоминали клешни. Деворт, ожидая ответа на свой вопрос, в легком нетерпении подался вперед и резко высунул голову из автомобиля.

Старик вздрогнул и сделал шаг назад.

– Лютер! – позвал он дрожащим голосом. – Лютер! Иди-ка сюда!

Когда второй подтащился и встал рядом, первый возбужденно указал на Деворта.

– Ты помнишь ту картину, что мисс Жиль показала нам в тот самый день? Это он, точно он, проклятый! Он теперь выглядит лучше, чем на картине, разве нет? Как раз в то время, Лютер, как раз в то время, о котором говорили... Когда он вернется, за ним вернутся и другие.

Второй старик дернул его за пиджак.

– Да погоди ты, Сет. Чего-то ты развоевался. Спроси-ка его о знаке.

– Знак! – воскликнул Сет. – А есть ли у тебя знак?

Деворт, никогда раньше не имевший дела с подобными созданиями, чувствовал себя не в своей тарелке.

– Я ищу потомков старых индейских семей, – ответил он коротко.

– Никаких индейцев здесь не осталось, – сказал мужчина, которого звали Лютер.

Деворт рискнул вкратце объяснить, что он и не ожидал найти индейцев. Он просто надеялся встретить одну-две семьи, которые пошли от смешанных браков.

Он выбирал простейшие слова, но был явно смущен пристальным взглядом Сета.

– А какое было имя у того парня, Лютер? – внезапно проговорил тот.

– Биллингтон, вот какое.

– Твое имя Биллингтон? – смело спросил Сет.

– Элайджа Биллингтон – мой прапрадед, – ответил Деворт. – Ну, а что касается тех семей...

Больше ему не надо было представляться – оба старика мгновенно изменили свое поведение, превратившись в услужливых подхалимов.

– Вам надо выбраться на Глен Роуд, а там остановиться у первого дома на этой стороне Спринг-Глен, спросить Бишопов. В этих Бишопах есть индейская кровь, и можете ихнюю тетку порасспросить. А вообще-то, вам лучше уехать отсюда, пока не закричали козодои и не завопили лягушки. А если решите переждать, то услышите странные штуки – они мотаются и поют в воздухе. А ежели у вас в жилах кровь Биллингтона, вам это, может, и нипочем. Больше мы вам ничего не можем сказать, даже если вы и спросите.

Дата добавления: 2015-07-10