Не менее трудный октябрь 14 страница

На аэродроме бортовой техник Василий Дмитриевич Шкуркин вместе с меха­ником досконально проверили моторы, а стрелок Иосиф Федорович Никитенко – бортовое оружие. Перед обедом у самолёта появился инженер эскадрильи И.Е.Сугробов, осмотрел машину, опробовал моторы. Сделав несколько незначитель­ных замечаний, расписался в бортовом журнале.

После ужина перелетели на подскок Ионичи, загрузились, и в 19.34 поднял Ли-2 в воздух. Весь маршрут шли за облаками, достигли района цели, запросили землю о нижней кромке и приступили к снижению. Далее хочу отдать прдпочтение официальному документу, однако, прежде одно отступление. В упо­минавшейся уже книге штурмана А.И.Черешнева «Люди мужества» на странице 105 напечатано: «... Выполнив задание, Рустемов взлетел с аэродрома «Три Дуба». На высоте 800 метров в районе Зволена его машина была атакована истребителем противника... Повреждённый корабль ве­сти было невозможно, и командир решил произвести вынужденную посадку. Недалеко от города Брезно Ли-2 вовсе перестал подчиняться воле лётчиков и загорелся».

Дело было совсем не так. Хочу поправить Александра Ивановича документом. Вот его содержание: «Придя в район цели за облаками, командир стал про­бивать облачность с включёнными фарами, создал экран, ослепил себя, и, не наблюдая за пилотажными приборами, потерял пространственное положение. При выходе из облаков перешёл в крутое пикирование и из-за недостатка высоты и времени на вывод самолёта врезался в землю. Самолёт сгорел, экипаж погиб»[287].

Я думаю, что в этом донесении присутствуют некоторые элементы предпо­ложения, ибо всё произошло в облаках, то есть никто ничего конкретного не видел, а члены экипажа все погибли, то есть никто ничего не мог рассказать.

Но и этот документ вступил в противоречие с другими. В шифровке командира авиакорпуса в штаб АДД сказано, что «Рустемов при взлёте с аэродрома «Три Дуба» врезался в гору, самолёт сгорел, экипаж погиб»[288]. Можно предположить, что шифровка была отправлена по горячим следам, что позже разобрались в этой катастрофе и дали новую, более объективную оценку случившемуся. Од­нако в итоговом документе по потерям авиакорпуса в Зволенской операции, вновь говорится, что экипаж Рустемова врезался в гору при взлете с аэродрома «Три Дуба» и эта потеря отнесена к разряду небоевых[289].

Но, как оказалось позже, и эта версия была неверной. Из Словакии от упомянутого Станко Бурсы получил ошеломляющую информацию. По ней экипаж Рустемова перепутал аэродром «Три Дуба» с площадкой в Брезно, столкнулся с горой и частично погиб. Частично! два члена экипажа сгорели, третий умер от ожогов, когда его доставляли в больницу. Погибли и похоронены в Брезно Рустемов, Беседа и Шкуркин. В живых остались Щербак, Масленок и Никитенко. Последний, якобы, после аварии ушёл в лес, долго там скрывался, а потом все-таки, как пишет Бурса, «вернулся к людям». Щербак и Масленок говорили, что это у них вторая авария, и они в полк не вернуться, а уйдут в партизаны, что и сделали. И ещё одна деталь: Щербак, по рассказам очевидцев, женился. На месте аварии установлен памятник. Что и говорить, факты весьма интересные, однако проверить их, разобраться; во всех противоречивых деталях, я не смог.

Как бы там ни было, но еще шестерых авиаторов не стало. Через месяц, как это било положено в войну, начальник штаба полка Р.В.Андреев подписал подготовленные кадровиками извещения о гибели.

В деревне Кузмайдак Казахской ССР его получил отец Рустемова, в городе Сталино – мать Беседы Агафья Николаевна, в селе Н.Даниловка Запорожской области – отец Щербака Алексей Никифорович, в деревне Лёпехино Смоленской области – отец Шкуркина Дмитрий Андреевич, в деревне Каменка Витебской области – отец Масленока Александр Матвеевич, в городе Мелитополь – мать Никитенко Ольга Андреевна.

Гибель экипажа Рустемова личный состав полка переживал долго, особенно командира корабля. Курал Рустемович был всеобщим любимцем. Прекрасный летчик, летал уверенно и с огромным желанием. Моральная чистота этого чело­века, его преданность делу нередко ставились командирами и политработни­ками в пример. Его внешность – средний рост, чёрные волосы, смуглый цвет кожи, узкие глаза и широкие скулы – выдавали национальность. Он был казах. А вот в характере ничего казахского: любил, в отличие от земляков, шутку, был вспыльчив, обходителен и пунктуален.

В эту ночь к тем трём экипажам, которые вынужденно сидели у Чирскова, добавился ещё один. От 1-го авиаполка на задание ушло девять самолётов. Один из них вёл командир корабля В.В.Захаров. На борту груз 1500 кг. Уже на по­длёте к аэродрому забарахлил левый мотор. Борттехник Василий Иванов прислушался, подумал несколько секунд, и, словно врач у постели больного, авторитетно изрек:

- Поршни, кольца... Выключай!

Иванову можно верить, борттехник он опытнейший, к нему за советами бе­гала вся техническая братия эскадрильи. Но что он может в воздухе?

- Штурман, сколько времени ещё лететь?

Илья Тищенко ответил мгновенно:

- Ещё двенадцать минут!

«Что делать? – лихорадочно думал Захаров. – Идти дальше? Но ведь мотор один, а внизу горы. Один мотор – это только вниз. Если что, наверх уже не выберешься. Возвращаться? Но на борту столько боеприпасов, там ждут каж­дый килограмм этого груза! Что делать?»

- Штурман, сколько?

- Ещё десять минут.

- Идём дальше!

Машина медленно теряла высоту, но это было не очень страшно, так как её запас ещё оставался, а до цели уже рукой подать. Дождавшись команды штур­мана на снижение, Захаров, создав спираль, приказал лётчику Юрию Крылову держать штурвал, а сам целиком и полностью сосредоточился на приборах и визуальном осмотре пространства.

Трудное это было снижение, а главное опасное. Если что, машину на одном моторе быстро не выправишь. Лишь только когда в облачном панцире пробилась еле уловимое светлое пятно, понял, что всё идёт хорошо. Земля прорезалась на высоте 500 метров. Коробочка, грузная посадка, но зато у самого «Т». Зарулили на стоянку, выключили мотор.

- Давай, Василий Хрисанхович, решай, что и как.

Борттехника в экипаже все называли только по имени и отчеству, в том числе и Захаров. Ему было под сорок, а командиру корабля только двадцать один, почти в половину меньше.

Через десять минут Иванов доло­жил: пробило свечи, полетели кольца, без запчастей мотор не исправить.

Захаров пошёл искать Чирскова, а после доклада успел одному из лётчиков передать заказ на свечи и кольца. Особой работы на аэродроме уже не было, и Чирсков разрешил экипажу отдыхать. Только разместились в самолёте, пришли однополчане из экипажа Яблокова. Разошлись далеко за полночь.

И ещё об одном событии этой ночи. Несколько самолетов 7-го авиаполка вылетели со своего базового аэродрома, один из них принадлежал Г.И.Губанову. Предстояло перебросить 14 пассажиров. Шла погрузка. Подъхали техник отряда А.П.Зубков и инженер эскадрильи С.И.Бакун. Борттехник Владимир Кутовенко поджидал их давно: как-никак, а заправка антиобледенительной системы – акт, связанный не только с безопасностью полёта. Не одни же самолёты мёрзнут!

Получив жидкость, борттехник залил бачок, совсем не огорчившись, что остались излишки. Покончив с весьма тонким делом, он спрыгнул на землю и подошёл к группе пассажиров. Их было трое – женщина и двое мужчин. Присо­единившись к разговору, вскоре убедился, что это медики, по всей видимос­ти, словаки. И тут красная ракета – отбой. Гости расстроились.

Чтобы как-то их подбодрить, Кутовенко предложил «по махонь­кой». В связи с тем, что особых возражений не последовало, всё очень быс­тро организовалось. Первый, хлебнув неразведённого и восстановив дыхание, воскликнул: «О, русский шнапс!» Угостились все. Разговор пошёл в гору. И тут снова ракета, но уже зелёная. Прибежали Губанов и штурман Андреев (он подменял Нетюхайло), а с ними еще одиннадцать пассажиров.

- Летим!

В спешке Кутовенко не успел надеть подвесную систему парашюта, а уже в полёте посчитал неприличным оснащаться спасательными средствами тогда, когда пассажиры этого лишены. Но вмешался штурман. Пришлось, подавив не­ловкость, приводить себя в порядок. Долетели нормально, распрощались с пассажирами, и Кутовенко стал руководить разгрузкой.

В обратный путь уходили пустыми. Порулили на старт, все занялись своими делами. Вдруг самолёт остановился.

- Кутовенко, опять кто-то впереди маячит, узнай, что там случилось! Борттехник вышел в грузовой салон, открыл дверь. Кто-то подбежал к са­молёту и швырнул в проём какой-то тюк.

- Это ваши! – вот всё, что мог расслышать Кутовенко в шуме моторов. Рассматривать содержимое узла времени не было – предстоял взлёт. Уже на маршруте Владимир Иванович вспомнил о передаче. Развернул узел. В нем оказались планшеты, карты, лётные сумки и документы. Взял в руки комсо­мольский билет и ахнул – это же билет Ивана Анисимова! Эх, ребята!

В ночь на 17 октября три экипажа 1-го авиаполка работали по заявке РО НКГБ Украины. Назвать их персонально невозможно, как невозможно рассказать о том, какую работу выполнил каждый. Единственное, что удалось установить, так это то, что один из них доставил на аэродром «Три Дуба» разведывательно-диверси­онную группу под кодовым названием «Зарубежные». Этот факт мной установ­лен через книгу Б.С.Тартаковского «Смерть и жизнь рядом» и подтверждён в личной беседе с одним из членов группы – Владимиром Георгиевичем Волостновым.

Их было двенадцать. Командир отряда Александр Пантелеймоновмч Святогоров (псевдоним «Зорич»). Комиссар – Фома Агладзе. Начальник штаба – Влади­мир Волостнов. Заместитель начальника штаба – Владимир Степанов, он же первоклассный специалист по изготовлению документов. Радисты: Вячеслав Бондарь, Нестор Степовой, Нина Чопорова, Яков Баштовой. Разведчики: Данило Грунтовой, Николай Трундаев, Вануш Сукасьян, Татьяна Каширина. Все, кроме Агладзе и Кашириной, прошли практику боевой работы в тылу, будучи в отряде НКГБ Украины «Железняк». Он под командованием Зорича действовал на территории Польши. После выполнения задания отряд вышел из тыла противника и в Львове был расформирован. На его базе, для работы в Чехословакии создали три самостоятельных группы. Одной из них и являлся отряд «Зарубежные».

Начальник отдела НКГБ Украины полковник Иван Даилович Сидоров поставил общую задачу: район действий – Братислава, на месте обрасти людьми и приступить к разведывательно-диверсионной работе, конкретизация задания перед вылетом.

Эту «конкретизацию» Александр Пантелеймонович описал так: «Перед нами стояла задача: обосноваться неподалеку от столицы Словакии, создать несколько мобильных разведывательно-диверсионных групп… Необходимо было также внедрить своих людей в учреждения противника, местную службу безопасности и органы «самоуправления», чтобы получать из надёжных рук важную информацию, уничтожать или насильственно переправлять к нашим фашистских бонз. И при этом надо было не забывать, разумеется, о вооружённой борьбе»[290].

И хотя почти все члены отряда Зорича имели опыт боевой работы в тылу, тем не менее, на подготовку к новому заданию ушло около двух месяцев. Вооружились основательно: три миномёта, два пулемёта, автоматы, пистолеты, гранаты, мины, взрывчатка. Кроме этого, запаслись сухарями и продовольс­твием на три дня, картами, батареями для радиостанций «Белка», спиртом.

На аэродром прибыли засветло, загрузились. Ждать вылета пришлось дол­го, изрядно перемёрзли. Чтобы разогнать кровь, приняли по глоточку. Налили и экипажу на «послеполётный регламент». Наконец зелёная ракета позвала в самолёт. Поднялись в салон, разместились на сиденьях. Загудели моторы, хлопнула входная дверь, щёлкнул замок. Покатили на взлёт. Пасса­жиры прильнули к окошечкам.

Над линией фронта попали под зенитный обстрел, несколько прожекторных лучей нервно обшарили пространство, однако лётчики сумели уйти от непри­ятностей. Дальше полёт до самой посадки протекал без особых осложнений.

Первым по приставной лесенке на землю спустился Зорич. У самолёта стояла группа людей, в просвете открытой двери просматривался силуэт двухэтажного здания. Переговорив со встречавшими, Зорич дал команду на выгрузку.

Машина доставила отряд в село Старе Горы. Здесь размещался партизанский госпиталь. По обе стороны единственной улицы села тянулись крестьянские дома, этакие своеобразные грибочки – стены из белого известняка под красными шапками крыш. Гостеприимные словаки с удовольствием приняли на пос­той всех десантников. Волостнов же устроился у начальника госпиталя Карола Шишки.

На следующий день после прилёта Зорич смотался в Банска-Бистрицу, встретился с Асмоловым, доложил ему о задачах группы и планах формирования от­ряда. После встречи с руководителями Главного штаба партизанского движения и уяснения обстановки вокруг повстанческой территории, Зоричу стало понят­но, что сроки формирования отряда надо будет предельно сжать.

Через несколько дней радисты отправили в Киев донесение о том, что от­ряд готов к выполнению боевого задания. Получив разрешение на передисло­кацию, Зорич и Волостнов ещё раз поехали к Асмолову, доложили о готовности.

- Что представляют собой новобранцы?

- Большая часть, товарищ полковник, это крестьяне – пастухи, лесорубы, но есть и рабочие с химической фабрики и шахтёры, приняли десяток цыган.

Уяснив обстановку и выслушав ряд советов Асмолова, Зорич попросил по­мочь машиной.

- Обязательно поможем, но обстановка сложная, скоро и мы будем уходить в горы. А ещё я заготовил вам документ такого содержания: «Настоящим удостоверяю, что партизанский отряд под командование майора Зорича передвига­ется в район Зволен – Крушино и дальше по своему маршруту. Требую от всех партизанских отрядов и национальных комитетов, чтобы этому отряду оказы­вали всевозможную помощь».

«Татры» везли отряд, в котором было человек восемьдесят, до предела возможного. Когда моторы перестали брать подъем, спешились. Распределили груз, и пошли в горы тропинкой. Лесом просочились через линию фронта. Обосновались в Нитрянских горах, в лесу близ Скицово, установили контакты с населением близлежащих населённых пунктов, а в самой Братиславе создали широко разветвлённую разведывательно-диверсионную сеть с целой цепочкой надёжных конспиративных квартир. После этого приступили к сбору разведывательных сведений и диверсиям.

Одной из них, более или менее значительной, стал взрыв машинного от­деления электростанции в шахтерском городке. На задание ушло шесть чело­век под руководством Агладзе. Связали охрану, затем трёх электриков, пе­ререзали телефонный провод, заложили взрывчатку, подожгли бикфордов шнур. Электростанция вышла из строя на несколько дней, а каждый из них – это шестьдесят неотгруженных вагонов угля.

С помощью чешских патриотов группе Зорича удалось затопить на Дунае два военных транспорта, один из них с танками и боеприпасами.

Весьма успешно разведчики провели операцию по захвату немецкого майора танковых войск барона фон Клаувица в городе Златэ-Моравце. Главную роль сыграла Таня Каширина, филолог из Ленинграда, хорошо владевшая немецким, чешским и словацким языками. Она была молода, стройна и красива, а серое платье, плотно облегающее ее точёную фигуру, делало Таню неотразимой.

В ресторане, где было назначено свидание майора с «синеглазкой», неколько партизанских разведчиков следили за ходом встречи и были готовы в любую минуту прийти на помощь. Однако их вмешательства не потребовалось. Опьянённый коньяком и красотой фрау Яничковой, майор, как и подобает боевому танкисту, перешёл в решительную атаку. Таня, хотя и не имела опыта в амурных делах, хорошо понимала, что мышь есть сразу не следует. Ра­зыграв из себя неприступную крепость, она, постепенно, делая вид, что пьянеет, стала сдавать позиции.

Ещё несколько «танковых атак» с применением снарядов типа «небесных глаз», «очаровательной улыбки» и «бархатного голоса», окончательно «рас­топили» неприступное сердце красавицы. Путь на квартиру к «бабушке», у которой, якобы, остановилась Юлия, был открыт. Барон, садясь в машину и предвкушая приятный вечер, а возможно и ночь, был в прекрасном расположе­нии духа, а его спутница, приняв томную позу на заднем сиденье, без умолку болтала о закате, красивом чайном сервизе, который недавно попался на глаза в одном из магазинов, осенних красках гор. Слушая её щебетанье, барон распалялся всё больше и больше.

В Черадице остановились возле красивого дома с открытой верандой. Его порог Клаувиц переступил майором танковых войск германской армии. Из дома же вышел под конвоем в качестве пленника. Уже на следующий день после допроса в одном из партизанских отрядов, барона переправили через линию фронта, ибо сведения, которыми он располагал, были важны не только парти­занам, но и командованию 2-го Украинского фронта.

Вероятно операция по захвату майора-танкиста выхвала восторг в разведотделе штаба фронта, а сведения, полученные от него, имели важное значение, так как там решили, что группа Зорича всё может. Александр Пантелеймонович вспоминал: «И вот в декабре сорок четвёртого я получил новое задание: выкрасть… самого Тисо. Я знал, что его братиславская резиденция была нашпигована охраной. И проникнуть туда практически невозможно. И всё же…

И всё же мы тщательно изучили режим, привычки, маршрут марионеточного президента Словакии, его самые излюбленные «злачные» места. И вскоре поняли, что если и удастся его похитить, то только из самой резиденции..

Но… ничего не ведая о наших планах, разведчики из партизанской бригады Яна Жижки тоже решили похитить Тисо… из загородной резиденции в Бановце-над-Бебравою. В самый последний момент Тисо ускользнул»[291].

После этого о захвате президента в самой Братиславе нечего было и помышлять.. Операцию пришлось отложить.

Немцы, обеспокоенные диверсиями партизан, стали готовиться к «генераль­ной облаве». Их планы стали известны Зоричу. Связавшись по радио с Асмоловым, он предупредил о решении сменить дислокацию отряда. Перед тем, как сняться с места, командир послал девять человек во главе с Нестором Степовым для заготовки продовольствия. I

В одном из сёл отряд зашёл в дом местного объездчика Пекара. Стали торговаться о цене. Договорились. Хозяин полез в погреб за угощениями и оттуда по телефону вызвал карателей. Оказалось, что он уже давно подкуплен комендантом города Топольчаны.

Немцы оказались точны. Ни одному партизану не удалось уйти со двора Пекара. Утром следующего дня приехали крестьяне, побросали трупы на телегу и повезли на сельское кладбище. Увязался с ними и Пекар. И вдруг – о свет божий! – один из трупов шевельнулся. Лесник осенил грудь крестом. Показалось? Да нет: «мертвец» открыл глаза и попросил пить. Это был Нестор.

Пекар, заметая следы своего подлого дела, предложил крестьянам сдать партизана, дабы чего худого не вышло, в комендатуру. Так Степовой оказался в тюрьме города Топольчаны.

Прошла неделя. 22 декабря, теперь уже не в доме Пекара, а над ним, разыгралась новая трагедия: в ночном небе столкнулись два советских самолёта Ли-2 и Си-47 (из 22-й авиадивизии). Оба они – один без плоскости, другой без мотора – рухнули на лес недалеко от дома Пекара.

Стрелок-радист Николай Семёнович Метёлкин с трудом раскрыл веки. Пах­ло жжёной резиной и бензином. В голове шумело. Провёл по лицу рукой и вскрикнул от боли: было такое впечатление, что вместо носа и губ сплошная рана. С трудом приподнялся и осмотрелся. Он находился в заднем багажнике своего самолёта. Выполз в грузовой салон. В исковерканный проём двери пробивался утренний рассвет.

В серой полоске света что-то бугрилось. Подполз ближе. Да это же Юрий Корсаков, борттехник. Он был мёртв, тело его уж остыло. Что же случилось?

Постепенно память стала возвращаться, восстанавливалась картина происшедшего. Метёлкин вспомнил, что после бомбардирования с высоты 4000 мет­ров, они с борттехником пошли к пулемётам. Поворачиваясь в блистерном пространстве, он нечаянно распустил парашют. О чрезвычайном происшествии до­ложил командиру корабля Н.А.Косенко. Тот посоветовал его отстегнуть. По­том последовал удар, и радист потерял сознание. «По всей видимости, – думал Метёлкин, – меня при падении загнало в хвост самолёта. Но мы же падали с высоты четырёх тысяч метров!»

Словно не веря своему непостижимому спасению, радист ощупал тело. Вроде всё цело, но страшно болит лицо и голова, а с черепа вроде сняли скальп. И в груди что-то колет. Выполз наружу. Правая плоскость самолёта задрана к небу, нос кабины сплюснут, и уткнулся в землю. Вот те на, а это что? Недалеко кучей метал­ла лежал «труп» второго самолета. Теперь всё стало понятно.

Не найдя остальных членов экипажа, Метёлкин решил уходить в горы где, как он предполагал, могут быть партизаны. Шёл медленно, иногда полз. В конце концов, выбился из сил, прислонился к дереву и задре­мал. Разбудил его рослый мужчина лет пятидесяти с ружьем. Седые усы, сло­вно крылья птицы, разбегались в стороны. Стал задавать вопросы на русском языке. Оказалось, что он чех, в первую мировую воевал в Сибири, был пле­нён. Метёлкин обрадовался этой встрече и доверился незнакомцу.

А это был Пекар. Услышав шум падающего самолёта, он, надеясь поживиться, дождался утра и пошёл к месту происшествия. О том, что в России воевал на стороне белых и о том, что красными был приговорен к расстрелу, он, конечно, Метёлкину не рассказал.

Пекар привёл лётчика в дом, налил стопку сливовицы, дал поесть. Однако принимать пищу из-за разбитых губ оказалось сущим адом. Пообещав отвезти гостя к партизанам, лесник устроил его на сене в пристройке, а сам стал готовить лошадей.

К партизанам Метёлкин не попал, ибо иуда-Пекар отвёз его в немецкую комендатуру города Топольчаны. Лётное обмундирование говорило само за себя, и не требовало дополнительных вопросов. Единственное о чём сожалел, так это о том, что, доверившись подлецу, отдал ему свой пистолет. Однако человеку, грохнувшемуся с высоты 4000 метров и оставшемуся в живых, не суждено было погибнуть, из рук предателя он попал в руки патриотов. Надзиратель тюрьмы Ян Млынек и его сын, тоже Ян, вначале перевели пленника в камеру к русским, а затем Ян-младший пробрался в отряд Зорича и сооб­щил, что Нестор Степовой жив, что несколько дней назад в тюрьме появился второй русский – лётчик по имени Николай.

Операцию по их освобождению Зорич поручил Даниле Грунтовому и чеху Алоизу Ковачу. Кроме них к делу подключился разведчик из соседнего пар­тизанского отряда под командованием Н.СЛаврика. Звали его Дюло Шкваренин. Операция завершилась успешно. Николай Семёнович Метёлкиин оказался на свободе. Лечился и воевал в партизанском отряде Зорича. 13 мая 1945 года вернулся в Советский Союз.

В конце марта 1945 года отряд Зорича оказался у разбитого самолёта Метёлкина. Возле него и возникла идея зайти к леснику. Змеёй извивался подлец, лгал, молил, но партизанский приговор был суров.

В первых числах апреля отряд Зорича соединился с частями Красной Армии. В предисловии к книге «Смерть и жизнь рядом» А.Н.Асмолов привёл некоторые итоговые цифры боевой деятельности разведчиков: «Партизаны разгромили 4 немецких военных штаба, взорвали железнодорожный мост, сож­гли 4 склада с боеприпасами и горючим, уничтожили два паровоза и 31 ва­гон, 29 автомашин и 5 немецких полевых радиостанций, взяли в плен 54 солдата и 18 офицеров, уничтожили в боях около 400 человек. Разведчики отряда разоблачили 10 шпионов и 8 тайных агентов гестапо».

Таков результат боевой работы разведывательно-диверсионной группы «За­рубежные», доставленной на аэродром «Три Дуба» одним из экипажей 1-го авиаполка. Кто это сделал, установить не удалось.

7. Брезно принимает грузы последний раз.

Между тем немецкое командование, воспользовавшись не слишком высокими темпами предпринятого советского наступления в Карпатах, продолжало стягивать к повстанческому району все новы и новые силы, и готовилось к решительным операциям. Рейхсфюрер СС Гиммлер предоставил в распоряжение командующего оккупационными войсками в Словакии генерала Хёфле свежие части СС и потребовал предпринять решительные действия против повстанцев. К середине октября, сконцентрировав здесь около 40 тысяч войск, гитлеровцы создали превосходство в силах и завершили под­готовку нового генерального наступления на контролируемую патриотами территорию.

Оно началось 18 октября, то есть в день, когда в основном завершилась переброска парашютно-десантной бригады. Бомбардировке подверглись Банска-Бистрица, Брезно и другие опорные пункты повстанцев. Затем наступление со всех напра­влений повели сухопутные войска.

Ожесточенные бои разгорелись за город Крупину. Здесь врагу противосто­яла бригада В.А.Егорова. Город удержать не удалось. Немцы начали теснить патриотов к Зволену. Возникла угроза окружения словацких частей и партизанских отрядов под Тельгартом. Неутешительные сведения поступали и из других участков повстанческого фронта.

Контролируемая территория сузилась до треугольника Банска-Бистрица – Брезно – Зволен. Фронт все ближе и ближе подходил к сердцу восстания – аэродрому «Три Дуба». В эти дни он оставался не только единственным ис­точником материальной поддержки, но и своеобразным символом морального вдохновения. Все, кто в эти тяжелые дни отражал натиск врага, вслушива­лись в гул прилетавших советских самолётов. Гудят – значит, помощь посту­пает, значит надо держаться.

Алексей Асмолов вспоминал: «И в этой тяжёлой обстановке было так при­ятно знать, что на аэродроме «Три Дуба» продолжают пребывать советские самолёты с оружием и боеприпасами, увозя в СССР раненых солдат и парти­зан, а также тех, кому нельзя было оставаться в Словакии. Самолёты при­летали вновь и вновь»[292].

Работа АДД на Словакию, начиная с 7 октября, продолжалась, с неболь­шим перерывом на пару нелётных ночей, целые десять дней. Проходила она в трудных погодных условиях, не всегда использовались потенциальные возможности авиакорпусов, но наиболее сильные экипажи все же летали, дости­гали аэродрома посадки или точки сброса, доставляя повстанцам так необ­ходимые военные грузы и так необходимый личный состав чехословацкой бригады.

И хотя основная задача по переброске воздушно-десантной бригады в основном была решена, потребность повстанцев в военных грузах оставалась большой. Вероятно, в связи с этим 17 октября командующий 1-м Украинским фронтом обратился к Верховному с просьбой продолжить работу АДД в интересах Словацкого национального восстания (документ 83).

Но с 18 октября метеообстановка вновь поставила мощный заслон на пути экипажей обоих авиакорпусов. И произошло это в самый критический период Словацкого национа­льного восстания, когда остров повстанческой территории катастрофически таял. В этот трудный для повстанцев период на сторону врага стала и не­погода. В районе аэродромов вылета, на маршрутах, а главное, в зонах Брезно и Зволена, господствовала десятибалльная облачность, шли дожди со снегом. В таких условиях было опасно выпускать даже разведчиков погоды.

Но они каждый вечер уходили на запад, как правило, с грузом, иногда его удавалось сбросить, но зачастую он возвращался на аэродром вылета. Разведчики взлетали, их известий ждали командиры всех степеней и штабы всех уровней, более тысячи человек лётного состава, сотни инженеров, техников и механиков, около двухсот самолетов Ли-2 и Б-25.

Пока разведчики пробивались к целям, вся эта огромная масса людей и техники замирала в томительном ожидании, готовая, после зелёной ракеты ринуться на запад, в район Зволена и Брезно. Но наземные радисты принима­ли такие сведения о погоде, по которым можно было сделать только одно – приказать дежурному штурману на КП дать красную ракету. Прочертив небо­свод, она перечёркивала всю подготовительную работу тысяч людей на аэрод­ромах вылета, сотен людей на точках приемов грузов.

В ночь на 18 октября для 4-го авиакорпуса разведку погоды произвёл Алек­сей Прилепко. К цели не пробился. От 5-го авиакорпуса эту задачу выполнял экипаж 23-го авиаполка С.Р.Усачёва (штурман А.З.Савельев). Все настойчивые по­пытки сесть на аэродроме «Три Дуба» не увенчались успехом. Доложив по рации состояние погоды, он вернулся с грузом. Из 19 самолётов 53-й авиадивизии выгрузилось 30 человек, и было снято 21.450 кг имущес­тва.

Вряд ли кто так сожалел о невыполненном очередном задании, как замес­титель командира эскадрильи 336-го авиаполка Александр Николаевич Котелков. Для этого у него была своя, сугубо личная причина – ему оставалось несколько боевых вылетов до круглой цифры, до 250. Но делать нечего, «округление» пришлось отложить до лучших времён.

На Ионичи начали перелетать 23 Ли-2 54-й авиадивизии. Большинство из них уже сели, когда немцы повели обстрел аэродрома из дальнобойных орудий. Вначале снаряды ложились с перелётом, но вскоре на высоте 2000 метров по­явились четыре «Me-109» и начали корректировать огонь. Артиллерия стала бить точно по стоянкам Ил-2.

Оценив обстановку, начальник штаба авиакорпуса Владимир Богданов приказал немедленно вывести самолёты из-под удара. Только что севшие Ли-2 поднялись в воздух и ушли на свои аэродромы. В результате обстрела на Ионичах противник уничтожил 4 и повредил 8 самолётов частей ВВС.

В то время, когда самолёты авиадивизии возвращались с подскока на свои базовые аэродромы, в Глинянах, где располагался штаб соединения, вновь произошла стычка с бандеровцами.

В 20.50 роту HKBД, возвращавшуюся с операции из района Куровицы, вне­запно обстреляли из засады. Нападающие вели огонь из автоматов, винтовок и пулемётов. Завязалась перестрелка. На юго-восточной окраине Глинян от трассирующих пуль загорелось несколько домов.

Старшим на основном аэроузле оставался начальник штаба авиадивизии Шейхов. Командир соединения Щёлкин в это время перелетел с подскока на аэродром 7-го авиаполка, а оттуда, взяв с собой шестерых автоматчиков, выехал на автомашине в Глиняны. Предупредить его о нападении бандеровцев не успели – он был уже в пути.

Дата добавления: 2015-10-28