Ибо то угодно (Богу), если 23 страница

— Пойдём, пойдём скорее, — сказала жена, беря под руку «жениха», и Дмитрий почувствовал, как дрожит её голос.

“Быть может, она начинает понимать, что любила только меня, и счастлива была только со мной? Хотя сейчас эти предположения уже скорее выражение любопытства, чем надежды. А хотел бы я, чтобы она вернулась и мы снова жили вместе?”

Он заглянул себе в душу и неожиданно обнаружил, что ещё живо чувство, причём не из прошлого, а настоящее!

“Мне жаль её! Но я её уже не хочу! Чувствую, что должен быть один. Никому не могу принадлежать, поскольку всецело принадлежу Ему!”

Чтобы узнать, когда он сможет подать кассационную жалобу, Дмитрий возвратился в суд. Его душило негодование в связи с незаконным решением суда и творящимся произволом.

— Вы знаете, что ваше решение незаконно, — сказал он, обращаясь к судье.

Судья покраснела.

— Не горячитесь, — сказала она дрогнувшим голосом. — Я же понимаю ситуацию, и поверьте, учитывала и ваши интересы. Ведь при таком решении вы сохраняете все права на ребёнка.

— Но ведь по закону...

— Да, формально по закону вы имеете равные права на ребёнка. Но целесообразнее оставить дочь с матерью.

“Зачем тебе это? Зачем преследовать судью? — Я хочу понять, почему она поступила несправедливо и что такое справедливость”.

— Так вы законом руководствуетесь или целесообразностью?

— Если вас не устраивает, можете обжаловать решение в установленном порядке, — нервно проговорила судья. — Только учтите, наш горсуд решает по настроению. Несколько раз уже было: я звонила, советовалась, обещали утвердить моё решение, а потом отменяли. На деле под меня копают, назначили служебное расследование, добиваются, чтобы я подала в отставку.

Дмитрий удивился такому откровению.

— Судите тогда по совести.

— Не всегда по совести получается. У меня тоже дети, я тоже живу одна.

И судья поспешно вышла из зала.

— А как же справедливость? — крикнул ей вдогонку Дмитрий.

— Что вы скандалы устраиваете, — угрожающе сказала секретарь. — Я сейчас вызову охрану.

— Вызывайте, — равнодушно ответил Дмитрий.

— Вы эгоист и любите только себя, — сказала с упрёком секретарь, и при этом как-то странно посмотрела на Дмитрия. — Чего вы добиваетесь?

— Если я скажу, что хочу быть чист перед будущим, вы не поверите.

— Неужели вы надеетесь, что девочку оставят с отцом, а не с матерью?

— Я хочу, чтобы суд поступил по закону. Как можно творить беззаконие, да ещё от имени государства?!

— Вы же сами всё понимаете.

— Если и в суде нет справедливости, где же тогда её искать?

— Вы что, борец за справедливость?

— Да, наверное. Но что есть справедливость? Поверьте, это вопрос не праздный. Возможно, на нём всё мироздание держится. Вот вы верите, что существует Высшая Справедливость?

— Во всём должна быть мера.

— А в чём суть этой меры? что оценивает наши поступки? что лежит на другой чаше весов Фемиды?

— Чего вы добиваетесь?

— Истины!

— Ничего вы не добьётесь!

— Но ведь есть закон…

— Вы что с Луны прилетели? Снимите розовые очки. В жизни всё по-другому.

— Тогда научите, какими законами управляется жизнь, если писаные не работают?

— Никакими. Нет совершенного закона.

— Значит, каждый может делать то, что хочет?

— Нет. Но то, что вы говорите, это всё философия. А в жизни всё иначе. В суде побеждает не тот, на чьей стороне правда, а у кого адвокат ловчее. Люди как грабили и убивали, так и будут грабить и убивать, и никакая философия здесь не поможет.

Секретарь внимательно посмотрела на Дмитрия. В её глазах он прочитал тоску одиночества.

Вошёл охранник и попросил Дмитрия выйти.

— Но мне надо…

Охранник грубо схватил Дмитрия за рукав и вытолкнул из помещения.

Сжав зубы, Дмитрий с нескрываемой ненавистью смотрел на охранника, изо всех сил пытаясь сдержаться, чтобы не ударить его; он уже ничего не боялся, и даже хотел умереть.

— Чего уставился? — зло ухмыльнулся охранник.

— Если хочешь дожить до пенсии, — сжав кулаки, прошипел Дмитрий, — не делай другому того, чего себе не желаешь.

— Да пошёл ты!

Внезапно сердце пронзила боль.

“Я сам себя убиваю. Ненавистью. Не могу, не хочу жить в мире, где царит ложь и беззаконие! Не могу, не хочу жертвовать совестью ради брюха! Легче умереть, чем жить во лжи и поступать против истины! Но неужели это я один такой — человек, которому принципы дороже жизни? Большинству это не понятно и не нужно. Все мысли у них заняты одним: как заработать побольше. Они не верят и не хотят верить. Им ничего от жизни не нужно, кроме денег и наслаждений. А мне плевать на деньги, хотя и нет ни гроша в кармане. Мне важно понять, как мы живём, по каким законам? И если нет справедливости, то как держится мир? как устроено мироздание?!

Откуда во мне эта тяга к справедливости? Потребность в ней — острая, безотчётная, неутолимая — разъедает душу. Требует, требует душа справедливости! Но если нет справедливости, как тогда жить? Творить справедливость самому, как я это понимаю и чувствую?

Решение судьи не только незаконно, но главное — несправедливо! Почему она творит произвол? Произвол? То есть, она действует произвольно? Но тогда надо признать, что в её действиях нет никакой логики и никакого смысла, что всё случайно, всё бессмысленно... Соглашаясь с этим, я расписываюсь в неспособности постичь закономерность происходящего. Нет, судья выносит решение не произвольно. Всякое действие целесообразно, даже если эта цель не видна. Всё имеет причину. Но какую? Чем руководствовалась судья, когда выносила незаконное решение? Своим представлением о справедливости? Или так, как считала нужным, необходимым? Но тогда в чём она видит необходимость? Вынести решение, которое бы устроило всех? Она хочет избежать кассационных неприятностей и поступает как ей выгодно. Но разве в удобстве и выгоде состоит принцип целесообразности?

Что испытывает судья, когда выносит несправедливое решение от лица государства? чем оправдывает себя? Несовершенством закона? Что это — цинизм? Нет, тут должно быть какое-то обоснование, какая-то идея, оправдывающая творимое беззаконие.

Понимает ли судья, какую берёт на себя ответственность? А может, её просто подкупили, дали взятку? Похоже, она не думает о последствиях! Она же ни во что не верит! И творит, что хочет. Что хочет? Нет, то, что считает необходимым. Значит, торжествует сила, и все призывы к любви, состраданию ничего не стоят, они иллюзия? Или же есть в этом какой-то смысл? Чувствую, что есть!

А может, так и нужно? Может быть, я должен радоваться, а не огорчаться? Возможно, так необходимо? Но в чём суть этой необходимости? Есть ли в этом решении благо для меня? Есть, безусловно, есть!”

Он вдруг почувствовал себя глупым ребёнком, который настойчиво добивается того, что ему не нужно.

“Все сомнения и разочарования от неспособности постичь Благо!

За всё в жизни надо платить! И это справедливо. Как бы я не печалился об отсутствии семьи и детей, знаю, что это плата за свободу. Получая одно, приходиться жертвовать другим. Такова участь всех философов, мыслителей, странников: непонимание, отвержение, казнь или смерть в одиночестве”.

Неожиданно Дмитрий словно увидел себя со стороны — старого, больного, одинокого — и ему стало страшно.

“Вот он — глупый, никому не нужный, дряхлый, разочарованный в жизни одинокий идеалист, которого никто не любит, который навсегда останется один и будет есть свои макароны, если таковые найдутся”.

Сожаление о будущем, которого у него нет, придавило к земле. Отчаяние проникло в душу, оттеснив на какое-то время веру, и Дмитрий ощутил весь ужас бездны, в которой ничего нет, одна пустота.

“Надеющийся, верящий, а в результате своей глупости оставшийся один. И ничего уже не будет, ничего. Один на один с пустотой, разочарованием, отрезвлением. И никаких надежд, никакой веры, а только смертельная тоска от пустоты одиночества и ясное понимание собственной глупости. Нет ничего! НИЧЕГО нет! И всё, на что я надеялся, во что верил — самообман!

Самое страшное это потерять веру! надежду! И любовь!

Куда же теперь идти? За чем? Не вижу смысла!”

Дмитрий стоял, не зная, куда ему теперь идти и зачем. Мимо шли люди, проносились автомашины, где-то играла музыка. Погружённый в себя, он не замечал происходящего вокруг, и очнулся, только когда рядом кто-то прокричал:

— Банду властителей под суд!

“Что это?”

— Эй, вы, стоящие на обочине, идёмте с нами, — кричал в громкоговоритель мужчина. — Кто не с нами, тот против нас. Или вас купили? Вы трупы, раз не хотите постоять за себя. Ну и ладно. Мы вас с собой не возьмём. Эй, женщина в красном, вы под какие знамёна хотите встать? Вставайте под наши. Мы поднимем страну с колен!

Толпа обволокла Дмитрия, и он оказался в самом центре демонстрации. Знамёна разных цветов смешались.

— Долой правителей-грабителей!

— Убей в себе государство!

Словно из другого мира, Дмитрий смотрел на происходящее. Лозунги на транспарантах удивляли: "Долой начальников!" "Родина — всё, остальное — ничто!" "Всякая власть — зло!"

Толпа подхватила и понесла. Дмитрий не сопротивлялся, — почему-то приятно было чувствовать себя частью чего-то единого.

Река демонстрантов вылилась на площадь. Там уже шёл митинг. Стоящий на трибуне оратор задиристо кричал в микрофон:

— Народ нищает, голодает и вымирает. Хватит сидеть, сложа руки, и ждать чуда. Надо действовать, и ещё раз действовать. То, куда нас тянет правительство, это дорога вникуда. Наша цель — гуманный общественный строй, в котором не будет места таким позорным явлениям, как преступность, безработица, бездомность, голод и нищета.

Раздались аплодисменты.

К микрофону подошла женщина.

— Я всю жизнь проработала, и заработала те деньги, которые мне теперь не платят. Раньше мне хватало пенсии, да ещё покупала подарки внучкам. А сейчас не знаю, как прожить. Пенсия нищенская, и ту месяцами задерживают. Сегодня хорошо живётся только ворам, бандитам и мошенникам. Мы ответственно заявляем, что терпение обобранного и униженного народа не беспредельно. За нами остаётся право защитить себя и свои семьи всеми доступными средствами. Пусть скорее грянет буря! Я жажду бури! Да здравствует справедливость!

Свист и аплодисменты смешались.

— Мы уже и просили, и требовали, — призывно басил с трибуны новый выступающий. — Нам уже обещали, и нас много раз обманывали. Мы предъявили властям ультиматум. Но слова простых людей для них пустой звук. Они понимают только язык силы. Мы должны действовать силой организации, а не просить и не ждать снисхождения. Мы в господа не рвёмся, но и в холуи не пойдём! Мы должны заставить себя уважать, стать могучей, гордой, борющейся силой! Долой просительство и пресмыкательство! Да здравствуют смелость и борьба!

— Долой! — раздались крики из толпы.

— У нас вся власть в руках кучки грязных банкиров и коррумпированных чиновников, — вещал уже следующий оратор. — Для них главное деньги, деньги и только деньги, причём любой ценой. Поэтому печальные события ждут нас впереди. Если только большинство граждан не почувствует, что из-за предателей их жизнь находится под серьёзной угрозой, и что спастись они смогут, если научатся за правильными словами распознавать предателей.

— Долой продажных предателей! — прокричал кто-то из толпы.

— Изменников Родины к ответу!

— Власть предаёт нас на каждом шагу, — заметил стоящий рядом с Дмитрием пожилой мужчина.

— Так всегда было.

На трибуну поднялся молодой человек.

— Мы, молодые, видим: главная причина всех бед — частная собственность, когда ничтожной кучке ворья — всё, а народу — ничего, хоть подыхай с голода. Не хочу сказать, что я такой уж умный, но понимаю: надо всё наворованное сделать вновь народным достоянием. Хватит вкалывать бесплатно на людоедов! Надо скинуть это ярмо со своей шеи! Мы объявляем о создании новой партии, ставящей своей целью не борьбу за власть, а устранение всякой власти вообще. В нашей партии не будет вождей и лидеров. Лишь Коллективный Разум народа имеет право решать все вопросы своей жизни. Кто готов, присоединяйтесь!

Среди митингующих сновали люди с пачками газет и листовок.

— Читайте учредительный манифест партии «Северная звезда»!

— «Народная правда»! Читайте «Народную правду»!

К микрофону подошла пожилая женщина.

— Меня Бог обидел счастьем, вместо радости всю жизнь одни слёзы и нищета. Состою на учёте по безработице, а пособие вдвое меньше платы за квартиру. Пособия не хватает растянуть на месяц, только на хлебушек. О сахаре, масле и речи быть не может. Теперь я понимаю, как голодали родители, потому что хожу по помойкам, собираю всё, что можно собрать. А ведь мне всего сорок семь лет.

Неожиданно она заплакала.

— Терпеливый у нас народ, — сказал Дмитрий. — Людям деньги не платят, а они живут. И терпят. Вот что удивительно! Позорно терпеливый народ! И почему мы так быстро привыкаем к плохому?

— Только это и спасает.

— Дали бы оружие, расстрелял бы эту власть, — злобно сказал стоящий рядом старик. — В нашем доме отопительная система пришла в негодность, не работает канализация, вода течёт грязная, непригодная для употребления в пищу. А платить за такую квартиру приходится много, хотя пенсия очень маленькая. Мне уже семьдесят два года, войну прошёл, а теперь, вот, боюсь помереть от голода. Не дай Бог никому дожить до такой старости, как мы смертники, у нас одна шкура да кости остались. Вот до чего довели стариков! И как же правителям не стыдно?!

— А у них органа такого нет — совести, — вмешалась в разговор женщина. — Вот нам зарплату не дают уже два года. А у меня трое девчонок, двое в школу ходят, младшая болеет часто, по больницам скитаемся. Их надо одеть, накормить, а наш директор считает, что если раз в год дал мешок сахара, да килограмм сливочного масла, то дети будут не только сыты, но и одеты... Случится простой аппендицит — умру! — не на что будет доехать до больницы. Что же это за время такое? Разве это жизнь? И надеяться не на что!

— Надеяться всегда надо!

— А у вас было когда-нибудь такое, что дома есть нечего, даже хлеба нет?! — женщина заплакала. — Мы даже не в состоянии платить за квартиру. Скоро нас могут выселить за неуплату. Будем на старости лет бомжами, умирая от голода и холода. А власть заботится только о себе. Скажите, зачем нужна такая власть?

— У нас не власть для народа, а народ для власти.

— Они и законы принимают, какие правителям выгодны, а не людям.

Стоящая рядом старушка недовольно пробурчала:

— Вот мне уже семьдесят четыре, а я всё работаю. С четырнадцати лет работаю. Трудового стажа у меня шестьдесят лет. А для пенсии положено всего двадцать. Только пенсия всё равно маленькая. Прибавили крохи, так цены тут же выросли. За квартиру две трети приходится отдать, а оставшихся денег хватает только на хлеб и воду. Вот и вынуждена гардеробщицей работать.

— Они нам платят ровно столько, чтобы мы не умерли с голода и не бунтовали.

— Власть таким образом двух зайцев убивает: и деньги на пенсиях экономит, и дешёвую рабсилу имеет.

— Мы-то своё отжили, теперь вам мучиться, — вздохнула старушка.

Митинг закончился. Дмитрий уже начал думать о том, куда пойти, как вдруг повстречал знакомого по съёмкам в кино «аристократа».

— И что вы думаете по этому поводу? — обратился тот к Дмитрию.

— Нынешняя ситуация развела людей: одних в поисках денег, других в поисках смысла. Потому и нет конца страданиям, оттого что не знаем, чего хотим. Ведь не ради сытых желудков здесь собрались. Цели в жизни нет, вот и маемся.

— Вы заблуждаетесь, — мягко возразил «аристократ». — Людей волнует прежде всего кусок хлеба насущного. Вот я — работаю научным сотрудником. Нам зарплату уже полгода не платят. Так вынужден в свободное время собирать пустые бутылки, сдавать их, чтобы купить пачку сигарет или конфет внучке. Подали в суд. Суд разобрался и постановил выплатить зарплату. А начальники нам отвечают — денег нет. И при этом сами за границей отдыхают.

— Воровское время!

— Людям зарплату не платят, а неучтённые деньги в коробках из-под ксерокса выносят из дома правительства. И никто не виноват. Хотя, в наше уголовно-ненаказуемое время... — Собеседник тяжело вздохнул. — Раньше хоть идея была. А теперь свели всё к пузу. Променяли духовность на доллары. … Нет, раньше мы были чище, наивнее, добрее, верили в идеалы, пусть даже они были ложные.

— Что же хорошего в ложных идеалах?

— Все идеалы недостижимы, и в этом смысле ложные. Что можно сказать против того, когда от каждого по способностям, каждому по потребностям? Это рай! Но он невозможен.

— Почему?

— Дело в том, что потребности людей не всегда благие.

— Нужно не переделывать людей, а приноравливаться к ним; не заставлять ходить по асфальтированным дорожкам, а асфальтировать там, где люди ходят.

— Так-то оно так, но…

— К тому же, мне кажется, благополучие страны определяется не по количеству богатых, а по количеству счастливых.

— Да, наверное, — согласился «аристократ». — Кстати, не желаете поучаствовать в массовке? На киностудии приглашали сняться в митинге одного политического деятеля. Платят наличными. Надо только кричать что-нибудь в его поддержку и аплодировать.

— А что это за мероприятие?

— Так ведь в воскресенье выборы нашего любимого президента!

Когда они проходили мимо разорённого мемориала, Дмитрий увидел, как возле вечного огня греются бездомные, тут же распивали пиво подростки, рядом кто-то мочился. «Жертвы ваши не напрасны, подвиг ваш бессмертен, память о вас вечна», прочитал он выбитые на камне слова.

— Интересно, что бы сказали те, памятники кому низвергнуты с пьедестала? Думали ли они о такой участи? И ради чего они жили? ради чего умирали? Ведь не для того, чтобы заслужить бронзовый монумент? Невольно задумываешься: в чём же истинный смысл жизни?

— Великие мёртвые имеют большую силу в мире живых. Читал я недавно одну историческую книгу о событиях четырехсотлетней давности. Так некоторые фразы можно без изменения вставлять в выпуски новостей. История повторяется.

— Но почему?

— Потому что мы не меняемся.

— Такое впечатление, что под разными именами, а иногда и под теми же самыми разыгрывается один и тот же спектакль.

Когда они подошли к месту, где снималась массовка, митинг был в полном разгаре. На импровизированной сцене стоял человек и, размахивая руками, бросал в толпу резкие фразы:

— Я клянусь, что честен перед вами, что у меня есть только один замысел — спасти мою нацию, спасти мой народ!

— Ещё один спаситель? — усмехнулся Дмитрий.

— Не могу смотреть, как гибнет мой народ, как люди моей нации готовы встать на колени, — продолжал кричать с трибуны оратор. — Мы оскорблены и унижены, нас шельмуют, нас чернят в любом месте. Хватит этого маразма! Начнём по-другому!

— Типичный депутан! — заметил кто-то.

— Я один из вас, я такой же, как вы. Я многого не обещаю. Но чётко обещаю обеспечить три вещи. Всем оставшимся без квартир — жилье! Второе — работу для всех! Третье —покончить с преступностью! Обещают все, но только я называю конкретные меры. Для меня интересы страны выше партийных и, тем более, личных. Мы должны, наконец, понять: надо жить ради своих национальных интересов. Поэтому голосуйте только за того, кто готов вас защищать. Мы поднимем страну с колен!

— Когда зарплата будет? — прокричали из толпы.

— Вопрос о вашей зарплате ставить бесполезно. Как и о вашей пенсии, и о вашей квартире. Из положения выход один: научиться правильно голосовать, чтобы вас на мякине вновь не провели.

— Кто страну накормит?

— Я никого кормить не собираюсь. Вы будете помирать, потому что голосуете за своих душителей. В мире идёт борьба не за рынок и не за права человека. За территорию! Как и тысячи лет назад племя идёт на племя: "У вас лучше вода — мы вас уничтожим и будем пить вашу воду". Нас хотят убрать и захватить нашу территорию. А вы идёте как стадо баранов... По телевидению вам внушают комплекс неполноценности и ждут недождутся, когда вы помрёте от переживаний, а молодежь махнёт на всё рукой и ухватится за наркотики. И тогда конец нации!

— Когда деньги начнут платить?

— Вы спрашиваете, почему вам не платят деньги? Специально! Меньше получаете — быстрее умираете. Издеваются! Деньги-то есть. Цель одна: жестокая скрытая война против вас. Война, в которой вы можете победить только с президентом-патриотом, у которого достанет политической воли вас защищать. Пять лет назад я говорил: не проголосуете за меня, будет гражданская война, беженцы, безработица, голод, воровство, национальное унижение. Всё это вы получили. Сейчас снова предупреждаю: не проголосуете за меня, и уже через полгода будет значительно хуже. Не поверите сейчас — вспомните через четыре года, если не раньше. Если, конечно, останетесь живы.

— Люди, не верьте ему! — прокричал кто-то в толпе.

— Вы устали от лжи? — продолжал оратор. — Я вас не обману! Это другие кандидаты врут вам без стыда и совести. Только я один говорю вам правду. Поэтому голосуйте за меня. Я за наших, я за бедных! Зачем мне врать? Я мог бы давно уехать из страны. Но я не могу не попытаться предупредить, а лучше спасти тысячи соотечественников, на которых уже вижу печать смерти, смерти от их собственного легкомыслия. Сейчас мы выбираем того, кто будет нами править. Стране нужен сильный президент, решительный, мужественный. Я готов договориться со всеми, на любую коалицию, даже без меня. Я — новая сила!

— Ура, — недружно закричали вокруг. — Ура новому президенту!

— Вы ему верите? — спросил Дмитрий у «аристократа».

— Я уже никому и ничему не верю. Никто правды не скажет, каждый врёт по-своему!

— Кто же будет нами править?

— Тут недалеко ещё один кандидат выступает. Пойдём, послушаем?

— У меня такое чувство, будто мы мчимся в автомобиле, а за рулем сидит человек, не умеющий водить и не знающий дорожных знаков.

Когда они подошли, то увидели на сцене роскошно одетого господина, держащего на руках ребёнка.

— Мне не нужно поднимать народ с колен, — вальяжно говорил оратор. — Пусть он себе ползает, но с толстыми карманами. У меня сейчас две проблемы: не прибавить в весе и спокойно спать. Всё остальное мне доступно. Да, я миллионер, но я хочу, чтобы и вы были миллионерами. Вот мы привезли в детский дом фрукты, игрушки, чтобы снять угрызения совести. Я нужен вам! Я сделаю всех богатыми! Всем сделаю достойную жизнь! Мы силы добра. И мы боремся за власть!

— Они за власть борются, а не за наши интересы. Понятно?

— Их послушать, они все за народ, а на деле всяк о себе думает.

— Вот бастуют люди, — продолжал оратор, — требуют прибавки. Я не понимаю. Если есть нечего, чего сидеть и ждать прибавки. Взяли бы корзины, да пошли в лес, насобирали грибов, ягод... А не хочешь жить хорошо — живи как хочешь!

В толпе засмеялись.

— Вчера ещё он был ничем, а сегодня олигарх. Наворовал, а теперь хочет власти, ротожопа!

— Уж лучше выбирать богатых, им хотя бы ничего не надо. А бедные только и мечтают, как наворовать.

— Выбирать надо тех, кто не мечтает о власти.

— А ради чего они во власть-то лезут, как не обогатиться? Деньги ищут власти, а власть — денег! Я работаю охранником, так насмотрелся на эту мразь. Все они одна братва, хотят только одного — нажиться!

— Все они думают о кабинетах, а не о народе! Сволочи! — в гневе проговорила старушка. — Им бы только в креслах сидеть. И воровать. Гадины! А на нас им наплевать. Жрут и врут! Как в поликлинику к врачу обратишься, ответ один: у вас старческое. А они только пёрнут, так уж консилиум собирают.

— У нас не демократия, а деньгократия! Какая может быть власть народа, когда народ нищ, а деньги и власть принадлежат кучке богатеев?

— Вот скажите: чьи проблемы решают люди, пришедшие во власть: свои, своего окружения или народные? Естественно, прежде всего свои. Эта так называемая элита и есть главная угроза государству!

— За всем стоят деньги.

— Нет, глубже надо смотреть, глубже. Деньги лишь средство, а управляет человеком нечто большее. Вот только что?

— Везде мафия!

— Ну и что? Пусть она будет.

— Так ведь это незаконно!

— Вот мы такие: пусть голожопые будем ходить, но чтоб непременно законники.

— Вы Родину свою не любите!

— Чего вы мне Родину тычете! Вы мне справедливость дайте! А несправедливая Родина мне не нужна!

— Ну и сиди голодный со своей справедливостью. Уж лучше несправедливый порядок, чем бесконечные перевороты во имя так называемой справедливости. Все люди в мире живут нормально, только мы как идиоты — голодные, но честные. А когда жрать захочешь, не до совести.

— Разве вам сытость дороже совести?

— Мы хотим справедливости или экономического процветания? Если справедливости, то навсегда останемся бедными!

— У меня приятель живёт припеваючи, потому что ворует. А я не могу. Мне голодная свобода дороже сытого порядка. Правители хотят сытостью купить единомыслие, как вы не понимаете!

— Весь вопрос, к чему мы стремимся, чего в итоге мы хотим? Богатства? Справедливости? Счастья? Если счастья, то для счастья не нужен экономический рост, — оно здесь и сейчас!

— Надо отменить институт наследования! Тогда люди будут думать не о накоплении земных благ, а о вечном — о чём и должны думать! А накопленное имущество должно поступать в общественные фонды. Это будет справедливо, поскольку все рождаются равными, и у каждого должны быть равные стартовые возможности; каждый должен иметь то, что сам заработал.

— С вашими взглядами нужно идти на другой митинг. Слышите, где оркестр играет?

Дмитрий решил последовать совету, и пошёл на звуки музыки. Уже издали он услышал рык, доносящийся из громкоговорителя.

— Власть, похоже, уже добилась независимости от своего народа. Они не хотят навести порядок. Им выгоден бардак. Людей преследует ощущение бессилия перед власть имущими. Кучкой политиканов принимаются решения о развале государства, о начале войны, вводятся законы, разрушающие жизнь людей. А народ безмолвствует. Стране нужен новый президент, который опирается прямо на народ. Дайте мне силу вашей поддержки! Я прекращу хаос в государстве! Я покончу с войнами внутри страны и на её границах! Я уничтожу преступный беспредел! Мы восстановим нашу Державу! Мой лозунг: правда и порядок!

— Ты за кого голосовать будешь? — спросил Дмитрий у стоящего рядом подвыпившего мужика.

— А за этого.

— Почему?

— Потому что он расстреляет кого надо и порядок наведёт.

— Так ведь и нас могут расстрелять.

— А наплевать. Надоело всё хуже горькой редки! Всё надоело! И с женой я разошёлся... Я, понимаешь, работал, деньги таскал домой, еду всякую, а она возьми да приведи домой мужика. Ну, я конечно рассердился. Пошёл, купил водки, напился. Возвращаюсь, а она с ним сосётся. А сын, значит, рядом. Вот паскуда! Тогда и я себе бабу нашёл…

— Нет никакой демократии! — сказал стоящий рядом мужчина. — Видимость одна. Я тоже был либералом и демократом, пока не услышал из уст нашего главного либерала признания, что цена реформ — десять процентов населения! После этого я стал консерватором.

— Что же тогда, диктатура? Нормальный человек из двух зол всегда выбирает меньшее.

— Нормальный вообще не выбирает зло. Свобода не в наличии выбора. Огромное большинство не хочет ни того, ни другого кандидата. Нельзя ставить человека перед выбором неприемлемого.

— Плохая власть лучше, чем никакая. Разве не надоел беспорядок? Уж лучше диктатура, чем гражданская война!

— Порядок должен быть справедливым!

— Все надоели! Ни за кого не буду голосовать! Это выборы без выбора! За одного не хочу, за другого не могу! Я против всех!

— Вон там, за углом ещё один обещатель за себя агитирует.

Дмитрий свернул за угол и услышал, как интеллигентный с виду господин с трибуны убеждал толпу в своих неоспоримых достоинствах.

— Когда я принимал решение "пойти в политику", я должен был раз и навсегда решить, что отказываюсь от многих обычных человеческих чувств. Например, от страха или от стремления к сытой, уютной и комфортной жизни. Потому что заниматься политикой и бояться, или зависеть от кошелька — невозможно. Я навсегда отказался от страха и покоя. В конце концов, должен кто-то принять на себя ответственность и попросить у людей права изменить ситуацию, в которую своими безумными, бездумными, беспомощными действиями загнала страну власть.

— Но где гарантия, что новая власть будет лучше старой? — спросил кто-то из толпы.

— Нынешняя власть не просто плохая, она опасна. Плохую власть можно поправить, слабую — поддержать, нерешительную — воодушевить. Но опасную можно и нужно отстранить.

— Разве эти ребята сдадут власть? — раздался тот же голос.

— У нас нет другого выхода, кроме как добиваться передачи власти через выборы. Нельзя быть равнодушными, иначе завтра наша безумная, зарвавшаяся власть пойдёт по этой дороге ещё дальше, и в кровавую мясорубку бросят миллионы жизней. Власть распоряжается всем, ни за что и не перед кем не отвечая.

— Вы-то сами чего хотите? — прокричали из толпы.

— Я выбираю свободу!

Публика зашумела.

— Ему хорошо выбирать свободу, когда деньги есть. А нищему она на что?

— Все они обещают свободу. А это что такое, никто не знает.

Дата добавления: 2015-10-28