Тридцать шесть

Ох, погода снаружи ужасна! ^[105]

За разукрашенным узорами инея окном моей спальни на землю лениво опускаются густые снежные хлопья. В отличие от меня, им чужды безотлагательные хлопоты. В аббатстве снег придерживается лишь одного правила: падает безостановочно. Это началось через два дня после того, как Шон начал работать в «Честере», и не заканчивается уже двадцать три дня.

В моем сердце растет боль и страдание подобно тому, как промозглые сугробы снега постепенно заполняют все, начиная от маленькой рытвины до глубокой лощины. Несмотря на все наши усилия от нее отбиться, зима с каждым днем все прочнее утверждается в нашем мире. Дороги превратились в узенькие тропинки, прокопанные меж высокими – выше талии – белыми стенами наста. Не знаю, как ориентироваться на этой изменившейся местности. Я боюсь, что в этих сугробах притаились снежные гоблины, про которых рассказывала мне бабуля; они подстерегают заплутавших и утаскивают в ослепительную холодную белизну.

Шон не мог приехать в аббатство, и у меня не было возможности покинуть его в течение пятнадцати дней. Мы выбирались за поселения с топорами и пилами, чтобы добыть ветки с промерзших, срубленных деревьев, для поддержания огня. У нас заканчивается бензин, генераторы стоят в безмолвном напоминании о лучших временах, оставшихся далеко в прошлом. У нас слишком мало свечей и недостаточно компонентов, чтобы изготовить еще. Если бы не батарейки, которыми несколько месяцев назад Дэни запасалась как одержимая для защиты от Теней, возможно, мы были бы уже все мертвы, неспособные защититься от аморфных призраков, которые все еще могли скрываться в наших стенах, хотя едва ли мы видели хоть одну с той ночи, как в подземной келье был заточен Круус. Поговаривают, что Темный Король прихватил их с собой когда уходил. Остается только надеяться.

Ночь мы проводим вместе в комнатах отдыха, дабы сэкономить ресурсы. И предположить, когда закончится снег – не представлялось возможным. Небо по-ночному чернильное или свинцово-штормовое, и только изредка сквозь облака пробивался солнечный луч. Если в скором времени мы не очистим от снега крышу нашей часовни, мы лишимся ее, а следом за ней и внутренней опоры. Наш алтарь будет погребен под толщей льда, в то время, как ветры примутся свободно гулять меж церковных скамей. Рано утром стропила скрипели и стонали свою скорбную песнь, пока я молилась: «Боже, пошли мне спокойствие, мудрость, силу, храбрость и силу духа».

А не еще больше снега на наше аббатство. Только не это.

В наших стенах, все же, не очень холодно.

В моем крыле не менее восемнадцати градусов, но это – при постоянно горящем огне во всех печах.

В моей спальне около двадцати семи – настоящее пекло для того, кто вырос на Изумрудном острове^[106]. Я промокаю платком испарину на лбу, заправляю за уши влажные волосы. Расстегиваю блузку и обтираю кожу.

За окном видны вращающиеся бритвенно-острые языки кристаллического огня – это воронка в материи нашего мира возвышается над аббатством, ярко сверкая, как бриллианты в капризных лучах солнца. Между ней и стеной моей спальни, снег, по очевидной причине отсутствует.

В этом узком, ограниченном пространстве растет трава.

Трава, клянусь всеми святыми, зеленая, как клевер Святого Патрика! По-настоящему зеленая – как несимметричный трилистник^[107], символизирующий нашу миссию и цель: Видеть, Служить и Защищать.

Напротив моей спальни у стены с отваливающийся штукатуркой – экзотические южные цветы всех оттенков бойзеновой ягоды^[108] и орхидеи, и византийский пурпур, изгибающиеся и раскачивающиеся на тонких стеблях, их тяжелые головки наклоняются и кивают под обманчиво приятным ветерком, изменчивые, как моя душа – сдержанная в один момент, и совершенно бесстрастная – в следующий.

Я стою у открытого окна, наполняемый комнату аромат опьяняет меня. Цветы пахнут пряностями, навеивая образ о персидских коврах и далеких землях, где на завтрак курят кальяны, султаны содержат гаремы, и жизнь ленивая, распущенная и скоротечная.

Но все же прекрасная, как мог бы сказать Круус.

Я вытираю потные ладони и разглаживаю копию плана на величественном столе Ровены. Как бы мне того не хотелось, но я должна знать, если то, что я начал подозревать – правда.

Хотя МФП привязан к конкретному участку земли, который выглядит так, словно обожжен в печи – гладкий, глянцевый, словно необычный черный фарфор – если к нему приблизиться, тепло не ощущалось. Жар Огненного мира не проникал в наш.

Тем не менее, между МФП и нашим аббатством, несмотря на снег, растет трава, и что самое отвратительное – это та трава, на которую меня в моих снах среди ароматных цветов нежно укладывает Круус и до рассвета заставляет испытывать такие вещи, за которые я себя презираю.

Я не очень сведуща в географии. Знаю, что восток там, где встает солнце, а запад там, где оно садится.

Ровена хранила множество тайн, ключи позвякивали на браслете, который неизменно находился на ее запястье с тех пор, как возглавила нас, и до самого дня, как умерла. Я открыла тайник в ее спальне четыре ночи назад, когда отчаянно пытаясь противостоять еще одному мучительному сну, занимала себя исследованием каждого дюйма жилища Грандмистрисс, ища признаки ложных панелей или выдвижных напольных досок. В тайнике в нижней части многовекового шкафа я нашла карты, эскизы, планы на многих из которых нарисованы такие места, которые ставят меня в тупик, потому что я не в силах понять, чем они могли ее интересовать.

Также в нем я обнаружила чертежи аббатства, свитки были скручены в два больших рулона – Поверхность и Подземелье. Именно эту копию подземной кельи, в которой некогда содержалась Синсар Дабх и прилегающих к ней помещений, я раскатываю на столе, и поверх нее сейчас разглаживаю прозрачный эскиз моего крыла аббатства.

Я накладываю одну на другую так, чтобы они угол в угол совпали и прижимаю язык к небу в молчаливом протесте – я усовершенствовала эту технику еще в детстве, чтобы не закричать, когда посторонние эмоции становились особенно невыносимы.

Келья Крууса – прямо под моей спальней!

Напрашивается вопрос: обманчивое лето, заставляющее расти траву и распускаться цветы, вызвано жаром соседнего мира или все же Принцем, скованным льдом подо мной?

* * *

Я решаю, что, возможно, смогу вынести Риодана, по крайней мере, сегодня, потому что, когда я сказала, что надо отключить «Честер», чувак даже не задал мне ни одного вопроса.

Он по периметру огибает ледовое изваяние и направляется прямиком к металлической двери в земле. Обледенение заканчивается в четырех с половиной метрах от нее, и я рада этому, потому что та дверь, о которой я якобы только знать и должна, находится далеко отсюда. Подземные переходы могут занять много времени. И, насколько я его знаю, как только он выяснил, что я пронюхала об этом лазе, он, вероятно, закрыл его и его люди сделали где-то другой. Но я и его тоже найду. Он словно играет со мной. Его попытки скрыть какие-то вещи просто добавляют мне больше решимости их отыскать.

Я спешу за ним, довольная тем, что он верит мне на слово. Джо и Кристиан, конечно, не верят. Они идут за мной, закидывая меня вопросами, на которые и Танцор не сможет ответить, думаю, потому что он до сих пор занят сбором воедино всех ответвлений всего того, что мы там надумали. Либо это, либо он, как и я, заразился навязчивой идеей как можно быстрее повырубать всевозможные приборы в пределах досягаемости.

Мне до сих пор недостает нескольких фактов, но не думаю, что смогу их найти, потому что все замороженные места повзрывались. Все, что нам остается – размышления. Я знаю, что Король Морозного Инея любит «мороженое», но не знаю, какое именно. Зато точно уверена, что в выборе он капризен. Иначе мы еще несколько месяцев назад были бы уже все заморожены.

Я следую за Риоданом в его офис, где он вырубает электричество в подклубах. С каждым прикосновением к тачскрину еще один подклуб умирает, и это все, что мы можем сделать, чтобы прекратить гул и вопли, особенно когда детский клуб так же погружается в кромешную тьму.

Свет гаснет. Музыка замолкает.

Люди – эти сраные овцы, которым еще несколько недель назад следовало повытаскивать из задниц свои головы и сплотиться, чтобы спасти свой город – шумно протестуют. Некоторые все еще продолжают танцевать, будто ничего не случилось, и они по-прежнему слышат музыку у себя в голове.

Другие пожимают плечами и снова принимаются за свои грязные, мерзкие извращения на танцполе в полуголом виде, словно всем вокруг хочется видеть, насколько они похудели от слияния с детишками Папы Роуча.

– А я могу обратиться ко всем клубам сразу? – интересуюсь я. – У тебя есть тут что-то типа системы громкой связи?

Он бросает на меня взгляд, говорящий: неплохая попытка, но хрена лысого я дам тебе обратиться ко всем посетителям.

Я хмыкаю. Хах, разумно. Я могла бы часами разглагольствовать перед этими тупарями:

– Объясни им, – растолковываю я, – чтобы они допетрили, что вообще происходит. Расскажи про Короля Морозного Инея, и что им не стоит высовываться наружу и поднимать шум, иначе окочурятся. И предупреди о взрывающихся ледяных местах, на случай если все же кто-то уйдет, чтобы не натворили глупостей с теми замороженными скульптурами, избежав участи оказаться нашпигованными ледяной шрапнелью. И не забудь сказать им, что даже находясь здесь, они должны сидеть как мышки и…

Риодан нажимает кнопку на рабочем столе:

– Огни и музыка будут выключены, ждите дальнейших объявлений.

– И это все?! – возмущаюсь я. Мля, какое счастье, что он не сочиняет что-то вроде «Клочка Риодана»! Сквозь стеклянный пол я наблюдаю за тем, как люди недовольно шумят. Многие из них пьяны и не согласны таким раскладом. Они хотят своих привычных хлеба и зрелищ. Собственно именно за этим они сюда и приходят. – Босс, это че за фигня была вот сейчас? Может, ты хотя бы сказал им, чтобы не вздумали покидать помещения, иначе могут подохнуть?

Он снова нажимает кнопку:

– Не выходите, или погибнете.

Все пространство наполняется «т-с-с» и «ш-ш-ш», как будто они считают его Богом или типа того. Фейри и люди прекращают все, чем занимались, и садятся. Только через продолжительное время они снова начинают шушукаться.

– Думаю, тебе стоит закрыть двери, – подает голос Джо. – Не выпускай их наружу ради их же собственной безопасности.

– Я бы предпочел, чтобы они убрались. Меньше шансов привлечь Ледяное чудище.

– Если тебе интересно мое мнение, то я считаю, что для поддержания безопасности этого места, – говорю я, – лучше обеспечить безопасность им.

– Я думал, тебе неприятны люди, которые приходят в мой клуб.

– Они все же люди.

Он снова нажимает кнопку:

– Если выйдете наружу, погибнете. Если будете шуметь, вас выкинут из клуба. Не раздражайте меня.

И тут «Честер» погружается в гробовую тишину.

Дата добавления: 2015-07-10