Не менее трудный октябрь 3 страница

- Да, многие штурмана говорили, что привод слабоватый, не «Ястреб, а скорее «Ворона».

- Радист, запроси погоду в районе цели!

Тем временем на высоте полёта появилась облачность. Штурман перешёл на ориентацию по приборам.

- Командир, в районе цели ясно!

Бобрышев встал, размялся, затем вышел к пассажирам. Они прильнули к смотровым окнам. Лётчик заверил их, что скоро будут дома. На лицах людей появилась улыбка. В салон вышел Черешнев:

- Командир, время снижаться.

Бобрышев сел на рабочее место, взял управление самолётом в свои руки, ввёл его в спираль. Дрогнула и побежала стрелка высотомера: 2200, 2000, 1800. В кабине тихо, все ждут, работают практически только лётчики.

- Единица, вы над нами, продолжайте снижение!

Штурман откинулся на спинку сиденья, на несколько секунд прикрыл глаза, Его дело, можно сказать, сделано. Бобрышев посадил машину, зарулил на стоянку. Борттехник Н.И.Палладий установил моторам наименьший режим и побежал к выходной двери, но там уже столпились словаки и о чем-то возбужденно говорили.

Борттехник все же протиснулся к двери, нажал на ручку. Свежий воздух вор­вался в салон самолёта. А пассажиры, не дожидаясь лесенки, посыпались на землю. Возгласы, объятия. Еще одна частичка бригады прибыла на Родину. Получив разрешение, Бобрышев порулил на старт.

Прилетевших воинов встречали те, кто прибыл еще 27 сентября. Некоторые подробности этого волнующего события приводит в своей книге М.Глидер. «Шестого октября погода, наконец, улучшилась, и мы услышали рокот са­молётов в небе. Бросив «поливку» (суп) мы помчались на аэродром. Из Бадина привезли кухни, каждый прилетающий получал кофе. Самолёты садились и взлетали беспрерывно…В темноте, освещаемой только условными знаками и ракетами, люди искали друг друга, кричали. Прибывшие рассказывали, что они измучились в Кросно, ожидая вылета. Всё время слышалось: «наздар!» (здравствуй). Выгрузка производилась с предельной быстротой, лётчики при­нимали в ней участие. Появились на земле мины, миномёты, пушки, снаряды, «виллисы», зенитки, боеприпасы. Вcё это отправлялось в части»[234].

В ночь на 7 октября подтвердилась информация генерала Белянова, поступившая ещё неделю назад, о том, что немецкая противовоздушная оборона пытается дезориентровать работу наших лётчиков на маршруте к цели. В районе Попрада некоторые экипажи засекли работу светомаяка-мигалки, ко­торый при появлении наших самолётов клал луч в противоположную направлению полёта сторону. Когда самолёт подходил ближе, луч перебрасывался в сторону курса следования, включались прожектора, пытавшиеся поймать цель.

Кроме этого, в этом же районе было организовано патрулирование ночных истребителей. Не обошлось без воздушного боя. Экипаж 340-го авиаполка коман­дира корабля М.Я.Христофорова на обратном пути в районе Бобры на высоте 3100 метров подвергся нападению сразу двух «Ю-88». Немецкие лётчики попытались атаковать Ли-2 в хвост, зайдя сзади снизу с разных сторон. Они открыли огонь с дистанции 500 метров, но стрелки были начеку и дружным огнём отбили все атаки, а Христофоров и правый лётчик А.А.Беляев потерей высоты увели машину в облака[235].

В эту ночь два экипажа 54-й авиадивизии потеряли ориентировку. Один из них – разведчик погоды 7-го авиаполка командира корабля Л.А.Фалалеева. Выполнив отлично задание, взлетели с аэродрома «Три Дуба» при ясной погоде, и взяли курс домой. Через час полёта пошла облачность, земля еще некоторое время мелькала в её разрывах, а затем исчезла из виду. Штурман Василий Алимпиевич Кондратенко, углубившись в расчёты, шелестел картой за спиной Фалалеева.

Мерно гудели моторы, чутко несли свою контрольную службу приборы, плотная облачность оберегала машину от прожекторов, зенитной артиллерии и истребителей. Ни полет, а удовольствие! Передав управление лётчику Василию Панкову, Фалалеев встал с рабочего места, расслабился.

- Что-то я продрог!

- В Ташкент бы, – мечтательно протянул фразу борттехник Михаил Мальковский. – Дыни там сейчас.

- Дыни уже отошли!

... Ташкент – родина Фалалеева. Год назад ему чудом удалось побывать там. И устроил ему это «чудо» командир авиаполка. При переучивании на Ли-2, Езерский вывозил Фалалеева на командира корабля. После контрольного полета сказал:

-Собирайся, Лев Андреевич, в Ташкент за новым самолётом.

Три года не был лётчик дома. Война, конечно, изменила город, но Ташкент – всё же город хлебный. Родители – Андрей Семёнович и Мария Василь­евна – жили рядом с базаром. А там, на прилавках – чего только нет! Вот и привёз тогда с собой несколько дынь. Показались они ребятам наивысшим блаженством...

Командир сел в кресло, поставил ноги на педали, посмотрел за борт.

- Штурман, не пора ли снижаться?

Кондратенко молчал.

- Штурман!

- Командир, что-то я не пойму где мы находимся!

- Как так? Давай пойдем вверх, там звёзды, луна!

- Горючего осталось на тридцать минут, – доложил борттехник.

- Мальковский, докладывай о наличии горючего через каждые пять минут. Фалалеев взял штурвал в свои руки. – Снижаемся!

Облачность пробили на высоте 1200 метров, осмотрелись, но восстановить ориентировку по наземным ориентирам не смогли. Не теряя драгоценных минут, Фалалеев дал максимальный угол снижения. Вскоре зажглась красная лампочка. Времени для выбора места посадки практически уже не оставалось, поэтому командир корабля решил садиться прямо перед собой. Уже на планировании заметив, как ветер сносит машину влево, включил фары. Встреча с землей была далека от идеальной, машина чуть не зарылась носом в грунт, рубанув по нему винтами. Ос­тановились, выключили моторы. Выходить не хотелось. Первым молчание на­рушил штурман:

- Это я во всём виноват! Сволочь я! Простите, ребята... Какой я гвар­деец! – Кондратенко расстегнул куртку и стал отвинчивать гвардейский знак.

- Кончай ломать комедию! – прикрикнул на него Фалалеев. – Все мы вино­ваты! Не стреляться же теперь из-за этого. Давайте выяснять, где мы.

Кроме погнутых винтов самолёт практически был исправен. Дождались рас­света, когда очертания местности приобрели зрительную осязаемость, стало очевидным, от какой неприятности удалось уйти: в тридцати метрах справа от самолёта находился крутой овраг.

- Боковик нас спас, ты помнишь, Василий, – обратился командир к правому лётчику, – как нас несло на посадке влево? Могли сесть прямо в овраг.

- А еще могли сесть вон на то село! – Штурман бросил окурок папиросы, задавил его носком сапога. – Пойду выяснять, куда нас занесло.

- Только Мальковского с собой не бери.

Эта реплика радиста вызвала смех, разрядила обстановку. Все помнили тот случай, когда борттехник полетел на боевое задание с другим экипажем, и их сбили. Приземлился он прямо на окраине села, на своей территории, и был пленён… женской частью деревни. Все его клятвы о том, что он русский, произносимые на чистом русском языке, не имели никакого воздействия – бабоньки молотили пришельца с небес всем, что было в руках – в воздухе мелькали женские кулаки, кофты и палки, лилась словесная брань:

- Ах ты, фашист поганый, какой ты, гад, русский, у нас таких рыжих от­родясь не видали! Бабоньки, раздевайте его, посмотрим, везде ли такой ог­ненный!

Прикрывая свою рыжую голову, этот объект раздражения, руками, Мальковский в конце концов рассвирепел:

- Ах вы, сучки!

Это была своевременно брошенная граната – женская атака вмиг захлеб­нулась.

- А он и впрямь русский! Соколик ты наш!

Сменив гнев и агрессивность на ласку, женщины повели лётчика кормить…

Через полтора часа со стороны села к самолёту направилась подвода. Белокурая голова возницы подсказывала, чти это Кондратенко. Он лихо под­катил к ожидавшим его товарищам, натянул вожжи.

- Т-пр-у-у! Карета подана!

- А. где шлем?

- Мальчонке подарил! А сидим мы южнее Луцка, он вон там, за пригорком, всего в четырёх километрах. Председатель колхоза приглашает в гости.

- Свяжитесь по рации с командным пунктом, доложите наше место призем­ления и обстановку, а уже потом поедем в деревню.

Председатель колхоза, бывший танкист, списанный по ранению, отнёсся к лётчикам с пониманием. Устроил всех к одинокой пожилой женщине, выписал провиант - поросёнка, мёд, муку. Экипаж тоже не остался в долгу: когда к вечеру у села приземлился командир эскадрильи Яланский, слили с его самолёта на сельскохозяйственные нужды бензина и масла. Поделились и спиртом. Яланский увёз погнутые винты, а через два дня доставил к месту вынужденной посадки новые, привёз и горючее. К вечеру вернулись в Буск.

Неудачным оказал вылет в Словакию и для молодого командира корабля этого же авиаполка А.А.Хестанова. До этого он и штурман Ф.П.Рыбин совершили всего по десять боевых вылетов. О выполнении задания на «Три Дуба» донесли по радио, загрузили раненых, благополучно взлетели и взяли курс на свой аэродром. В 03.55 от радиста поступила радиограмма: «На борту раненые, приготовьте санитарку». В 04.17, находясь над своим аэродромом, неожиданно стали уточнять курс. Прошло 27 минут, и радист самолёта вновь появился в эфире. На этот раз он запросил погоду, которую ему тут же передали. После этого связь с самолётом прекратилась.

Лишь утром всё прояснилось: экипаж просто-напросто блуданул. Углубив­шись далеко на восток и выработав горючее, пошли на вынужденную прямо в поле. Редко бывает, чтобы впереди, когда экипаж садится прямо перед собой, не было препятствий. Не минула сия неприятность и Хестанова: посчитав плоскостями телеграфные столбы, самолёт застыл у деревни Зенково, в 35 километрах от Проскурова (ныне Хмельницкий. С.А.).

Выскочили из самолёта, чтобы осмотреть результаты аварии. Они ока­зались более, чем серьёзные: деформированы плоскости и в бараний рог за­вернулись перья винтов. О самостоятельном вылете не могло быть и речи. Дождавшись рассвета, пошли в деревню, с большим трудом установили связь с Львовом и доложили о случившемся. Сельчане, узнав, что на борту ранение словаки, потянулись к самолёту кто с чем. Несли горячую картошку, молоко, хлеб, сало. А кто и просто так – посмотреть на братьев-славян.

Произошла неприятностью в 29-м авиаполку, который отрядил на боевое задание десять самолётов. Среди них был и Ли-2 командира корабля И.И.Полякова. В обратный рейс Чирсков доверил ему раненых.

Их подвезли на машине, разгрузили. Отъезжая от самолёта в спешке, во­дитель кузовом задел правую часть руля глубины, повредив две нервюры. Даже те словаки, которые не знали по-русски ни одного слова, сразу дога­дались, что бортовой техник произносит матерные слова. Сыпал он ими долго, даже после того, как в конец растерявшийся шофёр увел машину прочь от места происшествия. Раненых увезли на другие самолёты, а экипаж стал думать, как ремонтировать свой Ли-2.

В эту ночь не выполнили задание по причине сложных метеорологических условий 15 экипажей авиакорпуса.

Приземлившиеся 42 самолёта доставили на «Три Дуба» 334 человека личного состава бригады и 43060 кг груза (вооружение, в том числе три противотанковых пушки, боеприпасы, медикаменты, горючее, масло для самолётов 1-го чиап). Обратными рейсами в Советский Союз прибыло 127 человек (70 раненых, 10 человек медицинского персонала и 47 человек личного состава 2-й воздушной армии) и 700 кг различного груза[236].

Завершилась трудная, результативная и, вместе с тем, с большими неприятностями боевая ночь. Штабные службы частей и соединений составили боевые донесения, они сошлись в корпусах, а оттуда ушли в штаб АДД. Утром общие сведения по итогам вылета поступили в Ставку. Впервые с начала Зволенской операции небо Словакии приняло в свои просторы 93 советских самолёта. Экипажи двух авиакорпусов АДД доставили повстанцам 334 воина бригады и 54311 кг различных военных грузов. Обратными рейсами в СССР улетело 127 человек.

Затих, успокоился аэродром «Три Дуба». Личный состав групп обеспечения, уставший до чёртиков, лег спать. Не раздеваясь, рухнул на кровать и Чирсков. Он, оперативная группа, да и все, кто обслуживал ночную работу аэродрома, отработали с максимальной отдачей сил.

В этот день командующий 1-м Украинским фронтом подписал приказ командирам партизанских отрядов, действующих в Средней Словакии, об их оперативном переподчинении командующему 1-й словацкой армией (документ 80).

2. «Министерские» полеты.

А погода никак не устанавливалась, вновь став с утра 7 октября головной болью синоптиков и командиров всех степеней. Если в районах бази­рования аэродромов она была сносной, то на маршруте, по московскому про­гнозу, на грани срыва боевого задания. Тем не менее, подготовка к вылету шла полным ходом.

4-я авиадивизия отрядила для полёта в Словакию 35 самолетов. Первым в 18.16 аэродром покинул Б-25 под управлением А.Прилепко. Вопреки данным из Мос­квы, на маршруте за линией фронта экипаж встретил ясную погоду с види­мостью от пяти до шести километров. Руководствуясь этой информацией, ко­мандир авиадивизии дал разрешение на вылет всей группе.

Ещё не затих над Калиновкой звук взлетевшего последнего самолёта, как на КП пришло сообщение от Прилепко: «Цель закрыта, видимости нет, груз не сбросил, возвращаюсь». Кожемякин, Усачёв, Матвиенко и Вартаньян думали пять минут. Возвращать или нет? Жалко перечёркивать огромный труд нескольких сотен людей, жалко, что повстанцы не получат столь необходимый груз, но уж если сам разведчик погоды не сбросил свои ПДМ, а это экипаж Прилепко (!), то надо самолёты возвращать.

Приказание по радио передали циркулярно, его приняли все, кроме радиста из экипажа 335-го авиаполка В.А.Сорокина. Продолжая полёт, он пришел на Брезно в 23.23. Цель закрыта сплошной облачностью. Несколько кругов в надежде на «окна», но под крылом – сплошная темень. Разворот и уход домой.

Командир 5-го корпуса генерал И.В.Георгиев после завтрака зашёл в кабинет начальника штаба. Вместе стали прикидывать возможности. Анализ, проведённый накануне, показывал, что на задание можно будет подготовить 80 самолётов, однако к утру стало понятно, что 76 – это максимум. В дверь постучали, вошёл шифровальщик.

- Разрешите, товарищ генерал, шифровка.

Георгиев взял телеграмму. От имени командующего АДД Перминов приказывал: «Для эвакуации из Словакии ответственных чехословацких работни­ков и государственных ценностей, используйте обратные рейсы ваших самолётов, которые перебрасывают чехословацкую десантную бригаду на аэродром «Три Дуба». Георгиев протянул документ полковнику Богданову:

- Вероятно, там совсем туго, раз уже дошло до этого. Надо предупредить лётный состав, а Чирскову передать, чтобы эту задачу поручал опытным.

- Сделаю, Иван Васильевич! А я только что переговорил с Перминовым, он просит обеспечить максимум удобств для чехословацких министров и генерала Виеста при их переброске в Словакию.

- А кто их повезёт?

- Экипажи я не знаю, я только дал команды в полки: министров поручил Филину, а Виеста – Езерскому.

- А ты, Владимир Карпович, прозвони сейчас и узнай, кто конкретно.

Через несколько минут командиры полков доложили: министров везут Яблоков и Слепцов, а Виеста – Коротков.

- Что ж, ребята сильные! Ну ладно, я пошёл к себе, а ты возьми под свой контроль эти «министерские» полёты. Давай подпишу боевое распоряжение.

В 53-й авиадивизии его принял начальник оперативного отдела И.И.Федорин. Документ поступил в 14.30, а уже через час его довели до всего лётного состава. Командир авиакорпуса предписывал выделить для десантирования чехо­словацкой бригады 40 самолетов, из них 20 Ли-2 с лучшими экипажами поса­дить на аэродром Кросно, 11 – на Ясенки и 9 должны уходить с базовых аэродромов. Старшим на Кросно назначался командир 23-го авиаполка Шамраев, на Ясенки – командир соединения Лабудев. Слепцову и Яблокову надлежало перелететь на Ионичи для переброски представителей чехословацкого правительства.

Приказ о выделении 40 самолетов командование авиадивизии выполнило. 31 из них взлетел для перелета на аэродромы подскока, но завершили его не все.

В 16 часов с Черлян поднялся и взял курс на Кросно самолет под управ­лением командира корабля Б.Ю.Зильбермана (23-й авиаполк). После взлёта радист установил связь с KП, но больше в эфир не вышел. Самолёт и экипаж, как в воду канули. Все предпринятые меры по поиску результатов не дали. Долгие месяцы их считали пропавшими без вести. Во всех отчётных документах высказывалось предпрложение, что самолёт перехватил истребитель противника и сбил его. Так оно и случилось. Ситуация прояснилась лишь после войны, когда в авиаполк из плена вернулись радист В.Н.Новиков и стрелок А.П.Попов, а затем борттехник В.А.Голубкин.

Из их рассказов установили, что при перелёте с аэродрома на аэродром, в условиях светлого времени, штурман умудрился потерять ориентировку. Начали восстанавливаться и, по всей видимости, ослабили бдительность. Над линией фронта в районе Ясло, совсем рядом с Кросно (!), на Ли-2 на­пал истребитель. Что и говорить, добыча для немецкого лётчика оказалась легкой. Бомбардировщик загорелся и упал.

Штурман С.В.Сухинин и лётчик Г.И.Елистратов погибли, судьба команди­ра корабля осталась неизвестной, а стрелок, радист и борттехник попали в плен. Попова освободили части Красной Армии 17 марта, Новикова – амери­канцы 14 мая, Голубкин же прибыл в полк 13 июня 1945 года.

Так, поверхностное знание своего дела, невнимательность и халатное отношение к своим функциональным обязанностям привели к срыву боевого за­дания, гибели одной части экипажа и трагедии в личной жизни другой.

По причине отказа материальной части на задние не смог улететь экипаж 23-го авиаполка командира корабля М.И.Мишина. Остальные 29 самолётов авиадивизии благополучно сели на аэродромах подскока и приступили к погрузке личного состава чехословацкой бригады.

Вылет с аэродрома Кросно затянулся по причине несвоевременной доставки грузов. Это привело к тому, что часть самолётов попала под обстрел дальнобойной артиллерии противника. Немцы били точно, часть разрывов пришлась на лётное поле Григории Шамраев, находившийся на старте, приказал не успевшим взлететь командирам кораблей С.А.Лукьяненко, Е.Г.Мурашову и И.И.Лобачеву увести машины в сторону от ВПП и дожидаться окон­чания обстрела. Прекратился он в 23. 00. Но к этому времени погода на Кросно испортилась, и экипажи на задание не ушли.

Курс на Словакию держали 35 самолетов 53-й авиадивизии, из них посадку произвели только 19. Расскажу, как выполняли задание отдельные экипажи. Начну с «министерских» полётов.

О том, как создавалась команда Уполномоченного чехословацкого правительства для освобождённой территории Чехословакии, её составе и прибытии в Москву уже говорилось. Рассказал я и о том, как решался вопрос о её переброски в Словакию. Однако отлёт делегации затянулся. Дата её убытия из Москвы отражена в депеше Фирлингера своему шефу в Лондон, отправленной 23 сентября: «Сегодня, в субботу, мы проводили на аэродром первую часть делега­ции во главе с Немецем. Улетели все, как об этом и просили, в прекрасном настроении, будут на месте на третий или четвертый день. По просьбе Немеца, уже сегодня подал прошение, чтобы оставшаяся часть делегации могла вылететь как можно быстрее».

Предположение Фирлингера не сбылось. Ответа на вопрос почему делега­ция задержалась в Советском Союзе дольше возможного отлёта, я не нашёл. Ни в тех документах, которые уже опубликованы, ни в тех, которые исследованы мною в архивах.

А возможности улететь были. В ночь на 27 сентября на аэродроме «Три Дуба» приземлились 13 Ли-2. Среди прибывших в Словакию ста шести человек, чле­нов делегации не было. Вполне допустимо, что они летели на тех самолётах, которые вернулись, но, по крайней мере, архивными документами этот факт не зафикси­рован. Реальная возможность улететь имелась и в ночь на 7 октября, когда аэродром «Три Дуба» принял 334 воина чехословацкой бригады. Но и на этот раз их среди прилетевших не оказалось. Ну а в ночь на 8 октября вылет делегации состоялся, документы Подольского архива это зафиксировали.

Везти высокое начальство предстояло Юрию Яблокову. Экипаж тщательно подготовился к полёту, а затем вместе с наземными техниками и механиками учинили на Ли-2 генеральную уборку.

Перелетели на Ионичи в полковой группе. Здесь и произошло знакомство с пассажирами. О том, как это было, и о самом полёте рассказывают его участники.

Юрий Михайлович Яблоков: «Командир полка дал задание – перевезти в Словакию членов правительства, которые прибыли из Лондона. Мы в готовно­сти ожидали у самолёта. Провожала их целая свита. Министр Немец и док­тор Дртина – среднего роста, похожи друг на друга, средней упитанности. Генерал Нижборский – высокий, худощавый, чувствовалось, что обладает фи­зической силой. Когда они вошли в самолёт, то я предложил министру Немецу надеть парашюты. Он ответил, что надеется на русских лётчиков и что парашюты им не нужны.

При перелёте линии фронта нас пощупали прожектора, ранее их там не бы­ло. Когда пришли на цель, то аэродром оказался закрыт облачностью. Вверху звёзды, а внизу тьма, только под облаками периодически появлялось светлое пятно от выпущенных зелёных ракет. И вот на это пятно с курсом «О» граду­сов, с высоты З000 метров надо пробиться вниз. При малейшем отклонении, будешь в Карпатах. Нижний слой облаков 400 метров. Только на этой высоте увидели посадочное «Т». Минитры были доставлены на аэродром «Три Дуба».

А вот как описывает этот полёт штурман Константин Петрович Севастьянов: «В ночь на 8 октября у нас на борту находились высокие пассажиры. Нам говорили, что они были членами «велительства» (правительства) и перебрасывались туда для непосредственного руководства восстанием. С ними были 12 солдат охраны. Мне почему-то запомнился приветливый толстячок Дртина.

Так вот, когда они сели в самолёт, я обратил внимание, что у них троих есть парашюты. Я предложил их надеть и застегнуть лямки. Но они, кажется доктор Дртина, ответил, что с русскими лётчиками лететь не бо­ятся и засунули свои парашюты под скамейку. Это обстоятельство, а ещё то, что солдаты спасательных средст не имели, заставило и наш экипаж сбросить с себя лямки и убрать свои парашюты в багажник».

Мне остается только добавить, что Яблоков затратил на весь полёт туда и обратно 4 часа и 50 минут.

Второй «министерский» полет произвёл экипаж Сергея Слепцова (штурман Иван Косогин). В Ионичах на борт Ли-2 поднялись два представителя делегации – член Государственного Совета Ф. Гала и депутат И. Вала – и семь человек личной охраны. У пассажиров набралось 600 кг личных вещей. В 21.26 экипаж приземлил свой самолёт на аэродроме «Три Дуба».

Таким образом, два экипажа 1-го авиаполка доставили в Словакию основную часть аппарата Уполномоченного чехословацкого правительства на освобождённой территорий во главе с Ф.Немецем.

В эту ночь этот полк работал и в интересах НКГБ Украины. Три экипажа перебросили 32 человека и 1680 кг груза. Работу двух мне удалось раскрыть.

Осенью 1944 года сотрудники 4-го Управления НКГБ Украины сформиро­вали разведывательно-диверсионный отряд под командованием кадрового офи­цера Красной Армии П.В.Фёдорова, имевшего опыт партизанской борьбы.

Шёл Павлу Васильевичу двадцать восьмой год. На партизанскую тропу стал ещё в августе сорок первого, когда попал в окружение. Он бил врага в его тылу, возвращался на Большую землю, получал новое задание, прыгал за ли­нией фронта с парашютом и вновь бил непрошеных гостей.

Среднего роста, плотно сбитый, обладал незаурядной выносливостью. Добрый по натуре, внешне всегда спокойный, он, в критические минуты, мог быть требовательным и жестоким.

На должность начальника штаба чекисты подобрали молодого, но уже дос­таточно опытного партизана Владимира Францевича Кадлеца. И хотя ему шел всего лишь двадцать первый год, он, дважды побывав в тылу врага, многое умел и многое сделал.

15 мая 1943 года разведывательно-диверсионная группа имени Д.Давыдова в десять человек под руководством Матиенко десантировалась в расположе­ние партизанского отряда на территории Черниговской области. Пожалуй, не хватит и страницы, чтобы только перечислить всё содеянное этим отрядом за десять месяцев пребывания в тылу. Приведу только один, естественно, наиболее яркий пример диверсионной деятельности десантников.

19 и 20 декабря Кадлец, как минёр, с группой прикрытия подорвал на участке железной дороги Сарны – Лунинец два эшелона с живой силой. Потери врага оказались внушительными: уничтожено два паровоза, семь платформ с танками и две с вездеходами, двадцать один вагон для перевозки личного состава, убито и ранено 622 человека.

Конечно же, это была удача, но она сама по себе не приходит. Без риска, смелости и отваги удача пройдет мимо. К выходу на Большую землю на груди у Кадлеца красовались две награды – орден Красной Звезды и медаль «Пар­тизану Отечественной войны» первой степени. Шёл парнишке в ту пору всего лишь двадцатый год.

18 мая 1944 года Кадлец на самолёте вновь пересекает линию фронта и приземляется на парашюте на территории оккупированной Польши. Его группа в 24 человека влилась в состав партизанского отряда особого назначения имени Кармалюка под командованием Героя Советского Союза 3.М.Яремчука.

За короткий период времени партизаны пустили под откос на участке железной дороги Перемышль – Жешов 17 вражеских эшелонов.

В отряде и познакомились Фёдоров и Кадлец – командир и начальник шта­ба будущей десантной группы. После выхода из тыла приехали в Киев. Уже на следующий день Владимира Францевича пригласили в 4-е Управление госбезопасности Украины. Не успев полностью привести себя в порядок, как был в мундире польского покроя, так и явился к И.Д.Пет­рову. Капитан попросил гостя рассказать о работе за линией фронта. Слушал внимательно, не перебивая. Затем сказал:

- Всё, что надо о вас знать, товарищ Кадлец, мы знаем. Буду откровенен, вы нам нужны, вы и ваши знания чешского и немецкого языков. Предлагаем вновь за линию фронта, вижу, вы уже и сами догадались куда. Да, на этот раз в Чехословакию. Где там родился ваш отец?

- В Великих Карловицах, по-чешски – это Велке Карловиче.

- Что вы знаете об отце?

- Очень мало. В первую мировую воевал в составе австро-венгерской ар­мии против России, под Луцком сдался в плен, на родину не вернулся, женился на Анне Моцек, она тоже чешского происхождения.

- А родственники там есть?

- Есть, но я о них ничего не знаю.

- А знать надо, так как мы планируем выброску вашей группы именно туда, где родился ваш отец. Вы понимаете, как это обстоятельство может помочь группе. Если согласитесь лететь, зачислим в наше управление, дадим недель­ку для поездки к матери, узнаете все подробности о родственниках, знако­мых. С ответом не тороплю, поразмышляйте пару дней.

«А что размышлять, – подумал Кадлец, – надо лететь. Однако от времени, данного на размышление, не отказался. Решил посоветоваться с другом Павлом Фёдоровым, с которым только что вышел из-за линии фронта. Он его ценил и уважал. Там, в отряде Яремчука они были на равных – оба возглавляли диверсионные группы. Но Фёдоров был постарше, поопытней, да и кадровый все-таки. Поэтому Кадлец ему и предложил:

- Давай, Павел так: полетим вместе, ты – командиром, а я твоим замес­тителем или начальником штаба.

Фёдоров согласился. Пошли к Петрову, от него к начальнику Управления Сидорову. У него и получили добро на формирование группы в восемь чело­век без радистов. После раздумий и бесед с теми, кого хорошо знали, проявился её состав: командир П.Ф.Фёдоров, комиссар В.Е.Букин, начальник штаба В.Ф.Кадлец и пятеро подрывников – А.М.Белов, Д.К.Кулеш, Н.З.Болотин, А.И.Данилов, Б.О.Жижко. Поселились на улице Чкалова и нача­ли подготовку.

Она была конкретной, в соответствии с заданием. В остальном же ребята, побывавшие за линией фронта как минимум по два раза, подобрались боевые. Взять xoтя бы Алексея Белова – на груди орден Ленина. Такая награда в pacшифровке не нуждается. У Дениса Кулеша два ордена и одна медаль. Имели боевые отличия и другие бойцы. Комиссар Валерий Букин – кадровый офицер, артиллерист. С такими лететь в тыл можно.

Завершив основные дела, Кадлец поехал к матери в село Бобры Полесского района. Уж кого-кого не ожидал там встретить, так это старшего брата. Оказалось, что его, когда в Советском Союзе начала формироваться чехословацкая воинская часть, командование артиллерийского дивизиона направило в Бузулук. В составе бригады принял бой под Соколово, получил ра­нение и после излечения оказался дома. А вот тех, кого собирался увидеть, сестёр Нину и Эмму, дома не оказалось, их фашисты угнали в Германию. Не увидел дома и отца, воевавшего на одном из фронтов.

После того, как улеглись первые волнения от встречи, сын, как бы мимо­ходом, подвёл мать к воспоминаниям. Анна Вячеславовна охотно окунулась в свою и отцовскую молодость.

Родственники Франтишека и по сей день там – рассказывала она – а во­обще сейчас... Это только богу известно. Да и не знакома я с ними, не до­велось. А отец, ты сам знаешь, домой после плена не вернулся. А потом мы встретились и поженились.

Матери Володя не рассказал о предполагаемой заброске в Чехословакию, а вот брату открылся. Кое-что разузнал и у него. Беседовали до поздней ночи. Перед сном, уединившись, Владимир записал всё, что нужно было зна­ть об отце и его родственниках. С этими данными он и явился вместе с Фёдоровым в кабинет Петрова.

- Вот и хорошо, что съездили – и мать повидали, и дело сделали. Вот сюда, – Петров наклонился к карте, – мы вашу группу и десантируем, это недалеко от того места, где родился ваш отец, товарищ Кадлец. Может быть, придётся установить контакт с вашими родственниками, это поможет делу.

Дата добавления: 2015-10-28