Трудный сентябрь 14 страница

Попал в 1-й отдельный авиаполк ГВФ. Всё хорошо, но самолёт Р-5 мале­нький, а отсюда и боевые задания ему под стать. Хотелось большего. Оно пришло в июле 1943 года, когда добился перевода в 22-й авиаполк и взял в ру­ки штурвал бомбардировщика Б-25. Вот это машина, вот это работа!

Своими боевыми делами, честным отношением к любому заданию и общительным характером лётчик очень быстро завоевал высокий авторитет среди достаточно сильного лётного состава авиаполка.

Представляя Агамирова к ордену Александра Невского, А.А.Баленко писал: «Бесстрашный, настойчивый и волевой лётчик, вдохновляет подчинённых на качественное выполнение боевых заданий… Лётный и технический состав эскадрильи любит и уважает своего командира за его храбрость и беззаветную преданность Родине…». В одном из документов это проявление храбрости отражено так: «7 ав­густа 1943 года над целью один самолёт попал в лучи прожекторов. По нему открыла огонь МЗА. Попытки экипажа уйти из лучей успеха не имели. Видя это, летчик Агамиров пошел на выручку. По его команде воздушный стрелок Интезаров открыл огонь по прожекторной установке и МЗА. В результате нескольких очередей прожектор погас, и самолет вышел из опасного положения.

Уже после войны в своих воспоминаниях бывший командир 14-го полка В.Д.Зенков писал о нем: «С первых дней своей боевой деятельности показал себя бесстрашным, грамотным в профессиональном и тактическом отно­шении лётчиком, чем и завоевал высокий авторитет среди товарищей. Учас­твуя во всех операциях дивизии, экипаж Агамирова особо отличился при обеспечении бомбовых ударов по Беззаботинской артгруппировке фашистов, обстреливающей Ленинград, при полётах на Хельсинки и другие объекты, находившиеся в глубоком тылу врага. Учитывая большой опыт в полётах на связь с партизанами, командование дивизии включило экипаж Агамирова в Южную группу для полетов в Югославию».

Южная группа, созданная в начале 1944 года из пяти экипажей дивизии, открыла воздушный мост СССР – Югославия. Вскоре в неё, для пополнения, вошёл экипаж Агамирова. Потом, когда к полётам в Югославию подключилось всё соединение, Гога Григорьевич стал самым активным участником этой трудной работы. Достаточно сказать, что в августе его экипаж, совершив четырнадцать полётов в Югославию, опередил остальных не только в авиаполку, но и в авиадивизии.

Даже в самых трудных полетах, а рейды в Югославию относились к таковым, есть всегда наиболее сложные, скажем лидирование группы самолётов, доставка людей и т.п. На долю Агамирова их пришлось немало. Однажды после взлёта, вероятно, от перенапряжения, у лётчика началась рвота, пришлось возвращаться.

В ночь на 30 августа, всего три недели назад, Агамиров совершил свой двухсотый боевой вылет. Событие отмечалось на дивизионном уровне, с праздничным ночным столом, жаркими речами и пожеланиями летать в даль­нейшем также уверенно и также надёжно, как двести раз до этого. Об этом убедительно говорил замполит полка Сергей Михайлович Сошников.

Выполняя наказ своих командиров и собратьев по небу, Гога Григорье­вич уже на следующий день уверенно распечатал третью сотню боевых. Сред: них оказался и этот, один-единственный полёт в Словакию.

Погода по маршруту сложноватая, но терпимая. Бывала и хуже. Агамиров уже давно передал штурвал лётчику Десятову – пусть крутит, - приказав ему не отрываться от облачности, ибо она, вполне возможно, может еще пригодиться. Но радист Василий Лежебоков и стрелок Леонтий Интезаров ни разу не призвали будоражащим словом «истребитель!» экипаж к бою. Иван Гвоздев вершил все свои штурманские дела по небесным светилам и расчету времени пока, наконец, не сказал:

- Пора снижаться!

У Агамирова было правило: я командир ещё десять минут после взлёта и за двадцать минут до посадки, а в остальном – командует штурман. Что ж, снижаться, так снижаться. Агамиров махнул рукой. Правый лётчик легко двинул штурвал вперед и терял высоту до тех пор, пока крылья не стали резать верхушки облаков.

- Отдохни!

Стрелка высотомера прошла отметку 1500. Командир прикинул, что землю можно будет увидеть не раньше, чем через тысячу метров. Он ошибся всего лишь на сотню. Выпали из облаков прямо над целью.

- Ты смотри, какой огромный квадрат! – удивился штурман, – Между кострами, наверное, все полкилометра, а то и больше.

Через несколько минут Гвоздев сбросил восемь ПДМ.

- Лежебоков, доложи в Калииовку о состоянии погоды и о выполнении.

Просмотрев пространство над точкой сброса, Агамиров сказал правому летчику:

- Бери штурвал!

«Пусть крутит!» – подумал командир и откинулся на спинку сиденья.

Проанализировав информацию разведчика погоды, Кондратьев дал команду на вылет дивизионной группе. Первым в 21.00 аэродром покинул контролер – заместитель командира 14-го авиаполка Г.И.Якименко – боевой лётчик, прошедший первую закалку еще в небе Испании. Стройный, подтянутый и аккуратный, он выглядел моложе своих тридцати девяти. Осо­бым уважением у лётного состава не пользовался в силу своего замкнутого характера и той дистанции, которую он всегда соблюдал между собой и подчинёнными.

Однако лётчиком он был неплохим, перед трудностями, которые периодически подбрасывало небо войны, не пасовал, О его настойчивости при вы­полнении боевого задания говорит приказ командующего АДД, подписанный буквально через несколько часов после того как Якименко, выполнив зада­ние по бомбардировке аэродрома Брянск, произвел посадку на своем аэрод­роме: «В ночь на 19 июня 1943 года экипаж гв. майора Якименко был атакован истребителем Ме-110, который произвел три атаки: снизу сзади, сбоку справа. Огнем стрелков все они были отраженны, и подбитый само­лёт противника с резким снижением вышел из боя.

Экипаж проявил мужество и настойчивость в выполнении боевого задания. По окончании воздушного боя он вновь вышел на цель и бомбардировал её. При осмотре самолёта на земле обнаружено 23 пробоины, в том числе в бензобаках и центроплане. Этот пример лишний раз показал, что храбрость, мужество и настойчивость экипажа ночного бомбардировщика могут выйти победителями в воздушном бою с хорошо вооруженным истребителем противника»[159].

Этим приказом А.Е.Голованов наградил орденом Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени и Красной Звезды командира корабля Григория Ива­новича Якименко, радиста Василия Михайловича Демьяненко и стрелка Нико­лая Павловича Чмелёва.

В Словакию для контрольных функций из этого состава экипажа полетели только двое – штурман Н.В.Орлов и стрелок. Правым летчиком ушел В.Т.Банников, а радистом А.М.Качанов.

Вслед за Якименко из Калиновки с пятиминутным интервалом в воздух стали подниматься остальные девятнадцать самолётов. Полковую группу возглавил лидер – командир корабля А.А.Куприенко. Ему, помимо лидерства, предстояло информировать командование авиаполка о погоде на маршруте. В 14-м авиаполку его экипаж выделялся своим упорством в выполнении любого задания, а сам Куприенко был неутомим, словно ткацкий станок. Именно поэ­тому командир полка В.Д.Зенков, уловив в бывшем лётчике ГВФ эти способ­ности, взваливал на плечи «железного» Куприенко более сложные задания.

Набрали высоту, добрались до линии фронта. Она дышала пожарами и раз­рывами снарядов, туманилась дымами.

- Пехота-матушка не спит, – скорее себе, чем кому-то другому сказал правый лётчик.

- Да, – поддержал его командир корабля, – мы можем встретить врага, а может, и нет, а у них враг постоянно перед носом.

Радист В.А.Зайцев доложил: облачность два-три балла, дымка. Он в экипаже не­давно, а вот стрелок И.Н.Бакаев – ветеран полка, надёжнейший защитник корабля. В полёте он все видит, обо всём информирует: заметит своевременно самолёт и этим приведёт экипаж в готовность; при обстреле ЗА расскажет на какой высоте и с какой стороны рвутся зенитные снаряды – и этим поможет лётчикам со­образить, куда бросить машину; обнаружит прожектор – и, если позволит вы­сота, даст по нему очередь. Зайцев подчиняется ему беспрекословно. Веро­ятно из-за возраста – стрелку уже за тридцать.

- Штурман, как дела?

- Трудно: дымка, но река Попрад помогает, скоро и каменный маяк. Зайцев, доложи: облачность четыре балла, дымка.

Миновали Попрад, вышли на Грон, начали снижение. В третий раз в Калиновку ушла информация о погоде. А вот и квадрат из четырёх костров. Рансевич просунул в отверстие ствол ракетницы, спустил курок – белая ракета «попросила» землю установить контакт. Светомаяк тут же начал давать буквы «о», а две зелёные ракеты подтвердили – работать можно. Зашли на цель и сбросили свои ПДМ.

На пути к цели бомбардировщик 14-го авиаполка под управлением командира корабля Л.И.Васильева. Все члены экипажа трудятся на своих рабочих мес­тах, изредка Леонтий Иванович получает от них доклады о состоянии дел. Говорят: человек познается в беде. Преломляя эту истину на авиацию, мож­но сказать так: лётчик познается в экстремальной ситуации. А какому ави­атору практика не подбрасывала в жизни этих ситуаций, тем более в войну?

Были они и в боевой работе Васильева. И немало. И каждая чему-то учила. А все они вместе научили главному – любую неприятность можно преодолеть, если каждый член экипажа делает своё дело надёжно. Полёт бомбардировщика – дело коллективное, он складывается из пяти разных дел пяти членов экипажа. И на борту нужен кто-то, кто бы все эти усилия пя­терых собирал воедино.

Леонтий Иванович верит в своих подчинённых. Вообще-то в экипаже трудно уловить армейскую субординацию. То ли это от мягкости хара­ктера Васильева, то ли от того, что почти все они одногодки, а скорее всего причиной этому стало родившееся с первых дней боевой совместной работы взаимопонимание и развитое чувство ответственности.

Васильев передал управление бомбардировщиком правому лётчику, встал, размялся. Вымотали лётный состав эти полёты на спецзадания.

- Как дела, Женя? – обратился он по СПУ к штурману Новикову.

- Летим строго по курсу, командир!

Осторожно, словно на ощупь, Васильев стал снижаться, делая вираж за виражом. Ох, и не­приятная это штука – пробивать облачность, зная, что рядом горы! Так бы и раздвинул руками эту вату. Всё внимание приборам. Дрожит в крепких руках штурвал. В самолёте тихо, слышен лишь бархатный рокот моторов. Всё тело в напряжении, словно пружина.

- Земля! – прокричал по переговорному устройству Григорий Молозин.

Васильев бросил быстрый взгляд на высотомер, стрелка уже подходила к отметке 400 метров. Ничего себе! Выровнял машину, осмотрелся. Слева горели четыре костра, образуя квадрат, на тёмном фоне земли уже белело несколько куполов грузовых парашютов. Чуть ниже с зажжёнными бортовыми огнями ходил самолёт. Это контролёр. Сориентировавшись, Васильев ввёл машину в левый разворот. Новиков склонился над прицелом.

В Калиновку вернулись за полночь. Как всегда, встретил техник самолёта Анатолий Соколов.

- Поспал хоть маленько?

- Удалось, командир. Как моторы?

- Как часы!

А там, над точкой Брезно, сменяя друг друга, экипажи засевали площадку белыми парашютами. В третий раз в небе Словакии появилась небольшая группа самолетов 337-го авиаполка, и все три раза в ней была машина Виктора Букина. Второй рейд совершил Александр Манагадзе, три экипажа прилетели впервые. Среди них был и командир корабля Аркадид Самойлович Могильницкий. Он – из племени гражданского воздушного флота. Чуть больше месяц назад, 15 августа отпраздновал своё двадцатисемилетие.

…В авиацию шагнул в 1935 году. После окончания Батайского авиационного училища парил под знойным узбекским солнцем. Война застала в Минске у старшей сестры. В потоке беженцев, с трёхлетним племянником на руках, протопал до Смоленска, испытав тягостное чувство утраты родной земли. Он шёл по земле, изуродованной взрывами мин и авиационных бомб, среди разбитых домов и горящих сёл. И тысячи людей, потеряв всё, шли с ним рядом, не имея цели, не зная куда, просто лишь бы уйти подальше от опасности, дыхание которой ощущалось за спиной и над головой.

Колонна беженцев часто становилась живой мишенью для немецких лётчи­ков. Какой ненавистью наливалось сердце Могилъницкого, и какая волна досады захлёстывала его сознание от бессилия! Сейчас бы в руки штурвал! Только в Смоленске он смог попасть в эшелон и уже поездом добрался до места работы. А та страшная дорога запомнилась на всю жизнь. И когда позже, уже летая на У-2 на боевые задания, в руки попало стихотворение К.Симонова «Ты помнишь, Алеша», он заплакал.

В полку Аркадия любили. За спокойный характер, доброту и отзывчивость Штурман П.М.Калугин, который летал с ним с лета 1944 года, вспоминал: «То, что, пройдя через огненное небо войны, мы остались живы и не получили ранений в этом мы обязаны Могильницкому. Он был для нас не только коман­диром, и старшим товарищем, он стал нашим братом. Аркаша умел слушать и слышать, а главное умел понимать нас. Его любили за остроумие, весёлый нрав, общительность, умение и желание прийти на помощь. Его влюблённость в авиацию чувствовалась во всех делах. Его уважали за трудолюбие, смелость и честность. Я не встречал человека, более искреннего, более прав­дивого, он всегда говорил то, что думал».

Личное мастерство командира корабля, слётанность и сплочённость экипажа, постоянная готовность идти во имя выполнения задания на оправданный риск, были оценены командованием авиаполка по достоинству – авиаторам поручали наиболее ответственные задания. Знало начальство: оно будет выполнено…

Так было и в эту ночь. Как только после нажатия кнопки прицела штур­маном Александром Падалко в тёмном небе распустились шесть грузовых парашютов, и стрелок Пётр Сурков доложил об этом командиру, радист Вик­тор Гусев отстучал в Калиновку: задание выполнено.

На родном аэродроме встретил техник Геннадий Пирогов. Он всегда ин­формировал экипаж о самых последних новостях. Вот и на этот раз сиплым от сна голосом доложил:

- Братцы, а нам предстоит перебазирование!

- Это хорошо! – откликнулся на новость лётчик Геннадий Кундич.

- Вам то что, а я вот оброс тут техническим хозяйством.

- Поможем, не переживай!

Хорошо выполнил задание в эту ночь и экипаж Александра Туркина.

Завершил свою работу на Словакию ещё один полк 5-й авиадивизии – 337-й. Его вклад в обеспечение повстанцев военным имуществом невелик. Всего 13 самолетовылетов, из них выполнено девять. Однако добрые дела не всегда измеряются только цифрами.

Команда по приёму грузов на точке Брезно работала чётко. Ровно полтора часа экипажи производили сброс, и все это время на земле ярко горел квадрат из четырёх костров.

В 23.45 над целью появился самолет командира корабля 14-го авиаполка А.А. Агибалова. Штурман В.Ф.Тимченко сбросил груз и принялся считать белые точки на тёмном фоне земли. Дошёл до сорока и сбился.

- Что же они не собирают мешки?

- Собирают! – ответил радист Иван Шаповалов, – вон ползёт машина с включенными фарами.

- А не собирают потому, что боятся попасть под сброс, – заключил Агибалов, – Мы только отработали, а кто-то уже на кругу.

- Это Толкачёв!

- Так – уходим!

Как только самолёт Агибалова отвалил в сторону, на цель стал заводить свою машину командир корабля В.В.Толкачёв.

- Ну что, ребята, поможем братьям-славянам! Зюк-зюк.

Что такое «зюк-зюк» в экипаже толком никто не знал, да и сам Толкачёв не мог объяснить, что же все-таки означает эта его любимая присказка. Вместе со своим помощником Федором Боженко он снизил бомбардировщик до 400 метров и по СПУ сказал штурману:

- Давай, Миша!

Чернозёмов склонился над прицелом. Ночь была темная, четыре костра контрастно обозначали цель. Выбрав приблизительную середину обозначенно­го участка, штурман нажал на кнопку сбрасывателя.

Когда стрелок Михаил Козенко доложил о том, что восемь «белых лампо­чек» загорелись, командир стал выводить машину на второй заход – в навигаторской находилось еще два ящика с ПТР. Пока он осуществлял разворот, из лаза, что соединял кабины штурмана и пилотов, вылез, словно крот из норы, Чернозёмов. Вместе с правым летчиком Федором Боженко подтянули к люковому проёму груз, зацепили карабинчики фал за скобу и по команде Толкачёва, опустили вначале один, а затем и второй ящик. Свершив дело, лётчик сел на свое рабочее место, а штурман встал за спину командира корабля и начал наблюдать, как опускается их гостинец.

- Доволен? Это твоя идея затащить ящики в навигаторскую кабину.

- Командир, ты же знаешь, как сложно их подвешивать в бомболюк.

- Ладно, дело сделано, по сто грамм заработали! Боженко, бери штурвал!

Толкачёв встал с сиденья, потянулся, затем вновь сел на место. Он был небольшого роста, где-то в пределах сташестидесяти сантиметров. Иногда этот природный факт злые языки обыгрывали, однако лётчик, будучи сам из клуба острословов, ничуть этим не смущался, более того, по этому поводу сам над собой подтру­нивал.

Такого же росточка в экипаже был и радист Емельян Номеровский. И ко­гда острые стрелы нацеливались на этого скромного и тихого парня, коман­дир «уничтожал» обидчика двумя-тремя выстрелами своих крупнокалиберных фраз. Радист являлся в экипаже личностью авторитетной. Он неплохо знал своё дело, но все видели, что он стремился познать станцию ещё и изнутри.

Как-то полетели в Югославию, перевалили Карпаты. Вдруг штурмана осе­нила мысль: что-то радист давно не выходит на связь, вызвал его по СПУ. Молчок. Вызвал еще раз;

- Ты что там, Женя[160], уснул?

- Да нет, отказала радиостанция, занимаюсь ремонтом.

Прошло полчаса. Радист молчал. Тогда командир корабля послал в заднюю кабину правого лётчика. Вернувшись, Боженко доложил: Номеровский разбросал всю радиостанцию. Еще через полчаса радист сам вышел на связь:

- Командир, станцию отремонтировал!

После прилёта в столовой решили, что это дело не рядовое, оно грани­чит с подвигом, и не худо было бы к тем законным граммам добавить чего-либо сверху. Только эту мысль озвучил Михаил Козенко, а к его мнению в экипаже прислушивались все, ибо по возрасту он был самым старшим, как радист молча встал из-за стола и вскоре исчез в тыловых лабиринтах сто­ловой. Все, не приступая к трапезе, застыли в томительном ожидании.

Через пять минут на столе было всё, чтобы достойно завершить эту боевую лётную ночь. Оказывается Номеровский уже давно «положил глаз» на работавшую на пищеблоке дивчину с краси­вым, чисто русским именем Машенька. Судя по тому, как быстро на столе появилось всё необходимое, сделали вывод о том, что радист для неё далеко не без­различен. После того, когда всё открылось, на столе у экипажа иногда было что-то такое, чего не было у других.

Толкачев поощрял это дело, и, - шутник этакий! – всегда приговаривал:

- Это хорошо, Женя, пусть Маруся подкормит, кому-кому, а нам с тобой это дело – во как надо! Может, подрастем! Ха-ха-ха-а!

Над целью еще один экипаж полка, молодёжный, комсомольский. Если не брать во внимание величину переменную – правого летчика – то можно одновременно и удивляться тому и гордиться тем, нашу Родину на крыльях АДД защищала такая «безусая» молодёжь, причём защищала умело и мужественно.

Предо мной вырезка из газеты авиации дальнего действия «Красный со­кол» за 16 марта 1945 года, в которой помещена фотография: на фоне бом­бардировщика экипаж в шесть человек, а под снимком их имена: командир корабля Н.Михайлов, правый летчик В.Леонов, штурман А.Шевчук, радист Г.Хрустальков и воздушные стрелки И.Чунин и Г.Петров.

В небольшой заметке к фотографии «Боевая слава экипажа Мхайлова» корреспондент П.Александров писал: Среди опытных воздушных воинов гвардии лейтенант Николай Михайлов – ещё молодой. Воюет он не больше года... При выполнении заданий проявляет высокие образцы отваги и мастерства. Никакие преграды не могут остановить боевого порыва патриотов. Однажды над це­лью бомбардировщик Михайлова был атакован немецким истребителем… Враг всячески пытался не допустить самолёт к важному объекту, заставить советских лётчиков сбросить груз мимо цели. Воля советских людей и на этот раз победила. Огнём бортового оружия истребитель был повреждён и отстал… «Задание выполнено успешно» – вот постоянная оценка боевых вылетов экипажа Михайлова».

Написано «высоким» стилем, но тогда, тем более в газете, так писали. Однако корреспонденция передала главное – экипаж умело защищал Родину.

Командир корабля Николай Михайлович Михайлов в сентябре 1944 года только подходил к своему двадцатитрёхлетию. Вот его три ступеньки на лестнице приобретения знаний: десятилетка, аэроклуб и лётная школа. На боевой курс в составе 14-го авиаполка стал в апреле 1944 года.

Штурман Алексей Васильевич Шевчук на год моложе. В той же заметке о нём написано: «В полётах ещё не было случая, чтобы самолёт отклонился от заданного маршрута или неточно вышел на цель». В небе войны тоже с апреля. Расторопный, компанейский, общительный. Своим чувством товарищества цементировал экипаж.

Стрелку Григорию Никитовичу Петрову исполнилось двадцать, а самым молодым являлся радист Георгий Викторович Хрустальков – за плечами у него всего лишь восемнадцать лет. Этот уж точно – безусый. Обаятельный, строгий, чернявый.

Вот такой комсомольско-молодёжный экипаж был в авиаполку. Сейчас, когда пишу о них и называю по имени и отчеству – испытываю какую-то неловкость. Какие там Степановичи, Васильевичи да Петровичи! Но эти имена в своем повествовании я упоминаю только один раз, да еще через шестьдесят лет после их молодости, так что этикет требует представить этих мо­лодых людей как говорится, с полными выходными данными.

Со стрелком однажды вышел конфуз. Перед вылетом на боевое задание командир полка предупредил: в районе цели ожидаются немецкие истребите­ли. После набора высоты Михайлов приказал опробовать бортовое оружие. Оказалось, что один из двух пулеметов не стреляет.

- Устраняйте!

Петров и Хрустальков принялись за дело, но неисправность так и не нашли. Это был урок. С тех пор свою обязанность – проверять работу пулемётов перед вылетом – стрелки исполняли добросовестно.

В Словакию полетели все, кого я перечислил, кроме этого, правым лётчиком ушёл Е.В.Филимонов. На борту находился еще один авиатор – штурман эскадрильи JI.X. Хазахметов. Он проверял Шевчука. Уже после сброса груза, при уходе от цели Хазахметов сказал командиру экипажа:

- Неудачный я выбрал полёт для проверки твоего штурмана.

- Как так, товарищ майор?

- Сложностей-то особенных нет.

- Ну, как же – цель за облаками, вышли точно!

-Ладно, ладно! – Хазахметов хлопнуя Михайлова по плечу и уединился в навигаторской кабине.

Над целью экипаж, которому многое было по плечу – И.Н.Константинова. Командование полка знало, что если надо выполнить какое-то серьезное за­дание, то лучше экипажа Константинова этого никто не сделает. И это, пре­жде всего, оттого, что штурманское место на корабле занимал Нико­лай Фёдорович Абрамов.

Война застала его на полдороги к штурманской профессии. Потом была ещё одна учёба – в 1-й Высшей школе лётчиков и штурманов. Закончив её в 1942 году, получил назначение в 14-й авиаполк. Быстро освоился в боевой работе, и свое штурманское искусство довёл до вершин совершенства.

Об этом человеке и специалисте можно было бы сказать много, но я сошлюсь только на оценку, которую дал ему однополчанин Геннадий Григорье­вич Федоров, летавший с ним некоторое время в одном экипаже: «Вспоминаю о нём как о самом порядочном, культурном, обаятельном человеке, настоя­щем патриоте, умном и смелом. Герой, хоть и без звезды Героя!».

Однако надо сказать, что его талант мог раскрыться только рядом с таким незаурядным лётчиком, каким был Константинов. Характеризуя его, командир авиаполка указывал, что Иван Никифорович «умело сочетал отличную технику пилотирования с отвагой, военной хитростью и смекалкой». Летали много, дерзко и рискованно. Сколько было удачных полётов, а ско­лько и таких, когда казалось - все, крышка. Один раз чуть не погибли. Случилось это 17 января 1943 года. Вернулись после выполнения боевого задания, на свой аэродром, зашли на посадку. Перед ними только что сел самолёт Н.М.Рыбалко. Он уже срулил с полосы, когда Константинов опустил свою машину на бетонку. Она спокойно катилась по ВПП, экипаж расслабился. Всё произошло мгновенно: удар, треск и – самолёт стал на нос. Как потом выяснилось, Рыбалко прилетел с зависшей бомбой, при посадке она сорва­лась, срезала заклёпки кронштейна крепления тяги, створки люка раскры­лись, и бомба упала на посадочную полосу. Экипаж Константинова чудом остался невредимым.

В феврале 1944 года бомбардировали столицу Финляндии. На подходе к цели попали под ураганный огонь зенитной артиллерии. Осколки от снарядов изрешетили кабину штурмана многочисленными пробоинами. К счастью все остались невредимы­.

- Экипаж, не хныкать, идём вперед!

Маневрируя в зоне обстрела, Иван Константинов достиг центра города, дал возможность штурману сбросить бомбы и благополучно довёл машину до аэродрома.

С 5 сентября Константинов – заместитель командира эскадрильи. Пред­ставляя его на эту должность, командир авиаполка отмечал: «При выполнении боевой работы проявил высокое мастерство и культуру лётчика большого класса. В достижении поставленной задачи упорен и настойчив, мужестве­нен и решителен. Полеты над горами выполняет блестяще!.

Речь идет о трудных полётах в Югославию, которых к этому времени на­бралось около тридцати. Последний раз слетали туда прошлой ночью. Для экипажа это был не просто очередной полёт. За несколько дней до этого Абрамов и правый летчик А.П.Голенко задумали написать югославским партизанам-братушкам письмо. Сочиняли всем экипажем. Послание упаковали в картонный рулон и прикрепили к одному из ПДМ, который и сбросили из кабины лётчиков. И, конечно же, на маршруте в Словакию об это вспоминали несколько раз, по крайней мере, до пункта Лиско. Здесь самолёт попал в сети прожекторов, и почти одновременно по нему ударила крупнокалиберная зенитная артиллерия. Пришлось повертеться.

На цель в районе Брезно вышли точно, лётчики пробили облачность, сориентировались, вывели бомбардировщик на костры. Абрамов нажал на кнопку сбрасывателя, стрелок А.Ф.Стариков пересчитал парашюты, радист В.И.Елисеев сел за рацию. Самолет с хвостовым номером «три» в глубоком вираже прошёл над площадкой, а затем, набирая высоту, исчез в облачности.

Комэск Н.М.Рыбалко прилетел в Словакию с молодым командиром корабля Говорушко. Он-то и привёл самолёт в район цели, а Никифор Максимович больше курил, но за действиями летчика следил внимательно, особенно, когда начали пробивать облачность и снижаться. Однако Говорушко с этим делом справился отлично, вмешательства проверяющего не потребовалось.

А вот когда облачность оказалась над головой и летчик, оценив обста­новку, понял, что они немножко в стороне от костров, сделал два неуве­ренных доворота – сперва в одну сторону, затем в другую – Рыбалко его поправил:

- Чего шарахаешься! Если принял решение, то его не меняй, а то можно и в гору врезаться!

- Так я, товарищ капитан, хотел, как можно лучше зайти на цель.

- Это не полёт в районе аэродрома, и я проверяю не технику пилотирования, это боевое задание, а здесь главное не красота, а его выполнение. Дай команду корме, чтобы смотрели за воздухом повнимательнее, в любое время кто-нибудь может вывалиться из облаков. И ахнуть не успеешь, как столкнёшься.

Наконец, восемь ПДМ покинули бомболюк, и Говорушко стал выводить самолёт из района цели. Когда набрали высоту и легли на курс, Рыбалко достал мундштук, вправил в него папиросу и задымил. Выкурив, раскочегарил вторую. Насладившись, бросил:

- Ну, ладно, рулите, а я отдохну.

Сменяя друг друга над Брезно, прошли все самолёты авиадивизии. Более часа на высоте 200 метров, чуть в стороне, ходил контролер Якименко и наблю­дал, как грузы кучно приземлялись в радиусе 300 метров от сигнала цели.

На обратном маршруте в районе железнодорожной станции Гельница правый лётчик Н.А.Плужников из экипажа Е.А.Плешкова заметил автоколонну в движении на восток. Как можно упустить такой момент! Сни­зились до трёхсот метров, сделали заход. Вначале ударил штурман Ф.С.Севастьянов, затем разрядили свое бортовое оружие радист и стре­лок. Сделали ещё заход и врезали по самой станции. Земля огрызнулась винтовочным залпом. Не искушая судьбу, стали с набором высо­ты выходить на свой курс.

При возвращении в Калиновку в экипаже А.Г.Васина произошёл обрыв антенны. Последними на командный пункт авиаполка с докладами о выполнении боевого задания прибыли экипажи командиров кораблей Д.В.Бобровского и П.В.Мансветова. Мансветов от имени своего экипажа обратился к командиру авиаполка с просьбой поощрить ра­диопеленгаторщика полковой роты связи Виктора Петелина за надёжную систематическую работу. Оформив документы, потянулись в столовую.

Свернули свою деятельность наземные службы, подтягивались с аэродрома последние техники, укладывался спать летный состав. На дежурствах остались те, кто обеспечивал безопасность гарнизона, его связь с вышестоящими штабами и готовность к немедленному функционированию. Ушло отдыхать и все руководство. Лишь в кабинете начальника штаба полка еще долго горел свет.

Пётр Трофимович Шавельский! Как нельзя представить, понять и изучить историю полка без биографии Шавельского, так нельзя представить и жизнь началь­ника штаба без истории полка. Они неотделимы.

С 7 июля 194I года в звании старшего лейтенанта он занял самую хло­потную должность в полку и тянет эту лямку до сих пор. Все на его пле­чах. Единственное, о чем он мечтает уже давно – так это выспаться. Чтбы никто не звонил и не будил, чтобы, ложась, не отмерять себе какой-то час-другой, а отключиться на полную катушку.

Дата добавления: 2015-10-28