Шестнадцать

В моей борьбе с властями они все время побеждают и, похоже, так всегда и будет^[44]

Я делаю сногсшибательное открытие.

Умереть – как нефиг делать.

Сложнее вернуться обратно.

Бац – и я мертва. Вообще не существую.

Бац – и я снова здесь, ощущаю дикую боль.

Я слышу голоса, но испытываю такую придавившую мои веки тяжесть, что даже и не пытаюсь их поднять. Мне так плохо, что снова хочу уплыть в блаженное беспамятство. Я еле слышно стону.

– Ты сказал, что ее уже можно переносить, так давай сделаем это. Погнали. Отнесем ее ко мне.

Это Кристиан. Интересно, что он здесь делает.

– Никуда она к тебе не пойдет. Она отправляется ко мне. Если ты малыш ошибся и для нее это опасно, тебе пиздец.

Это Риодан. Но кого он назвал малышом? Единственный человек, кого он называет «детка» или «малыш» – это я.

– Ей я рисковать не намерен. Это безопасно.

– Т-Т-Т-танцор? – еле блею я.

– Тише, Мега. Ты едва не скопытилась. – Он накрывает мою ладонью своей и я вцепляюсь в нее. Мне нравится его рука. Она большая, но легко и уверенно держит меня. Словно говоря – я тебя держу, но отпущу, если почувствуешь, что хочешь уйти. – Никуда она ни к одному из вас не пойдет. Лучше ко мне, – говорит он.

– Вот уж хуй она пойдет к тебе! – взрывается Кристиан, и я вижу замелькавшие вспышки под веками от силы его голоса, и ощущаю накатывающую на меня боль.

Риодан говорит:

– Она слишком слаба, и в случае чего ты не в состоянии ее защитить.

– Я н-не слаба, – выдыхаю я. – Я н-не слаба. – С трудом разлепив веки, я приоткрываю глаза, и слабый уличный свет почти взрывает мою голову. И тут же их закрываю. Офигеть, я действительно чертовски ослабла.

– С черта ли не в состоянии.

– Я вошел прямо в твою берлогу и забрал ее у тебя.

– Меня там не было. Иначе бы ты этого не сделал.

Риодан смеется:

– Ничтожный человечишка.

– Она отправляется ко мне, – повторяет Кристиан.

– Народ, мне серьезно хреново. А к кому ближе? – встреваю я в спор.

– Ко мне, – отвечает Кристиан.

– Иди к черту, – реагирует Риодан.

– Ты даже не знаешь, где это, – возражает Кристиан.

– Все я знаю.

Танцор говорит:

– Честер.

Я отвечаю ему:

– Давай туда. И поторопись. А то щас и правда скопычусь от холода и голода.

Когда мы вваливаемся в «Честер», шум просто раскалывает мой череп от виска до виска. Мне так хреново, что меня начинает шатать. Риодан отдает приказ Лору, чтобы нашел одеяла с грелкой и принес их в комнату, где-то наверху. Я надеюсь, что она оборудована звукоизоляцией. И зная Риодана, скорее всего так и будет. Как Бэтмен, он обладает всеми лучшими игрушками. Мне по боку, куда я иду прямо сейчас. Мне просто нужно прилечь. Я хочу, чтобы они перестали меня таскать и настаиваю на том, чтобы они позволили мне идти самой, потому что я ненавижу, когда меня носят. Все мышцы горят и болезненно дергаются. Я не могу мыслить ясно.

– Выведите отсюда мальца, – приказывает Риодан еще двоим своим людям.

Оба мужика надвигаются на него с двух сторон и хватают за руки.

– Оставьте Танцора в покое! – вмешиваюсь я.

– Все в порядке, Мега. В любом случае у меня еще есть дела, которые нужно закончить. Береги себя, слышишь? – Он серьезно смотрит на меня, и на секунду мне хочется, чтобы все убрались и оставили меня с ним наедине. Жизнь – это так легко с Танцором. Я хочу спросить его, как он оказался на улице рядом со мной. Хочу знать, что случилось. Кто-то мне сегодня спас жизнь. Хочу знать кто это и во всех подробностях.

Но я не хочу, чтобы он здесь оставался. Только не в «Честере». Не хочу, чтобы даже тень от «Честера» легла на него:

– Тогда до вечера? – прощаюсь я.

Он улыбается:

– Надеюсь, Мега. Фильм все еще ждет, когда мы его посмотрим.

– Вышвырните его отсюда. Живо, – рявкает Риодан.

Танцор производит на меня охрененное впечатление, когда стряхивает их руки и выдает с реально невозмутимым спокойствием:

– Я вполне способен позаботиться о себе сам. – И с него не брызжет во все стороны тестостерон, как брызги со шкуры мокрой собаки. Он не превращается в тупого быка, бросаясь на всех без разбору своими рогами. Он просто доводит до их сведения, что сам способен о себе позаботиться.

Я бы глянула, как он удаляется, но тут Риодан разворачивает меня и подталкивает, будто грузовую тележку. Он резко раздает приказы по поводу горячей воды и желе, и сообщает Кристиану, что тот может валить на хрен из его клуба.

Кристиан смеется и плюхается на стул у барной стойки ближайшего к лестнице подклуба.

Пока ковыляю вверх по лестнице, замечаю кое-что интересное. Риодан приостанавливается на секунду, и я оглядываюсь. Он смотрит вниз на танцпол, на детский подклуб, и, словно она может чувствовать его или что-то еще, Джо прямо на него поднимает свой взгляд. Будто только и ждала этого момента. Словно что-то вроде резинки натянуто между ними, и она может почувствовать, если он дергает за нее. Кажется, она еще заметнее, чем они были еще несколько дней назад, осветлила волосы, золота в ее темных локонах явно прибавилось. Она снова искрится между титек – даже одежды не видно, кроме, привлекающих туда взгляд блесток! – и на ее руках надеты симпатичные браслеты. Она никогда не носила украшений. Даже в таком паршивом состоянии, какое у меня сейчас, я замечаю, что Джо хорошо выглядит. Риодан едва заметно кивает ей, и она, молча, идет, вытирая руки об юбку, и так судорожно сглатывает, что я даже отсюда вижу, как двигается ее горло. Они смотрят друг на друга ничего не замечая вокруг.

Через несколько долгих секунд Джо кивает в ответ.

И я думаю, это че за фигня? Она эмпат что ли, как Кэт? Откуда ей знать, что он сказал? И вообще, что он сказал? И почему она передала свой поднос кому-то другому?

Затем пол уходит у меня из-под ног, потому что и так простояла столько сколько могла. Он подлетает ко мне, прежде чем я оседаю на пол и несет меня, а я даже не вякаю, потому что мне слишком хреново.

Они устраивают меня в комнате за несколько дверей от кабинета Риодана и там укладывают на постель. Я поглубже зарываюсь в мягкий матрас, с облегчением выдыхаю и прикемариваю. Риодан куда-то сваливает, чтобы снова разбудить меня буквально через три минуты и заставить выпить какое-то желе, разведенное горячей водой.

Сначала я не хочу его пить, но эта гадость на вкус оказывается просто божественна.

– Что случилось? – интересуюсь я. – Я что – умерла и воскресла?

Вот это приключеньице! Интересно, войдет ли этот эпизод в слагаемые обо мне легенды после моей кончины. И еще, сколько раз я смогу надрать задницу смерти за свою жизнь. Это же не реально круто!

– Пей.

– Откуда взялся Танцор? – Мой живот сводит коликами. – Черт, как живот-то скрутило.

– Не пей так быстро. Делай маленькие глотки.

Он наливает второй стакан горячей воды с желе и я замечаю еще одну прикольную вещь:

– Чувак, тебя чего так раколбасило-то?

– Перемерз.

Лор хмыкает, кидая на него взгляд:

– Или перегрелся. Мотай отсюда, я сам всем займусь.

Риодан смотрит на мой пустой стакан. Я уже опустошила целый кувшин и хочу еще.

– Я этим займусь, – продолжает настаивать Лор. – Иди и сделай, что нужно, босс.

Интересно, что это ему нужно сделать, чтобы его перестало колбасить. Если это его слабость, я хочу знать об этом все. Вот только жаль, что я снова собиралась отключиться.

Риодан встает:

– Позаботься о ней.

И выходит.

Лор говорит:

– Поспи, малышка. Я скоро вернусь, только принесу тебе немного конфет.

Я опускаюсь на подушки, сворачиваюсь калачиком и вздыхаю. Конфеты. Жизнь бы отдала за сладкое. Все, что от меня требуется – это лежать здесь, где так тепло и уютно, и ждать их. Они укрыли меня теплыми одеялами. А еще мне принесут конфеты прямо в постель.

И можно будет продрыхнуть несколько дней.

Интересно, что же произошло. Умираю-хочу перетереть все с Танцором. Но с этим придется повременить.

Я дрейфовала в полусне, уже почти готовая отрубиться, когда мне стукнуло в голову: неспроста все так резко посваливали от меня.

Я знаю почему Риодан так смотрел на Джо!

Потому что прямо сейчас они в его офисе, говорят обо мне! Сговариваются, вместе с Джо, чтобы не беспокоить меня, потому, что я едва не отдала Богу душу.

И решают, что со мной теперь делать, так как забив на правила я сегодня едва не погибла. Ненавижу, когда взрослые строят свои дурацкие предположения в отношении меня! Они всегда заканчиваются тем, что мне читают нотации, и оглашают целый новый свод правил, которым никто в здравом уме следовать не станет, большинство из которых не то что не логичны, а просто абсурдны.

С какого, блин, мне было знать, что одно вшивое касание вырвет меня из стоп-кадра? Ну почему он не мог просто сказать мне об этом? И я бы никогда так не сделала!

От мысли, что не по своей вине я сегодня едва не погибла, и если бы не он этого бы действительно не случилось, я начинаю закипать изнутри, и чувство собственной правоты только подогревает мой темперамент. Я выбираюсь из-под вороха одеял, хватаю свой меч, нерешительно выглядываю в коридор, и чуть поколебавшись, выхожу из комнаты. Я смотрю вверх и вниз, но никого не вижу. Потому что все, наверное, уже в его кабинете, разбирают мою персону по косточкам.

Меня от стены к стене ведет по всему коридору, и я использую их, чтобы поддерживать устойчивое вертикальное положение, пока, спотыкаясь, добираюсь до его двери, затем хлопаю ладонью по тому месту, куда – я видела! – он прикладывал свою руку, и панель отъезжает. Не дожидаясь, пока она откроется полностью, с порога начинаю выдавать озарившую меня мысль:

– Это не моя вина, чувак, что я чуть не скопытилась. Это все ты пото-oooo-фу-у! – Я трясу головой, ужасаясь, и… и… и…

Я в ужасе.

Моя челюсть падает на пол и я не могу произнести ни слова.

Риодан оглядывается на меня через плечо.

Он и Джо там, но они не беседуют. Она склонилась над его столом с задранной юбкой. И он делает… то, чего я никогда не хотела бы видеть, как он делает. Святой турагент! Я что прошла через дыру во времени что ли? Сколько времени я сюда добралась? Неужели взрослым не заняться другими вещами, прежде чем перейти к этому пункту? Например, обнимашки там и поцеловашки, на которое уходит какое-то время? Я двигалась быстро, и все же, чуваки, не настолько же! Если подумать, некоторые вещи было бы хорошо делать немного медленнее, может быть, дать возможность подготовиться к той фигне, что происходит!

Запыхавшаяся Джо делается свекольно-красной.

– Ох! Дэни! Убирайся отсюда!

Я увидела больше голой Джо, чем когда-либо планировала.

Они не говорили обо мне.

Они обо мне даже не думали.

Будто и нет меня – через пару кабинетов по коридору, можно сказать на смертном одре, и никого не заботит, что там вообще со мной происходит!

– Предательница! Трахаешься с врагом! Какого хрена вообще? Это омерзительно!

– Вернись в кровать, Дэни, – говорит Риодан, глядя на меня, забавляясь.

Ненавижу его! Ненавижу ее! Ненавижу эту чертову раздвижную дверь!

Ею даже не хлопнешь как следует, уходя.

Просыпаясь, чувствуя себя просто шикарно. Обычно я пробуждаюсь дезориентированной и сердитой. И задумываюсь, не стоит ли мне чаще умирать. Понятия не имею, почему так хорошо себя чувствую, но мне нравится это ощущение, поэтому потягиваюсь, выжимая из момента все, что могу. Я абсолютно расслаблена, прибывая в блаженной неге, и нигде не ощущаю синяков, что в принципе невозможно. Мышцы всегда где-нибудь да потянуты. Синяки вообще не сходят с меня круглый год. В общем, ощущаю себя так, словно у меня совершенно новое тело! Наверное, я в какой-то, предшествующей полноценному пробуждению и которой у меня никогда прежде не было стадии, в которой мозг уже работает, а тело еще в отключке. Я чувствую под собой растаявшие в моем теплом гнездышке шоколадные конфеты. Одна уже превратилась в кашу между моей щекой и подушкой, другая расплющилась под задницей. Я вытаскиваю обе, разворачиваю на одной обертку и, даже не открывая глаз, лопаю ее, растворяясь в блаженстве. Я могу ведь к этому и привыкнуть. Никакой боли от синяков и шишек, завтрак в постель.

И тут я вспоминаю, где нахожусь.

«Честер».

На меня обрушиваются последние вспоминания перед отключкой.

Риодан, Джо и грязные игрища.

Прямо на столе.

Черт!!!

Я никогда больше не смогу смотреть на его стол! Как мне теперь находиться в его кабинете?

Я настолько взбешена, что молнией перехожу в вертикальное положение и так быстро глотаю последнюю половинку шоколадки, что та застревает в горле.

Я начинаю задыхаться, и внезапно по моей спине шваркают кулаком. Мой рот распахивается и половина недожеванной конфеты выстреливает прямо в стеклянную стену, оставляя на ней шоколадную кляксу. И нахожу, что для меня это чересчур грубо с самого утреца. В моем желудке поднимается тошнота, и я с удвоенной силой прилагаю усилия, чтобы удержать все внутри.

О, да, это больше похоже на мое обычное пробуждение. Все бесит и сбивает с толку. Когда я жила в аббатстве, Ро говорила, что у меня начинается переходной период, а у супергероев он протекает куда хуже, чем у большинства обычных людей. Она говорила, что именно поэтому мне и требуется глубокий сон и медленное пробуждение, потому что мое тело затрачивает больше сил на восстановление организма на клеточном уровне. С точки зрения науки, в этом был смысл.

– Совет на будущее, милочка, – произносит Лор у меня за спиной, – прежде, чем что-то глотать, сначала прожуй.

– Никогда не жую более одного раза. Как тогда быстро есть, если еще и пережевывать. Я бы только и делала целыми днями, что все время жевала. И в итоге заработала бы себе челюсти размером с предплечья Попая^[45].

– Ты слишком мала, чтобы знать моряка Попая.

Когда проводишь большую часть своего детства в клетке перед ТВ, то знаешь, кто эти все персонажи. Я могу напеть песенки из Зеленых Просторов^[46] и Острова Джиллигэна^[47]. Я даже знаю, кем была Та Самая Девушка^[48]. Все что я знаю о мире, я почерпнула из телевидения. Есть целая куча психологических заморочек, если ты не можешь прожить без ТВ, но я-то была зрителем поневоле. Ро говорила, что всей своей мелодраматичности я понахваталась именно оттуда. Это она о том, что я привыкла считать людей ярками личностями, ожидая от них чего-то крутого и более значимого как от героев на экране. Чуваки, конечно же считала и ожидала! Во только телевидение тут совсем не причем. Жизнь – это выбор: Вам выбирать – жить в черно-белых тонах, или в цвете. Я возьму каждый оттенок радуги и газиллион промежуточных, чтобы стать яркой личностью! Я подскакиваю с кровати, хватаю свой меч и двигаю к двери.

Лор стоит передо мной, со скрещенными на груди руками:

– Босс не говорил, что ты можешь уйти.

– А я не говорила, что твой босс может чпокать Джо, – говорю я абсолютно спокойным тоном, но внутри все так и клокочет. Не понимаю, с чего чувствую себя такой преданой. Мне-то что? Они взрослые. А деяния взрослых и логика – вещи не совместимые. Джо ему даже не нравится. И я знаю, что он не сделает с ней никакого дерьма.

– Деточка, босс ни у кого не спрашивает разрешения, с кем ему трахаться.

– Что ж, больше он с Джо этого делать не будет. Брысь с дороги. Живее. – Вот сейчас пойду и скажу ей, что никогда больше не стану с ней разговаривать, если она хоть еще раз займется с ним сексом. Я поставлю ее перед выбором, и она сделает его в мою пользу.

– Не уж толь, собралась устроить разнос?

– Ага, – даже не пытаюсь отрицать. Я готова идти по головам, и не успокоюсь, пока не заставлю кого-то другого страдать, так же как я.

Он смотрит на меня сверху вниз. Я агрессивно выпячиваю челюсть, и могу сказать, что он старается не рассмеяться.

– Что? Считаешь меня смешной? – Меня тошнит от людей, которые так ухмыляются, глядя на меня. Моя рука тянется к рукояти меча, но натыкается на его руку. Они все быстрее меня. – Я не смешна. Я опасна. Погодь малость, и я тебе покажу. Вот приду в форму и буду гонять тебя пинками по всему Честеру. Только подожди.

Он убирает руку с меча и отходит в сторону, смеясь:

– Давай, малыш. Задай им жару. Здесь так скучно в последнее время.

Выходя за дверь, решаю, что возможно, мне мог бы понравиться Лор. Он тоже яркая личность.

Когда проношусь мимо офиса Риодана, мне кажется, что я чувствую легкий ветерок и резко оборачиваюсь, готовая накинуться на него, если он окажется там, но никого нет. Я качаю головой и несусь вприпрыжку вниз по лестнице, каким-то средним способом между стоп-кадром и обычной походкой – этим утром энергия из меня так и прет через край – проверяя попутно танцпол. Здесь битком народу и вся эта масса раскачивается. Похоже, я или практически не спала, или продрыхла целый день до следующей ночи, потому что в детском подклубе возле столиков суетится Джо, вся такая длинноногая и… Мля! Я прищуриваюсь и гневно смотрю на нее. Счастливая. Она словно светится! Что она себе думает? Что в сказку попала? Так это не так. Эти Фейри калечат и убивают людей, и чувак, с которым она занимается сексом, позволяет им это. Как она может при этом светиться от счастья? Не тебе романа или чего-то подобного. Просто… Грязь! Даже думать об этом противно. Мне не удается достаточно быстро соскрести то воспоминание с внутренней части моей черепушки.

Я на суперскорости проношусь по клубу, народ разлетается в разные стороны. Раздающееся по сторонам ворчание поднимают мое настроение.

Когда я останавливаюсь перед ней, она потрясенно смотрит на меня, а затем начинает беситься. С какого это она зла на меня?

Она берет последний стакан с напитком со своего подноса, ставит его на салфетку перед Носорогом и прижимает поднос к груди, обхватывая его руками, словно щит или что-то еще.

– Предательница.

– Прекрати, Дэни. Не здесь. И не сейчас.

– Ты вытворяла это там, – шиплю я, выбрасывая руку в сторону риодановского офиса, – ни единой крошечной секундочки не побеспокоившись о том, что там со мной. Все это время, пока я была практически присмерти, ты трахалась за две двери с чуваком, от которого приходила меня спасать. Из его подземелья. Где он держал меня в заключении. Помнишь?

– Все совсем не так.

– Что? Я не была в темнице? Или ты не приходила спасать меня от него? Не говори мне, что ты не занималась с ним сексом. Я видела это своими глазами.

– Я не верю, что он мог обидеть тебя, он просто не мог. Он не причинит нам вреда.

– Он заставляет нас на него пахать, как собак! Ты – на подхвате при Фейри, а я бегаю на его чертовом поводке! Он скармливает людей Эльфам, Джо. Он их убивает!

– Он не делает этого. Он держит клуб. Это не его вина, если люди хотят умереть. Что он, по-твоему, должен делать? Отговаривать их от этого? Организовать в Честере консультационную службу? Дэни, что ты от него хочешь?

Я в недоумении смотрю на нее.

– Ты, должно быть, к чертям, издеваешься надо мной! Ты его защищаешь? Стокгольмский синдром прогрессирует а, Джо? – хмыкаю я.

Она переходит к пустому столику и начинает на нем прибирать, составляя грязную посуду на поднос. То, что она убирает после этих выродков, приводит меня в бешенство. А еще меня вдвойне бесит, что она так клево смотрится, делая это. Джо выглядит красивее. Как так? Она ведь была совершенно счастлива в простых джинсах и футболке, без всякой косметики и просто зависая с девчонками. Мы рубились в приставку и смотрели киношку. А теперь она – вся такая супергламурная Джо. Ненавижу его.

– Надо же ты даже в курсе, что это такое.

– Да вот как раз гляжу на это и, чувиха, сразу говорю, ничего путного тебе не светит. Ты позволяешь ему долбить тебя всеми доступными способами. Как считаешь, долго это продлится? Думаешь, что он преподнесет тебе букетик цветов? Раскатала губу, что будешь, ну не знаю, встречаться с владельцем Честера?

Она с грохотом ставит небольшую башню из стаканов на поднос и кидает на меня сердитый взгляд:

– Может, мы все-таки не будем обсуждать это прямо сейчас?

– Не вопрос. Только скажи мне, что у тебя больше не будет с ним секса, и я уйду. Прямо сейчас. Без базара.

Ее губы сжимаются в тонкую линию. Протирая влажной тряпкой стол, она косится в сторону его офиса. Меня выворачивает на изнанку от того, каким нежным становится ее выражение лица, когда она смотрит вверх. Напряжение исчезло, и она выглядит, как влюбленная женщина. Ненавижу это. Ненавижу его.

Она снова смотрит на меня:

– Нет, Дэни. Я не стану этого делать. И держись подальше от всего этого. Это не твое дело. Это взрослые дела между взрослыми. – Она отворачивается и направляется к бару со своим заставленным подносом. Смутно слышу, как Фейри выкрикивают заказы, пытаясь привлечь ее внимание, но меня это не заботит. Ее внимание меня заботит.

Я вхожу в стоп-кадр за ней, вызывая резкий порыв ветра в подклубе, и почти выбиваю поднос из ее рук. Ей чудом удается его удержать. Почти что выронила. Риодан не единственный, кто может ставить людей в неловкое положение.

– Не смей уходить. Я еще не закончила.

– Нет закончила.

Я шиплю ей на ухо:

– Ты не въехала? Чувак, никогда не полюбит тебя. Потому что не страдает подобной фигней. Он просто попользуется тобой и бросит, и тогда ты станешь ни чем не лучше использованного клочка туалетной бумаги, в котором больше не нуждаются.

Она втягивает воздух и бросает на меня через плечо такой взгляд, который практически убивает меня наповал.

Я мгновенно начинаю ненавидеть себя за то, что только что ляпнула. И я ненавижу его, потому что знаю, что это правда. Джо никогда не сможет удержать интерес Риодана. Она слишком хорошая для него. Чиста и невинна душой. У нее нет ни грамма злобы и лживости, недобрых чувств да и вообще чего-либо нехорошего. Она слишком проста. А он сплошь состоит из хитросплетений. Я выбрала не того человека для выноса мозга. Надо было высказать все это ему. Он причинит ей боль, и я никогда ему этого не прощу. Потому что первой обидела ее. Ага, не хило ступила.

– Ты серьезно думаешь, что я этого не знаю? – Если мы не были в «Честере», уверена, что влага в ее глазах уже давно лилась бы по щекам.

Внезапно я чувствую себя такой несчастной, от того, что вообще заикнулась об этом. Так хочу обнять ее. Так хочу убежать. Не хочу, чтобы Джо причиняли боль. Надо было помалкивать в тряпочку. Вот только не умею я этого делать. Взрослые такие странные. Но мне этого не понять!

– Тогда зачем? Зачем делать что-то, раз и так понятно, что добром это не кончится? Зачем вообще люди совершают что-то, что в итоге причинит им боль?

– Ты слишком еще мала, чтобы обсуждать такие вопросы.

– Ой, да ладно тебе Джо. Это же я. Я никогда не была слишком мала. В моей жизни детству не было места. Скажи мне.

– Тут все очень запутанно.

– Как будто все остальное просто. Попробуй.

Она не говорит ни слова, поэтому я просто стою и жду. Как правило, люди пытаются хоть чем-то заполнить долгое молчание.

Оно затягивается. Наконец, она смотрит в сторону, будто смущаясь и, так тихо – словно сама с собой – говорит:

– Каждое утро он выходит на верхнюю площадку лестницы и смотрит вниз в клуб, и стоит там, такой огромный и мощный, красивый и…, – она нервно сглатывает, словно у нее внезапно пересохло во рту, – сексуальный. Боже, такой невероятно сексуальный. – Ее взгляд становится странным, с каким-то напряженным выражением, будто что-то вспоминая, потом она тихо вздыхает, и на секунду замолкает. – А он веселый. Ты знала, каким он бывает веселым? Конечно же знала. Вы же все время проводите время вместе.

Я до боли сжимаю кулаки. Конечно же знала. Вот только не знала, что она это знала. Что они делают? Обмениваются друг с другом шуточками, как мы с Танцором?

Выражение ее лица отстраненное, словно затянутое в воспоминание.

– Каждое утро, по окончании ночной смены, он выбирает в толке женщину и кивает ей. Она поднимается наверх и когда, в конечном счете, снова обнаруживается в клубе, она похожа на…, – ее передергивает, будто от внезапного озноба, – и ты задаешься вопросом, что он такого сделал, отчего ее взгляд стал таким. Ты смотришь, как она ходит, улыбается, двигаясь совершенно по-иному, чем прежде, до того, как пошла к нему, и ты знаешь, что там что-то произошло, что сделало ее чувства более живыми, чем она когда-либо чувствовала прежде, и не важно, каким способом она этого достигла, потому что за это – в надежде, что и тебе повезет – не жаль отдать мужчине все, что угодно, даже если это случится в твоей жизни только однажды. Мужчина должен по-особенному смотреть на женщину, чтобы это сработало. Ты пытаешься не думать о нем, но не выходит. Я поклялась, что если он однажды кивнет мне, я не пойду.

– Как бы тебе это сказать… ты пошла.

– Знаю.

Она снова светится, как будто выиграла офигенский приз, а не была выбрана шлюшкой на одну ночь для шизанутого социопата.

– Почему он? – не понимаю я, и хочу понять. Не хочу чувствовать Джо предательницей. Я уже потеряла Maк. И не хочу потерять еще и Джо. – Почему он тебе нравится?

– Он не такой и плохой, Дэни.

– Вот не надо.

– Не считай все только белым и черным, это не так.

Некоторые вещи – и Риодан в их числе – бывают чернее черного. Он – один из тех плохишей, которые до добра не доводят. Я раздражена до белого каления. Она должна проснуться и почувствовать запах выкипающего кофе прежде, чем вся долбаная кофеварка полностью будет охвачена пламенем.

– А когда он припрется на ту лестницу завтра и выберет кого-то еще? – говорю я. – Это только вопрос времени, Джо. Ты знаешь, что так и будет. Ты будешь стоять, глядя туда щенячьими глазками, как делаешь прямо сейчас, а это окажется официанточка рядом с тобой – ту, что он выбрал, и ты никогда не пойдешь наверх снова, потому что чувак, вроде него, не нажимает кнопку повтора. Когда он с чем-то заканчивает – это не подлежит возврату. Что ты тогда будешь чувствовать?

Она отворачивается.

Я догоняю ее, хватаю за локоть, заставляя остановиться:

– Ну? Что ты себе надумала, Джо? Что ты особенная? Что навсегда изменишь его? Не надо к черту ля-ля! Думаешь, вы будете скоро вместе устраивать совместные походы по магазинам, выбирая блюдца на кухню? Заказывать посуду в новый дом?

Она вдыхает, словно сначала забыла как дышать, а потом, когда вспомнила, воздуху уже не хватило.

– Я знаю, что делаю, Дэни.

– Что ж, тогда просвети меня! Потому что с моей очки зрения вся эта фигня выглядит сплошным, стопроцентным безумием!

Она снова уходит в себя и начинает говорить так тихо, словно и не со мной вовсе. Даже с моим суперслухом я наклоняюсь, чтобы уловить слова:

– Есть мужчины, с которыми можно строить будущее, Дэни. А некоторые, навсегда остаются лишь в твоей памяти. Я знаю разницу.

А мне так не кажется.

– Некоторые воспоминания того стоят. Я разберусь с этим.

Но она не разберется. Я ее знаю. Я знаю Джо. Она блестящая и добрая и обладает сердцем воина, но у нее нет льда и лезвий в том месте, где предположительно должна быть душа, у нее там – любовь. И она не знает, как от нее отказаться, потому что, черт побери, иногда это просто необходимо. Ты хватаешься за нее обеими руками, пытаясь удержать, чтобы насладиться ей прежде, чем кто-то превратит твою любовь в нож и использует его, чтобы искромсать тебя на куски. Она никогда не разберется с этим, потому что слишком хорошая. И я окажусь перед необходимостью разгребать учиненный им бардак и убить его. Я втягиваю воздух сквозь зубы.

– Ты слишком глупа, чтобы выжить, и я не буду больше с тобой разговаривать. Пока не вытащишь из задницы свою голову.

– А тебе перестать всех осуждать.

– Ты ни хрена обо мне не знаешь. И лучше я буду осуждать людей, чем стану пидорской задницей, которая не может решиться насчет кого-то или чего-то и в итоге постоянно попадает во всевозможные дурацкие ситуации.

– Дэни, пожалуйста, не надо…

– У меня уже уши завяли. Не хочу ничего больше слышать!

Я разворачиваюсь и начинаю входить в стоп-кадр. Не представляю, на кой черт я решаю взглянуть вверх. Что-то вроде тянущего чувства заставляет поднять голову куда-то к вершине лестницы.

На верхней площадке лестницы стоит Риодан и глядит на меня сверху вниз. И я думаю о том, что сказала Джо, какой он – огромный мощный, и красивый.

Мы встречаемся взглядами.

Мой говорит: «Не смей с ней больше спать. Оставь ее в покое».

Его взгляд сначала мне непонятен. Потом он окидывает меня взглядом, и я четко в нем читаю: «Шагай домой, деточка».

Затем смотрит мимо меня на Джо.

И кивает.

Дата добавления: 2015-07-10