Не менее трудный октябрь 2 страница

Вторая радистка группы Лидия Федоровна Захарова (позже Зеленкина), она же – «Зорька». Ей исполнилось двадцать. Радиоделу обучалась вместе с Ве­рой Вронской. Ей бы родиться мальчиком, ибо отличалась боевым характером хозяйственной стрункой. Имена остальных членов группы Вронская вспомнить не смогла.

В связи с нелётной погодой разведчики провели на аэродроме Львов це­лые сутки. Начальство решило перебросить «Бывалых» двумя самолетами. Пер­вую десятку бойцов возглавил Морозов, сюда вошла и Вронская. Вторая часть группы убывала под руководством Орлова.

РО НКГБ была известна своенравная погода на аэродроме «Три Дуба», поэтому руководство решило, на случай невозможности посадки, группу десантировать. Весь груз, в связи с этим, упаковали в ПДМ.

Как только зелёная ракета прорезала тёмный небосвод, разведчики нача­ли пристёгивать парашюты и загружаться. Вронской помогал инструктор. Про­ходивший мимо командир корабля остановился и спросил:

- Так мы, что и женщину везём?

Вера на секунду опешила, но тут же с вызовом ответила:

- Да, женщина! И ничего плохого в этом не вижу!

Лётчик, поднимаясь в самолет по лесенке, в сердцах бросил безадресно:

- Просил же не подсовывать мне баб!

Вера, не зная наивных причуд лётной братии, восприняла эту краткую перепалку как оскорбление и поднялась в салон в плохом настроении.

Полёт протекал в основном нормально, правда, над линией фронта, когда попали под зенитный огонь, и лётчики стали бросать машину из стороны в сторону, пришлось немножко поволноваться. Весь путь гадали: примет аэродром или всё-таки придётся прыгать с парашютами. Успокоились лишь в конце по­лёта, когда кто-то из членов экипажа вышел из пилотской кабины и сказал, что скоро будем снижаться для посадки.

Десять дней «Три Дуба» не принимали самолёты, к тому же произошёл разрыв в доставке личного состава бригады, поэтому те, кто прилетел раньше, почти все оказались на аэродроме. Члены группы Морозова, как только спрыгнули на землю, попали в объятия встречающих. Чьи-то сильные мужские руки закружили Веру Вронскую. Услышав девичий визг, словак еще сильнее стиснул незнакомку и своей щетиной, словно рашпилем, неско­лько раз прошелся по её щекам. Затем уже кто-то другой чмокнул её в губы, вновь закружил, а затем бережно поставил на землю. Совершенно неожиданно, когда страс­ти уже улеглись, перед Верой появился командир корабля.

- Вы уж меня простите, хорошая, но у нас в авиации есть примета: жен­щина на борту – быть беде.

- Да что там вспоминать!

- Должен вам сказать, что вы будете жить долго.

- Почему же?

- Вы – первая пассажирка, с которой полёт прошёл удачно.

- Что ж, почаще возите женщин!

Разведчиков увезли машиной и разместили в какой-то казар­ме. К середине ночи выяснилось, что вторая часть на аэродром не прибыла. Именно вернувшийся во Львов экипаж Звездина и не доставил её к месту назначения. Морозов решил ждать их прилёта.

Основная же группа кораблей, работавших на Словакию, перелетела на подскок Ясенка и Ионичи. После приземления командир корабля 340-гo авиаполка М.Н.Бектурсинов нарулил на воронку от взорвавшейся бомбы и погнул винты. От полёта в Словакию был отстранён.

Переброска бригады осуществлялась строго по плану. В его основу поло­жили принцип одновременной отправки одного подразделения со всем штатным вооружением и комплектом боеприпасов. Посадка личного состава и загрузка имущества также производились по разработанной схеме.

В ночь на 7 октября к перелёту подготовилась часть личного состава 2-го батальона. Первым под загрузку стал Ли-2 командира корабля Л.А.Фалалеева (7-й авиаполк). Экипажу предстояло произвести разведку погоды с одновременной доставкой двух пассажиров и мин. Время поджимало, поэтому к работе подключились все члены экипаж.

Взлетели в 17.30. Через каждые тридцать минут радист выходил в эфир и докладывал о состоянии погоды на маршруте. Общая синоптическая картина оказалась такой: до Попрада облачность 10 баллов, дальше постепенное её уменьшение, а в районе самой цели – ясно, видимость до восьми километров. Совершив посадку и разгрузившись, Фалалеев ушёл домой.

В 19.50 с подскока Ясенка, закончив погрузку личного состава бригады, начали взлёт двадцать самолётов 53-й авиадивизии. Через 45 минут после того, как все её корабли поднялись в воздух, ожил подскок Ионичи. Здесь начали взлёт двадцать семь самолетов 54-й авиадивизии. С учётом того, что с базовых аэродромов на словацкий маршрут вышли еще десять кораблей, общий караван оказался внушительным – пятьдесят семь Ли-2 держали курс на Зволен. В воздухе находилось около 350 авиаторов и приблизительно 500 воинов чехословацкой бригады. Около тысячи человек!

Переброску штаба З-го батальона бригады командование доверило экипажу С.П.Слепцова. Как только «единичка» зарулила на отведённое ей место, к ней подъехала бортовая машина с несколькими солдатами в чехословацкой форме. Отсалютовав экипажу армейским приветствием, приступили к загрузке штабного имущества. Его набралось 400 кг. Машина ушла, и вскоре на ней же приехали офицеры и рядовые штаба батальона. На борт поднялось одиннадцать человек. Их размещением в салоне занялся правый летчик Владимир Катымаев.

Борттехник запустил моторы, опробовал их и передал в распоряжение командира корабля. Слепцов порулил на старт. Неделю назад экипаж первый раз побывал на повстанческом аэродроме, дорога, казалось, знакома, тем не менее, штурману Косогину и радисту Со­колову прищилось в условиях десятибалльной облачности изрядно потрудиться. После Попрада, буквально за несколько минут, небо очистилось.

Сигнальные огни аэродрома зажглись сразу, как только штурман дал условленную

ракету. Лётчики ввели машину в вираж, перевели её на снижение, и она, послушная их воле, начала кружить спираль. Пассажиры прильнули к смотровым окнам. Колёса самолёта коснулись словацкой земли в 23.17.

После объятий, поцелуев и возбуждённых разговоров, офицеры штаба по­жали всем членам экипажа руки, поблагодарив на не слишком чистом русском языке за благополучную доставку. Когда они уехали, Чирсков сказал:

- Ну, что, орлы, я смотрю, вам доверяют ответственные задания. Я тоже доверяю. Значит так, возьмёте с собой 19 человек из второй воздушной армии, они здесь помогали истребительному чешскому полку и еще троих раненых. Учтите – это первые раненые, которые улетят в Союз. Взлетать немедленно после загрузки, а то тут, судя по всему, через несколько минут начнётся такая карусель, что и улететь будет трудно. Все!

И действительно, ещё не успели загрузиться, а аэродром уже принял несколько самолётов. При выруливании и взлёте пришлось ожидать и быть более внимательными. Кроме Слепцова от 1-го авиаполка привезли людей и груз еще четыре самолёта. Большую часть маршрута, используя радиосредства, они прошли вне видимости земли – в облаках и над ними. Среди доставленного вооружения были две противотанковые пушки по 500 кг каждая.

А самолёты всё приземлялись и приземлялись. Те, которые привезли лю­дей, подруливали к зданию бывшего аэропорта. На землю спрыгивали бойцы в коротких десантных куртках, с висящими на груди, словно саксофон, автоматами, осматривались и группами располагались на траве. Им ещё не вери­лось, что после этого короткого прыжка через фронт и горы, они уже на родной земле.

А самолёты всё прибывали и прибывали. К зарулившему с грузом бросались прилетевшие десантники, включались в работу, после её окончания уезжали на машинах к месту выгрузки. За ними тянулась и ещё долго «висела» над долиной Грона русская песня «По долинам и по взгорьям»

Хорошо справились с заданием все десять экипажей 23-го авиаполка. Правда, командир корабля M.И.Мишин (штурман С.Н.Перелай) при возвращении, имея на борту тринадцать раненых, сел не на свой аэродром, а в Куровицах.

Успешно выполнили задание все экипажи 336-го авиаполка (пять вылетали с подскока Ясенка и один – с базового аэродрома). Они перевезли 20 человек, 4680 кг горючего, 16500 кг имущества связи и 1500 кг техимущества.

Один из них (командир корабля А.Н.Котелков, штурман П.И.Годунов) взлетел с аэродрома Ясенка, имея на борту девять пассажиров. Лётчики знали, что это чехословацкие воины, которые остались в живых после катастрофы экипажа Николая Шишина. Тогда, в ночь на 27 сентября из состава их группы погибло два товарища, а двое раненых попали в госпиталь.

Александр Николаевич Котелков, понимая их состояние перед повторной попыткой улететь в Словакию, поручил штурману уделить пассажирам максимум внимания.

…Павлу Ивановичу Годунову шёл тридцать второй год. Старше, на пару лет, был только командир корабля, все остальные – моложе. К своей штурманской специальности он шёл долго. После окончания в 1933 году ШМАСа, прибыл в 7-й тбап на должность мастера по вооружению. В авиаполку переучился на стрелка-радиста и стал летать на ТБ-3. Через четыре года стал осваивать, опять же при части, штурманское дело. А тут подвернулась командировка в Иваново во 2-ю Высшую школу штурманов под командованием И.Т.Спирина. За четыре месяца учебно-тренировочных полётов Годунов в совершенстве овладел новой специальностью. Воевать начал с первого дня, имел серьёзное ранение, вернулся в строй. При формировании 336-го авиаполка стал штурманом эскадрильи.

Этого тихого и скромного человека в авиаполку ценили и уважали, а в эки­паже он, как наиболее опытный, исполнял комиссарские обязанности. Вот почему командир корабля дал ему поручение «подбодрить пассажиров»...

Павел Иванович встретил гостей, разместил их на боковых скамейках, проинструктировал о том, что в районе Зволена хорошая погода, попытался рассказать, что командир экипажа лётчик очень сильный и летает просто здорово. Узнав, что среди десантников есть девушка по имени Власта, что ей всего восемнадцать лет, Годунов уделил ей особое внимание. В ответ на заботу пассажиры кивали головами, улыбались, но, чувствовалось, предстоящего полёта побаивались.

На маршруте с ними «работал» лётчик Николай Иванович Курапов, который, уступив своё рабочее место штурману, почти всё время находился в пассажирском салоне. Однако гости были сосредоточенны и между собой почти не пе­реговаривались. «Раскрепостились» они лишь только после того, как самолёт коснулся посадочной полосы. Ну, а когда бойцы спрыгнули на землю, их было просто не узнать: бойкие разговоры, возгласы, жаркие объятия с встречаю­щими и пылкие слова благодарности членам экипажа.

Неплохо справилась с заданием 54-я авиадивизия. Вот несколько при­меров. Вполне естественно, что командиры авиаполков, готовя этот вылет, тран­спортировку личного состава чехословацкой бригады поручали наиболее под­готовленным лётчикам. Так поступил и Борис Езерский. Переброску десантни­ков, в частности, он доверил экипажу командира корабля Г.И.Губанова (штурман А.Ф.Нетюхайло).

… Не могу не рассаазать о бортовом технике этого экипажа. В.И.Кутовенко И вот почему. Владимир Иванович пришёл в 1-ю эскадрилью 7-го тбап осенью 1939 года наземным техником и прослужил в ней до своего увольнения из армии в I960 году с должности заместителя командира по эксплуатации. Вся календарная служба на протяжении двадцати лет в одном подразделении. Не в полку, а в эскадрилье! Случай уникальный, может быть даже единственный в истории авиации дальнего действия.

В первый военный год Кутовенко обслуживал ТБ-3, будучи техником группы левого крыла. На борт перешёл в сентябре 1942 года в качестве помощника техника С.И.Гришко. Попал в экипаж А.А.Васильева, правым лётчиком у которого был Губанов. Весной 1943 года авиаполк стал осваивать Ли-2, первая эскадрилья завершала переучивание последней. Губанов и Кутовенко «отпочковались» от Васильева. Возник новый экипаж, который, кстати, совершил послед­ний полет на последнем в авиаполку самолете ТБ-3. Очень быстро стал на ноги, также быстро приобрёл свое лицо и авторитет. В мае 1944 года авиаполк передислоцировался на полевой аэродром вблизи деревни Тирановка Каменец-Подоль­ской области. Понадобилась целая группа экипажей для выполнения специальных заданий РО Украинских фронтов. В неё вошел и губановский.

Кутовенко слыл надёжным бортовым техником. Таким его сделали хорошие знания материальной части, богатый опыт её ремонта на земле и завидное трудолюбие. На самолёте не было ни одного дела, которое не выполнили бы его золотые руки. Он всё умел, и у него всё получалось. Работу моторов анализировал по звуку, а «заглядывая» в их сердцевину через приборы, добивался самой экономной эксплуатации.

В полёте он был доктором технических наук, а на земле, помогая механи­кам, трудягой-техником. А ещё Владимир Ива­нович увлекался историей, много читал, оказывал заместителю командира эс­кадрильи по политчасти П.С.Позднякову посильную помощь в воспитании личного состава…

В Кросно на борт самолёта поднялось шестнадцать чехословаких воинов. Чувствовалось, что ребята засиделись, что все их мысли там, в родной Сло­вакии. Размещали их в пассажирском салоне штурман А.Ф.Нетюхайло и лётчик П.И. Головачёв.

Взлетели с опозданием. До Попрада шли над облаками, ориентируясь по звёздам и радиомаякам. Затем, когда стала просматриваться земля, уточнили своё местонахождение по характерным ориентирам. Сели в 00. З6. С пассажирами простились в салоне. Чехи жали руки так, словно получали самые высокие награды.

Чирсков, имея за плечами командирский опыт, понимал, что людей привёз сильный экипаж. Не мудрствуя лукаво, он доверил им девятерых раненых. Тяжёлых внесли в самолёт на носилках, разместили на полу пассажирского салона. Остальных усадили на сиденья.

По сути дела перевозка раненых началась именно в эту ночь. Продолжалась она и в последующем. Количество доставленных на излечение в Советский Союз словаков штабные работники добросовестно заносили в боевые донесения. Но только количество. И всего лишь один раз боевое донесение отразило имена раненых, именно тех, которые оказались на борту самолёта Губанова. Вот их имена: Павел Муравик, Pyдольф Багледа, Павел Резниченко, Ян Дениз, Мича Поважан, Слава Кука, Ян Пудиш, Стефан Полачик, Ян Поляк, Рихард Слезак и Ярослав Веинцляр. Среди них один с явно русскими фамилией и именем – Павел Резниченко. Кто он и как попал в Словакию?

Получив разрешение на взлёт, Губанов на малом газу повёл машину на старт. Она мерно катилась по не очень-то ровному грунту. И вдруг резко остановилась.

- Кутовенко, кто-то сигналит нам, сбегай, узнай.

Борттехник пробрался между носилок, открыл дверь. На земле, прикрывая лицо рукой, стоял небольшого росточка стройный мужчина в кожаной куртке, и что-то пытался объяснить. Шум работающих моторов заглушал его голос, Кутовенко смог разобрать лишь то, что человек говорит по-словацки. К откры­той двери подошли ранение, и совместными усилиями удалось выяснить, что это лётчик, что в Советском Союзе идет переучивание, и он просит взять его с собой. Также сообща удалось ему растолковать, что экипаж без разрешения аэродромного начальства никого не имеет права брать на борт самолёта.

Обратный полёт прошел нормально. Через 5 часов 58 минут после взлета с Кросно, Губанов приземлил, свой Ли-2 с хвостовым номером «5» в Львове. Подъехала санитарная машина. Раненых приняла медицинская сестра Ноиза[231].

Экипаж Чернобаева в эту ночь второй раз повёз на «Три Дуба» противо­танковую пушку. Вместе с расчётом в пять человек и снарядами общий вес груза составил 1100 кг. В 22.50 сели. Разгрузились в течение пяти минут. Учитывая выполненную трудоёмкую работу, Чирсков отправил самолет домой без людей и груза. Партию мин в 250 ящиков (1600 кг) доставил самолет командира корабля И.Ф. Иванова (штурман И.Ф.Биленко).

Весьма успешно совершил свой первый вылет в Словакию экипаж 29-го авиапол­ка Ю.А.Волкова (штурман И.И.Вовк).

…Как боевой лётчик Юрий Евгеньевич – тёртый калач. На ТБ-3 утюжил фронтовое небо до тех пор, пока держалась эта уникальная машина на вооружении. Горел, прыгал с парашютом, садился в поле, терял боевых товарищей. В об­щем, неприятностей хватало. Но одно дело, когда эти неприятности разве­дены временем на значительные расстояния, а вот когда они спресованы, следуют чередой друг за другом, тогда, несмотря на то, что тебе нет и два­дцати пяти, ты уже знаешь, в какой стороне твоей груди находится сердце.

Трудным для Юрия Волкова выдалось лето 1943 года. Трижды за короткий промежуток времени фронтовое небо подбрасывало ему жесточайшие схватки с врагом, а смерть сотни раз в этих экстремальных обстоятельствах пыталась взять его жизнь.

Чего стоил толко один полёт в экипаже Героя Советского Союза Николая Бобина, который стал последним для легендарного лётчика, а для него, мо­лодого командира корабля, первым самостоятельным боевым и школой мужества. Волкову нужен был контрольный полёт. Повёз его на железнодорожный узел Брянск заместитель командира эскадрильи Бобин. Экипаж к этому времени был наполовину необстрелянным – борттехник новый, его помощник из наземных механиков и собирался в полёт впервые, кормовой стрелок слетал на боевое задание всего лишь несколько раз. Зато кроме самого командира корабля, на борту было два аса – штурман Герой Советского Союза Леонид Николаевич Агеев и центровой башенный стрелок Иван Артамонович Зарезаев.

Кто из летчиков АДД не побывал в 1943 году в ночном небе Брянска, тот не видел войны. Ночь на 16 мая не была исключением. Как в этом аду уда­лось выполнить задание и невредимыми унести ноги, мог объяснить только Бобин, который, забыв на боевом курсе, что он дает контрольный полёт, взял инициативу в свои руки, вывел ТБ-3 после сброса бомб из опасной зоны, и только после этого отдал бразды управления Волкову.

Успокоившись и придя в себя, пошли домой. На подлёте к Ельцу командир поднялся со своего места, размялся, сходил к штурману, вернулся, стал лицом к хвосту самолёта, постоял, а потом, собираясь, что-то сказать Волкову, наклонился к его уху. Но вымолвить так ничего и не успел. Резкий звук, стон Бобина и звон стекла разбитых пилотских приборов слились воедино. Командир осел, ухва­тившись правой рукой за свой штурвал.

Подумав, что это бьют свои зенитки, Волков немедленно включил AHO, засёк время. Было 00.50. Затем крикнул штурману:

- Давай ракеты!

Когда же Елец ощетинился прожекторами, понял, что врезал им истребитель. Мгновенно ударив по лапкам переключателей, погасил АНО. И своевременно – вторая очередь «Ме-110», который кометой пронёсся впереди ТБ-3, приш­лась по правому мотору. Он остановился.

Кто-то стонал. Волков бросил взгляд на пол кабины. Там на животе лежал борттехник Марков. Спина – сплошное месиво. Над ним хлопотал его помощник. Из штурманской прибежал Агеев, посмотрел в раскрытые глаза Бобина, не раздумывая, подхватил его тело и потащил к себе. Там отстегнул парашют, положил под голову, стащил комбинезон, полез под гимнастерку. Сердце командира не билось. Из приоткрытого рта струйкой сочилась кровь. Комок подступил к горлу. Закрыл Бобину глаза, поправил гимнастёрку и звёздочку Героя. В кабине замигали лампочки – это Волков звал на помощь.

- Лёня, помогай, сдыхает второй! Наверняка перебита гидросистема, машину разворачивает!

Штурман сел на левое сиденье, взял в руки штурвал, упёрся ногами в пе­дали. Так и дотянули до Мичуринска. Перед самой посадкой начал сдавать третий мотор. Тут уж было не до классических разворотов и расчётов, скорей бы дотронуться до земли. Приземлились почти поперек старта. Бедалага ТБ-3, урча одним мотором, устало довихлял до того места, где его ожидала стая машин.

Кто-то занес в самолёт носилки. На них уложили бездыханное тело Марко­ва, опустили на землю. В свете машинных фар было видно, как через брезент носилок каплями просачивалась кровь. Борттехника отвезли в морг, но там обнаружили, что труп... дышит. Выжил Александр Иванович Марков, поправился и встал в строй.

А Героя Советского Союза Николая Алексеевича Бобина похоронили в городском парке Мичуринска, у кинотеатра «Октябрь». Пуля попала в подбородок и вышла в затылок.

Вот при таких обстоятельствах Юрий Волков возглавил экипаж ТБ-3. Ровно через два месяца он и его подчинённые оказались в центре внимания командования авиаполка, авиадивизии, авиакорпуса и даже маршала авиации А.Е.Голованова.

Неприятно, когда тебя сбивают, но вдвойне неприятно, когда сбивают свои. В ночь на 17 июля 1943 года 16 Ли-2 и 11 ТБ-3 авиадивизии наносили удар по опорным пунктам и артиллерийским позициям в овраге, что в одном километре юго-восточнее пункта Каменка, между поселками Шевченко и Колесово (все в 14 км южнее Изюма). При полёте на цель стало очевидно, что маршрут выбран крайне неудачно, он лежал параллельно линии фронта. Пока шли вдоль нее, бомбардировщику поддали жару. Огонь был неприцельным, особого вреда не принёс, но нервы потрепал изрядно.

Уже на обратном курсе Юрий Евгеньевич мучил себя вопросом: почему ни­кому из членов экипажа, и. прежде всего ему, не пришла в голову самая, что ни на есть простая мысль – изменить этот маршрут, отойти в сторону. Нет же, летели вдоль этой лини фронта, как завороженные. Не думал командир корабля, что не пройдет и часу, как судьба подбросит ему новое испытание, заставит задавать себе новые вопросы.

Это случилось в 02.50 в районе северо-восточнее Алексеевки (20 км юго-западнее Острогожска). Как потом оказалось, по самолёту открыли огонь на­земные войска 2-го кавалерийского корпуса. Снаряд угодил в левую плоско­сть, разорвавшись безобидным хлопком – пп-а-х-х. Но что такое плоскость у ТБ-3? Это – сплошные баки. Крыло полыхнуло, как пакля. Волков погнал борттехника выяснить, можно ли потушить пожар. Куда там! Бедняга вернулся без бровей и ресниц. Дело – дрянь. Надо поближе к земле. А плоскость уже пре­вратилась в сплошной факел. И машина кренится. Нет, не успеть ее посадить. Дал команду прыгать. Восемь человек, как горох, высыпались с обречённого ТБ-3, да так одновременно, что через несколько минут все собрались возле командира.

- Я всегда говорил, что немцы – стрелки никудышные...

- Это мы никудышные лётчики, что позволяем своим себя сбивать, – прервал штурмана Евгения Петрова командир корабля. – Почему мы не знали, что в этом районе опасная зона?

Волков, спокойный и выдержанный даже в критических ситуациях, был явно обескуражен случившимся.

- Братцы, воздух!

Все задрали головы. В небе кружилась пара Ли-2. Один из них стал заходить на посадку. Спасителем оказался Владимир Безбоков[232].

Неприятно, когда тебя сбивают, вдвойне – если это делают свои, но три­жды неприятно, когда это происходит дважды в течение полумесяца. Через десять дней после случившегося поступила команда помочь партизанам Брянсккой области. 29 июля десять ТБ-3 перелетели из Мичуринска в Елец, на базу по снабжению партизан, и приступили к выполнению заданий.

Летали каждый день. В ночь на 9 августа экипаж Волкова ушёл в девятый полёт. Его описал в своей книге «Люди мужества» щтурман корабля Александр Иванович Черешнев, которому, дополнительно ко всему, в этом полёте необходимо было дать провозной молодому коллеге Михаилу Кривошеенко.

«…Пролетели Орел. Михаил показал мне линию фронта. Расчётное время сошлось с фактическим. Я встал за пулемёт и начал вести наблюдение... За носовой пулемёт стал Михаил Кривошеенко, сержант Воронов, прижавшись к другому пулемёту, просматривал нижнюю сферу... В заднем отсеке (в хвостовой кабине) сидел воздушный стрелок Николай Лазарев. Он будто врос в пулемёт... Борттехник Александр Леонов и бортмеханик Антон Забродский установили никем не предусмотренные два пулемёта Дегтярева, и сейчас, как по команде, прильнули к ним...Беспрерывно гыркала турельная кабина стрелка. Там, в башенной установке над фюзеляжем, сидел воздушный стрелок Иван Быченко. Самолёт подходил к цели. Лётчик убрал газ, повёл машину на снижение и сделал два круга над знакомой нам партизанской площадкой. Внизу появились костры. Привычным ударом финки Леонов разрезал нижний канат, и десять больших мешков с грузом полетели из бомболюков на землю».

В этом месте я обрываю цитирование, ибо Леонов канат не рубил, а эки­паж груз не бросал. Это видно из специального донесения командира авиаполка Афонина, которое описывает, что же произошло на самом деле. Вот этот документ: «...В 23.40 выйдя в район цели, экипаж условленных сигналов ее обна­ружил. С 23.40 до 00.05 на высоте 600 – 800 метров, уточнив район цели, выжидали появления сигнала. В 00.05 приняли решение возвращаться. В 00.35 в двадцати километрах юго-восточнее Почепа на высоте 1300 метров были атакованы «Me-11О». Первую очередь истребитель дал слева снизу. Пробил бе­нзобаки левой плоскости. Вторую атаку пытался произвести сзади сверху, но она была отражена огнём УБТ. Третью атаку истребитель произвёл сзади снизу – были подожжены бензобаки левой и правой плоскостей, и пламя быс­тро охватило весь самолёт. Командир дал команду прыгать.

Прибывшие в часть Черешнев, Забродский и Коломиец видели, что с горя­щего самолета выбросились только шесть человек. После приземления во время поспешного ухода (из деревни бежали немцы) Черешнев наткнулся на лежащего на земле стрелка Воронова, тяжело раненого в правую ногу. Пытал­ся вынести Воронова в безопасное место, но крики и выстрелы приближавших­ся немцев, которые были уже близко, заставили Черешнева оставить раненого. Он отполз в сторону и стал пробираться один в направлении района партизан.

11 августа в партизанском отряде Писарева встретились Черешнев, Заб­родский, Коломиец и Быченко, которые на самолете У-2 15 августа были пе­реправлены через линию фронта. Быченко получил ранение в левую ногу во время воздушного боя, оставлен в госпитале Дмитриевский-Льговский. Судьба Волкова, Леонова, Лазарева, Кривошеенко и Воронова неизвестна»[233].

К моменту оформления этого документа действительно судьба невернув­шихся в полк была неизвестна. Потом постепенно все стало проясняться.

Командир корабля Юрий Волков прибыл в полк 21 августа. Через неделю из госпиталя вернулся Иван Быченко. А вот судьба остальных была установлена уже после войны. М.И.Кривошеенко и Н.А.Лазарев погибли и были захо­ронены жителями села Алексеевка. Погиб и А.С.Леонов. Он похоронен в бра­тской могиле села Сосновое Болото (оба населённых пункта в Брянской области).

Константин Алексеевич Воронов попал в плен, перебрасывался из лагеря в лагерь. Последним оказался Лицманштадт. Отсюда и бежал в конце 1944 го­да. Успел ещё повоевать, правда, в штурмовой авиации, в одном экипаже известного советского аса дважды Героя Советского Союза Т.Я.Бегельдинова.

А Юрий Волков после приземления пять дней скитался на оккупированной территории. Его преследовали, он уходил от собак, прятался в лесу, на­тыкался на фашистские посты, переплывал Десну. Лишь 14 августа, голодный, оборванный и обессилевший, он встретился с партизанами того же отряда Писарева.

После тяжёлого лета 1943 года судьба уже больше не подбрасывала Юрию Волкову экстремальных ситуаций на грани жизни и смерти. Его боевой счёт перевалил за сотню, на гимнастерке засияли первые награды, он стал коман­диром отряда, а главное – появился высокий авторитет в полковом коллективе...

Свой Ли-2 под номером «Десять» Волков вывел на словацкий маршрут впервые. На Ионичи перелетели полковой группой и стали под загрузку. Погрузочная команда работала слаженно. Помощь со стороны авиаторов десантники отвергли категорически, пояснив, что это их дело, что экипажу предсто­ит ответственная работа, да и торопиться нет смысла, так как время ещё есть.

Завершив работу, словаки подошли к лётчикам, задымили. Однако зелёная ракета прервала перекур. Разобрав свою амуницию, десантники поспешили в самолёт. Борттехник Виктор Фролов закрыл входную дверь, разместил пассажиров и прошёл в кабину лётчиков. Запустили моторы, но прошло минут тридцать, прежде чем руководитель полётов дал разрешение на вылет. Волков поднял машину седьмым в группе. После выравнивания передал управление Се­мёну Лёвочкину. Редкая облачность, которая поглотила Ли-2 сразу после взлёта, постепенно сгущалась и вскоре достигла десяти баллов. Затем облака стали редеть, кое-где появились «окна». Иван Вовк помимо радиосредств, стал использовать и звёзды. За тридцать минут до цели настроились на приводную. Она-то и вывела самолёт прямо на аэродром «Три Дуба».

- Можно снижаться!

- Есть снижаться!

Штурвал от себя, плавный разворот на 180 градусов, две минуты на се­вер, разворот на 180 градусов, две минуты на юг, разворот.

Прилетевшие словаки долго не могли успокоиться, жали руки, обнимали всех членов экипажа, а затем очень быстро растворившись в темноте ночи, даже забыв о том, что самолёт следует разгрузить. Лётчикам пришлось помогать разгрузочной команде.

Первый полёт в Словакию совершил экипаж из 340-го авиаполка командира 1-й эскадрильи А.А.Бобрышева. В Кросно на борт самолета быстро, словно тени, проскользнули двадцать чехословацких десантников, разместились по бокам фюзеляжа. Все при оружии, в новеньком об­мундировании, сосредоточенные. Еще бы – через несколько часов встреча с родной землей, которая их так ждет!

После взлета Ли-2 спеленала облачность. Бобрышев создал моторам номинальный режим. Через двадцать минут выскочили под звёзды. Внизу – плотное, сотканное из облаков, покрывало. Высота 2500 метров. На ней и пошли к цели.

Вскоре впереди в лунном свете, на ровном облачном поле стало вырисовываться какое-то возвышение, как вершина какого-то конуса, только с очень ровными гранями. Это всем известная Герлаховка, палочка-выручалочка для штурманов. Черешнев посмотрел на часы – всё в норме. За­тем дал лётчикам поправку в курс и настроил радиополукомпас на приводную радиостанцию. Его стрелка показывала направление полёта.

- Еще далековато, – заметил Бобрышев.

Дата добавления: 2015-10-28