Глава семнадцатая. Я решила, что я в пещере

Я решила, что я в пещере. По ощущениям: холодно и сыро, и звуки какие-то гулкие.

Мысли ползли медленнее улиток, но какое-то ощущение неправильности поднималось наверх с гнетущей уверенностью. Я оказалась не там, где должна быть. И я не должна быть там, где оказалась. Это почему-то были две отдельные, не связанные мысли.

Кто-то меня стукнул по голове, раньше.

Я стала об этом думать. Голова не болела, а плыла, будто я сильно простудилась и приняла какое-то серьезное отхаркивающее. Значит, заключила я (с быстротой черепахи), стукнули меня не физически, а магией. Но результат тот же. Самочувствие мерзопакостное, и страшно открыть глаза. И в то же время мне очень хотелось знать, кто же здесь со мной. Собравшись с духом, я заставила себя разлепить веки. Передо мной мелькнуло красивое и равнодушное лицо, и веки снова сомкнулись. Будто действовали по собственному расписанию.

— Она возвращается, — сказал один голос.

— Отлично, повеселимся, — ответил ему другой.

Это точно не обещало ничего хорошего. Вряд ли это веселье придется мне по нраву.

Я подумала, что вот сейчас меня спасут, и это будет очень хорошо.

Но кавалерия не появилась. Вздохнув, я снова заставила себя открыть глаза. На этот раз веки не сомкнулись, и при свете факела — настоящего, подлинного, деревянного факела — я разглядела своих похитителей. Один был фейри, мужчина. Красив, как Клод, брат Клодины, и столь же обаятелен — то есть обаяния ноль. Черные волосы, как у Клода, красивое лицо и накачанное тело, как у Клода. Но его лицо даже изобразить интерес ко мне не могло бы. Клод хотя бы может притвориться, когда обстоятельства требуют.

Я посмотрела на похитительницу номер два. Она тоже не выглядела вестницей счастья. Тоже фейри, и потому красавица, но ничуть не более сердечна или приветлива, чем ее напарник. К тому же она была одета в трико, и оно ей очень шло, а этого одного уже хватило бы мне, чтобы ее возненавидеть.

— Мы взяли ту, что надо, — сказала Вторая. — Вампирскую шлюху. Хотя та, что с короткими волосами, малость привлекательнее.

— Да будто вообще человек может быть привлекателен, — пренебрежительно бросил Первый.

Мало того, что меня похитили, так я еще должна терпеть оскорбления. Хотя уж меньше всего меня должно было заботить, что они говорят, у меня в груди стала разгораться искра злости. Давай продолжай, болван. Вот погоди, пока мой прадед до тебя доберется.

Я надеялась, что они не тронули Амелию и Буббу.

Надеялась, что ничего не случилось с Биллом.

Надеялась, что он позвонил Эрику и моему прадеду.

То есть надежд было полно. И в порядке принятия желаемого за действительное я желала, чтобы Эрик был настроен на мое острое горе и очень реальный страх. Может ли он выследить меня по эмоциям? Очень хотелось бы, потому что их у меня хоть отбавляй. В такой суровый переплет я еще не попадала никогда. Несколько лет назад, когда мы обменялись кровью с Биллом, он мне сказал, что теперь будет способен меня найти. Я надеялась, что он сказал правду, и еще надеялась, что эта способность со временем не пропадает. Я очень хотела, чтобы меня кто-нибудь спас, кто угодно. И побыстрее.

Похититель Номер Один сунул мне руки подмышки и посадил меня рывком. Тут я осознала, что руки у меня онемели. Посмотрев вниз, я увидела, что они связаны кожаным ремнем. Теперь я сидела, прислоненная спиной к стене, и видела, что мы не в пещере, а в заброшенном доме. В кровле дыра, и в нее видны звезды. Густой, почти удушающий запах плесени, сквозь который пробивались ароматы гниющей древесины и обоев. Ничего не было в этой комнате, кроме моей сумки, брошенной в угол, и старой фотографии в рамке, криво повисшей на стене позади двух фейри. Снимок был сделан на открытом воздухе, где-то в двадцатых-тридцатых годах, и на нем была изображена черная семья, приодевшаяся для фотографирования. Похоже, что фермерская. Что ж, значит, я еще в собственном своем мире, хотя, вероятно, ненадолго.

Но пока еще была возможность, я улыбнулась этим тварям — Первому и Второй.

— Мой прадед вас убьет, — сказала я, и даже смогла выразить голосом, как меня радует эта перспектива. — Вот только подождите.

Первый захохотал, отбросив назад волну черных волос движением манекенщика на подиуме.

— Ему нас не найти. Он предпочтет уступить и сойти с трона, чем видеть, как тебя убьют медленно и мучительно. Уж как он людей лю-у-у-бит...

— Ему давно уже надо было уйти в Земли Лета, — добавила Вторая. — Скрещиваться с людьми — так мы вымрем еще быстрее. Брендан нас запечатает и спасет. А у Найэла срок вышел.

Ага, срок годности. Как у товара на полке.

— А теперь скажите, что у вас есть кто-то постарше. Что не вы — мозги этой операции.

Я как-то сознавала, что мозги у меня сейчас всмятку — наверное, в результате того заклинания, которым меня отключили, но сознание, что я не в себе, не помешало мне говорить, а зря.

— Мы — вассалы Брендана, — гордо ответил Первый, как будто это должно было все прояснить.

А я связала их слова не с архиврагом моего прадеда — мне вспомнился Брендон, с которым мы ходили в школу. Он играл за школьную команду полузащитником, поступил в Луизианский Технологический и потом ушел в военную авиацию.

— Он ушел со службы? — удивилась я.

Они уставились на меня, совершенно ничего не понимая, и, честно говоря, это трудно было бы поставить им в вину.

— Со службы кому? — спросила Вторая.

Но я еще не простила ей, что обозвала меня уродиной, и решила с ней не разговаривать.

— Так что у вас за программа? — спросила я Первого.

— Подождем, пока откликнется Найэл — а он откликнется на требования Брендана. Брендан закроет нас в Фаэре, и нам никогда не придется иметь дело с вашей породой.

План показался мне превосходным. Я временно почувствовала себя сторонницей Брендана.

— А Найэл, значит, этого не хочет? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

— Нет. Он хочет якшаться с вашей породой. Пока Финтан скрывал знание о тебе и твоем брате, Найэл вел себя прилично, но когда мы убрали Финтана...

— И вымели пепел! — засмеялась Вторая.

—...вот тогда он сумел выяснить о вас достаточно, чтобы найти. А раз смог он, то смогли и мы. В один прекрасный день мы нашли дом твоего брата, а снаружи лежал подарок в грузовике, и мы решили с ним позабавиться. Проследили тебя по запаху до работы и оставили жену твоего брата и эту мерзость у всех на виду. Сейчас точно так же позабавимся с тобой — Брендан разрешил делать все, только не убивать.

Вот тут мои медленные мозги, кажется, зашевелились быстрее. Во всяком случае, до них дошло, что эти двое — шестерки у врага моего прадеда, и это они убили моего деда Финтана и распяли на кресте бедняжку Кристалл.

— Я бы на вашем месте не стала этого делать, — сказала я в полном отчаянии. — В смысле, меня пытать. А что, если Брендан не получит того, что хочет? Если победит все-таки Найэл?

— Прежде всего, это маловероятно, — ответила Тварь Номер Два. И улыбнулась. — Победим мы, а до того мы как следует поразвлечемся — на случай, если Найэл захочет тебя видеть, а он наверняка потребует доказательств, что ты жива, иначе не станет капитулировать. Нам придется дать тебе дышать... но чем ужасней будет твое состояние, тем быстрее кончится война.

У нее был полон рот таких длинных и острых зубов, каких я в жизни не видела. И на некоторых были серебряные острые наконечники. Жутковатый штрих.

При виде этих зубов, страшных сверкающих зубов с меня слетели остатки оглушившего меня заклинания, и это было очень некстати.

Весь следующий час я находилась в полном сознании, и это был самый длинный час за всю мою жизнь.

Это было поразительно — и невероятно — что можно испытывать такую боль и от нее не умереть.

Умереть я была бы рада.

Я много знаю о людях, потому что читаю их мысли каждый день, но о культуре фейри не знаю почти ничего. Приходится верить, что Предмет Номер Один и Предмет Номер Два составляют в ней субкультуру совершенно отдельную. Я не могу поверить, что мой прадед смеялся бы, пустив мне кровь. И очень надеюсь, что он бы не радовался, полосуя человека ножом, как радуются Первый и Вторая.

Мне случалось читать в книгах, как во время пытки жертва вдруг «уносится куда-то прочь». Я бы и рада была мысленно «унестись», но увы — я оставалась в этой самой комнате, где меня пытали. Я сосредоточилась на резких лицах семейной фотографии, жалея только, что она такая пыльная, и лица видно плохо. И еще вот если бы она прямо висела. Конечно же, эта добрая семья пришла бы в ужас при виде того, что происходило у нее на глазах.

Когда этот фейрийский дуэт на секунду переставал меня терзать, очень трудно было верить, что все это не во сне, а наяву. Держалась еще надежда, что это какой-то очень уж кошмарный сон, и я очнусь от него рано или... нет, лучше все-таки рано. Что в мире есть жестокость, я знала с самого раннего детства, уж можете мне поверить, но меня потрясло, что эти двое просто радуются. Я для них не существовала — как личность. Они были совершенно равнодушны к моим планам на жизнь, моим мыслям, предпочтениям. С тем же успехом я могла быть потерявшимся щенком или пойманной возле ручья лягушкой.

Мне лично даже подумать было бы страшно так мучить щенка или лягушку.

— Послушай, а это не дочка тех, которых мы убили? — спросил Первый у Второй, пока я вопила.

— Их самых. Они тогда в наводнение хотели по воде проехать, — пустилась в приятные воспоминания Вторая. — По воде! А кровь в мужике текла — небесная. Думали защититься своей железной банкой.

— Духи вод рады были их утопить, — согласился Первый.

Мои родители не были жертвой катастрофы — их убили. Даже сквозь всю боль этот смысл дошел до меня, хотя мне и было не до эмоциональной реакции на новое знание.

Я пыталась мысленно воззвать к Эрику в надежде, что он найдет меня по нашей с ним связи. Вспомнила единственного известного мне взрослого телепата, Барри, и взывала к нему, хотя отлично знала, что он слишком далеко и не услышит. К неизбывному моему стыду я попыталась связаться даже с малышом Хантером. Хотя я знала, что он не только слишком мал и не поймет, но и... потому что нельзя так поступать с ребенком.

Надежда оставила меня, и я ждала смерти.

Пока они занимались сексом, я думала о Сэме, о том, как бы счастлива я была его сейчас видеть. Хотелось произнести имя кого-нибудь, кто меня любит, но голос был начисто сорван воплями.

Я думала о мести. Я так желала смерти Первому и Второй, что в груди жгло. Я надеялась, что кто-нибудь из моих друзей-супернатуралов — Клод и Клодина, Найэл, Олси, Билл, Квинн, Трей, Пам, Эрик, Кэлвин, Джейсон — разорвут этих двоих на части, медленно и постепенно. Быть может, другие фейри сумеют мучить их столько же времени, сколько они меня.

Первый и Вторая говорили, что Брендан требовал сохранить мне жизнь, но не надо быть телепатом, чтобы понять: они не удержатся. В погоне за своими удовольствиями они забудут обо всем, как было с Финтаном и с Кристалл. И меня уже будет не отремонтировать.

Я поняла с уверенностью, что меня ждет смерть.

И начались галлюцинации. Мне казалось, что я вижу Билла, и это было уже совсем бессмысленно. Наверное, сейчас он стоит на заднем дворе моего дома, гадая, куда я девалась. Он сейчас в том мире, где есть смысл, и все же я видела, как он крадется за спиной этих тварей, пока они в экстазе работают бритвами. И он приложил палец к губам, будто предостерегая меня, чтобы молчала. Поскольку его здесь не было, а горло у меня настолько саднило, что вообще не могло произвести сколько-нибудь громкого звука, промолчать было легко. А за Биллом шла черная тень, увенчанная бледным огнем.

Вторая пырнула меня острым ножом, только что вытащенным из-за голенища, и нож сверкал, как ее зубы. Оба наклонились ближе ко мне, насладиться моей реакцией. А я лишь хрипела в ответ, и на лице запеклась корка крови и лез.

— Квакает, жаба, — сказал Первый.

— Слушай, слушай! Квакай, жабка. Квакай, ну?

Я разлепила веки, посмотрела ей в глаза — впервые в упор за долгие-долгие минуты. Проглотила слюну пересохшим ртом и собрала остатки сил.

— Тебе конец, — выговорила я с абсолютной уверенностью.

Но я уже это говорила, и она сейчас обратила на мои слова внимания не больше, чем в прошлый раз.

Я заставила губы раздвинуться в улыбке.

У мужчины как раз хватило времени принять удивленный вид перед тем, как что-то сверкающее полыхнуло у него между головой и плечами. Тут же, к моему неописуемому удовольствию, он распался на два куска, а меня окатило горячей кровью, смывающей ту, что уже засохла у меня на коже. Но глаза мне не залило, и я видела, как чья-то белая рука схватила Вторую за длинную шею, оторвала от земли, развернула в воздухе, и я остро насладилась ее недоумением, когда в горло ей вонзились зубы, не уступающие в остроте ее собственным.

Дата добавления: 2015-10-28