Двадцать пять

Не знаю, кто он такой, что скрыт за маской ^[62]

– Что ты делаешь.

– А те че? – От воинственности у меня аж спирает дыхание по непонятной причине. Иногда одно только нахождение вблизи Риодана, вызывает во мне такие эмоции.

– А то, что, если нет смысла в том, что ты делаешь, ты впустую тратишь мое время.

– Чувак, ты ослеп? Я собираю улики. – Наконец-то! Я пыталась еще хоть одним глазком взглянуть на эти чертовы взорвавшиеся места, но каждый раз это заканчивалось тем, что меня едва не убивало. О, и меня едва не пришибло еще раз. В Песни о Меге нет ни одного заунывного куплета. Ледяной Монстр взволновал бы меня куда больше, не будь мой мир уже под завязку набит монстрами всех мастей практически с самых пеленок: большими, маленькими, человекообразными, нечеловекообразными.

– В Зиплоковский пакет^[63].

– А я думала, это Глэйдовский ^[64] .

– Один хрен, на мой взгляд.

Я начинаю хихикаю, но тут же замолкаю. Это же Риодан. Я терпеть его не могу. Лживый бесконечно врущий скользкий ублюдок. Обманом заставляющий думать людей, что он весь такой из себя белый и пушистый, при этом выставляя меня круглой дурой.

– Думаешь, мой меч еще не разморозился?

– Нет.

Я наклоняюсь и зачерпываю еще. Я знаю себя. Я многое подмечаю. Но иногда могу пропустить какую-то мелочь. От сюда и мой беспристрастный Зиплок. Я собираюсь наполнить по одному пакету с каждого очага. Пробраться в замороженный центр взорвавшегося месива, загрести руками осколки льда, набить ими пакет, и аккуратненько его так пометить. Позднее, мы с Танцором вытряхнем их содержимое и поищем улики. Я вытаскиваю из кармана маркер и пишу на белой полоске «Склад, в Северной части Дублина». Потом бережно укладываю добычу в рюкзак, что болтался на плече. Для меня абсолютно логично собирать все в пакеты.

– Это бессмысленно. Просто тщательней рассмотри обломки прямо здесь, на месте.

– Чувак, твоих комментов спрашивали?

– Детка, ты когда-нибудь не ершишься.

Я роюсь в руинах, чтобы убедиться, что собрала все образцы, демонстративно повернувшись к нему спиной, потому что иногда видеть его физиономию – выше моих сил.

– Конечно. Например, когда мене никто не выносит мозг. Мы занимаемся расследованием или переходим на личности? Потому что у меня есть дело, которым еще сегодня надо заняться, а ты тратишь мое время. Скоро стемнеет.

– Наблюдения.

– Целых два. Все взорвалось на охренительные осколки и тут все еще холодно.

– Дай мне что-то посущественнее.

– Я бы с радостью, босс, но это… ну, тут полная каша. – Я откидываюсь назад на пятки, убираю волосы с лица и бросаю на него взгляд. Солнце почти вровень с горизонтом, прямо за его головой, отчего этот странный эффект вокруг его головы, ну вылитый нимб! Пф-ф, ну-ну. Удивительно, что от него не смердит серой. У этого чела, стопудово есть красные вилы, и где-то под своей шевелюрой прячет рога. Окрашивающее его сверкающим золотом солнце, делает Риодана совершенно сверхъестественным – спасибо Фейри^[65], изменившей все в нашем мире – и он выглядит… ай, да кого колышет, как он выглядит? С какого перепуга я вообще это отмечаю?

Я отвожу взгляд, сосредотачиваясь на своем исследовании. И так мы имеем появляющегося из щели Фейри вкупе с обильным туманом. Который замораживает все на своем пути, а затем всасывается обратно в еще одну щель. Через какое-то время после этого сцена взрывается. Но почему? Это – главный вопрос. Почему все покрывается льдом, что все замораживает, и от чего эти места взрываются после? И почему у каждого места разный интервал времени, чтобы взлететь на воздух?

Я ощупываю землю ладонью. Она промерзла. Там холод, не рассеивающийся холод. Интересно, это когда-нибудь изменится. Кто знает, может, было бы здорово, если бы она так и не оттаяла. Тогда можно было бы расчистить участок, отгрохать на нем дом и не париться по поводу кондейшина. Но зимой, однако, тянуло бы из-под пола.

Я приступаю к обследованию сцены. На месте, где некогда находился склад, остались лишь груды осыпавшихся кирпичей, искореженный каркас, перекрученные балки, и повсюду стальные стеллажи, некоторые из которых накренившиеся, некоторые торчат прямо вверх. И почти каждый в ошметках плоти Невидимых…

Я хлопаю себя по лбу:

– Святая бесценная коллекция этрусских сеточек для волос, они не двигаются! – восклицаю я.

Где-то над моей головой раздается сдавленный звук:

– Этрусские сеточки для волос?

Я так вся и свечусь изнутри. Некоторые достижения куда круче других. Теперь меня официально можно окрестить Говнючкой. Отныне и вовек.

– Чувак, ты забылся с вопросительными знаками. Я только что вытянула один из тебя.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Признайся, ты потерял свое извечное чертово равновесие.

– У тебя навязчивая идея о том, как я заканчиваю свои предложения. Что, черт возьми, значит это выражение: этрусские сеточки для волос?

– Ну не знаю. Это просто как одно из словечек Робина. Типа: «Святая клубника, Бэтмен, мы в полном джеме!»

– Клубника.

– Или: «Святой Клинекс, Бэтмен, он был прямо под нашим носом, а мы его просморкали!»

Снова сдавленный звук над головой. Я могла бы продолжать так часами.

– Зацени-ка вот эту, это одна из моих любимых!: «Дырявая ржавая посудина, Бэтмен! Пол. Он целиком из металла. И полон отверстий». Ну, знаешь – решето. – Я хихикаю. Обожаю чуваков, написавших Бэтмена. Они, наверное, сами уссывались все время, пока писали. – Или – «Святой хрустальный шар, Бэтмен, и как ты только углядел, что произойдет?» – Я смотрю на него.

Он смотрит на меня так, словно у меня выросло три головы.

Правда озаряет меня.

– Святые расстеленные ковры, ты соврал! Ты никогда не читал Бэтмена, я права? Ни одного выпуска. И не смотрел ни одного эпизода по телику! Это было твое типа единственное качество, и даже оно оказалось фальшивкой. Ты прикидывался, что мы партнеры супергерои, а сам даже ничегошеньки не знаешь о Робине! – Неудивительно, что с Риоданом так нудно зависать. Мне так противно, аж прям не могу!

Я подавляю свое раздражение и возвращаюсь к главному:

– Части Невидимых неподвижны. Мертвы, как люди. Позырь. Невидимые не умирают. Ничто, только мой меч и копье Мак, способны уничтожить их окончательно. Они бессмертны. Ты можешь перемолоть их как в мясорубке, любым человеческим оружием, и куски будут оставаться живыми вечно. Верняк. Эта штука убивает их насмерть. А мы даже не заметили. – Предубеждения. Они каждый раз обводят вас вокруг пальца. Когда что-то взрывается, вы ожидаете увидеть мертвые вещи. Может, в моей идее по поводу жизненной энергии людей, что-то и есть. Вроде высасывающих их до пустоты Теней, но вместо того, чтобы оставить после себя шелуху, он оставляет цельные замороженные оболочки. – И заметь, ни один из кусков – как человеческих, так и Невидимых – не разлагаются. Почему?

– Будь я проклят.

– Я о том же.

– И ты не заметила этого раньше.

Я кидаю на него взгляд.

– Как и ты. И я пыталась перепроверить сцены по второму кругу, но ты заставил меня киснуть в твоем офисе, пока сам ковырялся в бумажках. В третий раз, когда я замыслила о перепроверке сцен, я наткнулась на одну свежую и едва не взорвалась сама. – Я встала и отошла для лучшего обзора разрушений. Достав новехонький телефон, прихваченный на замену тому, что разбился, я делаю пару снимков. – Ну, – бурчу я, – куда дальше?

Пока мы направляемся к церкви, где я едва не отдала Богу душу, до меня доходит, что Риодан намеренно засыпал меня своими вопросами только затем, чтобы мне некуда было вставить свои.

– Так, что со мной произошло, когда меня заморозило той ночью? Когда я пришла в себя, там был Танцор с тобой и Кристианом. Поговорим о непредусмотренном. Как там оказался Танцор? Кто меня спас?

– Я вытащил тебя из церкви, или ты умерла бы прямо там, на полу.

– Ты – тот, кто притащил меня в церковь, и с самого начала не предупредил, что произойдет, если я чего-то коснусь. Ты – тот, из-за кого я едва не погибла, дружок. Так, кто меня спас?

– Мне пришлось медленно тебя выносить, иначе у тебя мог бы случиться удар.

– Да ты что? А разве это не Танцор предупредил тебя об угрозе удара? Потому что уж больно это смахивает на пережитый им случай.

– Почему ты смеялась прямо перед тем, как потерять сознание.

– Смерть – это приключение. Я отжигала по полной. Тяготы умирания навечно запечатлеваются на застывшем лице. Так что, кто знает, как бы я выглядела после того, как оттаяла?

– Смерть – это оскорбление.

– Можно сказать и так, – соглашаюсь я. – Думаешь, мой меч еще заморожен? Может, нам стоит пойти и проверить.

– Ты слишком молода, чтобы смеяться, умирая. И – нет. Сомневаюсь, что твой меч разморозился. Не отходи от темы.

– Ничего и не слишком.

– В некоторых обществах так бы и было. В других местах. В другие времена. Ты считалась бы уже достаточно взрослой, чтобы быть женой и матерью.

– Даже представлять не хочу. Так, значит, Танцор спас меня.

– Я такого не говорил.

– Вот поэтому-то я и догадалась. Может нам стоит использовать фен, чтобы растопить вокруг него лед.

– Тебе надо избавиться от него. Он – излишняя ответственность. Забудь о чертовом мече. Я позабочусь о нем.

Я разворачиваюсь к нему, уперев руки в бока:

– Он – ценный актив! Он – мой лучший друг! Ты ничего не знаешь о Танцоре!

– «Ничего» – здесь ключевое слово. Потому что это – то, что он есть. Ничего. Он всего лишь человек.

– Фигня, Танцор еще тот Говнюк, с большой буквы!

– Он носит очки. Держу пари, они ему отлично помогают в бою. Нет, постой, он не боец. И никогда не им будет. Слишком хрупкий. Разок ткнуть острой палкой и его кишки расползутся по всей улице. Сайонара^[66] человечек.

– Нигде его кишки не расползутся. Он суперумный и… и… и он супер, суперумный…

– И что это за имя такое – Танцор.

–…и он что угодно способен сварганить. Он создал мои Противо-Тененвые гранаты и этот сверхяркий световой прибор, что заряжается от моего движения, и совершенно превосходит МакНимб! Кроме того, у Бэтмена был клевый костюмчик и лучшие игрушки и умные идеи, и каждый знает, что он самый лучший Супергерой всех времен! И вообще, я тоже всего лишь человек.

Вдруг Риодан стоит уже в дюйме от меня, держа за подбородок, притягивая мое лицо к своему.

– Тебе никогда не быть такой, как вообще что бы то ни было. Цунами никогда не может быть «просто волной».

– Убери от меня свои грабли.

– Мне нравится это в тебе. Волны – это банально. Цунами изменяют Землю. При определенных обстоятельствах – даже целые цивилизации.

Я ошарашено моргаю.

– В один прекрасный день ты станешь чертовски невероятной женщиной, Дэни.

Я и не знала, что моя челюсть может быть такой гибкой, чтобы упасть до тротуара. Мои руки не настолько длинные, чтобы ее подобрать. Ловлю ртом мух, моя ты задница, да в мой рот можно на грузовике въехать. Это что получается, Риодан только что отвесил мне комплимент? Типа что ад замерз? Или птицы задом уже полетели? Такое неуютное ощущение на коже, чувство, будто ее содрали. Позади него луна в три четверти и его лицо снова в тени.

– А черт, чувак, я и так это знаю. Все знают. Я – Мега. Сокращенно от «Альфа и Омега» – прихожу я в себя и протискиваюсь мимо.

Он смеется:

– Возможно, тебе придется побороться за это звание.

– Слушай, проехали, – сержусь я. Я так много не успеваю по работе, и это просто бесит. – Сегодня я в твоем распоряжении ненадолго. Нужно заняться следующим выпуском Дейли. Народ должен знать о Ледяном челе. – Я сворачиваю ментальную сетку и вхожу в стоп-кадр.

– Ты доиграешься, что однажды мальца убьют, – говорит Риодан позади меня.

– Болотная чушь, чувак! Бэтмен никогда не умрет. Танцор тоже.

Я вытаращиваю глаза, когда мы приближаемся к церкви.

Пятеро Видимых стоят перед разрушенным собором среди руин, страниц разорванных церковных книг, будто они попадали с неба, обломков органа и прочего хлама.

– Думаешь, мой меч уже оттаял? – интересуюсь я, сжимая кулак на пустом месте, где должна находиться рукоять меча. Я вижу просеявшихся Эльфов и все о чем могу думать это, что у меня его нет. Да, я на этом зациклена.

– Детка, ты становишься похожа на заезженную пластинку.

– Пусть так…

Видимые переговариваются между собой, и, хотя знают, что мы здесь, полностью игнорируют нас. Как и я. Несмотря на то, что они настолько прекрасны, что я вынуждена с усилием отрывать свои зенки от их лиц. Хренушки я совершу ту же ошибку, что совершила с В'лейном. Позволяя их великолепию ввести меня в заблуждение. Думая, что они чем-то отличаются от Невидимых. Только потому, что они – золото и бархат и у них радужные глаза и все из себя – супер-пупер. Кристиан тоже супер-пупер. Однако держал мертвую женщину в своей койке.

Я чувствую сильное возбуждение, излучаемое, по крайней мере, одним из них, но они приглушают его. Что беспокоит меня. Эльфы не приглушают себя пока им это не выгодно, к примеру, пытаются прикинуться чем-то, чем они не являются, чтобы усыпить нашу бдительность, когда нам реально надо быть начеку.

– Чертовы Фейри. Когда же они уже свалят отсюда.

– Тогда как бы мы развлекались.

Я хмыкаю. В точку. Затем достаю свой телефон, делаю панорамную фотку сцены, и, забив на Фейри, собираюсь уже достать пакеты и приняться за работу.

Как чувствую в воздухе передо мной какое-то колебание. Через секунду до меня доходит, что происходит. Один из Эльфов просеивается ко мне, чтобы сделать кто-знает-что. Риодан опережает его, и они сталкиваются. Фейри смотрит как разъяренный кот: прищурился, веки подрагивают, радужные глаза пылают огнем. Я уже видела этого в «Честере». Он обрабатывал человеческую женщину и тупая овца по нему просто сохла, по его узким кожаным брюкам, расстегнутой рубашки и гладким золотым волосам и коже.

Риодан стоит между нами, расставив ноги и скрестив руки на груди. Он – как гора. Ничто через него не пройдет, если он сам того не захочет. Как же меня корежит от того, что я нуждаюсь в нем здесь. С моим эльфийским мечом они не посмели бы даже рыпнуться в мою сторону! Я привыкла к б о льшему уважению. Это задевает.

Эльф говорит как бы официально:

– Его высочество не позволяет запечатлевать свое изображение в маленьких человеческих коробочках. Коротышка отдаст мне ее.

Коротышка? Я? Да мой рост около ста шестидесяти сантиметров, даже в теннисных туфлях!

– Я не коротышка. Я молода и все еще расту. И мы называем их камерами, бестолочь.

– Чье высочество, – интересуется Риодан

– Наше. Ваше. Всего, чему он позволяет жить. Отдайте мне коробочку или коротышка умрет.

– Рискни, – шиплю я. – Лучшие Фейри, что у тебя есть. И худшие тоже. Они все объедение. С кетчупом. И горчичкой. И луковыми кольцами на закуску.

– На кетчупе стоило остановиться, – произносит Риодан. – Меньше, иногда лучше, чем больше, детка. – Затем обращается к Фейри:

– Королева Эобил…

– Никогда не была нашей истинной королевой. Она ушла. У нас новый лидер. Наш священный светоч, Король Р'джан.

– У Эльфов – матриархат, – говорит Риодан.

– Был. Мы решили, что пришло время новых порядков. Если бы не испорченность женщины, многие из нашей расы не пали бы. Если бы не ее идиотизм, не были бы освобождены мерзости. Она даже не Фейри. – Он гаденько усмехается: – Начала она свою жизнь, как одна из вас! Это – унижение, быть под правлением завуализированной смертной…

– Достаточно, Вельвет, – произносит Р'джан. – Мы не обязаны объясняться перед людишками. Убей коротышку и принеси мне коробочку.

– Сам ты коротышка. – Моя рука сжимается в кулак там, где была рукоятка меча.

– Потеряла что-то, малявка? – интересуется один из придворных стоящих рядом с новым «корольком» и все заржали. Стопудово уже каждый видел эти чертовы плакаты «Разыскивается». Я делаю мысленный снимок его рожи и приговариваю его к смерти. Когда-нибудь, где-нибудь, феечка.

Но Вельвет только начал изливать свое негодование:

– Она заставила нас предоставить людям права, на которые они прав не имели. И более не имеют. Таков новый порядок. Новый век. Мы больше не ослаблены немощной королевой.

– Я сказал достаточно, – гремит Р'джан. – Если мне придется повторять это еще раз – то это будет последнее, что ты услышишь в ближайшие десять тысяч лет. Тебе не понравится там, где ты их проведешь.

Я заговорщически подмигиваю Р'джану:

– Чувак, ты поставишь его в угол?

Вельвет выглядит шокированным:

– Если ты настолько глупа, чтобы обращаться к королю Р'джану, то будешь делать это так и никак иначе!: «Мой Король, Повелитель, Господин и Хозяин, ваш слуга молит позволения ему говорить».

– О-о-о-о, а это уже вообще пошел бред сумасшедшего.

– Удачи с этим, – хмыкает Риодан. – Она не будет вымаливать ничьего позволения говорить или что-то делать. Вы можете обступить ее сверху, снизу и с боков – но этого никогда не случится.

Я ослепительно улыбаюсь ему. Вот уж никогда бы не подумала, что он так высоко оценивает мои силы.

Затем он идет вперед. То же делает и Вельвет.

Я стою немного неуверенно, потому что Риодан не обозначил ни одного своего намерения прежде, чем они с Фейри исчезли. Я даже не уверена, кто на кого напал. Или – если кто-то удрал, то кто преследователь. Все, что я знаю – они оба пропали.

Я переступаю с ноги на ногу, глядя на Р'джана и находящихся рядом с ним трех когорт, а он смотрит на меня, и я думаю, чтобы такое сморозить. Лучшее, что я придумала, это:

– Так, ребятки, а что вы тут забыли?

– Убить коротышку, – рявкает Р'джан.

Я выхватываю два шоколадных батончика и заталкиваю их в рот вместе с обертками, и начинаю усердно жевать. От этих усилий обертка лопается и я могу заглотить децл шоколада для получения силы и ускорения, потому, что у меня нет меча и кто его нахрен знает, куда запропастился Риодан. Я грызу, глотаю, выплевываю фантики и лихорадочно пытаюсь выстроить свою сетку к стоп-кадру, когда внезапно, невесть откуда возвращается Риодан.

Он стоит прямо перед Р'джаном.

– На этих улицах, – говорит он так круто, что я почти таю от его ледяного тона, демонстрирующего явное превосходство, – Король, Повелитель, Господин и Хозяин – я. А ты – не более, чем «это».

И бросает к его ногам трупешник Вельвета.

Дата добавления: 2015-07-10