Тридцаь четыре

И куда ты собралась?

Не уж толь не знаешь, что там темно? ^[93]

Шагая по коридору на «Джо-шагом» я проклинаю Риодана, стараясь при этом держать язык за зубами, поскольку он идет рядом.

Новые правила поведения – самая дикая чушь, которую я когда-либо слышала. Следование им точно приведет к моей смерти. Причем буквальной, поскольку совершенно невозможно было запомнить все, что он хотел, чтобы я выполняла, и при всем при этом не забывала, что мне делать запрещалось. В дополнение к «Ежедневно являться на работу к восьми вечера» добавилось другое, не менее оскорбительное: «Никогда не покидать „Честер“ без сопровождения одним из моих людей».

– Так это что получается, мне вообще никогда нельзя будет остаться наедине? – взрываюсь я, пораженная таким заявлением. – Слушай, мне просто необходимо время о времени оставаться одной.

Большую часть жизни я сама по себе. Слишком много людей в моем личном пространстве через какое-то время начинают бесить. Я становлюсь раздражительной и непредсказуемой. А еще изможденной, как будто меня выматывает только одно их присутствие. Я предпочитаю релаксироваться в гордом одиночестве, накрайняк с одним челом тапа Танцора для подзарядки.

Мой вопрос остается проигнорированным.

А что еще меня дико бесило – так это то, что мне запрещалось задавать вопросы или вступать в спор прилюдно! «Все, к утру я точно трупак». Единственный вариант справиться с этим – хоть такая вероятность и равнялась нулю – начать носить намордник или оттяпать себе чертов язык.

– Все, что ты хочешь мне сказать, можно сделать наедине, – поясняет он. – Правда, это чертовски больше, чем я позволяю кому-либо.

– Я не желаю проводить свое личное время с тобой.

– Тем хуже, – отвечает он. – У меня в планах этого предостаточно.

– На кой хрен ты тут пудришь мне мозги? Почему бы просто не забыть обо мне и дать жить своей жизнью?

Как странно, однако, думать, что он с девяти лет следил за моей жизнью. Я его даже ни разу не видела. Похоже, он куда больше остальных уделял моей персоне внимание, даже больше моей родной мамы.

И снова игнор.

Я прохожу с ним до конца коридора третьего уровня. Он останавливается у затемненной черным стеклянной панели и достает из кармана матерчатый капюшон. Когда он протягивает его мне, я отшатываюсь восклицая:

– Издеваешься что ли?!

Он просто смотрит на меня, пока я не хватаю уродскую тряпку, нахлобучиваю ее на голову и позволяю вести себя за руку.

Я, молча, переношу унизительное ослепление и концентрируюсь на улавливании любых возможных деталей. Я вдыхаю через плотную ткань. Навостряю уши. Когда мы заходим в лифт и спускаемся вниз, я считаю секунды, чтобы понять на какой уровень он меня везет и воспользоваться этим когда, наконец, останусь одна, а я это могу гарантировать. Он не сможет держать кого-то типа меня под контролем каждую секунду каждого дня. Он устанет от этого. Необходимо вернуться к Танцору! Надо перетереть с Риоданом по поводу образцов, но стоило мне заикнуться про Ледяного Монстра, он сказал мне прекратить это.

Когда прибываем в пункт назначения и он сдергивает с меня капюшон, я выпадаю в осадок от того, что у Риодана имеется собственный Генштаб, и, конечно же, оборудованный по последнему слову техники, так что на его фоне наш, выглядел просто убого. Повсюду компьютеры: процессоры, мониторы, клавы, и прочая техника, половину из которой я даже не знаю названий, и поверьте – я знаю немало. Танцор здесь просто бы крезанулся!

И карта у него тоже есть, но в отличие от нашей бумажонки она электронная, на свисающем с потолка стеклянном табло размером примерно шесть на три метра. Прям, как в футуристической киношке. На ней полно линий и точек, а также триангулированных областей^[94], закрашенных разными цветами.

– Садись.

Я плюхаюсь в кресло у огромного стола перед картой. За ним девять кресел. Интересно, как давно здесь эта комната, сколько столетий эти бессмертные чуваки в ней заседали и планировали свершения. А так же – какие именно события замышляли такие люди? Государственные перевороты? Экономические катастрофы? Мировые войны?

– Значит, Бэрронс тоже жив, – наугад выстреливаю я.

– Да.

– Аф-и-геть, заверните парочку! Не знаю чувак, что у тебя за суперспособности, но хочу такие же.

– Ты так думаешь.

– Знаю.

– Ты даже не знаешь, что это. Но взяла бы себе не глядя.

– Типа вечную жизнь? Ешкин кот, а то!

– А что, если цена слишком высока.

– Но мы же говорим о бессмертии. Никакая цена за него не может быть слишком высока.

Он слабо улыбается:

– Спросишь меня снова, когда станешь старше.

– А? Что? – не в понятках я. – Че серьезно? Когда стану старше, буду обладать всем, что есть и у тебя? А насколько старше? Пятнадцать?

– Я не сказал, что будешь обладать. Я сказал, что сможешь спросить у меня. И нет, не пятнадцать.

– Чувак, дай мне хоть немного надежды.

– Только что дал.

Он что-то нажимает на пульте управления, и вдруг я уже смотрю не на Дублин. Он уменьшает масштаб настолько, что я вижу карту прилегающих стран. Отмечены точки в Англии, Шотландии, Франции, Германии, Испании, Польше, Румынии и Греции. Он уменьшает еще, и я вижу две точки в Марокко и одну в Норвегии.

Я в ужасе издаю низкий свист. Мы с Танцором пялились лишь на малюсенькую картинку:

– Так существует больше одного Ледяного Монстра!

– Необязательно. Думаю, если бы их было больше, мы бы получали о них сводки по всему миру, а этого не происходит. На данный момент все ограничивается только этими регионами.

– Мне нужны образцы из Фейри и с первого замороженного места в Честере.

– Поясни.

– Мы с Танцором просмотрели все улики. В каждом пакетике присутствовало железо и…

– Нет.

– Ты не дал мне договорить.

– И не нужно. Железо здесь не причем.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что внутри или вокруг Честера его нет ни грамма.

– Тогда из чего вообще строили эту хреновину?

– Неважно. К тому же, – добавляет он, – если бы он гонялся за железом, то прихватил бы с собой клетки в Дублинском Замке, а этого не случилось. Он заморозил замок и испарился. Мы неделями изучали карты и замороженные места. И не выявили никакой схемы и связи. Я подключил к работе лучшего профи. Он не смог определить ключевой момент и найти закономерность во всем этом хаосе.

– И кто этот твой лучший профи?

Хочу с ним перетереть. Я тащусь от теорий профи. Если знаешь, где толкнуть фишку домино, ты владеешь всем домино! Естессьно, Риодан не отвечает ни на один вопрос, поэтому я рассказываю ему теорию Танцора о морской воде и китах и что, возможно, это что-то притягивает, потому оно это «что-то» и ищет.

– Возможно. Но не железо.

– Вы, ребьзя, уже тысячелетиями даете приют Фейри, не так ли? Это единственная причина, почему такое место не содержит железа!

– Есть и другие, кто его недолюбливает. Сообразительный человек обнаружит немало того, что отсутствует в Честере. – На его губах играет слабая улыбка, и я начинаю подозревать, что он подталкивает меня к тому, чтобы что-то найти.

– Если мне придется застрять здесь надолго, то обязательно так и сделаю. – Я указываю на карту: – Покажи-ка мне Дублин еще разок, – прошу я, – мне нужен пульт управления.

Он нажимает какие-то кнопки – стопудово, ставя от меня пароли – потом протягивает его мне.

– Дай мне немного времени поизучать карту.

Уходя, он запирает дверь.

Через несколько часов пристального разглядывания и ожидая прозрения, я чувствую самый офигительно-удивительный запах на свете. Пытаюсь сконцентрироваться на карте, но не выходит. Я закидываю конфетку в рот. На вкус как пенопласт. Насколько помню, я уже очень давно не чувствовала запаха свежеприготовленного мяса. Я никогда не получала его в аббатстве! Где-то, кто-то пировал в «Честере». Мой рот наполняется слюной. Я сползаю с кресла, откидываю голову назад и медленно глубоко вдыхаю, губы сладко причмокивают, будто это я тот счастливчик. Я ощущаю все специи! Думаю это мясо с картофельным пюре и овощами. Распознаю чеснок, соль и перец, сливочное масло! Улавливаю лук, орегано и розмарин! Этого почти достаточно, чтобы заставить меня разрыдаться, думая о такой вкуснятине. Я больше по леденцам, протеиновым батончикам и консервированным продуктам. Я так изголодалась по домашней стряпне, что даже мое любимое печенье с шоколадной начинкой не кажется мне сейчас таким аппетитным.

Когда дверь открывается, и, толкая тележку, входит Лор, словно в отеле при обслуживании номеров, я только сижу там и пристально смотрю, думая: «это такой новый вид пытки?» Я не двигаюсь. Не собираюсь выставлять себя идиоткой. Риодан, вероятно, решил истязать меня видом хавчика перед моим носом.

Лор останавливает тележку в десяти сантиметрах от пальцев моих ног. Мне приходится вцепиться в подлокотники кресла, чтобы не выпрыгнуть из него и не атаковать то, что скрывается под колпаками на этих тарелках.

– Босс велел поесть.

Он снимает крышку с самого большого блюда, а там, вы только погладите, еще шкворчащее мясо, будто его только-только сняли с гриля. Рядом пюрешка и овощная смесь, корзинка с горячим только что из печи хлебом. И сливочное масло! Я просто таю в сладостном предвкушении. Настоящая еда плюс целый графин молока! Думаю, это самое прекрасное зрелище за всю мою жизнь. Я застываю, вытаращив глаза и затаив дыхание.

– Ты тощая, – поясняет он.

– Это мне? – спрашиваю я недоверчиво, по-прежнему не двигаясь. Это должно быть уловка. Мясо – вырезка бифштекс, похоже, мраморная. Толстый шмат со следами полосок от гриля – как ярлык, что оно готово в совершенстве. Я только дважды в своей жизни ела такое. Однажды, когда мамочка была обручена – это не сработало, в конечном счете они порвали, потому что чувак кинул ее – и второй, когда она нанялась на новую работу, которая, как она думала, позволит нам навсегда выбраться из Ирландии, если бы она откладывала заработанное в течение трех лет. Она уволилась через месяц и в течение недель кричала во сне каждую ночь. Кажись, она полагала, что если бы смогла вывезти нас из Ирландии, то стало бы легче. Я знаю, что и другие семьи ши-видящих тоже бежали. Например, Мак.

Лор кивает.

Я вылетаю из кресла и в скоростном режиме бросаюсь на тележку.

– Малышка, не так быстро. Может, попробуешь вот этим.

Мои руки дрожат, когда я поднимаю вилку. Я начинаю сразу с бифштекса, разрезая его на малюсенькие ломтики. Первый кусочек взрывается в моем рту, полный мясистых соков и прочего сочного мясного совершенства. Я стекаю обратно в кресло и, прикрыв глаза, жую медленно, неспешно наслаждаясь каждым мигом совершеннейшего вкуса. Я принимаюсь за пышное картофельное пюре и черт, оно тоже божественно! Хлеб мягкий еще теплый внутри и хрустящий снаружи, и дышит розмарином, прям как мамочкин. Я задаюсь вопросом, кто здесь готовит. И где их кухня. Я собираюсь подчистую ее обнести, если найду. Я щедро намазываю масло на хлеб, затем слизывают его, и мажу еще. Затем заправляю свой желудок прохладным молоком. Заставляю себя считать до пяти между каждым глотком и откусыванием. Это наталкивает меня на мысль, что я никогда не видела, как ест Риодан. Наверняка, точит в одиночку. И каждый день у него бифштексы и молоко!

– Идет снег и температура падает, – сообщает Лор. – Люди выстраиваются в пять очередей, пытаясь попасть внутрь. Генераторы и газ стали дефицитными. Люди замерзают насмерть. Это июнь в Дублине. Кто поверит в это, черт побери?

Я благоговейно жую, прислушиваясь к нему уставившись в никуда.

– Возможно, это не из-за железа или чего-то подобного. Возможно все из-за эмоций. Может, кто-то занимался сексом на каждом месте происшествия, или… ел, или боролся, или молился, или… еще что.

– Шито белыми нитками. В шпиле не было ни единой души.

Это я и так знала. Просто запамятовала на секунду:

– Значит, возвращаемся к версии о неодушевленном предмете.

– Похоже на то.

Трапеза закончилась слишком быстро. Мой язык испытывает сейчас самые лучшие вкусовые ощущения, чем когда-либо. Я не буду есть конфеты, пока совсем не проголодаюсь, и какое-то время не собираюсь чистить зубы. Хочу насладиться послевкусием, пока оно не исчезнет. Потому что больше никогда не смогу насладиться такой ​​едой. После того как я подобрала последние хлебные крошки, каждую каплю говяжьего сока, прихватив тележку Лор уходит.

Я почти отключаюсь от пресыщения сытной пищей. Ее переваривание ненадолго одурманивает меня, и я растягиваюсь на полу, уставившись на карту.

Не могу избавиться от ощущения, что до сих пор не вижу общей картины. Вот так и лежу здесь, уставившись на огромную карту, зная, что есть в этих сценах что-то, что упускаю или неправильно читаю. Просто чувствую это. Как у Танцора, у меня возникает предчувствие, и я прислушиваюсь к нему. Раньше, будучи еще ребенком, я не могла сконцентрироваться, потому что слышала все, что твориться вокруг. Забрав меня из дома, Ро научила как «затыкать уши», игнорировать шум и фокусироваться. Старая ведьма открыла мне парочку клевых финтов, но их никогда не противопоставить всему тому злу, что она натворила.

В своем рюкзаке я раскапываю ушные затычки. Танцор сделал их для меня из какого-то материала, который поглощает шум лучше стандартных беруш. Я вставляю их, абстрагируюсь от мира и начинаю перелопачивать факты.

Первое: Это не из-за железа. Его в «Честере» нет. «Нужно как можно скорее сообщить эту инфу Танцору»

Второе: Это не из-за жизненных энергетических сил, потому что одно из обледенелых мест не имело никаких форм жизни, и я серьезно сомневаюсь, что мыши было бы достаточно.

Третье: Мусор из металла, и пластика – только эти физические элементы имелись на всех местах происшествий.

Я начинаю мысленно восстанавливать каждую осмотренную мной сцену, маркирую и кладу их в один из наиболее легкодоступных ящиков у себя в мозгу, прямо как, когда мы с Танцором играем в шахматы без доски. Это необходимое упражнение для твоих извилин, если хочешь оставаться сообразительным. Быть шаристым на руку, но без обладания живого ума далеко не уедешь, а застрянешь в рутине собственных фактов.

Сначала – подклуб. С сотнями людей и Фейри, ведущих различную социальную и сексуальную деятельность. Вплоть до мелочей я вырисовываю у себя в голове его обстановку – от пыточных виселиц до диванчиков, совокуплений под группу, что играла в углу, еды на столах, гобелены и зеркала на стенах. Я ищу что-нибудь, что запросто смогу опознать в каждом месте происшествия. Кто его знает, может, он охотится на гобелен или особое зеркало. Звучит глупо конечно, но поди разбери к чему тянет подобное существо? Может, он был проклят и требовался особый эльфийский предмет, чтобы освободится. С Фейри никогда не знаешь наверняка.

Далее – склад, забитый только Невидимыми, ящиками и коробками с огнестрельным оружием. Что связывает это место с клубом? Ни гобеленов или зеркал виденных мной, но, возможно, где-то и был один в ящике за аудио аппаратурой и электроникой.

Затем два подпольных паба с обычным материалом: деревянная барная стойка, бутылки, напитки, стулья, огромное зеркало позади бара, извивающийся народ, несколько бильярдных столов в одном углу, играющие в дартс – в другом. Древесина могла быть везде: стулья, стойка, рамы картин на стенах, пол. Пластик также мог подойти: бутылки, стулья, тарелки, телефоны, список можно продолжать до бесконечности.

В фитнес-центре было всего три человека в здании, полном беговых дорожек и прочих тренажеров со всевозможными примочками для тягания тяжестей и около двадцати кристально-молочных чаш для медитации^[95]. Думаю, дерево в этом месте должно быть в самой конструкции здания. Я возвращаюсь назад и начинаю мысленно анализировать структуру каждого места, так чтобы можно было увидеть все в целом.

– Нереально, – бормочу я. Это хуже, чем искать иглу в стоге сена. Я ищу дюжину игл в дюжинах различных стогах, которых там даже больше нет, потому что они все взорвались. Это могло быть всего лишь красным пластиковым стакан чиком «Соло» из всего известного мне! В Марокко тоже были красные одноразовые стаканчики?

Я прохожу по остальным обледенелым местам и понимаю, что требуется больше информации о других происшествиях, произошедших во время моего отсутствия, чтобы представить и их. У Риодана, может, и охренительно-навороченный Генштаб, зато у Танцора все давно уже распределено по полочкам.

Жаль, что я заперта.

Я перевожу взгляд на дверь. Не помню, слышала ли щелчок замка. Лор любит играть на нервах, оставляя надежду.

Я вхожу в стоп-кадр, дергаю дверную ручку и усмехаюсь.

– Не думаю, что это хорошая идея, Дэни, – говорит Джо.

– Он сказал, что я не мог уходить без сопровождения его людей. Судя по твоим словам, вы с ним – как горошины в Джо-стручке. Это делает тебя одной из его людей. Разве нет? Потому что, я считаю, если чувак нажаривает тебя каждый день и не считает в доску своей, ты не просто пьяна, ты тупа!

Ненавижу манипулировать Джо. Когда вовлечено ее сердце, это чересчур просто. Особенно, когда оно на риодановском поводке.

– Чувиха, ты когда в последний раз выходила на улицу? – продолжаю давить я. Нам нужно спешить.

Мне понадобилось добрых двадцать минут, чтобы из Генштаба найти дорогу обратно к основной части «Честера». У меня дурное предчувствие, ведь Риодан не собирался же оставлять меня слишком надолго со всеми теми компьютерами. Я бы не стала. Если бы я действительно там застряла, то полезла бы в его систему, пытаясь взломать.

– Мир рушиться на части. Люди гибнут! Мне просо нужно быстренько выполнить одно поручение. Вот и все. Одно крошечное порученьйице. Это не займет много времени.

– Сначала пойду, спрошу у него – можно ли.

– У тебя есть идеи о том, где он? Потому что я не видела его уже несколько часов. Разве уже утро? Он еще не выходил на лестницу? Он по-прежнему вызывает тебя таким образом, чтобы обработать на его столе, или ты добилась, скажем, траха в постели и всего прочего? Может, у него какая-то прогрессивная система рейтинга? Продержишься целую неделю – получаешь возможность иметь его в кресле, а если две…

– А сейчас ты просто грубишь, – отрезает она. – Прекрати.

– Просто говорю. Я бы хотела, чтобы у тебя были настоящие отношения, Джо, потому что ты достойна лучшего. Ты здесь самая супер-пупер красотка и каждый хотел бы встречаться с тобой. Ты знала, что у него есть бифштекс, молоко, хлеб и прочее? Сегодня у меня была самая ништячная обжираловка. Тебя он тоже так кормит?

Она пытается скрыть удивление, но у нее плохо выходит:

– А он разве не в бешенстве от тебя?

– По мне так нет.

– Бифштекс?

Я облизываюсь, вспоминая его вкус:

– Говяжьи ребрышки.

– Молоко?

– Слушай, – киваю я. – Все, что мне надо – сгонять к Танцору и прихватить списки.

– И он серьезно принес тебе бифштекс и молоко?

Я бы засмеялась, вот только не смешно. Мы все изголодались по приготовленному по-домашнему ужину. Когда весна начала зеленить в аббатстве траву, девочки снова заговорили о выращивании овощей. Все продукты разлетелись в первый же месяц После Падения Стен. Если хотели что-то испечь, приходилось бежать к генератору, чтобы раскочегарить плиту. Либо так, либо то, как у Риодана устроено здесь, в «Честере», и даже в этом случае вы могли испечь только то, для чего не требовалось масло, молоко или яйца. Джо расстроилась, что он накормил меня сытным ужином, почти так же сильно, как из-за отсутствия романтики в их отношениях.

– Я бы позвонила или позвала Танцора через курьера, но подруга, нет ни телефонов, ни курьеров. Мы можем просто сходить? Вернемся до того, как кто-то прочухает, что мы вообще уходили. И если вы с Риоданом действительно вместе, то он не станет обращать внимание на такую мелочь. Он оценит женщину с крепким стержнем внутри и независимостью! – Ну, правда, Риодан презирает твердость и независимость. Ему нравятся маленькие кроткие роботы.

– Он дал тебе что-нибудь еще?

Если бы я с кем-то спала, а он угощал шикарным ужином кого-то кроме меня, я была бы в сто раз свирепее. Как по мне, интимные отношения дают право на привилегии. Если же нет, это просто пародия, как по ящику, где народ вечно меняется партнерами, раня чувства других.

– Свежую клубнику и мороженое… м-м-м, – гоню я.

– Мороженое? Издеваешься?! Какое именно?

На улице нас поджидает снег с дождем. Брошенные автомобили поблескивают коркой льда. Скелеты деревьев мерцают, будто орошенные бриллиантами. Сугробы растут. За пределами «Честера» стоит толпа людей, но это мрачная тихая толпа, и я понимаю, это не те люди, которые пытаются проникнуть на вечеринку, чтобы как следует оттянуться, эти люди пытаются спастись от того, что их ждет. Полагаю все тусовщики уже внутри. Кому не хватило электрогенераторов, в чьих домах ставшая опасно холодной температура, выгнала этих укутанных в одеяла, шапки, теплые наушники и перчатки людей на улицы в поисках источника тепла, пока не стало еще слишком поздно.

Проходя мимо, мы с Джо оглядываем этих людей.

– Впустите нас, – просят они. – Мы просто хотим погреться.

По тому, что площадь над «Честером» не обледенела, можно утверждать, что в клубе есть источник тепла и достаточно много. Тротуар – это фактически крыша клуба и он излучает тепло, от которого тает снег. Даже этого минимального признака тепла достаточно, чтобы удерживать кучкующихся вокруг людей, в ожидании и надежде.

Здесь даже старики, которым нечего предложить за еду, напитки и право доступа в «Честер». Огромные, мускулистые человеческие вышибалы, которых Риодан выставил для дежурства снаружи, оттесняли народ от двери, и толпа перемещалась к освобожденным от снега обломкам камней и дерева, что должны были быть возвышающейся частью клуба. Они жгут костры в мусорных баках, собирают в близлежащих строениях древесину и складывают в груды. Выглядит так, словно народ намеревается на долгое время оккупировать это место. Пока их не впустят внутрь. Они выглядят слишком разбитыми, чтобы бороться. Кучка людей начала петь «О, благодать». К песне присоединяется порядка пятидесяти голосов.

– Может ты могла бы вразумить своего дружка и заставить его пустить этих людей внутрь, – говорю я.

– Я попробую – отзывается она, – или мы могли бы отвести их в аббатство.

– А как же Хранители? Чего они, черти, не чешутся? Разве они не должны налево и направо раздавать генераторы?

– Даже если и так, – говорит Джо, – некоторые из этих людей слишком стары, чтобы выйти и достать достаточно бензина, чтобы их запустить. Тебя не было несколько недель. Многое изменилось за это время. Все только и говорят о погоде. Пережить прошлую зиму было не так трудно, потому что в магазинах все еще оставались запасы и ночи были всего лишь прохладными. Но вот запасы закончились. Никто не ожидал, что зима наступит в июне. Все генераторы растащены. Люди меняются. Они борются друг с другом, чтобы выжить. Нам нужно продолжительное теплое лето, чтобы дать достаточно времени вырастить и запастись продовольствием, прежде чем снова наступит зима. Мы вынуждены выходить и совершать вылазки за продуктами в соседние города.

– Они умрут, Джо. Если мы не остановим этого Айсмэна, то потеряем вторую половину нашего населения.

Я смотрю назад, на сгрудившуюся толпу вокруг костра над «Честером». Маму, помогающую детишкам приблизиться к одному из баков, и теперь они могут потирать ладошки над огнем. Пожилых людей, которые выглядят слишком хрупкими для пеших прогулок по этому льду и снегу за молодежью, с усталыми глазами, повидавшими три четверти века изменений, но никогда ничего подобного тому, что происходит с прошлого Хэллоуина. Людей, выглядящих офисными клерками до падения стен, удерживающих периметр вокруг женщин, детей и стариков. Сейчас они все потерянные. Ни рабочих мест. Ни зарплат. Ни одного правила, которым привыкли следовать. Они выглядят изможденными. Отчаявшимися. Это просто убивает меня. Они затянули новую песню, следующий гимн. В такие времена людям нужна вера. Ты не можешь вот так взять и кому-то ее подарить. Она либо есть, либо – нет. Но ты уверен, что можешь попробовать подарить им надежду.

Она бросает на меня мрачный взгляд:

– Если и было для тебя когда-либо время, чтобы поразить нас своим блистанием, то оно наступило.

– Я над этим работаю. Но мне нужен материал. Идем. Мы вернемся обратно, до того, как кто-нибудь заметит, что мы вообще уходили.

Мы разворачиваемся и шагаем по улице. Мне придется оставить ее снаружи. Я не собираюсь выдавать подземные тайны Дублина. Но подведу ее как можно ближе и оставлю в безопасном месте. Под моими ботинками снег прохрустывает дважды, когда я в нем утопаю – корка льда, снег, потом снова лед. Я слышу, как Джо хрустит через три слоя, потому что она тяжелее меня. Над головой белесое небо щедрое на пышные хлопья, которые затянут вас в головокружительный круговорот, если смотреть на них слишком долго. Они тают на моем лице – это единственная часть меня, которая не закрыта. Мы прошлись по гардеробной «Честера» перед вылазкой, закутались слоями, натянули шапки, варежки и сапоги. Если такая погода задержится на следующие день-два, мы можем остаться с трехметровым слоем льда, что целиком парализует город. Те, кто не выбрался наружу в поисках тепла, замерзнут в своих убежищах. Если в скором времени не засияет солнце, это никогда не растает, а будет намерзать все больше. С каждым проходящим днем время чувствуется все критичнее. Просто не верится, что я потеряла почти целый месяц в Белом Дворце с Кристианом!

И к слову, я внимательно озираюсь вокруг, проверяя все крыши, чтобы убедиться, что ни на одной из них не засела Ведьма, занятая своим вязанием, или еще хуже того, например, готовясь ввязать в свое платьице нас. Чертова любительница кишок и крови просто выбешивает меня. Я дрожу:

– Нам надо войти в стоп-кадр, Джо. Хватай меня за руку.

Она бросает на меня взгляд, словно я ненормальная:

– Нет, у тебя не получится это со мной! Тем более на льду. Половина твоего лица – синяк, а вторая – заживающий. Ты смотрелась в зеркало в последнее время?

– Это не из-за моего передвижения. Это из-за тупой задницы по имени Риодан.

– Тупая задница по имени Риодан собирается переломать твои ноги, если они сделают хоть еще один шаг, – раздается голос Риодана справа позади нас.

Я поворачиваюсь к нему:

– Почему ты всегда преследуешь меня?

– Ты меня вынуждаешь.

– Как у тебя получается меня находить?

Может у меня на лбу мигает маяк, который посылает сигнал прямо к нему всякий раз, когда я ослушаюсь приказа? Я отказываюсь верить в то, что с тех пор, как чувак меня грызанул, он может выследить меня, куда бы я ни пошла. Это удушающая мысль. Это неправильно и несправедливо.

– Вернись внутрь. Сейчас же.

– Ты не нашел меня в Белом Дворце, – зажигается лампочка в моей голове. Я была занята другими вещами, не то догадалась бы раньше. – Ты не можешь меня выследить в Фейри!

Вот почему он был так зол. Меня распирает от радости. Я нашла свою безопасную гавань. Если мне когда-нибудь понадобится от него улизнуть, надо двигать в Фейри.

– И это ты всегда заставляешь меня что-то выполнять, что вынуждает делать по-своему, а не то, чего от меня не хочешь ты. Это не моя вина. Я просто реагирую на тебя.

– Это твоя первая ошибка. Научись действовать, девочка.

– Я и действую. Пытаюсь сделать хоть что-то с нашими проблемами.

– А ты, Джо, – мягко обращается он к ней, – должна была знать лучше.

– Не вмешивай ее в это, – говорю я.

– Она помогла тебе не повиноваться мне.

– Она не помогала. Потому что, видишь ли, я не «не повиновалась тебе». Ты сказал, что я могу выходить с одним из «твоих людей». Ты чпокаешь ее каждый день, и если это не делает ее одной из твоих людей, то ты должен прекратить это дело. Либо она из твоих, либо нет, ты не можешь иметь все и сразу. Не можешь поиметь, а затем списать со счетов. Итак, Джо – из твоих людей? Или просто очередной кусок мяса в твоем бесконечном пищеводе?

– Дэни, перестань, – предупреждает Джо.

– Черта с два, я перестану. – Я так зла, что начинаю вибрировать. – Он не достоин тебя, и ты заслуживаешь гораздо лучшего!

Не помогло и то, что за Риоданом люди вокруг костра снова затянули песни и теперь исполняли зажигательный «Град Славного Святого Патрика», хлопали в ладоши, барабанили по банкам палками, раздражая еще больше. Чем громче они пели, тем горячее распалялся мой нрав.

– Он всегда наказывает всех вокруг, но никто не вызывает его на ковер. Я говорю, что это в прошлом. Либо ты имеешь для него значение, либо нет, и он должен сказать, ху-из-ху. Я хочу знать ответ.

– Она имеет значение, – отвечает Риодан.

Джо в шоке.

Это выбешивает меня еще больше. Опять этот ее мечтательный взгляд с сердечками в них. Кто угодно может увидеть, что она не в его вкусе.

– Ты лжец, она ничего для тебя не значит!

– Дэни, прекрати это, – шикает Джо.

Я знаю его. Я знаю, как он меня провел. Он умеет манипулировать словами. «Она имеет значение». Но не вставил: «Для меня». Она имеет значение для клуба, из корыстных соображений, потому что официантка.

– Значит, она важна тебе эмоционально? Ты ее любишь?

– Дэни, прекрати сейчас же! – ужаснувшись, восклицает Джо. Риодану она говорит: – Не отвечай ей. Мне очень жаль. Просто игнорируй ее. Это так нелепо.

– Отвечай, – давлю я на Риодана. Поющие уже раздухарились, пританцовывая и покачиваясь, и мне почти приходится кричать, чтобы меня услышали. Но ничего. Я как раз в настроении покричать.

– Да что за херня, – рычит Риодан через плечо, – они не могут пойти попеть в другое место.

– Они хотят внутрь, – говорю я. – Или умрут на твоей крыше, потому что ты настоящий кретин, чтобы спасти их.

– Мир – не моя забота.

– Очевидно. – Я вкладываю двадцать видов словесного осуждения в единственное слово.

– Она только хотела найти Танцора, – встревает Джо. – Мне кажется, это важно. Иногда тебе следует ей доверять.

– Ты любишь ее? – не отстаю я от него.

Джо стонет, как будто сейчас скончается от смущения:

– Господи, Дэни, заткнись!

Я ожидаю, что он начнет сейчас надо мной измываться, сказав что-нибудь унизительное, бросив мне в лицо оскорбление, но он просто говорит:

– Определи слово «любовь».

Я смотрю прямо в эти ясные, холодные глаза. В них есть какие-то изменения. Я не понимаю этого парня. Но определение, которое он хочет, прост о. У меня в клетке было предостаточно времени подумать над ним. Однажды я смотрела телепередачу, где дали точное определение, и я отвечаю ему:

– Активный уход и забота о здоровье и благополучии тела и сердца другого человека. Активная. Не пассивная. – В общем, этот человек все время не выходит у тебя из головы. Ты постоянно о нем думаешь. Он постоянно с тобой каждый час, каждого дня. Чтобы ты не делал. И ты никогда не оставишь его где-нибудь запертым умирать.

– Подумай о том, что это влечет за собой, – говорит он. – Обеспечение едой. Укрытие. Защита от врагов. Место, чтобы отдыхать и восстановиться.

– Ты забыл о роли сердца. Но я и не ожидала ничего другого. Потому что у тебя его нет. Все, что у тебя есть – правила. О, да, и еще правила.

Джо говорит:

– Дэни, может, мы просто…

Риодан обрывает ее:

– Благодаря этим правилам происходит меньше смертей.

Джо пробует снова:

– Слушайте, ребята, я думаю…

– Эти правила не дают жизни людям, которые хотят свободно дышать, – теперь моя очередь ее перебивать. Все равно ее никто не слушает.

Неожиданно он хватает меня за грудки и я оказываюсь с ним нос к носу болтая в воздухе ногами.

– По твоему же собственному определению, – говорит он, – ты также никого не любишь. И можно утверждать, что для самых близких тебе людей тебе нужно совершить всего лишь одну из трех вещей: сделать из них врагов, убить дорогих им людей, или убить их самих. Осторожней. Ты находишься на более тонком льду, чем когда-либо со мной.

– Из-за того, что спросила: любишь ли ты Джо? – холодно спрашиваю, словно это не я беспомощно болтаюсь на своих шмотках. И он не нанес мне удара ниже пояса.

– Это не твое дело, Дэни, – говорит Джо. – Я сама в состоянии…

– Да высунь ты уже голову из жопы и посмотри на мир, – рычит Риодан.

– Я вижу мир, – огрызаюсь я. – Я вижу его лучше, чем большинство людей и ты это знаешь. Отпусти меня.

–…о себе позаботится. – Джо тоже начинает выходить из себя.

– Именно поэтому ты более слепа, чем большинство, – говорит Риодан.

– Полный бред. Слушай, я все еще тут болтаюсь. – Я пытаюсь дотянуться носком до земли, но думаю, не хватает где-то метра.

– Ты не видишь леса за деревьями.

– А леса-то и нет. Его уничтожили Тени. Пусти меня. Ты не имеешь права болтать людьми в воздухе просто потому, что тебе так вдруг захотелось.

Он бросает меня так резко, что я поскальзываюсь на льду и почти падаю, когда он подхватывает меня и ставит обратно на ноги. Я стряхиваю его кисть со своей руки.

– Не обязательно должна быть любовь, – говорит Джо. – Иногда дело не в этом.

– Тогда ты не должна его чпокать!

– Это мое дело, кого мне чпокать, – раздражается Джо.

– Я никого не чпокаю. Я трахаю, – говорит Риодан.

– Благодарю за столь необходимые разъяснения, – говорю я сахарным голоском. – Слышала, Джо? Ты трахаешься с ним. Даже не культурно «чпокаешься». Жестко. Просто и ясно.

Я в гневе. Мой взор застилает красная пелена. Чертовы люди, греющиеся возле огня, так громко горланят, что затрудняют мою способность мыслить. Мне нужно к Танцору. Риодан доводит меня до белого каления. Джо – безнадежное дело. Дублин на грани вымирания.

Не в силах этого больше выносить, я бью кулаком Риодану в носяру.

Мы все как бы замираем на секунду, и даже я не могу поверить, что я только что резко звезданула Риодану без предупреждения и даже без провокаций. По крайней мере, не больше провокаций, чем обычно.

Затем Риодан клещами сжимает мою руку и тащит обратно к «Честеру», выглядя более сумасшедшим, чем я когда-либо его видела, но Джо тянет меня за другую руку, пытаясь заставить его остановиться, крича на него и меня. Я спотыкаюсь и скольжу на льду, пытаясь обоих отцепить от себя.

Мы спотыкаемся о сугробы, борясь друг с другом, когда вдруг все затуманивается, и я не могу слышать издаваемые нами звуки. Мой рот движется, но ничего из него не выходит. Я не слышу людей у огня. И даже собственное дыхание в ушах. Паника сжимает мою грудь.

Мы с Риоданом смотрим друг на друга и переживаем момент абсолютного понимания межу нами, как иногда случается у нас с Танцором. Слова не нужны. Мы вылеплены из одного теста. В бою я не желала бы себе союзника лучше. Даже Кристиану или Танцору с ним не сравнится.

Я хватаю Риодана, он хватает меня, мы зажимаем Джо между собой.

Затем пулей сваливаем нафиг оттуда, как будто за нами гонится сам сатана.

A если точнее, Король Морозного Инея.

Дата добавления: 2015-07-10