Глава восемнадцатая. Я была не в больнице.

Я была не в больнице.

Но в кровати, и не в своей. И уже не такая грязная, как была, и перевязанная, и все болело — ой как болело. Насчет отмытости и перевязки — лучшего и не придумаешь. Насчет боли — ну, это было ожидаемо, понятно и в каких-то пределах. По крайней мере никто не пытался эту боль усиливать. И потому я решила признать свое состояние превосходным.

В памяти осталось несколько дыр. Я не могла вспомнить, как из развалившейся хижины попала сюда. Вспоминались какие-то обрывки действий, голоса, но ни во что связное они не объединялись. Я помнила, как снесли голову Первому, как кто-то вгрызался в горло Второй. Очень хотелось думать, что она мертва, но уверенности не было. И я правда видела Билла? А что за тень была у него за спиной?

Послышалось ритмичное пощелкивание. Я повернула голову — совсем чуть-чуть. У моей кровати сидела моя фея-крестная, Клодина, и вязала.

Клодина, которая вяжет возле моей кровати, — это был такой же сюрреализм, как появление Билла в пещере. Я решила снова провалиться в сон — трусливое бегство, но я считала, что имею право.

— Поправится полностью, — уверенно сказала доктор Людвиг. Ее голова прошла мимо моей кровати, и это меня окончательно убедило, что я не на стандартной больничной койке.

Доктор Людвиг занимается такими случаями, с которыми нельзя обращаться в обычную человеческую больницу: либо персонал в страхе разбежится, либо лаборатория не сможет разобраться в анализе крови. Доктор Людвиг обошла мою кровать и двинулась к выходу — я видела её жесткие волосы. Голос у нее очень низкий. Я подозреваю, что она — хоббит. Не всерьез, конечно, но очень уж похожа. Хотя она всегда в ботинках. Я попыталась вспомнить, видела ли я когда-нибудь ее ноги.

— Сьюки! — окликнула она меня, глядя откуда-то из района моего локтя. — Лекарство действует?

Я не очень поняла: то ли это ее второй визит, то ли я сейчас что-то пропустила.

— Боль тише, — ответила я очень хриплым шепотом. — Как-то все немеет. И это просто... чудесно.

— Да, — кивнула она. — Учитывая, что ты — человек, тебе еще очень повезло.

Забавно. Я чувствовала себя лучше, чем в хижине, но не чувствовала, чтобы мне повезло. Покопалась в душе в поисках благодарности к судьбе за везение, и ничего не нашла. Кончились во мне эмоции. Или были так же изувечены, как тело.

— Нет, — ответила я, попыталась мотнуть головой, но даже обезболивающие не могли скрыть факта, что саднящую шею лучше оставить в покое. Мне несколько раз пережимали горло.

— Ты жива, — напомнила доктор Людвиг.

Но была слишком близка к смерти. В каком-то смысле даже перешагнула черту. Есть оптимальный срок спасения. Если бы меня освободили до того, как он истечет, я бы смеялась всю дорогу до этой клиники супернатуралов или где я там. Но я видела смерть слишком близко — так, что можно бы разглядеть поры на ее лице, и слишком много перенесла страданий. На этот раз мне не вскочить как ни в чем не бывало. Мою физическую и эмоциональную суть вспороли ножами, замесили и выколотили, грубо и шероховато. И непонятно, удастся ли мне зашпаклевать ее до прежней гладкости.

Все это я объяснила доктору Людвиг куда более простыми словами.

— Они мертвы, если тебе от этого легче, — сообщила она.

И правда легче. И очень намного. Я очень надеялась, что это мне не примерещилось — а то я боялась, что их смерть — это лишь приятная фантазия.

— Твой прадед снес голову Лохлану, — сказала она. Ага, значит, так звали Первого. — А вампир Билл Комптон вырвал глотку сестре Лохлана Нив.

Значит, это и была Вторая.

— Где Найэл сейчас? — спросила я.

— Воюет, — ответила она мрачно. — Переговоры, тонкие попытки добиться перевеса — все в прошлом. Теперь — только убивать.

— Билл?

— Серьезно ранен, — сказала она. — Фейри успела достать его клинком до того, как истекла кровью. И укусила его тоже. В ноже у нее было серебро, и на клыках — серебряные наконечники. Серебро сейчас у него в организме.

— Он поправится, — убежденно заявила я.

Она пожала плечами.

Я подумала, что у меня сейчас сердце из груди выскочит прямо сквозь кровать. Посмотреть в лицо этому несчастью я не могла и потому попыталась думать о чем-нибудь, кроме Билла.

— А Трей? Он здесь?

Она молчала, глядя на меня, но потом сказала:

— Да.

— Я должна его видеть. И Билла тоже.

— Нет, тебе нельзя вставать. У Билла сейчас дневной сон. Ночью — уже через пару часов на самом деле — приедет Эрик, привезет с собой еще хотя бы одного вампира — это должно помочь. А вервольф слишком серьезно ранен, чтобы его беспокоить.

До меня это не доходило, мысли бежали вперед. Жуть до чего медленно бежали, но зато стали несколько яснее.

— Ты не знаешь, кто-нибудь сказал Сэму? Сколько времени я уже в отключке? И сколько пропустила своих смен?

— Не знаю, — пожала плечами доктор Людвиг. — Наверное, да. Кажется, он обо всем слышал.

— Отлично. — Я попыталась изменить положение, ахнула от боли. — Мне нужно встать в туалет, — предупредила я.

— Клодина! — позвала доктор Людвиг, и моя кузина отложила вязанье и встала с кресла-качалки. Тут я впервые обратила внимание, что моя красавица фея-крестная выглядит так, будто ее через молотилку пропустили. Голые руки в царапинах, ссадинах и порезах. Лицо вообще в кашу. Она мне улыбнулась, но это была гримаса боли.

Когда она взяла меня на руки, я почувствовала, как ей это трудно. Вообще-то Клодина может, если захочет, запросто поднять крупного теленка.

— Не нужно, — сказала я. — Я же могу идти, это точно.

— Даже не думай, — ответила Клодина. — Видишь, мы уже здесь.

Когда цель была достигнута, она снова взяла меня на руки и отнесла в кровать.

— Что с тобой случилось?

— Напали неожиданно, — ответила она мелодичным голосом. — Какие-то глупые брауни и один фейри. Ли его звали.

— Если я правильно понимаю, это союзники Брендана?

Она кивнула, подобрала вязание. Это оказался миниатюрный свитер. Интересно, уж не на эльфа ли она его вяжет.

— Были союзники, — подтвердила она. — Теперь они — клочья мяса и осколки костей.

Очень у нее был довольный голос.

При таких темпах Клодина вряд ли когда-нибудь станет ангелом. Точно не знаю, как это происходит, но вряд ли разложение мыслящих существ на компоненты такому превращению способствует.

— Отлично, — согласилась я. Чем больше сторонников Брендана нарвется на достойного противника, тем лучше. — Ты Билла видела?

— Нет, — ответила Клодина, не скрывая отсутствия интереса.

— А Клод где? — спросила я. — Ему ничего не грозит?

— Он с дедом, — ответила она, впервые выказав признаки тревоги. — Они ищут Брендана. Дед считает, что если убрать источник вражды, у сторонников Брендана не будет другого выхода, как прекратить войну и принести ему клятву верности.

— Ага, — сообразила я. — А ты не там, потому что?..

— Потому что охраняю тебя, — ответила она просто. — А чтобы ты не думала, будто я выбрала там, где безопаснее, скажу, что Брендан обязательно будет тебя искать. И будет очень зол. Ему пришлось войти в мир людей, чего он терпеть не может, а тут еще убили его лучших киллеров. Он очень любил Нив и Лохлана — они уже не первый век были с ним, и оба были у него в любовниках.

— Буэ! — сказала я от всего сердца — или желудка, быть может. — Фу, мерзость. — Я даже не могла себе представить, что это за «любовь» была. То, что я видела, на любовь было мало похоже. — И никогда бы я не обвинила тебя, будто ты прячешься от опасности, — продолжала я, когда прошла тошнота. — Весь мир опасен.

Клодина посмотрела на меня острым взглядом.

— А что это за имя — Брендан? — спросила я, помолчав и глядя на мелькающие сноровистые спицы. Не знаю, каков будет этот пушистый зеленый свитер, но процесс смотрелся красиво.

— Ирландское, — ответила она. — Все самые старшие из нас в этой части света — ирландцы. И у нас с Клодом тоже были ирландские имена. Мне это казалось глупостью. Почему нельзя выбирать что хочешь? Те имена никто ни записать, ни произнести правильно не мог. Мое, например, звучало так, будто кошка шерстью кашляет.

Мы несколько минут помолчали.

— А для кого этот свитер? Мелкого собираешься завести? — спросила я хриплым шепотом. Хотела пошутить, но получилось зловеще.

— Да, — ответила она, подняв голову и глядя на меня. Глаза ее сияли. — У меня будет ребенок. Чисто фейрийской крови.

Я была поражена, но постаралась это скрыть за самой большой улыбкой, которую только удалось натянуть на лицо.

— Ух ты, класс!

Я подумала, не будет ли назойливо поинтересоваться личностью отца? Наверное, будет.

— Да, — серьезно ответила она. — Это чудесно. Мы не слишком плодовиты, а изобилие железа в этом мире сильно снижает нашу рождаемость. Мне очень повезло. Это одна из причин, по которым я никогда не сплю с людьми, хотя иногда хотелось бы — среди них попадаются такие милые! Но тратить на них цикл — ни за что.

Я всегда думала, что ее удерживает от близости с многочисленными обожателями желание возвыситься до ангела.

— Значит, папочка у младенца — фейри, — сказала я, крутясь возле вопроса о личности отца как кот вокруг горячей каши. — У вас давний роман?

Клодина засмеялась:

— Я знала, что у меня подходящее время для зачатия. Знала, что он фертилен. Мы не близкие родственники и мы друг другу нравились.

— Он будет помогать растить ребенка?

— О да! Он будет ее охранять в годы ее детства.

— А мне можно будет с ним познакомиться?

Мне действительно было приятно счастье Клодины, хотя как-то вчуже.

— Конечно! Если мы победим в этой войне и сохранится переход между мирами. Он в основном находится в Фаэре — не особенно любит общество людей. — Она сообщила это таким тоном, каким могла бы сказать, что у него аллергия на кошек. — Если победит Брендан, то Фаэр будет запечатан, и все, что мы построили в этом мире, уйдет. Чудесные изобретения людей, которыми мы могли бы воспользоваться, деньги, которые мы заработали для финансирования таких изобретений — ничего этого не будет. А быть среди людей — это так пьянит! Они столько излучают энергии, восхитительных эмоций, они так... да просто они так забавны!

Эта новая тема отлично отвлекла мысль от моего состояния, но горло сильно болело, отвечать я не могла, и Клодина потеряла интерес к разговору. Она вернулась к своему вязанию, но я встревожилась, увидев через несколько минут, как она напряглась, прислушиваясь. Из коридора слышался шум, будто кто-то носится по зданию, и не один. Клодина вставала и подходила к двери. После третьего раза она закрыла дверь и заперла на ключ. Я ее спросила, чего она ждет.

— Беды, — ответила она. — И Эрика.

Одно и то же, подумалось мне.

— Другие пациенты здесь есть? — спросила я. — Тут вроде как больница, нет?

— Есть, — подтвердила Клодина, — но Людвиг со своими помощниками сейчас эвакуируют ходячих.

Я думала, что сильнее меня уже не напугать, но сейчас мои измотанные эмоции ожили при взгляде на подобравшуюся Клодину.

Минут через тридцать она подняла голову, и было видно, что она прислушивается.

— Эрик идет, — сказала она. — Мне придется тебя с ним оставить. Я не умею скрывать свой запах, как дед.

Она встала, повернула ключ, распахнула дверь.

Эрик вошел беззвучно. Вот только что я смотрела на дверной проем — а в следующий миг в нем стоял Эрик. Клодина быстро собрала свои вещи и пошла к выходу, держась от Эрика как можно дальше. У него от восхитительного запаха фейри раздулись ноздри — и тут же Клодины не стало, а Эрик оказался возле моей кровати. А я не почувствовала себя ни счастливой, ни довольной, из чего стало понятно, что и связь выдохлась — временно по крайней мере. Лицо у меня так болело при малейшей смене выражения, что я понимала: оно все в синяках и порезах. Левый глаз все видел как сквозь грязное стекло. Мне и без зеркала было понятно, какой у меня страшный вид. И сейчас у меня просто не было сил по этому поводу переживать.

Эрик очень старался не показать ярости, но у него не получилось.

— Вот блядские фейри! — произнес он, и губа у него дернулась в оскале.

Никогда раньше не слышала от Эрика ругательств.

— Убиты, — сумела я прошептать, стараясь говорить поменьше.

— Да. Слишком легкой смертью подохли.

Я кивнула (насколько могла), соглашаясь от всего сердца. Вот ей-богу, хотелось бы их оживить, чтобы убить помедленнее.

— Я сейчас посмотрю твои раны, — сказал Эрик, чтобы это не стало для меня неожиданностью.

— О'кей, — прошептала я, хотя понимала, что зрелище будет душераздирающее. То, что я увидела, подняв халат в туалете, было так ужасно, что дальше мне смотреть не захотелось.

Эрик с клинической аккуратностью откинул одеяло и простыню. На мне была классическая больничная рубаха — не надо думать, что в больнице для супернатуралов придумали что-нибудь более экзотическое — и она, конечно, задралась выше колен. Ноги были покрыты следами укусов — причем глубоких, с выдранными кое-где кусками мяса. Этот вид привел мне на ум «Неделю акул» на канале «Дискавери».

Самые худшие раны Людвиг заклеила, и можно было не сомневаться, что под повязками там швы. Эрик застыл на долгую минуту совершенно неподвижно.

— Подними рубашку, — велел он, потом понял, что руки у меня не слушаются от слабости и поднял ее сам.

Эти гады прошлись по всем мягким местам, и зрелище было весьма неприятным — отвратительным, если правду сказать. Я глянула раз и больше не могла себя заставить — зажмурилась, как ребенок в фильме ужасов, когда бредет по темному коридору. Понятно теперь, почему так больно. Я никогда уже не буду прежней — ни физически, ни ментально.

Эрик долго смотрел, потом накрыл меня снова, сказал: «Сейчас вернусь», — и я услышала, как он вышел. Вернулся он быстро, принеся с собой пару бутылок «Настоящей крови», и поставил их на пол возле кровати.

— Подвинься, — сказал он, и я подняла на него глаза, не понимая. — Подвинься, — повторил он нетерпеливо, потом понял, что я не могу, подсунул мне руку под спину, другую под колени и без усилия сдвинул меня на дальний край кровати. К счастью, она была намного шире стандартной больничной койки, и мне не пришлось поворачиваться набок, чтобы дать место Эрику.

— Я тебя покормлю сейчас, — сказал он.

— Что?..

— Я тебе дам кровь. Иначе выздоровление займет не одну неделю, а у нас столько времени нет.

Он говорил так просто и по-деловому, что у меня наконец-то отпустило напряжение в плечах. Я просто не замечала, насколько была натянута. Эрик укусил свое запястье и поднес мне ко рту.

— На, — сказал он, не сомневаясь, что я возьму.

Свободную руку он подсунул мне под шею, приподнимая голову. Тут не ожидалось ничего веселого или эротичного, как при укусе во время секса. На миг я удивилась собственной молчаливой покорности. Но Эрик говорил, что у нас нет времени. На одном уровне я знала, что это значит, но на другом была слишком слаба, чтобы считать фактор времени чем-то большим, нежели преходящей и почти несущественной мелочью.

Открыв рот, я глотнула. Все тело так болело и выглядело так мерзко, что я не задумалась, разве что мельком, насколько разумно или неразумно сейчас поступаю. Насколько быстро наступает эффект от усвоения крови вампира, я знала.

У Эрика закрылась рана, он открыл ее снова.

— Ты уверен, что правильно поступаешь? — спросила я, когда он снова вскрыл себе запястье.

Горло пульсировало болью, и я пожалела, что потратилась на целое предложение.

— Да, — ответил он. — Я знаю, сколько было бы слишком. И я хорошо напитался перед тем, как сюда ехать. Надо, чтобы ты могла двигаться.

Он вел себя настолько буднично, что мне стало как-то легче. Жалости я бы не выдержала.

— Двигаться?

От мысли, что надо двигаться, мне стало очень тревожно.

— Да. Сторонники Брендана могут найти это убежище в любой момент, и обязательно найдут. Сейчас они ищут тебя по запаху. От тебя пахнет теми фейри, что тебя пытали, и теперь известно, что Найэл любит тебя настолько, что готов убивать за тебя своих сородичей. Затравить тебя как зверя — это им будет очень, очень приятно.

При мысли о новых бедах я перестала пить и начала плакать. Рука Эрика нежно погладила меня по лицу, но сказал он при этом так:

— А вот это прекрати. Ты должна быть сильной. Я тобой горжусь, слышишь?

— Из-за чего?

Я припала к его запястью и снова стала пить.

— Ты не рассыпалась, ты осталась личностью. Лохлану и Нив случалось превращать вампиров и фейри в лохмотья — в буквальном смысле рвать в клочья... а вот ты выжила, и твоя личность и душа остались нетронутыми.

— Меня спасли.

Я сделала глубокий вдох и вернулась к его запястью.

— Ты бы выдержала куда большее.

Эрик отвернулся за бутылкой «Настоящей крови» и выпил ее залпом.

— Я бы уже не захотела. — Еще один глубокий вдох. Я почувствовала, что горло все еще болит, но уже не так остро. — Я и так не очень хотела жить после...

Он поцеловал меня в лоб:

— Но ты жива. А они нет. И ты моя, и будешь моя, им ты не достанешься.

— Ты и правда думаешь, что они явятся?

— Да. Это место скоро найдут оставшиеся силы Брендана, если не сам Брендан. Ему терять нечего, а уязвленную гордость надо лечить. Боюсь, что найдут они нас быстро. Почти всех остальных пациентов Людвиг перевезла. — Он чуть повернул голову, будто прислушиваясь. — Да, все уехали.

— Кто еще здесь с нами?

— В соседней палате — Билл. Ему Клэнси дает кровь.

— Ты не собирался его поить своей?

— Если бы оказалось, что ты безнадежна... нет, все равно. Пусть бы себе гнил.

— Но почему? Он же пришел мне на помощь, чего ты на него злишься? Ты-то где был?

Гнев закипал у меня в глотке.

Эрик отпрянул почти на полдюйма — для вампира его возраста реакция невероятно бурная, — и отвернулся. А я сама не верила, что такое говорю.

— Не то чтобы ты был обязан меня найти, — продолжала я, — но я все время надеялась, что ты придешь, молилась, чтобы ты пришел, думала снова и снова, слышишь ли ты меня...

— Ты меня убиваешь! — сказал он. — Убиваешь. — Его трясло рядом со мной, будто он едва выдерживал мои слова. — Я объясню, — произнес он приглушенно. — Объясню. Ты поймешь. Но сейчас у нас мало времени. У тебя раны заживают уже?

Я прислушалась к ощущениям. Мне уже не было так плохо, как до крови. Раны на теле чесались безбожно — значит, начали заживать.

— Кажется, мне понемногу становится лучше, — сказала я осторожно. — А Трей Доусон еще здесь?

Он посмотрел на меня очень серьезно:

— Да. Его не стали перевозить.

— Отчего? Почему доктор Людвиг его не взяла?

— Он бы не выдержал переезда.

— Не может быть!

Даже после всего, что мне пришлось перенести, это было потрясением.

— Билл мне рассказал, как Трей поглотил кровь вампира. Фейри надеялись, что он обезумеет и убьет тебя, но то, что он тебя оставил одну, тоже было достаточно. Лохлан и Нив задержались: их нашла пара воинов Найэла, и пришлось драться. Потом они решили ловить тебя у твоего дома, но хотели быть уверены, что Доусон тебе на помощь не придет. Билл звонил мне, что вы с ним поехали к дому Доусона, но к тому времени Доусон уже был у них в руках. И они забавлялись с ним перед тем, как... перед тем, как они схватили тебя.

— Доусон так сильно ранен? Потому что действие испорченной вампирской крови должно было уже кончиться.

Я не могла себе представить этого здоровенного мужика, самого крепкого из известных мне оборотней, побежденным.

— Вампирскую кровь они использовали только как средство доставки яда. Наверное, они никогда не пробовали этот яд на оборотне, потому что он действует далеко не сразу. А потом они стали применять к нему свое искусство. Встать можешь?

Я попыталась заставить мышцы работать:

— Кажется, пока нет.

— Я тебя понесу.

— Куда?

— Билл хочет с тобой говорить. Соберись с мужеством, оно тебе понадобится.

— Сумочку, — сказала я. — У меня там есть кое-что нужное.

Эрик без единого слова принес мне мягкую матерчатую сумку, безнадежно измазанную и в пятнах, и положил рядом со мной на кровать. Предельно сосредоточившись, я смогла ее открыть и залезть туда рукой. Когда Эрик увидел, что я оттуда вынула, у него приподнялись брови, но тут снаружи послышался шум, от которого Эрик насторожился. Он встал, подсунул под меня руки и поднял меня так, будто я легче тарелки спагетти. У двери он остановился, и я смогла повернуть ручку. Эрик распахнул дверь ногой и вышел вместе со мной в коридор. Я увидела, что мы находимся в старом здании — тут был какой-то заводик, а потом здание переделали для нынешних его целей. Вдоль коридора шли двери, примерно посередине находился застекленный пункт управления, и сквозь его противоположную стеклянную стену был виден полутемный склад, освещенный отдельными лампочками, и был он пуст, если не считать мусора, отдельных запчастей и обветшалых полок.

Мы повернули направо в комнату в конце коридора. Снова-таки мне было доверено повернуть дверную ручку, и на этот раз протянуть руку и взяться не было так мучительно.

В комнате стояли две кровати.

На правой лежал Билл, а Клэнси сидел рядом на придвинутом пластиковом стуле и кормил Билла, как Эрик кормил меня. Кожа у Билла посерела, щеки ввалились. Вид — краше в гроб кладут.

На соседней кровати находился Трей Доусон. Если у Билла был вид умирающего, то Трей выглядел как мертвец. Лицо — сплошной черный кровоподтек, одно ухо откушено, глаза затекли так, что не открываются. Повсюду запекшаяся кровь — и это только то, что на лице. Руки поверх одеяла, и обе в гипсе.

Эрик положил меня рядом с Биллом. У Билла открылись глаза — ну, хоть они не изменились: темно-карие и бездонные. Он перестал пить кровь Клэнси, но не шевельнулся, и вид его лучше не стал.

— У него в организме серебро, — тихо сказал Клэнси. — Оно проникло во все уголки тела. И ему все больше и больше нужно крови, чтобы его изгнать.

«Он поправится?» — хотелось мне спросить, но в его присутствии я не могла. Клэнси встал со стула, о чем-то быстро пошептался с Эриком — о чем-то очень неприятном, если судить по гримасе, которую Эрик состроил.

— Ты как, Сьюки? — спросил меня Билл. — Ты поправишься?

Голос у него дрогнул.

— Именно это я хотела спросить у тебя, — ответила я. Ни у кого из нас не было ни сил, ни желания уходить от разговора.

— Будешь жить, — сказал он успокоенно. — Я слышу запах крови, которой питал тебя Эрик. Ты бы и без того поправилась, но так шрамов будет меньше. Ты прости, что я не успел раньше.

— Ты мне жизнь спас.

— Я видел, как тебя схватили, — произнес Билл.

— Что?

— Я видел, как тебя схватили.

— Ты... — Я хотела спросить: «И ты им не помешал?» Но это было бы слишком жестоко.

— Я знал, что этих двоих мне не победить, — просто ответил он. — Если бы я попытался и меня бы убили, тебя можно было бы считать мертвой. Я очень мало знаю о фейри, но про Нив и ее брата слышал даже я.

Эти несколько фраз полностью истощили его силы. Билл попытался повернуть голову ко мне, но сумел сдвинуть ее только на дюйм. Темные волосы свалялись и потускнели, и кожа не сияла той красотой, что так поразила меня при первой нашей встрече.

— И ты позвал Найэла? — спросила я.

— Да, — ответил он, едва шевеля губами. — По крайней мере я сообщил Эрику о том, что видел, и попросил его позвать Найэла.

— А где находится тот старый дом?

— К северу отсюда, в Арканзасе. Тебя не сразу удалось выследить. Если бы у них была машина... но они перемещались по миру фей, и с помощью моего обоняния и знания фейской магии у Найэла мы тебя нашли — в конце концов. Хотя бы удалось спасти тебе жизнь. Боюсь, для того оборотня оказалось уже поздно.

Я и не знала, что Трей был в той же хижине. Не то чтобы от этого что-то изменилось, но, быть может, мне было бы не так одиноко.

Конечно, именно потому фейри и не дали мне его увидеть. Готова ручаться: мало есть такого в психологии пытки, чего не знали бы Нив и Лохлан.

— Ты уверен, что он...

— Милая, ты посмотри на него.

— Я еще жив, — промычал Трей.

Я попыталась встать, подойти к нему. Пока что мне это было еще недоступно, но я сумела повернуться набок к нему лицом. Кровати стояли так близко, что я его свободно слышала. Кажется, он примерно видел, где я.

— Трей, — сказала я, — прости меня, прости.

Он безмолвно качнул головой:

— Я виноват. Надо было знать... женщина в лесу... не должно быть.

— Ты сделал все, что мог. Если бы ей воспротивился, тебя бы убили.

— И так подыхаю. — Он заставил себя попытаться открыть глаза. У него почти получилось на меня посмотреть. — Моя вина, черт побери.

Я не могла сдержать слез. Трей, кажется, ушел в забытье, и я медленно повернулась к Биллу. У него постепенно улучшался цвет лица.

— Я не должен был ни за что позволять им тебя мучить, — заговорил Билл. — У нее кинжал был серебряный, и серебряные наконечники на зубах... я сумел разорвать ей горло, но она умерла не сразу. Дралась до конца.

— Клэнси дал тебе кровь, — сказала я. — Скоро тебе станет лучше.

— Может быть, — ответил он голосом таким же ровным и спокойным, каким говорил всегда. — Я чувствую некоторую силу, на один бой ее хватит. Продержусь.

Я была потрясена почти до потери дара речи. Вампиры погибают только от протыкания колом, обезглавливания или тяжелой формы китайского СПИДа. Отравление серебром?

— Билл! — позвала я его настойчиво, думая, как много хотела бы ему сказать. Он открыл закрывшиеся было глаза, посмотрел на меня.

— Идут, — сообщил Эрик, и слова застряли у меня в горле.

— Сторонники Брендана? — спросила я.

— Да, — коротко ответил Клэнси. — Нашли тебя по запаху.

Он даже сейчас говорил презрительно, будто оставить пахучий след — признак слабости.

Эрик извлек из ножен на бедре длинный-длинный нож.

— Железо, — сказал он, улыбнувшись.

И Билл ответил ему улыбкой, и назвать ее доброй нельзя было никак.

— Перебей их сколько сможешь, — отозвался он окрепшим голосом. — Клэнси, помоги мне встать.

— Нет! — возразила я.

— Любимая, — очень серьезно ответил мне Билл. — Я всегда тебя любил, и для меня честью будет умереть, служа тебе. Когда меня не станет, помолись обо мне в настоящей церкви.

Клэнси нагнулся помочь Биллу встать с койки, посмотрев при этом на меня очень недружелюбно. Билл встал, качаясь, слабый, как человек. Больничную рубаху он сбросил и стоял только в пижамных штанах на веревочке.

Я тоже не хотела бы умирать в больничной рубахе.

— Эрик, не найдется у тебя для меня запасной нож? — спросил Билл, и Эрик, не поворачиваясь и не отводя глаз от двери, протянул ему нож покороче его собственного — который, по-моему, был чем-то средним между ножом и мечом. Клэнси тоже был при оружии.

Никто даже и не подумал предложить перенести Трея. Поглядев на него, я подумала, что он в любом случае не жилец.

У Эрика зазвонил телефон — я аж подпрыгнула на пару дюймов.

— Да! — коротко бросил Эрик в трубку, послушал и отключил ее. Я чуть не засмеялась: так забавна показалась мне сотовая связь у супернатуралов. А потом я посмотрела на посеревшее лицо Билла и поняла, что вряд ли мне еще когда-нибудь что-нибудь покажется смешным.

— Найэл и его фейские воины идут к нам, — сообщил Эрик таким ровным голосом, будто читал нам статью о курсе акций. — Брендан заблокировал все остальные порталы в страну фей, открывается сейчас только один. Успеют ли они, я не знаю.

— Если я останусь жив, Эрик, — заговорил Клэнси, — я попрошу тебя освободить меня от обета и буду искать другого мастера. Мне омерзительна сама мысль о том, чтобы умирать за человеческую женщину, какова бы ни была ее связь с тобой.

— Если ты погибнешь, — ответил Эрик, — то потому что я, твой шериф, приказал тебе идти в бой. Причина вполне легитимная.

— Да, милорд. — Клэнси наклонил голову.

— Но я освобожу тебя, буде ты выживешь.

— Спасибо тебе, Эрик.

Господи Иисусе. Ладно, будем надеяться, что они уладили этот вопрос ко взаимному удовлетворению.

Билл стоял, качаясь, но и Эрик, и Клэнси смотрели на него вполне одобрительно. Я не слышала того, что слышали они, но напряжение в комнате росло и становилось почти невыносимым — это приближались наши враги.

Я смотрела на Билла, спокойно ждущего наступления смерти, и у меня перед глазами плыли образы, каким я его помнила: первый встреченный мною вампир, первый мужчина, с которым я легла, первый мой кавалер, которого я полюбила. Все, что было потом, отравляло эти воспоминания, но сейчас один миг я видела его такого и снова его любила.

Дверь раскололась. Блеснул боевой топор, радостно завопили высокие голоса других фейри, поощрявшие того, кто был с топором.

Я решила встать — лучше погибать стоя, чем в постели. Настолько у меня еще хватило мужества. Может быть, я — потому что приняла кровь Эрика — ощущала и жар его боевой ярости. Ничто так не стимулировало Эрика, как перспектива хорошей драки.

С трудом я поднялась на ноги и поняла, что могу ходить, пусть едва-едва. Возле стены стояло несколько деревянных костылей. Не могу вспомнить, чтобы я хоть раз в жизни их видела, но в этой больнице мало что было как в стандартной человеческой клинике.

Я взяла костыль за ножку и подняла, проверяя, смогу ли я им размахивать. Ответ был: «Вряд ли». Скорее всего я упаду при попытке замахнуться, но активность лучше пассивности. Тем временем я извлекла из сумки свое оружие, а костыль по крайней мере не даст мне упасть.

Все это происходило быстрее, чем я могу рассказать. Дверь разлетелась в щепы, фейри ухватились за осколки, выламывая их прочь. Образовалась брешь, в которую влетел один из них — высокий, с паутинными волосами, и зеленые глаза горели радостью битвы. Он ударил Эрика мечом — Эрик парировал и сумел распороть ему живот. Фейри завизжал, согнулся пополам — и удар меча Клэнси снес ему голову.

Я прижалась к стене, зажав под мышкой костыль, а в руках сжимая оружие — копалку и водяной пистолет. Мы сБиллом встали плечом к плечу, но он медленно и решительно выдвинулся вперед, закрывая меня. В следующего фейри, рванувшегося в дверь, Билл метнул нож, и острие вошло в горло. Протянув руку назад, Билл взял у меня бабушкину копалку.

От двери почти ничего уже не осталось, и высадившие ее фейри подались назад. В проем прыгнул другой фейри, переступил через тело первого, и я поняла, что это должен быть Брендан. Рыжеватые волосы заплетены сзади в косу, а с меча, которым он замахнулся на Эрика, широкой волной плеснула кровь.

Эрик был выше, но у Брендана меч длиннее. Но Брендан был уже ранен, потому что рубашка с одного боку промокла от крови. Из плеча торчало что-то яркое — вязальная спица. Значит, на мече кровь Клодины! Меня охватил гнев, и он помог мне устоять на ногах, а не свалиться в обморок.

Брендан прыгнул в сторону вопреки попытке Эрика связать его боем, и на его место встала высоченная воительница, замахнувшаяся на Эрика булавой — ей-богу, самой настоящей булавой! Эрик пригнулся, булава просвистела мимо и ударила Клэнси в висок. Рыжие волосы тут же покраснели, и Клэнси свалился мешком. Брендан перепрыгнул через тело и встал перед Биллом, на ходу отрубив Клэнси голову.

— Так это ты, — сказал он, лучезарно улыбаясь. — Тот, который убил Нив.

— Я ей горло перегрыз, — ответил Билл твердым и ровным, как всегда, голосом. Но он не мог стоять, не шатаясь.

— Я вижу, она тебя тоже убила, — заметил Брендан, улыбаясь, и поза его стала свободнее. — Мне только осталось довести это до твоего сведения.

У него за спиной Трей Доусон, забытый на угловой кровати, сверхчеловеческим усилием протянул руку и схватил фейри за рубашку. Небрежно-презрительным жестом Брендан в полуобороте полоснул беспомощного оборотня мечом и вытащил клинок, покрытый свежей красной влагой. Но в тот миг, который ушел на это, Билл всадил копалку под поднятую руку с мечом. Брендан обернулся к нему изумленно, посмотрел на рукоятку, будто силясь понять, как она тут оказалась, и кровь показалась у него в углу рта.

Билл начал падать.

Все на миг застыло, но только у меня в голове. Передо мной стало пусто, и женщина бросила битву с Эриком и вспрыгнула на тело своего принца. Она заорала долгим громким воплем, и поскольку Билл уже падал, направила выпад меча на меня.

Я брызнула ей в лицо лимонным соком из пистолета.

Она закричала снова, но теперь от боли. Сок полетел брызчатой струей, ударил ее по груди и по плечам, и там, где он коснулся кожи, начал подниматься дым. Капля попала ей на веко — я увидела, как она стала свободной рукой тереть горящий глаз, и пока она была этим занята, Эрик взмахнул ножом и отсек ей руку, а потом заколол.

Дверной проем заполнила фигура Найэла — и у меня глаза защипало, когда я его увидела. Он был не в черном костюме, в котором приходил ко мне в мир людей, а в какой-то длинной тунике и свободных штанах, заправленных в сапоги. Весь он был в белом, и сиял... там, где не был заляпан кровью.

Наступило долгое молчание. Убивать больше было некого.

Я опустилась на пол — ноги превратились в желе, и оказалось, что я привалилась к стене рядом с Биллом. Жив он или нет, было непонятно. Я была слишком потрясена, чтобы плакать, и слишком напугана, чтобы вопить. Какие-то из моих порезов открылись снова, и аромат крови в сочетании с запахом фейри манил к себе Эрика, еще полного горячкой боя. Найэл не успел меня коснуться, как рядом со мной присел Эрик, вылизывая порез на щеке. Я не возражала: он дал мне свою кровь, и теперь ее утилизировал.

— Прочь от нее, вампир, — очень тихо сказал мой прадед.

Эрик поднял голову, закрыв глаза от наслаждения, и вздрогнул всем телом. А потом свалился рядом сомной, глядя на тело Клэнси. Восторг сбежал с его лица, и красная слеза покатилась по щеке.

— Билл жив? — спросила я.

— Не знаю, — ответил он. Посмотрел на свою руку — он тоже был ранен: глубокий порез на левом предплечье. Я не заметила, как это произошло. Через порванный рукав было видно, как порез начинает закрываться.

Прадед присел передо мной:

— Найэл, — сказала я, с трудом ворочая губами и языком. — Я уже не думала, что ты успеешь.

На самом деле я была так оглушена, что вряд ли понимала сама, что говорю и вообще о каком именно эпизоде. Впервые поддерживать жизнь в себе стало так трудно, что непонятно было, стоит ли это усилий.

Прадед меня обнял.

— Теперь опасности тебе не грозят. Я — единственный ныне живущий принц. Никто тебя у меня не отберет, почти все мои враги мертвы.

— Оглянись вокруг, — сказала я ему, хоть и припадала головой к его плечу. — Оглянись вокруг, Найэл.

С промокшей простыни частыми каплями стекала на пол и растекалась лужицей кровь Трея Доусона. К моему правому бедру недвижной грудой привалился Билл. Он прожил много лет, умея выживать хитростью или силой, тем или иным, и был готов умереть ради меня. Нет на свете женщины, будь она человеком или вампиром, оборотнем или фейри, которую это оставило бы равнодушной. Я вспомнила ночи, которые мы проводили вместе, наши долгие разговоры лежа рядом в постели, и я заплакала, хотя от усталости, казалось, слезы должны были кончиться.

Прадед снова опустился на корточки, посмотрел на меня.

— Тебе надо домой, — сказал он.

— Клодина? — спросила я.

— В Землях Лета.

Хуже ничего я не могла бы сейчас услышать.

— Фейри, уборку здесь я оставлю тебе, — заявил Эрик. — Твоя правнучка — моя женщина. Моя и только моя. И это я отвезу ее домой.

Найэл посмотрел на Эрика сурово:

— Здесь не все тела фейрийские. — Он многозначительно посмотрел на Клэнси. — А с этим нам что делать? — Он кивком головы показал на Трея.

— Этого необходимо отвезти к нему домой, — ответила я. — Он заслужил приличные похороны, и не должен сгинуть без следа.

Не знаю, чего хотел бы сам Трей, но я не могла допустить, чтобы его забросала землей в яме фейрийская лопата. И еще надо же сказать Амелии, боже мой!

Я попыталась подтянуть под себя ноги, чтобы встать, но сразу резко задергались швы, от них боль пошла по всему телу.

— Ой, — прошипела я сквозь стиснутые зубы и уставилась в пол, пока не вернулось дыхание. И пока я смотрела, у Билла дернулся палец.

— Эрик, он жив! — сказала я и сумела улыбнуться, хотя больно это было адски. — Билл жив!

— Это хорошо, — ответил Эрик, хотя голос его прозвучал слишком спокойно. Открыв сотовый, он нажал кнопку быстрого вызова. — Пам, Сьюки жива. Да, и Билл тоже. Клэнси нет. Привози фургон.

Хотя дальше у меня было какое-то выпадение времени, но в конце концов приехала Пам в большом фургоне. В кузове лежал матрас, и туда нас с Биллом погрузили Пам и Максвелл Ли — чернокожий бизнесмен, случайно оказавшийся вампиром. По крайней мере такое он производил впечатление. Даже в ночь битвы он выглядел аккуратным и лощеным. Хотя он был выше Пам, они сумели заложить нас в кузов бережно и ловко, за что я была весьма благодарна. Пам даже воздержалась от шуточек, что тоже я восприняла как приятное отступление от образа.

По дороге обратно в Бон-Темпс я слышала, как вампиры вполголоса обсуждают окончание фейрийской войны.

— Жалко будет, если они уйдут из нашего мира, — говорила Пам. — Я просто без ума от них. Но их очень трудно поймать.

— Никогда не пробовал фейри, — ответил Максвелл Ли.

— М-м-ням, — промычала Пам, и более красноречивого «м-м-ням» я в жизни не слышала.

— Тихо, — велел Эрик, и они замолкли оба сразу.

Пальцы Билла нашли мои, сжали.

— Клэнси продолжает жизнь в Билле, — сказал Эрик Пам и Максвеллу Ли.

Они восприняли эту весть в молчании, которое я назвала бы почтительным.

— Как и ты продолжаешь жизнь в Сьюки, — очень тихо сказала Пам.

Мой прадед навестил меня через два дня. Впустив его в дом, Амелия поднялась к себе еще поплакать. Конечно, она знала правду, хотя весь город был потрясен тем, что кто-то вломился к Трею в дом и запытал его до смерти. Общественное мнение полагало, что громилы сочли Трея торговцем наркотиками, хотя ну совершенно ничего, связанного с ними, в его доме и в мастерской найдено не было, а искали на совесть. Похоронами занялись бывшая жена Трея и его сын. Его будут хоронить возле католической церкви Непорочного Зачатия. Я собиралась пойти поддержать Амелию. У меня был еще один день на поправку, но сегодня я предпочитала лежать в постели в ночной рубашке. Эрик не мог дать мне крови для завершения лечения. Во-первых, за последние дни он давал мне ее дважды (это не считая мелких укусов в любовном экстазе), и теперь он говорил, что мы опасно подошли к некоторой неопределенной границе. Во-вторых, Эрику собственная кровь тоже нужна для исцеления, и еще он немножко взял у Пам. Так что раны у меня продолжали чесаться, заживая, и я видела, как от вампирской крови зарастают выгрызенные дыры у меня на ногах.

Объяснения, что раны — последствия наезда неизвестного водителя, скрывшегося с места происшествия, были вполне приемлемы, если только не слишком много народу бросится эти раны осматривать. Конечно, Сэм с самого начала знал, что это не так — ему я рассказала, как только он пришел меня навещать. Завсегдатаи «Мерлотта» очень мне сочувствуют, сообщил он, когда пришел второй раз и принес мне ромашек и жареных цыплят из «Дэйри квин». А когда он думал, что я не вижу, то смотрел на меня грустными глазами.

Придвинув стул ближе к кровати, Найэл взял меня за руку. Кажется, от недавних событий тонкие морщинки на лице стали чуть-чуть глубже. Может быть, вид у него был слегка печальный. Но красив был мой царственный прадед по-прежнему, и вид у него был такой же величественный, такой же не от мира сего, а теперь, когда я знала, на что способна его раса... немного пугающий.

— Ты знаешь, что моих родителей убили Лохлан и Нив? — спросила я.

После заметной паузы Найэл кивнул:

— Я подозревал, — ответил он. — Когда ты мне сказала, что твои родители утонули, мне пришлось допустить такую возможность. У них у всех сродство с водой, у сородичей Брендана.

— Я рада, что их больше нет, — сказала я.

— Я тоже, — согласился он. — Ипочти все сторонники Брендана тоже мертвы. Я пощадил двух женщин, потому что они нам отчаянно нужны. И хотя одна из них была матерью ребенка Брендана, я позволил ей жить.

Кажется, он ожидал похвалы за это.

— А сам ребенок? — спросила я.

Он развел бледными руками.

Он любит меня, но мир, в котором он живет, был свирепее даже моего.

Будто прочитав мои мысли, Найэл сказал:

— Я закрою все проходы в наши земли.

— Но это же то, ради чего велась война! — изумилась я. — Этого же и хотел Брендан!

— Я вынужден был прийти к мысли, что он был прав, хотя и по неверным причинам. Не фей надо защищать от мира людей, а людей защищать от нас.

— И что же это будет значить? Какие будут последствия?

— Тем из нас, кто жил среди людей, придется выбирать.

— В частности, Клоду?

— Да. Если он захочет жить здесь, ему придется обрезать связи с нашей тайной страной.

— А остальные? Те, кто уже там живут?

— Мы больше не станем оттуда выходить.

Его лицо источало горе.

— И я больше не буду тебя видеть?

— Нет, сердце мое. Так будет лучше.

Я попыталась найти возражение, объяснить, что так не будет лучше, что будет ужасно, потому что родных у меня так мало, если никогда больше не буду я с ним говорить. Но слова не хотели выходить изо рта.

— А Дермот? — спросила я вместо этого.

— Мы его не можем найти. Если он убит, то рассыпался где-то в пепел, и мы не знаем где. Если он жив, то ведет себя очень умно и очень незаметно. Будем искать до тех пор, пока не закроются двери.

Я от всей души надеялась, что Дермот окажется на фейрийской стороне этих дверей.

И тут вошел Джейсон.

Мой прадед — наш прадед — вскочил на ноги, но почти в ту же минуту успокоился.

— Ты, наверное, Джейсон, — сказал он.

Мой брат тупо уставился на него. После смерти Мела Джейсон не мог прийти в себя. Тот же выпуск местной газеты, где говорилось о находке тела Трея Доусона, сообщил об исчезновении Мела Харта. Выдвигалось неопределенное предположение, что эти два события как-то между собой связаны.

Я не знала, как пантеры маскировали события на заднем дворе Джейсона, и не хотела этого знать. Где находится труп Мела, я тоже не знала. Может быть, его съели. Может быть, лежит на дне Джейсонова пруда. Или где-нибудь в лесу.

Скорее всего последнее. Джейсон и Кэлвин рассказали полиции, что Мел собирался поохотиться в одиночку, и грузовик Мела нашли возле охотничьих угодий, в которых он имел долю. В кузове обнаружились следы крови, наводящие на мысль, что Мел мог что-то знать о страшной смерти Кристалл Стакхаус, и кто-то слыхал, будто Энди Бельфлер говорил, что не удивился бы, узнав, что старина Мел застрелился где-то в лесу.

— Да, я Джейсон, — тяжелым голосом ответил мой брат. — А вы, значит... наш прадед?

Найэл наклонил голову:

— Да, это я. Я пришел попрощаться с твоей сестрой.

— Но не со мной ведь? Я для тебя недостаточно хорош?

— Ты слишком похож на Дермота.

— Ну и хрен с ним. — Джейсон плюхнулся на кровать у меня в ногах. — Мне он не показался очень уж плохим, прадедушка. Во всяком случае, он меня предупредил про Мела, сообщил, что Мел убил мою жену.

— Да, — согласился Найэл отстраненно. — Дермот мог быть небеспристрастен к тебе из-за вашего сходства. Полагаю, ты знаешь, что он участвовал в убийстве твоих родителей?

Мы оба уставились на Найэла.

— Да-да. Водяные феи, сторонники Брендана, утащили машину в поток, насколько я понимаю, но только Дермот мог прикоснуться к двери, чтобы вытащить твоих родителей наружу. А потом водяные нимфы не дали им выплыть.

Я подавила дрожь.

— А мне, например, приятно слышать, что вы прощаетесь, — заговорил Джейсон. И я рад, что вы нас покидаете. И очень надеюсь, что вы никогда не вернетесь, ни один из вас.

Лицо Найэла исказилось страданием.

— Не могу оспаривать твои чувства, — сказал он. — Я всего лишь хотел увидеть свою правнучку, и не принес ей ничего, кроме горя.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но поняла, что он говорит правду. Да, правду, но не всю правду.

— Ты мне принес уверенность, что у меня есть родные, которые меня любят, — ответила я, и Джейсон издал какой-то полузадушенный звук. — Ты послал Клодину ради моего спасения, и она спасла меня не один раз. Я буду скучать по тебе, Найэл.

— Этот вампир — отличный парень, и он тебя любит. — Найэл встал. — Всего тебе хорошего. — Он наклонился, поцеловал меня в щеку, и я ощутила в этом поцелуе силу. Мне сразу стало легче. А Найэл прежде, чем Джейсон мог бы возразить, поцеловал его в лоб — и я увидела, как уходит напряжение из мышц моего брата.

И мой прадед удалился прежде, чем я успела спросить его, какого вампира он имел в виду.

[1] По Фаренгейту, около +4° по Цельсию.

[2] Американская актриса 1924 года рождения.

[3] По Фаренгейту, около +14° по Цельсию.

Дата добавления: 2015-10-28