История Церкви 12 страница

8. Всякое прегрешение против нравственности искупалось церковным покаянием. За тяжкие грехи (отпадение от веры, убийство, супружеская измена) полагалось публичное исповедание греха (эксгомоло геза) и публичное покаяние⁶⁷. В отличие от более позднего и нынешнего времени исповедь в раннем христианстве еще не была столь изолирована и отделена от общецерковной дисциплины. В сознании христиан Церковь была свята по самой своей природе. Временами даже горячо обсуждался вопрос, возможно ли вновь принять в Церковь после повторного тяжкого грехопадения (об этом § 17). Публичное покаяние предполагало отлучение от участия в Св. Евхаристии. Время покаяния иногда могло быть сокращено по заступничеству исповедников или мучеников⁶⁸ (прообраз отпущения грехов). Возвращение в лоно Церкви (reconciliatio) проходило в Страстной четверг.

Наряду с этой «официальной» практикой покаяния, которая имела силу для каждого христианина, особенно в монашестве и в подражание ему (ср. § 32), появлялась возможность индивидуального духовного руководства: подавленный или удрученный своими грехами обращался за советом, помощью и заступниче ством к своему «духовному» отцу, который приводил его к покаянию и тем самым к отпущению грехов. При этом искали наделенного не властью совершать таинство, но особенными духовными дарами, так как первоначально монахи по большей части не имели сана. Понятно, что между монахами и священниками — прежде всего на Востоке — возникали частые споры о практике покаяния и о праве отпущения грехов. Практика тайной исповеди в ее позже закрепившейся форме стремилась соединить в себе и то и другое: индивидуальное духовное руководство и совет, с одной стороны, и таинство отпущения грехов, с другой.

Второй период

ЦЕРКОВЬ В «ХРИСТИАНСКОЙ» РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

От Константина до крушения Западной Римской империи

§ 20. Общая характеристика периода

1. Основным событием в истории Церкви во второй период было коренное изменение ее положения по отношению к государству: она получила официальное признание наряду с язычеством. После заслуживающей упоминания прелюдии к этому событию в Армении, где христианство уже в 295 г. было объявлено государственной религией, именно Константин создал принципиально новые основы Римского государства. Когда его сын Констанций (351_361) после смерти своего брата победил узурпатора Магненция и стал единовластным правителем, он запретил языческие жертвоприношения, языческие храмы были закрыты. Он уже подумывал и об обращении язычников, пусть даже и принудительном (см. ниже).
После опасной интермедии Юлиана (§ 22) снова стал быстро развиваться процесс христианизации всей общественной жизни. Император Грациан (375_383) упразднил титул верховного понтифика, лишил языческих жрецов (как и весталок) их привилегий и окончательно удалил из сената алтарь Победы⁶⁹. Феодосий (375_395), возведенный им в императоры, завершил официальное вытеснение язычества, становившегося уже серьезной опасностью, поскольку ему покровитель ствовал франк Арбогаст (военачальник императора Валентиниана, он приобрел огромное влияние после своей победы, остановившей вторжение германцев в 392 г.). Феодосий, победив Арбогаста в 394 г., снова запретил языческие культы и закрыл храмы, христианство стало религией империи. Совершение языческих обрядов было объявлено оскорблением величества. Поскольку Феодосий вновь объединил под своей властью восточную и западную части Римской империи, он смог одновременно покончить и с язычеством, и с арианством.

2. а) К сожалению, в борьбе с язычеством вскоре стало применять ся и насилие. Если Константин, выросший в язычестве, еще продолжал принимать его во внимание, то его наследники, получившие христианское воспитание, этого уже не делали. К тому времени относится литературный призыв Фирмика Матерна («De errore profanum religionum», «О заблуждениях языческих верований») не только переплавлять сокровища языческих храмов, но и уничтожать всех, исповедующих языческую религию⁷⁰.

б) Все общее содержание Евангелия, не говоря уже о букве и смысле наставлений при поручении апостолам проповеди («посылаю вас, как овец среди волков», Мф 10, 16, и ответ на вопрос учеников: «Хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их?» Лк 9, 54), свидетельствует о том, что христианское учение не должно распространяться насильственно.

Пока христиане были в меньшинстве и вне закона и подвергались преследова ниям, они поневоле придерживались этого принципа. После того как Константин дал христианам свободу, епископы со своими общинами, а значит, и вся Церковь как таковая, получили официальную власть и все гражданские, т. е. защищенные законом, права⁷¹; и очень скоро в той или иной форме проявляется прельщенность властью. Рвение во имя истины заставляло иногда — а позднее и часто — забывать заповедь любви, будь то по отношению к язычникам или еретикам, или иудеям. Мы видим монахов и епископов среди представителей власти, а также «массы» народа, силой удерживающих церковь, которую необходимо было передать арианам.

Однако в Церкви всегда были люди, отвергавшие применение силы. Например, Амвросий, хотя и выступил вместе с возмущенной толпой против узурпации церкви арианами и счел правомерным разрушение синагоги, высказался за отлучение галльских епископов, выступивших за смертную казнь еретиков; такую же позицию мы находим у папы Сириция и Мартина Турского (ср. также позицию Августина и Иеронима в отношении истины⁷²).

3. Итак, возникла имперская Церковь. Перед ней открылись совершенно иные возможности, встали новые задачи. Но и государство, в особенности через «сакрализацию» личности императора, располага ло теперь новыми средствами для вторжения во внутреннюю жизнь Церкви. Рассматривая великую борьбу с арианством и монофизит ством, споры о несторианстве, мы обретем основательный опыт, касающийся этого рокового вмешательства (§§ 26, 27).

а) Тем временем распадалась государственная структура империи: Восток и Запад начали размежевываться. Этому заметно содействовало церковное противостояние между афанасиевским Западом и арианским Востоком. В обеих половинах сокращался размер империи; надвигались языческие и еретические народы, обитавшие по ее границам (в частности, германцы). В 395 г. дело дошло до раздела империи. Уже в 410 г. Рим был разграблен вестготами под предводитель ством Алариха. Римские войска ушли из Британии и с Рейна. Галлия, Испания и Африка переходили к германцам. В 451 г. папа Лев спасает Рим от Аттилы. Однако в 455 г. Рим снова был опустошен, на этот раз Гейзерихом. В 476 г. последний император Западной Римской империи Ромул Августул был низложен германцем Одоакром.

Как логическое следствие перегруппировки политических сил происходит и значительное внутреннее отмирание язычества, которое, впрочем, предпринима ло разнообразные контратаки и продолжало жить в частностях и в человеческом подсознании.

б) В совершенно изменившемся и продолжающем меняться мире, где Церкви больше не приходилось тратить силы на борьбу за существование, ее внутренняя жизнь могла развиваться в полной самостоятельности. Этим определяется вторая характерная черта рассматрива емого периода: и для Востока, и для Запада это была первая великая эпоха богословия и, конечно, эпоха борьбы с лжеучениями. Висторию Церкви входят великие Вселенские соборы (тринитарные и христологи ческие споры, еретические Церкви, несторианский и монофизитский расколы). Вместе с развитием учения шло дальнейшее совершенствова ние церковного законодательства, богослужения и искусства (особенно значителен здесь Восток).

в) Неверно было бы считать рубежом этого периода 476 г., начиная с которого на Западе уже не было римских императоров. Между древностью и средневековьем пролегает переходная зона: она характеризу ется долгим (перемежающимся порой с сильным возвратным движением) процессом внутреннего и внешнего распада Римской империи и ее культуры, в ходе которого постепенно намечается и формируется «средневековая» ситуация.

Глава первая

Новое государство и Церковь

§ 21. Константин, первый христианский император

Предварительное замечание. История занимается в первую очередь не заслугами и провинностями отдельной личности, но их историческими последствиями. Однако для истории христианства это не совсем так; дело в том, что христианство задает абсолютный масштаб, которым должны измеряться все действия его приверженцев независимо от их видимого результата. Поэтому для истории Церкви является существенным и даже обязательным вопрос об индивидуальной религиозности и нравственности личности, хотя, разумеется, всегда следует отличать личность от ее исторической функции. Только так, через возможные противоре чия, пробиваются к точной оценке и историческому осмыслению событий, в частности тогда, когда религиозно-нравственный облик личности — самой по себе или в связи с ее влиянием на историю — не объясняет всех последствий.

Необходимость этого методического правила наиболее очевидна на примере Константина. Относительно степени чистоты его христианства почти невозможно сделать какие-либо окончательные выводы. Однако этим не опровергается то несомненное утверждение, что на историю Церкви, распространение христианства и его внутреннее устроение Константин оказал поистине судьбоносное влияние.

1. Константин Великий родился после 280 г. Отцом его был Констанций Хлор, бывший сначала кесарем при Диоклетиане, а позднее августом Запада. Его мать Елена, не столь знатного происхождения, но весьма выдающаяся женщина, впоследствии почиталась как святая. Влияние ее на религиозную политику сына было огромно. Он был единовластным правителем с 325 г. до своей смерти в 337 г.

2. Победу Константина на Мильвийском мосту в 312 г. (§ 12, II 6) как язычники, так и христиане приписывали особому божественно му содействию. Константин впоследствии сам клятвенно заверял Евсевия Кесарийского (церковного историка), что перед битвой видел над заходящим солнцем крест с надписью «Этим (знамением) побеждай». Действительно, Константин приказал изобразить крест на солдатских щитах. Свое собственное знамя он, по-видимому, украсил монограммой Христа. На римском форуме победитель приказал изобразить себя в виде статуи с крестом в руке.

Рассказ Константина, скорее всего, следует признать подлинным. Но историчность изложенных в нем фактов спорна — в основном из-за противоречивости источников (Евсевий ничего не сообщает о нем в «Церковной истории», но помещает этот рассказ в значительно более позднем жизнеописании Константина). В последнее время мнение об историчности данных событий все больше утверждается. Для правильной оценки необходимо учитывать два факта: (1) Константин сначала был солнцепоклонником; (2) рассказ Константина возник в более позднее время, когда уже во всей полноте было осознано чудесное (увиденное с точки зрения Церкви) значение победы Константина, что было еще невозможно в 313 г. Тогда Константину приходилось защищать и утверждать свое положение. Только после поражения его зятя Ликиния, вновь начавшего притеснять христиан (Константин казнил его в 325 г.), ничто больше не угрожало его власти. С тех пор он уже окончательно переходит на сторону христианства.

3. Победа 312 г. еще не сделала Константина христианином. И тем не менее исследователь истории должен тактично подойти к этому вопросу: ведь событие имело неоценимое значение для всей будущей истории человечества.

а) Что касается личности самого Константина, то можно сказать, что переворот, происшедший (или только начавшийся) с ним на Мильвийском мосту, был внутренне подготовлен: он вырос в доме, где симпатизировали христианству; его отец не гнал Церковь; как уже упоминалось, Константин, подобно отцу, до своего обращения почитал в монотеистическом духе «непобедимое солнечное божество» (Sol invictus).

С другой стороны, Константин сохранял культ государственных богов, сам был верховным понтификом и допускал, чтобы его изображали в виде солнечного бога Гелиоса. Его поведение и манера выражаться и в самом деле были порой настолько неоднозначны, что язычники могли объявлять его одним из своих.

Несмотря на это, мы вряд ли имеем право с легким сердцем отвергать настойчивые заверения Евсевия в жизнеописании Константина о христианской набожности его героя (которого он, правда, неумеренно восхваляет). В сообщении о том, что Константин читал Библию, нет ничего неправдоподобного. Действитель но ли он проповедовал? Или Евсевий имел в виду только его религиозно убедительное обращение к епископам на Никейском соборе?

Справедливости ради необходимо добавить, что резкий разрыв со всем языческим наследием в сфере управления империей, а также с культом императора был совершенно невозможен. Для этого империя — как своим устройством, так и своей историей — была слишком сильно укоренена в политеизме, а власть императора связана с представлением об ее сверхчеловеческой возвышенности.

Но произошло нечто важное: христианское переосмысление культа императора получило различные выражения, которые заложили основы образа царя-первосвященника и придали ему окончательную форму: Константин как новый Моисей, как епископ, как наместник Христа, как святой, как равноапостольный.

б) Кроме того, остается справедливым утверждение, что Константин сделал для Церкви самое главное. Тот факт, что он совершил это, т. е. что он позволил христианству стать силой, определяющей всю жизнь империи, характеризует его как дальновидного и реально мыслящего государственного деятеля. Константин провел много лет в Малой Азии, наиболее христианизированной тогда стране мира. Он знал внутреннюю силу Церкви и распознал в христианстве великую созидательную силу будущего. Кроме того, он распознал гибельный внутренний разлад в государстве. Это государство было языческим по своей структуре, и именно поэтому оно противостояло наиболее прогрессивной силе своего времени, т. е. христианству, к которому уже частично примкнула интеллектуальная элита империи. Константин принял сторону того, чему принадлежало будущее. То, что это будущее не могло быть реставрацией древних форм империи, как еще смел надеяться Константин, кажется нам само собой разумеющимся.

в) Принятие решения Константином было облегчено политическим соперниче ством с его соправителями, отстаивавшими язычество (на Востоке преследование христиан, доходящее до открытых гонений, продолжалось до 323 г.). С тех пор как Константин стал править единолично, на монетах уже не чеканились языческие символы и, более того, несмотря на обещанную религиозную терпимость, началось резкое наступление на язычество. Уже в 324 г. Константин выразил надежду, что все его подданные откажутся от языческого неверия и уверуют в истинного Бога.

4. Так называемым «Миланским эдиктом» 313 г. каждому позволялось свободно исповедовать ту религию, которую он избрал. Церковь стала свободной; ей полагалось возвратить все отнятое при гонениях Диоклетиана. Клиру предоставлялись привилегии (ими прежде пользовались языческие священнослужители), епископы получали права и почести наравне с сенаторами, Церковь признавалась юридическим лицом (с правом принимать имущество по завещаниям). Тем самым государство (не в состоянии само оценить гигантское значение этого шага) фактически допустило существование рядом с собой организации всемирного масштаба. Впервые произошло неслыханное дотоле фактическое признание государством разделения всей человеческой жизни на две самостоятельные сферы (политику и религию, государство и Церковь) в соответствии со словами Иисуса: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф 22, 21; об этом см. ниже). По своему значению, которое тогда еще не могло быть оценено во всей полноте, и по историческим последствиям Миланский указ был эдиктом о свободе совести.

Это не означало ни того, что свобода совести была действительно дана (ср. обращение с язычниками и еретиками), ни того, что Церковь в то время могла быть независимой от государства. Согласно продолжающейся античной традиции, эти структуры оставались тесно связанными друг с другом, и нужен был очень долгий процесс развития, чтобы достигнуть сознания независимости Церкви от всесильной императорской власти. Одной из величайших задач грядущей истории, вплоть до завершения так называемой борьбы за инвеституру, а затем в различных формах и столкновениях и до наших дней, должно было стать подлинное разграничение этих двух сфер. Благодаря Константину вера в то, что в императоре действует Бог, получила христианскую окраску. На этом основывалась политичес кая догма об императоре как о главе Церкви, характеризовавшая византийскую государственность на всех этапах ее развития. Таким образом зародилась та форма государственной церковности, которая уже при Юстиниане привела к выраженному цезарепапизму.

Константин не преследовал язычество. Правда, был частично (в меру его безнравственности) запрещен языческий культ, но в целом принцип религиозной терпимости не нарушался. В особенности Константин стремился отучить народ от языческих суеверий. Там же, где дело доходило до разрушения языческих святилищ, мы сталкиваем ся с достойной сожаления реакцией доселе подавляемого христианского населения.

5. Внешняя картина общественной жизни начала быстро изменяться, ибо жизни христиан больше не угрожала никакая опасность. Это было настоящим переворотом; исполнились самые смелые надежды. Но язычество еще не умерло, что, конечно же, проявлялось в самых разнообразных формах.

а) Высшие государственные посты, которые в значительной степени определяли облик общественной жизни, отныне были заняты христианами. Стал почитаться день, в который вспоминалось победоносное Воскресение Господа (в 321 г. он был узаконен как день отдыха); символ спасения стал достоянием всего общества. В 315 г. отменена казнь через распятие; в 325 г. запрещены гладиаторские бои как вид наказания. И в других отношениях право распоряжения и наказания в отношении рабов и детей становилось более человечным. Появился целый ряд законов, направленных на защиту семейной жизни и общественной нравственности. В 319 г. были запрещены частные языческие жертвоприношения. На монетах появились христианские эмблемы. При этом Константин все еще запрещал преследовать граждан-язычников за их веру.

Внутренняя религиозная жизнь христиан наконец прорвалась наружу: множилось число церковных зданий (§ 31), языческие храмы начали пустеть, христианский культ становился богаче (образцом ему служили, в частности, пышные церемонии императорского двора). Константин построил в Константинополе церковь (на ее месте Юстинианом впоследствии была возведена церковь св. Софии, «Hagia Sophia»), в Иерусалиме возвел храм Гроба Господня, в Риме — церковь Спасителя, а также великолепную ротонду, ныне Санта-Констан ца, как мавзолей для своей дочери⁷³. Но самое главное — на месте и из материалов нероновского цирка была возведена старая базилика Святого Петра, простоявшая все средневековье вплоть до начала XVIв.

Все это было нечто большее, чем просто щедрость и меценатство: это было проявление христианской веры перед всем миром; это было прославление мучеников, убитых римским государством, признание победы первого римского епископа над государством-преследователем, совершившейся при посредстве того же самого римского государства. Константин подарил римскому папе Латеранский дворец; римский епископ занял высокое положение в светском, социальном отношении, что оказалось существенным и для его авторитета в Церкви.

б) И все же основная заслуга в христианизации всей общественной жизни принадлежит не только императорам. Ее нужно прежде всего приписать внутренней силе новой религии. Впрочем, до относительно полной христианизации было еще далеко; христиане все еще оставались в империи меньшинством, и язычество, несмотря на медленное самоугасание, отнюдь не лишилось сил, необходимых для упорного сопротивления и даже для восстановления — пусть и временного (§22).

Кроме того, начавшийся массовый приток новых членов в христианскую Церковь не мог не иметь негативных последствий: быть христианином стало не только безопасно, но даже выгодно, и это привело к снижению религиозного и нравственного уровня. Еще опаснее было почти неизбежное в такой ситуации заимствование языческих нравов и народных обычаев, которые хотя и были «крещены» Церковью, но несли в себе скрытую опасность сохранения глубоко укоренившихся языческих представлений (например, так могли сохраняться языческие праздники, лишь дополненные внешне христианской символикой).

в) Значение того, что Константин начал формировать свою Церковь по образцу государства, приспосабливая ее к государству, едва ли было оценено в должной мере. Это относится к оценкам как положительных, так и отрицательных последствий такого устройства. Далеко заходящая власть государства над Церковью неизбежно становилась источником многих нездоровых явлений. Поскольку эта власть развивалась и использовалась в духе цезарепапизма, возникла опасность, что все, более или менее враждебное империи, — внутри или вне ее пределов — окажется в оппозиции к государственной Церкви, ибо будет подозревать Церковь в том, что она является орудием политических интересов.

Еще опаснее было проникновение политического образа мыслей и действия в саму Церковь. На Востоке такая позиция развивалась в противовес старому Риму, а также и Александрии. Что касается Запада, то здесь сформировать и пережить это церковно-политическое мышление в особых формах политической и экономической власти впоследствии пришлось вновь создаваемым средневековым государственным Церквям — отчасти вместе с Западной Римской империей, отчасти вопреки ей.

6. Константин по праву именуется Великим. Но святым он не был, хотя греческая Церковь и почитает его как святого, празднуя его память одновременно с памятью его матери, св. Елены. Жестокость Константина и убийство им ближайших родственников не могут быть оправданы ничем. Страх перед претендентами на престол владел им с языческой необузданностью; он устранял всех, в ком мог хоть в малейшей степени подозревать соперника, способного наследовать его власть. Константин (как, впрочем, впоследствии и его сын Констанций, † 361 г.) решился принять крещение лишь незадолго до смерти, что отчасти могло быть обусловле но достойной сожаления традицией. Однако настораживает то, что он не только действовал сообща с арианами⁷⁴ и донатистами, пытаясь ограничить свободу⁷⁵ Церкви, но даже обдумывал возможность объединения всех религий.

7. Одним из самых богатых последствиями деяний Константина было основание столицы на Востоке; увеличив и украсив Византий, он тем самым создал Константинополь (Константинград). Прежде этот город не имел ни политическо го, ни культурного значения. Это сказывалось и на положении его церковной общины: она не была основана апостолами, и своего первого епископа получила только в 315 г., и был он суфраганом (Суфраган — епископ одной из неглавных епархий, входящих в церковный округ-митрополию. — Прим. ред.) Гераклеи. Императорскую резиденцию перенес на Восток еще Диоклетиан, а расширение и возвышение Византия окончательн о завершило начатое им дело.

Небесполезно отметить, что тем самым в определенном смысле учитывалась реальная культурная ситуация. Ведь до того как Рим возвеличился, т. е. в период раннего эллинизма, ведущей силой был Восток. Конечно, Рим взял на себя ведущую политическую роль, но в духовном отношении верх одержали побежденные. Потенциальные возможности Востока были огромны, этим объясняется его притягательная сила для Рима и западных стран вплоть до VIII в.

Основание Константинополя означало: (а) создание христианского города, в котором никогда, с самого его возникновения, не совершались жертвоприноше ния, в то время как в Риме все еще продолжало существовать идолопоклонство; (б) освобождение Рима, и тем самым папства, от опасного для свободы Церкви соседства императора; (в) с другой стороны, абсолютную зависимость епископской кафедры новой столицы от императора и, наконец, вследствие этого (г) создание церковного центра на Востоке, который стал соперничать с Римом, что, в свою очередь, ускоряло и углубляло процесс отчуждения Восточной и Западной Церквей, подготавливая их будущий разрыв.

Уже на II Вселенском соборе 381 г., как раз в Константинополе, стало заметно и обратное влияние политического возвышения столицы на положение Церкви: столь еще молодая епископская кафедра получает первенство чести вслед за Римом, «поскольку этот город — новый Рим». Так, весьма жестко церковному сознанию прививались политические категории мышления, и они же использова лись в церковном законодательстве.

8. Все это означает, что на Востоке утвердился цезарепапизм. В это время оплотом свободы Церкви стали римские папы, остававшиеся до союза Стефана II с Пиппином (752/753 г.) политическими подданными восточноримского императора; они почти постоянно оказывали сопротивление давлению со стороны императоров, часто — несмотря на тяжелейшие экономические и политические притеснения. Одновременно они стали хранителями православной веры, провозгла шенной на Востоке Вселенскими соборами. Это утверждение верно, хотя мы ни в коем случае не намерены замалчивать исключения, о которых следует упомянуть в дальнейшем (Гонорий, § 27).

Бесспорно, восточный клир был зачастую лишен необходимого духа независимости. Но, оценивая ситуацию, нельзя забывать, что епископ и (с 381 г.) патриарх Константинополя целиком и полностью зависели от императора. Епископская кафедра в Константинополе была творением императора, а сам епископ был «выскочкой», в то время как Рим имел собственное многовековое апостольское преемство. Конечно же, и на Востоке такие личности, как Афанасий и Златоуст (§ 26), в полную меру являли силу церковно-христианской свободы. На Западе тем же духом был исполнен Амвросий (против императора Феодосия).

§ 22. Император Юлиан и контрнаступление язычества

1. Язычество не исчезло. Древнейшие традиции отмирали постепенно. Особенно те социальные центры, где эти обычаи прочнее всего сохранились, а также знатные древние роды с умноженным упорством продолжали держаться древней религии, при которой империя достигла своего величия. Необходимо также заметить, что при Феодосии († 395 г.), который сделал новую веру государственной религией (§ 23), половина подданных империи еще были язычниками.

В ядро сопротивления христианизации входили и представители определенных профессий. Для жрецов и учителей высшей школы (также как и для деятелей искусства) речь шла о выживании. И именно в этом новое государство проявило (правда, отчасти вынужденно) своеобразную непоследовательность, что, впрочем, пошло на пользу будущей средневековой культуре: знаменитейшие высшие школы и вообще практически все образование высшего уровня были оставлены в руках языческих учителей⁷⁶, и еще некоторое время существовали должности языческих священнослужителей. Несравненный блеск творений язычества все еще не потерял своей притягательной силы.

Жестокое порой гонение на язычество вызывало усиление его сопротивления. При этом внутреннюю силу христианства и его авторитет во внешнем мире уменьшали порождавшиеся ересями расколы (см. §§ 26_27), чреватые многими бедами для Церкви.

2. В III в. язычество приобрело, особенно для образованных людей, новый блеск и притягательность и действительно внутренне усилилось благодаря неоплатонизму ⁷⁷. Имеется в виду идеалистическая религиозная философия, или даже философская религия, — последнее великое достижение греческого духа. По-новому истолковав и углубив древнеязыческую народную религию, неоплатонизм достиг настоящего возрождения язычества; его самым крупным единичным успехом было обращение императора Юлиана (св. Августин тоже прошел через увлечение этой системой).

3. Юлиан Отступник (361_363). Беспощадная жестокость, запятнавшая образ Константина Великого, передалась и трем его сыновьям. Охваченные страхом перед соперниками, как и их отец, они уничтожили всех своих родственников-мужчин, за исключением двух совсем юных кузенов, Галла и его брата Юлиана. Став единовластным правителем, Констанций приказал убить и Галла, которого сначала сам возвысил до кесаря, в то время как Юлиана по просьбе императрицы не тронули, и в дальнейшем он был занят на монашеско-цер ковной службе, к которой его обязали. Понятно, что это вынужденное занятие вызвало в нем антипатию и даже ненависть и к религии, связанной с ним, той религии, к которой причислял себя убийца его отца. Вследствие этого ему, напротив, могла казаться привлекатель ной подавляемая императором языческая культура. Плохое впечатление на него производило также поведение арианских придворных епископов и вообще отсутствие единства среди христиан.

Однако основной причиной отчуждения Юлиана от христианства (которое он, впрочем, знал лишь в расплывчатой арианской форме) было влияние его языческих учителей. Особенно сильно его увлек неоплатоник Максим, занимавшийся с ним древней философией. Уже к двадцати двум годам Юлиан тайно отпал от христианства и был посвящен в элевсинские мистерии. Его час пробил, когда Констанций сделал его кесарем и послал в Галлию. Там Юлиан проявил себя так, что вверенные ему войска провозгласили его августом. Борьба против ненавистного Констанция стала неизбежной. Смерть, настигшая Констанция еще до военного решения конфликта, сделала Юлиана единовластным правителем.

Став императором, Юлиан уже открыто отпал от веры. Он объявил себя сторонником язычества и в высшей степени серьезно пытался возродить его к новой жизни.

Дата добавления: 2015-11-03