Подготовка интеллектуальная

В этом вопросе надо прежде всего преодолеть и решительно отказаться от одного вреднейшего и закоренелого предрассудка, что пастырю интеллектуальная подготовка не нужна, а даже и вредна, так как она, якобы, мешает смирению, молитвенности и духовности. Это одно из опаснейших заблуждений, как в обществе, так и в среде духовенства, а главное руководителей будущих священников. Мы намеренно поставили вопрос о трех сторонах подготовки в иерархическом порядке: духовное, интеллектуальное, внешнее, чтобы прежде всего и раз навсегда, решительно заявить, что без духовной подготовки и духовного устремления священник есть пустой звук, противоречие с самим собой и нечто ложное и недостойное. Посему и в данном контексте мы еще раз настаиваем, что безусловно первенствующее место принадлежит и духовному подготовлению себя, а потом всякому иному. Но тут же необходимо подчеркнуть, что духовное подготовление себя нисколько не мешает всякому иному усовершенствованию, т. е. умственному и внешнему; современная действительность настоятельно требует подготовки пастырей с наивозможно более широким умственным кругозором и внешними качествами благоприличия и общественных навыков. На возражение же о том, что умственная или внешняя подготовка может повредить или даже разрушить духовное богатство священника, следует ответить, что цена такой духовности, которая может якобы пострадать от прикосновения к ней культуры и науки, весьма невелика. Православная духовность, надо это помнить, далеко не так хрупка, как того боятся многие.

Если обратиться еще раз к истории, то примеры прошлого дают богатый материал для благоприятного решения поставленного вопроса. В сущности, отцы классической эпохи православного богословия, — свв. Афанасий, Каппадокийцы, св. Максим Исповедник, патр. Фотий, св. Иоанн Дамаскин и мн. др., были для своего времени представителями самой широкой интеллектуальной культуры. Они стояли на уровне утонченной элиты той эпохи. Их творения полны доказательств не только от Писания и от свв. отцов, до них живших, но и чисто внешних свидетельств, от писателей языческих. Они в совершенстве знали философию, риторику, математику, музыку, т. е. то, что на языке тогдашней педагогики называлось "седмочисленным художеством", или "тривиум" и "квадривиум". Замечательно и то, что, отдавая бесспорное первенство духовной подготовке и благочестию, они нисколько не опасались того, что светская образованность как-то сможет помешать их благочестию и духовности. И на самом деле, ни их смирение, ни их вера, ни их молитвенный подвиг не страдали от того, что они знали Платона, Аристотеля, Гомера, Виргилия и под. Кто хотя бы немного углубился в изучение патристики и читал свв. отцов хотя бы в издании Миня, тот не может не удивиться образованности и высокому уровню тех, кого хотят представить простачками и обскурантами. Обскурантами и простачками их хотели именно представить враги христианства Лукиан, Цельз, Иулиан, но на самом деле свв. отцы поражали даже язычников своей "внешней", т. е. интеллектуальной подготовкой. В монастырских книгохранилищах берегли не одни только жития святых и аскетические сборники. Любопытно напр., что св. Анастасий Синаит, утонченный эллинист и знаток своего языка, употребляет выражения, которые находятся в таких редко читаемых произведениях, как схолии на Еврипида или на Аристофана. Чтобы запомнить такие языковые тонкости, надо было внимательно читать такие книги, которые теперь, вероятно, сочтут совершенно неуместными для монашеского чтения. От знания Плутарха и Плотина в то время можно было сделать вывод и для нашей эпохи. Знакомство с современной философией, литературой, науками и искусствами может только поднять пастыря в глазах его пасомых, желающих и от священника узнать что-нибудь о том или ином культурном явлении. А для священника подобные знания могут быть только полезным оружием в его миссионерской и апологетической деятельности. Он может только тогда влиять на паству, когда он знает, чем эта паства живет и что ее привлекает. Духовность священника не пострадает от того, что он будет знаком с современными философскими и литературными течениями. Повторяем, невелика цена той духовности, которая может пострадать от соприкосновения с философией или уменьшиться от знакомства с литературой. Повторяем и другое: вся интеллектуальная подготовка подразумевает прежде всего подлинную и глубокую духовность в самом священнике.

Интеллектуальная подготовка ни в коем случае не смеет быть предлогом к обмирщению пастыря.

Очень нужно помнить о возможности культурного влияния на общество. Общество, оставленное своими пастырями на произвол судьбы, предоставленное в своем воспитании и образовании самому себе, легко поддается сторонним давлениям и вырастает без благодатного руководственного влияния священника. Обращаться же к пастырю, который или ничего не знает в современных вопросах, или же презрительно отзывается обо всем, что не является его узкой специальностью богослужения, требоисправления и элементарной проповеди, никто из подлинно культурных людей и не станет. От свя­щенника ждут авторитетного и веского слова, но слова мудрого, сведущего и обоснованного. Православное духовенство, в силу многих исторических и социальных причин, не могло или очень часто и не умело создавать это влияние и идти впереди культурного процесса.

Во Франции духовенство создавало культурный класс и его слушал этот класс. За 300 лет существования Французской Академии в числе "бессмертных" было 120 духовных лиц (105 до революции 1789 г. и 15 после). В числе этих 120 "бессмертных" Академия насчитывает 15 кардиналов, 33 епископа и архиепископа, 13 Ораторианцев, 1 доминиканец (Ла-Кордэр), несколько иезуитов и остальные — простые священники. Российская Академия Наук существовала, правда, не 300 лет, а только 200, но и в нее входили такие лица, как митр. Филарет, митр. Макарий Булгаков и Платон Левшин, несколько священников (оо. Кочетов, архим. Поликарп Гойтанников, о. Герасим Павский). Этим, конечно, чисто формальным признаком нельзя ограничивать культурно-воспитательного фактора в среде духовенства. Но даже, и расширяя эти рамки, мы не увидим в православном духовенстве того опытного руководителя в деле цивилизации, как в странах Западной Европы.

А те примеры, которые можно, без особого напряжения памяти привести, могут только свидетельствовать, что просвещенные священники вовсе не были самыми последними в деле духовного подвига и пастырского попечения. Достаточно напомнить: тонких мыслителей протоиер. Феодора А. Голубинского, архим. Феофана Авсенева и архиеп. Никанора Бровковича; знаменитых спинологов архимандритов Аввакума Честнаго и Палладия Кафарова; о. Герасима Павского; еп. Порфирия Успенского и архимандрита Антонина Капустина, — крупнейших русских византологов и замечательных знатоков греческого да и своего русского языка; этот же о. Антонин и его брат Платон Капустин, один из известнейших в свое время московских священников, были хорошими астрономами, а о. Платон, писал и статьи по высшей математике; последний протопресвитер Успенского собора (до революции о. Н. А. Любимов был магистром русской словесности, которую и преподавал в знаменитой Фишеровской гимназии; в этой же гимназии законоучителем был о. И. Фудель, большой друг Конст. Леонтьева и сам литератор; наши заграничные священники становились членами ученых обществ Германии, Швеции, Испании и Англии.

Русское прошлое знает еще и такой пример: Протоиерей Иоанн Михеевич Первушин, настоятель церкви села Мехонского, Пермской губ. (16 июня 1900 г.), смиренный и молитвенный священник, добрый и заботливый пастырь был кроме того замечательным и известнейшим в ученом мире математиком. После окон­чания Казанской Дух. Академии, он пошел на сельский приход, где и провел всю свою жизнь. Одаренный исключительными математическими способностями, он начал посылать свои работы в Академию Наук, был знаком с выдающимися математиками не только России, но и западного мира. Его сложнейшие работы по чистой математике и теории чисел награждались нашей Академией и были отмечены Математическим Конгрессом в Чикаго и Неаполитанским физико-математическим обществом. Теория чисел не мешала ему быть и хорошим священником.

Этот список может быть при желании продолжен. Но важно отметить, что ни звание члена Академии Наук, ни занятия астрономией, философией и византиновением, ни иные какие-либо проявления учености и просвещения не помешали названным духовным особам быть молитвенниками, прекрасными пастырями, смиренными монахами, а главное оказывать огромное духовное влияние на своих пасомых.

Нет большей неправды и клеветы, возводимых на православную духовность, как отождествление ее с мракобесием и гносимахией. Обскурантские вкусы некоторых духовных лиц ни в коем случае не должны быть распространяемы на самое Православие. Оно тут ни при чем.

Особливо же следует помнить, что в такое время, как наше, когда враги Церкви мобилизуют все силы на борьбу с нею, наличие просвещенных пастырей, закаленных в научной подготовке и готовых всегда дать ответ на наше "упование", по слову ап. Петра, более чем своевременно. От пастыря ожидается не боязливое (и потому якобы "смиренное") признание своей некомпетенции, а слово "с властью", с весом и осоленное солью. Духовенство наше не привыкло и не желает быть руководителем в этих вопросах: неудивительно, что за руководящим советом идут к лицам, далеким от церкви и духовности. Присущую интеллигенции недуховность может излечить в значительной степени само духовенство своим приближением к интересам и исканиям этой же интеллигенции.

Обращаясь к самой современной действительности, надо помнить, что огромное влияние на общество: митр. Антония, оо. С. Булгакова, А. Ельчанинова, Г. Спасского объяснялось тем, что они прекрасно знали и светскую литературу и следили за наукой или искусствами, или течениями мысли.

В светском образовании всех времен можно найти и полезное для пастыря, и вредное. Отцы Церкви извлекали из Платона и Гомера то, что могло принести назидание для их времени, не избегали того, что было растленного и ненужного в той языческой образованности. Здесь дело не в том или ином веке, и опасность вовсе не в современном или древнем. Митр. Московский Филарет писал в свое время (27 авг. 1858 г.): "Воюют против современных идей. Да разве идеи православия и нравственности уже не суть современныя? Разве оне остались только в прошедших временах? Разве уже все мы язычники до одного? Не время виновато, а мысли неправославныя и безнравственный, распространяемыя некоторыми людьми. Итак надобно воевать против мыслей, неправославных и безнравственных, а не против современных" ("Собр. мнений и отзывов", том IV, стр. 344). В желании, кстати сказать, бесплодном, вернуть вспять ушедшее, не найти спасения от опасностей сегодняшнего дня. Тот же митр. Филарет писал (29 марта 1839 г.). Наместнику Троицкой Лавры, архимандриту Антонию: "Нельзя девятнадцатый век сделать четвертым или пятым, и Вологодскую губернию Фиваидою" ("Письма к Нам. Лавры", том I, стр. 315). Во всяком случае, великий наш Святитель понимал пользу просвещения и всегда умел защищать Православие от нападок и обвинения в мракобесии. Митрополиту Новгородскому Исидору он писал: "Напрасно думает критик, что вера Христова во вражде со знанием, в союзе с невежеством" ("Собр. мнений и отзывов", том V, стр. 48).

Следует, конечно, затронув эту тему, коснуться и возможной опасности, подстерегающей пастыря на этом пути. Увлеченный желанием быть "культурным" и начитанным, священник может легко поддаться соблазну обмирщения и незаметно для себя самого неправильной оценки умственных ценностей. Когда пастырь начинает терять свое главное и единое на потребу, когда он свою духовность подменивает светскими интересами, когда ли­тература, философия и наука вытесняют из его сердца молитву и сострадательное отношение к своей пастве, то это означает, что внутреннее равновесие нарушено и пастырь сбился в пути. Приобщение к светскому должно поэтому всегда проверяться степенью пастырской молитвенной настроенности и его чисто духовными устремлениями. Духовное созидание себя и близких являются целью священнической жизни и деятельности; интеллектуальное и светское образование могут быть только средствами пастырского воздействия и дополнением своего собственного внутреннего богатства. Бояться интеллектуальности пастырь не должен, но увлекаться ею в ущерб своей духовности он должен всячески остерегаться, так как для достижения совершенства в духовном плане оно всегда труднее дается, чем в плане умственном, художественном, научном. Как и во многом другом, единый правильный путь находится посредине и в возможно полной гармонии и равновесии всех сил.

Дата добавления: 2015-10-28