Акулькин муж. Рассказ 6 страница

Но что же с фаталистическим народным взглядом на преступника как на несчастного? Достоевский ищет в нем иной смысл; он пытается бро­сить вызов идее фатализма как свойству психологии русского народа. "На­род, - пишет он, - называет осужденных "несчастными", подает им гро­ши и калачи. Что же он хочет этим сказать, вот уже, может быть, в продол­жение веков?" Достоевский - явно имея в виду собственное разрешение этого вопроса в "Мертвом доме" - далее спрашивает: "Христианскую прав­ду или правду 'среды"? Именно тут-то и камень преткновения, за кото­рый с успехом мог бы ухватиться пропагатор "среды"¹⁰. В "Мертвом доме" народ разрешал этот вопрос на стороне "правды "среды". Однако в "Сре­де" Достоевский настаивает на том, что народное представление о пре­ступнике как о несчастном выражает христианскую правду. "'Нет, - заяв­ляет он, - народ не отрицает преступления и знает, что преступник вино­вен". Называя преступника несчастным, он просто хочет сказать: "Вы со­грешили и страдаете, но и мы ведь грешны. Будь мы на вашем месте, -может, и хуже бы сделали. Будь мы получше сами, может, и вы не сидели бы по острогам. С возмездием за преступление ваше вы приняли тяготу и за все общее беззаконие. Помолитесь об нас и мы об вас молимся".

Обвиняя себя, продолжал Достоевский, народ доказывает, что "не ве­рит в "среду"; верит, напротив, что среда зависит вполне от него, от его беспрерывного покаяния и самосовершенствования. Энергия, труд и борь­ба - вот чем перерабатывается среда. Лишь трудом и борьбой достигается самобытность и чувство собственного достоинства. "Достигнем того, бу­дем лучше и среда будет лучше"¹¹.

Достоевский здесь занимает позицию дидактическую, наставительную, вдохновляющую. Он приписывает народу свои собственные убеждения. Он находит в нем то, что - в "Среде" - он находит в преступнике: совесть. Он обращается к гражданину в русском крестьянине-присяжном и в рус­ском человеке вообще. Быть гражданином, объясняет он, значит "возно­сить себя до целого мнения страны". Это значит проявлять и сострадание, и осознание влияния среды - "но до известного предела, насколько допус-

Ш

кает здоровое мнение страны и степень нросвещения ее христианскою нравственностию"¹². Христианство, настаивает Достоевский на одном из своих наиболее важных убеждений, "вполне признавая давление среды и провозгласивши милосердие к согрешившему, ставит однако же нравствен­ным долгом борьбу со средой, ставит предел тому, где среда кончается, а долг начинается. Делая человека ответственным, христианство тем самым признает и свободу его"".

Но мы не можем спросить, насколько здорова была Россия и на­сколько была она просвещена христианской нравственностью? До ка­кой степени русский народ в действительности придерживался хрис­тианской правды? Самого Достоевского явно мучили сомнения. "А что, если народ наш наклонен к учению о среде, - замечает он несколько в сторону, — даже по существу своему, по своим, положим, хоть славян­ским наклонностям?"¹⁴. Психология русского народа, какой ее увидел Достоевский в мертвом доме, - именно психология народа, по своей природе склонного к фатализму, к оправданию преступления как не­счастья, а преступника как несчастного. Ясно, что христианская прав­да, которую Достоевский открывает в том, что народ называет пре­ступника несчастным, - "чисто русская идея", замечает он, но суще­ствующая бессознательно - та, которую в "Среде" он пытается акти­визировать или вселить в народное русское сознание, чтобы побороть элементы фатализма и безответственности. Однако Достоевский до­пускает, что народ возможно увести на ложный путь "лжетолковани­ем" их представления о преступнике как о несчастном. "Окончатель­ный смысл и последнее слово останутся, без сомнения, всегда за ним, но временно - может быть, иначе"¹⁵. Конечно, именно воплощение "'временной" правды среды нашел Достоевский в народном сознании в мертвом доме.

Правде среды Достоевский поэтому противопоставляет христианскую истину. Трагической правде косности, застывшей среды, фатума он про­тивопоставляет христианское учение о нравственной свободе и спасении, непрестанном покаянии и стремлении к самосовершенствованию. Он под­черкивает волюнтаризм долга и настаивает на абсолютной личной нрав­ственной ответственности. Суровая, почти протестантская этика Досто­евского, особое внимание, уделяемое энергии, труду, долгу и спаситель­ным наказаниям, несомненно, отражает его размышления периода катор­ги. Здесь мы находим не только одну из форм его собственного сурового, направленного на себя критицизма, но также отзвуки суровых размышле­ний о поведении его товарищей-каторжников. Эта моралистическая, ди­дактическая сторона Достоевского - несомненно, усиленная глубоким личным негодованием - была приглушена в "Мертвом доме". Она ярю выражена в "Среде". Конечно, не случайно в том же самом очерке, где Достоевский идеализирует скрытое нравственное сознание русского на­рода, он создает ужасающий портрет беспощадного крестьянина, убива­ющего свою жену, Беатриче русской деревни.

Достоевский не принял правду среды, когда писал "Мертвый дом", но он признавал, что эта правда укоренилась в сознании русского каторжни­ка. Он также признавал серьезные нравственно-философские имплика­ции триумфа этой правды. "Среда" в ее неотъемлемом содержании, свое­го рода дидактическом, вдохновляющем жесте - иллюстрирует его уси­лие противодействовать некоторым из мрачных истин, открытых им в рус­ской жизни в период каторги. Она иллюстрирует его попытку найти но­вые здоровые основания для развития русского народа. "Я не хочу мыс­лить и жить, - писал Достоевский в заключении январского выпуска "Днев­ника писателя" за 1876 г., - иначе как с верой, что все наши девяносто миллионов русских (или там сколько их тогда народится) будут все когда-нибудь образованы, очеловечены, счастливы"¹⁶. Поэтому правда среды могла быть только временной. Она неизбежно уступит дорогу истине хри­стианства и его идее свободы и ответственности.

Идея Достоевского о том, что человек есть своя собственная среда, говорит не только о неволе человека, но и о его свободе. Свобода - тоже часть судьбы человека. Отсюда и его вечная способность, по выражению Эмерсона, "противостоять судьбой судьбе"¹⁷. Именно инстинктивное не­желание каторжника, несмотря на признание правды среды, отказаться от своей свободы привлекло внимание Достоевского на каторге и занимало его в "Мертвом доме". Однако воля каторжника к свободе выражалась не в признании своей нравственной свободы, но в бешеном и часто амораль­ном слепом противостоянии управляемой судьбой каторжной вселенной.

Глава 5

Дата добавления: 2015-10-28