Психология хозяйственной деятельности, основанная на этике православия

Существует множество отечественных работ конца Х1Х-начала XX в., посвященных изучению религиозно- этических основ поведения. К таким работам можно отнести труды Н. М. Никольского, А. П. Ковалевского, А. П. Щапова, Е. Г. Голубинского, В. Ф. Миловидова, Н. И. Костомарова, В. В. Андреевой, В. Дружинина, В. Осипова, Л. Е. Шапошникова, В. С. Соловьева, Е. Н. Трубецкого и др.

Достаточное внимание уделяли этому вопросу и зарубежные авторы. Например, Э. Фромм указывал, что «ни одна культура прошлого или настоящего, да, по-види­мому, и будущего, не может рассматриваться как культура без религии».²¹ История не знает такого периода времени, когда большая группа людей существовала без твердой опоры на веру, будь то вера в Бога или множество божеств, абстрактное «светлое будущее» или какая-то другая идея. При этом всякая конкретная религия коренится в специфической структуре характера того социума, который выбрал ту или иную религию.

При этом религия начинает выполнять весьма важную функцию. Она объединя­ет в одно целое не только различные социальные группы, но и их деятельности. Так, С. Н. Булгаков утверждает, что «хозяйство было бы невозможно... вне предположе­ния о том, что существует такой трансцендентальный носитель хозяйственной функ­ции, вносящий единство и связность в разрозненные аспекты хозяйства, их органи­зующий. Все предпосылки о таком субъекте, все эти отдельные хозяйственные акты рассыпались бы, как ничем не связанные, и не интегрировались бы в целое, оставаясь лишь в своей обособленности».²²

В современной печати также опубликован ряд работ, в которых авторы подчер­кивают значение духовного начала в экономической жизни. Например, религия, по мнению социолога и экономиста Т. Парсонса, является «универсальным феноменом и имеет существенное значение в обосновании и реализации различных принципов народохозяйственной деятельности, включая развитие индивидуалистических и коллективных начал».²³

Аналогичные выводы мы встречаем у известного физика А. Энштейна, амери­канского социолога и экономиста Р. Нисбента, философа Ю. Мольтмана, экономи­ста Д. Голдторна, социолога Э. Дюркгейма и мн. др.

Попытаемся теперь определить, каковы были духовные ориентиры в России в различные исторические периоды.

Языческие духовные тенденции прослеживаются в истории российского пред­принимательства до конца XVII в. Славянское язычество формировалось на протя­жении многих тысячелетий и оказывало огромное влияние не только на верования простых людей, но и на первых предпринимателей: гостей и купцов.

Мировоззрение славян 1Х-Х вв. можно определить как анимизм — веру в то, что все явления природы, неодушевленные предметы, представители растительного и животного мира живут такой же жизнью, как и человек.

Особое место в древних верованиях занимали души умерших людей (духов), многочисленные божества полей, лесов, воды, которые покровительствовали раз­ным областям хозяйства, и, конечно, пантеон языческих богов. Древние славяне верили, что существуют два верховных начала: доброе и злое. При этом в верховный божественный пантеон входили добрые боги: Перун, Хоре, Даждьбог, Стрибог, Си-морг, Макош, Сварог и Белее. Особо славяне поклонялись Перуну — богу-воину, которого «они больше боялись, чем любили... и иногда приносили ему человеческие жертвы». Нередко эти боги появлялись то в мужском, то в женском обличьи. Но, как подчеркивает Е. В. Аничков, каждый бог «пребывал в известном месте и знал только свою специальность; но в то же время не прочь был вмешиваться в чужие дела».²⁴

Кроме богов верховного пантеона славяне поклонялись как многочисленным бо­гам общественного признания, так и домашним божкам, которых почитала только одна семья. Кроме того, существовало множество так называемой «нечистой силы», которую известный путешественник С. В. Максимов классифицировал по 12 видам.

Например: черти, домовые, кикиморы, лешие, полевые, водяные, русалки, обо­ротни и т. д. Каждая из этих сил, отмечает исследователь, отвечает за свою область «пакостного» (если не знаешь, как ее умилостивить) воздействия на человека. Сла­вяне тысячилетиями вырабатывали способы защиты от вредности «нечистой силы», которая до сих пор осталась в массовом сознании как часть системы суеверий. Кро­ме «нечистой силы», как утверждает С. В. Максимов, русскому человеку следовало знать правила взаимоотношений с «неведомой силой», которая была ни злой, ни доброй. Сюда относятся царь-огонь, вода-царица, мать-сыра земля и священные рощи.²⁵

Как мы видим, древнему славянину приходилось почитать не только своих за­щитников-богов, но и «ублажать нечистую и неведомую силу». Свое почтение ко всем могущественным силам славяне выражали с помощью разнообразных культо­вых обрядов. И если с «нечистой силой» дела обстояли довольно просто — нужно было знать специальные приемы, ублажающие чертей, домовых и т. д. (например, лешему надо класть под пень хлеб, а водяному -- кидать весной скот в воду), то с богами было все намного таинственнее и сложнее. Ублажение богов четко увязыва­лось у славян с календарем земледельческих работ. Причем каждый праздник со­провождался жертвенным обрядом богу, которого олицетворял каменный или дере­вянный идол. Обряд производился у сельских жителей «в таинственной чаще леса, у источника, на берегу реки... у жертвенников перед чудовищными истуканами на­род воздавал божествам своим хвалу и благодарение, испрашивал у них всяких благ, умилостивлял, совершал жертвоприношения и гадания, исполняя религиоз­ные и обрядные песни и пляски, предавались шумным игрищам, пирам и попойкам».

Городские жители исполняли обряды почитания богов по той же схеме, что и селя­не: «общались» с богами, приносили им жертвы, пели песни, плясали и пировали.²⁶ Единственным отличием здесь служили жертвенники, которые превращались в ка­пища, потрясающие огромными размерами как идолов, так и жертвенников.

Неотъемлемой частью всех ритуальных обрядов поклонений богам и божествам было резание скота. При этом важным моментом было поедание части мяса самим жертвователем. Этот акт был связан с «освящением себя... и служил также очище­нию от грехов». Соответственно чем больше принесешь в жертву скота, тем больше удавалось самому съесть, чтобы «очиститься». Следовательно, еда и «очищение» у славян увязывались в единое целое посредством божественного акта. Можно пред­положить, что обряд жертвоприношения прочно вошел в суть русского человека, стал его неотъемлемой чертой. В дальнейшем он превратился в культ жертвенности.

Одним из интересных моментов культовых обрядов славян изучаемого периода было равенство участия в них всех присутствующих. В них участвовали «стар и млад, богатый и нищий», «множество мяс от скота и от зверины поедалось боярином и гридью, и съетским, и десятским, и нарожтым мужем...»²⁷ Даже христианство не смогло справиться с языческим духом обильных пиршеств, где обильное угощение и широкое гостеприимство не обходило ни нищего, ни богатого.

Жизнь военно-купеческого сословия, оторванная от лесов и болот и тесно свя­занная с полуразбойничьими путешествиями, наложила свой отпечаток на верова­ния и культы. Появились новые обряды, отличные от обрядов жителей, занятых земледелием или ремеслом. Однако это отличие проявлялось скорее в форме про­ведения обряда, а не в его содержании. Купцы оставались по-прежнему суеверными, полностью доверяли проверенным тысячелетиями магическим обрядам для разных случаев жизни, свято соблюдали молитвенные общения с богами, жертвоприноше­ния, игрища с дикими плясками и употреблением алкоголя. В то же время купцы выбрали себе из языческого пантеона собственных покровителей, наделенных осо­быми свойствами: Перуна -- бога военно-торговых людей и Велеса — бога скота и богатства. Идолов этих богов купцы брали с собой из родных мест. А вырезали их из священных деревьев по специальной технологии, с выполнением специальных обря­дов только волхвы — славянские жрецы.

Единицей стоимости в то далекое время служил скот, поэтому именно Велес служил посредником между продавцом и покупателем, и тот и другой ждали от него пользы и выгоды.

Историк А. С. Фомицин пишет, что «купцы при заключении договоров произно­сили клятвы имени Бога Небесного и Перуна или Перуна и Велеса... А для того, чтобы сделка совершилась, предлагали в жертву быков и других животных, также всегда приносились жертвоприношения в благодарность за избавление от опасности и смерти, которым купцы подвергались в дальних походах».²⁸

| Интересна позиция, с которой отношения русских купцов с высшими силами описыва-

| ет арабский купец и писатель Ибн-Фадлан. По сохранившимся материалам, ему посча-

! стливилось в 922 г. встретить группу воинов-купцов из балтийских земель в Булгаре. Он

| пишет: «И как только приезжают их корабли... каждый из них выходит и несет с собой

| хлеб, мясо, лук, молоко и набид (хмельной напиток), пока не подойдет к высокой

| воткнутой деревяшке, у которой имеется лицо, похожее на лицо человека, а вокруг нее —

! маленькие изображения, а позади этих изображений стоят высокие деревяшки, воткнутые

| в землю. Итак, он подходит к большому изображению и поклоняется ему, а потом

I говорит: "О, мой господин, я приехал из отдаленной страны и со мной много девушек —

:! столько-то и столько, много скота — столько-то и столько-то голов, и соболей — столько-

;| то и столько-то шкур", — пока не сообщит всего, что привез с собою из своих товаров. —

| "И я пришел к тебе с этим даром"; потом он оставляет то, что было с ним, перед этой

I; деревяшкой: "Вот, я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца с многочисленными динара-

I ми. и чтобы он купил у меня, как я пожелаю". Потом он уходит. И вот, если для него

! продажа его бывает затруднительна и пребывание его задерживается, то он опять прихо-

I дит с подарком во второй и в третий раз, а если все же оказывается трудным сделать то,

| что он хочет, то он несет по подарку и маленьким изображениям и говорит: "Это женам

| нашего господина, и дочерям его, и сыновьям его". И он просит и молит у них о ходатай-

II стве, униженно кланяясь. Если продажа была легка, тогда он говорит: "Господин мой

I! исполнил то, что мне нужно, и мне следует вознаградить его". И вот он берет овей или

11 рогатый скот и убивает их, раздает часть мяса, а оставшееся несет к большой и малень-

! I ким деревяшкам и вешает головы рогатого скота или овец на эти деревяшки. Когда же

11 наступает ночь, приходят собаки и съедают все это. И говорит тот, кто это сделал: "Уже

\ стал доволен мой господин мною и съел мой дар"».²⁹

Ритуальные пиры обычно устраивались купцами и на родине. Так, все варианты сказок про новгородского купца — Садко, который вернулся домой, начинаются следующими словами: «И сделал он обед про таможенных людей, где напивались молодцы уже допьяна».

К концу X в. особо благоприятные условия для внешней торговли у Руси сложи­лись с Византией, в частности с Константинополем — оплотом восточной ветви христианства. Этому способствовали выгодные для русских купцов торговые дого­воры, заключенные между двумя странами. Дальновидные восточные политики пре­доставляли русичам огромные льготы: обеспечение продуктами питания на шесть месяцев, разрешение жить в предместье Константинополя (в монастыре св. Мамон­та), пользование баней, право прохода в город по 50 человек и т. д.

Живя по полгода в почете в Византии, русские купцы возвращались на родину и очень тепло отзывались о восточной христианской вере. Конечно, торговые связи были налажены и со странами западного христианства. Но для них Русь была второ­сортной страной, в ней господствовало «дикое язычество». Такое принебрежение к славянам не могло способствовать принятию западного христианства.

Когда перед князем Владимиром встал вопрос о выборе новой веры, которая соответствовала бы новой феодальной идеологии и укрепила внешнее могущество Древнерусского государства, он призвал к себе знатных купцов, повидавших мно­гие страны, и спросил их, что они думают по поводу разных верований. Как пишет Н. С. Гордиенко, ответили ему купцы так: «У мусульман "нет веселия", нельзя пить вино и есть свинину, от того их закон "не добр", у западных христиан "красоты не видно никакой", строги и смотрят свысока. Византийская же страна давно была известна русичам своим гостеприимством, необыкновенной загадочностью и луч­шей, чем во многих других странах, верой. Там есть и "веселие, и красота"; и не знали — на небе мы или на земле мы, ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом».³⁰

Конечно, кроме «красоты и веселия» восточная ветвь христианства отличалась от западной некоторыми фундаментальными позициями, которые сыграли немалую роль в принятии данной веры русичами. Так, искупление грехов при жизни восточное христианство считало одной из главных задач человека. Данная концепция вполне укладывалась в языческую концепцию отношение человека с окружающим миром. Поэтому, когда в 988 г. Киевская Русь приняла крещение от Византии, этот факт не означал коренного переворота в сознании русичей, и процесс христианизации

русских растянулся на века, вплоть до XX в. Православный журнал «Вера и разум» от 1913 г. с горечью замечает, что в начале X столетия наблюдалось мощное народное сопротивление внедрению христианского сознания и что «именно с Владимира начинается упорная борьба христианства с массой стойкого в язычестве русского славянства».³¹

В процессе изменения народного сознания огромную роль сыграло военно-ку­печеское сословие, которое «экспортировало» восточное христианство, распрост­раняя по Руси «благие» вести о новой вере. Любопытно, что, приняв одними из первых крещение, сами купцы во многом остались прежними по своей языческой сути.

Своебразная религиозная двойственность, или, как многие называют, двоеверие, стала медленно проникать в мировоззрение бывших язычников. Как мы увидим далее, христианское православие, попав на русскую языческую почву, породило но­вую, весьма специфическую веру — «народное, или языческое, христианство».

Первоначальный принцип насилия при внедрении новой веры постепенно сме­нился на принцип компромисса. Произошла адаптация православного мировоззре­ния к языческому и наслоение нового на сохранившееся старое.³² Языческая идея о переселении души после смерти снова в физическое тело заменилась идеей ада и рая. Идею языческого жертвоприношения, связанного с убиением животного, пред­лагалось заменить на бескровное нравственное приношение себя в жертву с помо­щью отказа от прелестей земной жизни. Аскетическое поведение, согласно право­славной ортодоксии, искупляет все грехи. Так на русскую землю была привнесена идея, которую можно сформулировать как идею возможности приобретения будущего блаженства посредством настоящего страдания.

Языческая Русь столкнулась с совершенно новыми для нее понятиями и симво­лами — страданием или блаженством в посмертной «жизни», единобожием, икона­ми, спасением и покаянием, нравственной жертвой и искуплением, а также страхом перед наказанием божьим и виной за грех. Эта идеология возобладала над старыми понятиями кровавого жертвоприношения, переселения после смерти в другое тело, установления контактов с высшей силой при помощи специальных обрядов (пиров с песнями и плясками — братчиной).

Славянское язычество являлось магической религией, так как в ней использова­лась совокупность обрядов, связанных с верой в способность человека вступать в контакт с «высшими силами». Как отмечал А. Мень, ключевым моментом в любой магии является использование этих сил для получения высшего блага или удовлет­ворения своих целей исключительно земного содержания.³³ Например, предотвра­тить беду, получить хороший урожай, вылечить больного, приворожить любимого, сбыть выгодно товар и т. д.

Православное христианство не нацеливало славян на получение благ здесь и те­перь, в этой жизни. Совсем наоборот, оно призывало отказаться от них ради блажен­ства после смерти.

Для того чтобы принять новое, необходимо в него поверить. Как считает Р. Грае-сери, вера — это пассивная сторона религии, она вызывается преданием, воспитани­ем, наставлением.³⁴ Можно с уверенностью сказать, что официальное принятие язы­ческой страной христианства не означало принятия новой идеологии русским населением. Современные исследования, посвященные вопросам соотношения меж­ду византийской верой и славянской языческой религией, позволяют сделать вы-

вод о глубинных внутренних противоречиях между двумя этими религиями. Обе религиозные системы отражали разные стороны бытия: язычество определяло мес­то человека в мире природы, христианство — отражало социальную сущность чело­века среди людей. «Круги охвата» этих систем не совпадали, но кое-где пересека­лись: вера в жизнь после смерти, в сверхъестественные силы и их доброе и злое начало. Такое сочетание двух систем и явилось причиной своеобразного русского двоеверия.³⁵

В XIII в, в Новгороде появляются первые церкви, принадлежащие купеческим гильдиям: Ивана на Опоках, Успения на Торгу, Пятницы на Торгу. В определенной мере все они отражали аграрно-магические представления о сверхъестественных силах. Православная символика плавно выстраивалась в архитектурные ансамбли. Внутри церквей убранство соответствовало представлению славян о языческих ри­туалах: своды подпирали столбы в виде деревянных идолов, посреди церкви стоял огромный стол для трапезы и т. д. По данным археологов, только с ХШ-Х1У вв. в курганы новгородской знати начинают хоронить христианские кресты, а вся Нов­городская область оставалась языческой и в XVI в.

Конец XVI в. ознаменовался падением Великого Новгорода и началом царство­вания московских царей. Приходит в упадок предпринимательская деятельность, отходят в прошлое те языческие обряды, которые выполняли русичи по прибытию в чужеземную страну и были так красочно описаны Р1бн-Фарланом. Однако полити­ческая перестановка не означала полного закрепления православного сознания у рус­ского населения, в частности у предпринимателей. Существует множество истори­ческих фактов, доказывающих их приверженность до конца XVII в. к языческой вере.

Так, например, до конца XVII в., т. е. до церковного раскола и заката Руси, сохра­нялось среди царей поверье, что «рука оставляет след», некий отпечаток души. «По "вынутому" следу ноги насылали порчу — по аналогии московские цари перо в руки не брали, а диктовали тексты. Так поступал Иван Грозный, его сын царевич Иван Иванович, самодержец Федор и даже Борис Годунов».³⁶

Московское правительство активно поддерживало веру в колдунов. Так, в 1632 г. до Москвы дошли слухи о том, что колдунья наговорила на хмель, привозимый из Латвии. Правительство запретило скупать этот товар под угрозой смертной казни.³⁷

Христианское вероучение и культ не всегда были известны даже монашеству и представителям высшей иерархии. Простые миряне не знали ни евангельской исто­рии, ни символа веры, ни главнейших молитв, даже «Отче наш». Из церковных тек­стов мы узнаем, что «миряне стоят в церквах в шапках, сквернословят», а сама служ­ба совершалась таким образом, что только способствовала подобному отношению к ней: попы и причетники путали молитвы, формулы крещения, пели за здравие, когда надо было петь за упокой. Священнослужители приходили на службу пьяными, за­тевали ссоры, скверно ругались и дрались. Иностранцы, побывавшие в России в ХУ1-ХУП вв., также предоставляют интересные сведения. Так, один из них пишет, что российский монах попросил у него милостыню именем четвертого лица святой троицы, каковым оказался св. Николай. Другой с удивлением сообщает, что вологодский епископ не смог назвать ни имен, ни число святых апостолов, Которые написали евангелие.³⁸

Такая безграмотность в отношении православия неудивительна, ибо первые бо­гослужебные книги появляются на Руси только с XV в. и только в крупных городах.

Не посвященный в тонкости христианской веры народ использовал попов для со­вершения магических обрядов: освящения воды и окропления ею домов, людей и скота, изгнания бесов, отпевания покойников, обходов полей во время засухи и т. д. В народном понимании церковь служила для удобства совершения старинной маги­ческой обрядности. Рядом с христианскими служителями продолжали существо­вать прежние профессиональные посредники между людьми и внеземными силами. Имеются сведения о сильном влиянии волхвов, скоморохов, ложных пророков, кол­дунов и знахарей.

Только в результате указов Петра I, обязывающих всех посещать церковь и веду­
щих борьбу с колдунами и языческими пророками, влияние магической обрядно­
сти ослабевает. Знахари, вещуны и волхвы уходят в раскольничьи общины, но все же
продолжают свою деятельность. 5

В середине XVII в. предпринимательское сословие было весьма немногочислен­ным и бедным и довольствовалось скудными барышами от внутренней торговли. Вот как жаловались государю купцы в 1642 г.: «Мы холопы твои, гостиной и сукон­ной сотни людишки... многие из нас оскуднели и обнищали до конца. Наши торжишки отняли иноземцы и оскуднели мы от воеводского задержания и насильства». Купцы из гостиной и суконной сотен принимали активное участие в обогащении русского язычества новыми православными фетишами и обрядами, способствующими раз­гулу колдовства, знахарства и божественных откровений. Классическими примера­ми, подтверждающими это суждение, являются часто упоминаемые историками два случая. Один произошел в 1611 г., когда русский купец кинул в огонь икону с изо­бражением св. Николая за ненадобностью, так как она не спасла его дом от пожара. При этом хозяин иконы торжественно заявил: «Ты не хотела помочь мне, теперь помоги себе сама».³⁹

Другой пример взят историками из мемуаров иностранцев, которых приводила в великое изумление следующая особенность русских торговцев: чем усерднее рус­ский торговец крестился, тем большая вероятность подвоха крылась при покупке товара.⁴⁰ Данную особенность можно объяснить, обратившись к исследованиям Б. А. Рыбакова. Он пишет, что в этот период у русских людей было очень своеобразное отношение к православному кресту. Дело в том, что до введения христианства у рус­ских был свой языческий четырехконечный крест, который нес чисто защитную фун­кцию. Христианский же крест нес идею Святой Троицы, что было малопонятно для русских язычников. Однако форма креста напоминала древнеславянский магический крест, который появился у русичей задолго до появления христианства. Этот крест выражал идею четырехстороннего пространства и всех элементов, заполняющих это пространство. Идея заклинания пространства и человека в пространстве прочно вла­дела русскими людьми и после принятия христианства.⁴¹ Вполне понятен перенос защитной функции славянского креста на православный. Поэтому чем больше торгов­цы XVII в. крестились, тем больше защищали себя от последствий обмана.

Подводя итог вышесказанному, отметим, что до конца XVII в. на Руси преобла­дали следующие духовные тенденции, определяемые идеологией православного христианства и остатками язычества одновременно:

* вера в многобожие и сверхъестественные силы: «нечистую силу» и «неведо­мую силу»;

+ четкое соблюдение правил взаимоотношений с богами и сверхъестественной силой по принципу «защиты от злых сил и ублажения добрых сил», включаю-

щих в себя ношение специальных оберегов и амулетов, произношение маги­ческих защитных формул, а также, в более ранние периоды, произведение специальных ритуалов и подношение даров, которые одновременно защища­ли людей и ублажали злые силы; «ублажение» добрых сил предполагало пря­мой контакт с «покровителем», произнесение специальных молитв, жертво­приношения с непременными ритуальными пирами, песнями, плясками и потреблением алкогольных напитков;

4 принятие Русью византийского христианства лишь обогатило магические ри­туалы предпринимателей новыми фетишами;

4. отрыв Руси от непосредственного контакта с Византией (особенно после за­воевания Константинополя турками) и погружение предпринимателей в сре­ду соотечественников (особенно после разгрома Новгорода и создания усло­вий, неблагоприятных для внешней торговли) способствовало сохранению у русичей остатков языческой веры.

В конце XVII в. в истории русской религии произошли два важных события, повлиявших на дальнейшие духовное развитие Руси: в православии произошел рас­кол на старую и новую веру, и церковь была подчинена государству.

Во-первых, была принята реформа Никона, согласно которой должен был про­изойти ряд изменений в формальных церковных обрядах. Вместо старого написа­ния «Исус» положено стало писать «Иисус», стали признаваться восьмиконечный, шестиконечный и четырехконечный кресты вместо старого восьмиконечного, двое-перстное крестное знамение заменили троеперстным, хождение вокруг аналоя и цер­кви против солнца, а не по солнцу и т. д. Реформа вызвала волну сопротивления. Священнослужители и в особенности монашество преграждали дорогу нововведе­ниям. Привязанность русских староверов букве текста долго не находила разумного объяснения. О том, что такая привязанность может говорить о другом способе пони­мания связи между языком и реальностью, долгое время не было и речи.

Известно, что почитание икон занимало особое место в России. В настоящее время появляются исследования, рассматривающие поклонение иконам как пере­живаемый непосредственно религиозный опыт в его конкретных исторических формах. Так, М. В. Дмитриев утверждает, что концепция иконопочитания восходит к Иоанну Дамаскину, и приводит высказывание английского путешественника Дж. Флестера, который в XVI в. пишет, что «русские почитают свои иконы как самого Бога». Для русских икона — не конвенциональный знак связи с Богом, а реальное место реального присутствия Божьей благодати в этом мире. С. Булга­ков писал о том же, называя икону реальным окном в потусторонний мир, разно­видностью церковного предания. Таким образом, русские иконопочитатели до­пускали существование различия ипостасей при единстве сущности — в Троице, единства ипостасей при различии сущности — в иконе. Иконоборство в Византии было иным, чем на Западе, и имело причиной вопрос о воплощении Бога. Иконо­борцы считали поклонение иконе идолопоклонством, не понимая, что православ­ная икона — средство перехода от чувственного к трансцендентному и предполага­ет особый религиозный опыт, особую семиотическую связь между знаком и предметом, материальным и духовным.⁴² Настолько же серьезным, как к иконе, было отношение многих православных духовных лидеров к букве священного тек­ста, обрядности, церковным традициям.

Русский народ, который за несколько столетий приспособил православие к сво­им житейским нуждам, четко подчинив его магической'обрядности, отреагировал па реформу расколом. В ЭТОМ расколе принимало участие практически все населе­ние, включая духовенство. В результате с конца XVII в. до середины XVIII в. проис­ходило структурирование различных слоев населения по религиозным «интересам». Довольно большая часть населения — 20 тыс. человек, протестуя против нашествия «антихриста», подвергла себя самосожжению. Всего же на Руси проживало в начале XVIII в. 12 млн. человек. Кроме самосожжения «не одна тысяча простых людей поморила себя голодом... в подземных ямах и пещерах, утопилась в водах, задуши­лась в петлях».⁴³

Большое количество беглых, закрепощенных Соборным Уложением 1649 г. крестьян вследствие жестких правительственных мер было найдено. Карательные экспедиции и массовые казни также истребили значительную часть крестьянского населения. Оставшиеся в живых дворяне, часть посадских людей, крепостные кре­стьяне официально приняли новую веру; другая часть посадских людей, которым удалось избежать смертной казни, беглые крестьяне, солдаты и люди неопределен­ных занятий примкнули к старообрядцам.

Необходимо отметить, что в конце ХУП-началс XVIII в. институт православной церкви был полностью подчинен государству и интересам правительства. Согласно Монастырскому приказу, патриаршество было расформировано, назначены четкие жалования духовному клиру по штатному расписанию. В 1721 г. духовный регла­мент подчинил церковь одной из государственных коллегий — Синоду, во главе которого был поставлен обер-прокурор. При этом «первейшими обязанностями клира стало насаждение верноподданнических чувств... и политический сыск среди прихожан», в чем духовенство давало присягу.⁴⁴

«Новая» вера была быстро распространена по всем русским городам, во все ду­ховные академии и семинарии. Новоиспеченные попы стали объяснять чудотвор-ность икон и обрядов не эмпирическими фактами, к которым исторически привык­ло народное сознание, а абсолютной первопричиной: божественной благодатью, сведенной на землю искупительной жертвой Христа.

В дополнение ко всем вышеперечисленным мерам Петр I издал ряд указов об обязательном посещении всеми сословиями церковных служб. Все эти новшества только способствовали массовому отходу духовного клира и тяглового населения к недосягаемым для правительства раскольникам.

Период с конца XVII до середины XVIII в. можно назвать переходным от язычес­кой веры к языческо-православной. Его характеризуют следующие особенности:

* выбор между добровольной смертью и жизнью;

* выбор между «старой» и «новой» верой;

* если произошел выбор «старой» веры, то происходит поиск близкой по духу старообрядческой общины.

К середине XVIII в. стала выявляться высокая экономическая активность в ста­рообрядческих общинах различного толка. Посадский раскол, который включал в себя духовенство, купечество и часть дворянства, базировался на торговом капитале общин, имевших свои церкви и духовенство. Такие общины назывались поповски­ми. Одна из первых старообрядческих ячеек такого толка обосновалась в Староду-бье на основе двенадцати купеческих московских семей. Вскоре за московской ко-

лонией последовали колонии из других городов: Калуги, Белева, Костромы, Орла, Вязьмы и т. д. Туда же стали стекаться раскольничьи эмигранты из крестьян. Эко­номическим и церковным центром поповщины стала Вятка, чьи слободы населяли 40 тыс. человек. Туда, привлекаемые вольною и «святою» жизнью, прибывали «пре-многое число из разных городов богатых купцов, укрывающихся от податей и рек­рутских наборов».

Торговая деятельность вятских старообрядцев опиралась на кустарей Старо-дубья, Вятки, а производимый товар сбывался в Калуге, Москве, Поволжье и т. д.

Другая линия посадского старообрядчества поповского толка обосновалась в Керженце с помощью беглых монахов и попов. Рядом с глухими керженскими леса­ми проходила широкая торговая дорога на юг и восток и протекала Волга. В руках старообрядцев оказались хлебная пристань в Горбатове, прядильные мануфактуры в Самаре, Павлове, Лыскове. К концу XVIII в. по берегам Оки и Волги насчиты­валось 46 тыс. раскольников. С Волги колонизация пошла на Урал. К середине XVIII в. на заводах Демидова и Осокина «приказчики едва ли не все, да и сами промышленники раскольники, и ежели оных выслать, то, конечно, им заводов со­держать некем... ибо там при многих мануфактурах... почитай всеми харчами и по­требностями торгуют... раскольники», — говорят архивные данные.⁴⁰ Петровское правительство, насаждающее силой промышленное предпринимательство, доволь­но лояльно относилось к тем общинам, которые работали на новых заводах и фабри­ках. Ярким примером тому может служить всемерная помощь крестьянину-старо­обрядцу Демидову, создавшему знаменитые Уральские заводы, на которых работали практически одни старообрядцы. И даже более того, Петр I, нуждающийся в боль­шом количестве рабочих рук, ведет политику на прекращение самосожжений под страхом принудительных работ на заводах, благодаря чему самоистребление как массовое явление резко пошло на убыль.

Организация общин беспоповского толка, первоначально состоящих исключи­тельно из одних крестьян, в отличие от поповских имела более длительную историю превращения их в предпринимательские организации. Мы уже отмечали массовые самоистребления, которые в основном происходили в этих общинах. Параллельно с этой особенностью общин данного толка были и другие буйно-эксцентричные про­явления, резко отличавшие по сути этих старообрядцев от аскетично-воздержан­ных поповцев. Образовались такие общины вокруг лжепророков и лжепророчиц — волхвов. Пользуясь доверием, они могли иногда с успехом предсказать урожай, неурожай, удачу и неудачу различных промыслов, за что брали деньги. Так в некоторых общинах складывался первоначальный капитал. Знания по тайному пророчеству сохранились со времен древнеязыческой Руси благодаря строгой замкнутости, традиционности и преемственности обучения. «У людей божьих обыкновенно наследовали звание пророческие дети, рожденные от свального греха пророка, пророчиц и всей общины мужчин и женщин».⁴⁶ Таких детей специально обучали строгой тайне, их тщательно оберегали. Так сохранялась древнерусская магическая культура, с помощью которой обогатилось немало будущих купцов, вышедших из подобных общин. Специальная комиссия по делам некоторых особо обогатившихся пророков доказала, что некоторые из «волхвов» пользовались ма­гическими приемами для личного обогащения, чем}' не сопротивлялся простой и невежественный народ.

Такие общины были довольно распространены в системе'рек Волги и Оки, в Там­бовской, Саратовской, Орловской, Петербургских областях. Вскоре они проникли в крупные города: Москву, Петербург, Ярославль, Владимир и т. д. А в 1732 г. было обнаружено, что «главным начальником всей этой ереси» является московский ку­пец Сапожников, а также некий настоятель из турецких владений, который постав­лял все нужные книги для 62 учителей и пророков.⁴⁷

Вот так, используя потребность народа в мистике, экзальтации и «духовной радо­сти», многочисленные купцы: Суслов, Лупкин, Касьянов, Осипов, Чуркин, Сафьянов и другие организовали общины, где сколачивали крупный первоначальный капитал.

Любопытно, что многочисленные общины под руководством «волхвов» неожи­данно начинают переходить к обряду оскопления. К XIX в. скопчество сделалось специфической религией купцов, фабрикантов и ростовщиков. Дело дошло до того, что пророк-скопец Селиванов с 1803 г. открыто поселился в Петербурге и принимал поклонение буржуазной и великосветсткой публики, а в 1809 г. его посетил импера­тор.⁴⁸

К новому «богу» стекались паломники со всей страны, Петербург превратился в духовный центр скопчества. Многочисленные оскопленные крестьяне и рабочие переселялись в «общины» купцов и фабрикантов. Во главе таких общин стояли из­вестные купеческие фамилии: Ненастьевы, Костровы, Громовы, Солодовниковы и др. Только когда оскопление стало проникать в среду чиновников и даже дворян­ства, это явление вызывало протест Николая I и он в 1842 г. назначает каторгу за данную процедуру.

Необходимо отметить, что не все старообрядческие организации беспоповского толка имели такую экзотическую идеологию, существовали более спокойные общи­ны, типа поморских и федосеевских.

По имеющимся сведениям, история первой старообрядческой общины в Помо­рье Выговском начиналась с одержимости самоистреблением входивших в нее не-» скольких тысяч крестьян.⁴⁹

Однако впоследствии освобожденное от ревностных хранителей веры населе­ние общины стало расти из-за постоянного притока беглецов. Пришлось «промыш­лять на хлеб и деньги». Постепенно Выговское Поморье превратилось в крупное торгово-промышленное предприятие на артельных началах, со своими конторами и агентами в Вытегре, Петрозаводске, Москве, Стародубье. С 1702 г. на государ­ственные деньги староверы братья Денисовы и Викулин строят Повенецкий завод, предоставляя поморцам работу, крышу над головой и религиозную защиту. Один из самых прогрессивных шагов, который предприняли поморцы, — это разрешение вопроса о браке. Был разработан «брачный устав», описывающий правила вступ­ления в брачный союз без освящения официальной церковью. Именно этот факт привлекал многочисленных разбогатевших староверов, желающих передать свое добро по наследству, а не в общую казну общины. В начале XIX в. торговый капи­тал Выга проникает в промышленность. Появляются на базе общины имена круп­ных фабрикантов-староверов поморского толка: Морозов, Зенков, Гусаров, Мака­ров. Именно эти купцы поддерживали членов Выги тем, что предоставляли им работу, жилье; давали беспроцентные кредиты рабочим, крестьянам, беглым сол­датам, принявшим их веру.

История знаменитой Федосеевской общины начинается с ухода ряда поморцев из Выги в связи с несогласием о принятии «брачного устава». Первоначально со-

стоявшая из неимущих беглых крестьян, после выхода в свет в 1762 г. Манифеста, приглашавшего вернуться в Россию людей всех наций, в том числе и расколь­ников, она пополнилась вернувшимися из-за границы купцами. Вскоре община утвердила свои позиции в Петербурге, Новгороде, Стародубье, Риге и т. д. Цент­ром общины стало Преображенское кладбище в Москве, с часовней, богадельней и молитвенным домом. Основатель Преображенского кладбища Илья Ковылин, вер­нувшийся из Польши купец-старообрядец, принимал в общину мужчин и женщин, которые давали обет воздержания, и супругов, отказавшихся друг от друга. Всту­павшие в общину, спасаясь от помещиков, служения в армии, да и просто от голода и холода, обязаны были все свои капиталы передавать попечителям Рогожского кладбища, о чем говорилось в общинном уставе. Весь капитал общины постоянно вращался в «торговой коммерции». В начале XIX в. торговый капитал постепенно превращался в промышленный. Хозяевами общины и крупнейших молелен стано­вятся известные фабриканты-купцы, чьи капиталы достигали нескольких милли­онов: Ф. А. Гучков, А. Никифоров, М. Григорьев, Д. Тимофеев, Ф. Любушкин и др. Федосеевцы при условии принятия «старой веры» предоставляли беглым каторж­никам, крестьянам, солдатам бесплатное жилье. Укрытие же беглецов производи­лось по отлаженной системе покупки паспортов умерших мещан в мещанских управах и пересылки этих людей в отдаленные федосеевские общины, разбросан­ные по всей России.⁵⁰

Данная община была весьма обширна. Известно, что кроме Лефортово в Москве она охватила поселения на пространстве в 20 верст от Москвы между трактами Петербургским, Ярославским, дорогами на Киржач, Коломну и Серпухов. Кроме этого, имела 70 населенных пунктов, где проживали федосеевцы, от Карелии до Ас­трахани, от прусских земель до Томска. Это было огромное централизованное федо-сеевское царство, скрытое от полицейского надзора. Торгово-промышленная дея­тельность общины держалась на прибыли от товаров, выпускаемых на свечных, суконных и лесопильных заводах. Продукция общины сбывалась через коробейни­ков, лавочников и крупные магазины. Для координации своей деятельности в дни великих постов федосеевские купцы съезжались в Москву из провинции. Так «бла­гочестивые съезды» превращались в биржевые.

В 1854 г. все беспоповские общины перестают существовать в качестве религи­озных организаций. Александр II передает все богадельни, келью и кладбища ста­рообрядцам поповского направления. Это акция уже не могла повлиять на даль­нейшую предпринимательскую деятельность разбогатевших купцов-федосеевцев вне общин.

Старообрядство поповского направления к концу XVIII в. уже представляло из себя легальную организацию. Московская группа являлась центром гигантской системы, протянувшей свои владения до крайних районов России. Имея обширные связи и огромные капиталы, данная община не пожалела сил, чтобы «устранить с дороги» конкурента в промышленно-торговой и духовной деятельности — старооб­рядцев другого духовного толка.

Поповские купцы в основном занимались хлебной торговлей. Постоянные и связи с хлебородными общинами со всех краев России ставили москвичей, вла­дельцев именитых таганских и рогожских капиталов, в известность о видах на урожай, о ценах на хлеб. Это давало возможность ранее всех других конкурентов производить закупки. В XIX в. рогожцы устанавливали свои цены на Московской

и Нижегородской ярмарках на все важнейшие товары, их влияние чувствовалось даже в Иркутске, Бухаре и Хиве. В 30-х гг. XIX в. рогожцы организивали первые крупные мануфактуры, на которых работали крестьяне, выкупавшиеся на волю, снаб­женные рекрутскими квитанциями, освобождавшими от службы в армии.

Особенно благоприятно складывались условия для экономической активности в старообрядческих общинах с 1861 г., после отмены крепостного права. Надо отме­тить, что борьба вокруг крестьянской реформы между дворянами и буржуазией закончилась победой последних благодаря усиленному нажиму именно со стороны разбогатевших старообрядцев.

Масса освобожденных крестьян двинулась в раскол. В результате количество староверов стало неуклонно расти, пополняя заводы и фабрики купцов-старообряд­цев. В 1863 г. количество старообрядцев в России достигло 8 млн человек, или Уб части всего православного населения.⁵¹ Другие источники приводят цифру в 13-14 млн сторонников старой веры.⁵²

Существует несколько причин, согласно которым происходило перетекание пра­вославного населения в «старую» веру.

4 Во-первых, «старая» вера была более близка и понятна русскому человеку, особенно крестьянину, по своему религиозному содержанию, адаптированно­му к язычеству. «Старая» вера не была окрашена политическим содержанием, как «новая», главной целью которой было поддержание самодержавия.

* Во-вторых, вступая в раскол, человек сам выбирал общину по интересам: по­повскую, беспоповскую, аскетически-воздержанную или распущенную, бо­лее или менее магического толка. Таким образом, «старая» вера давала свобо­ду выбора.

* В-третьих, «старая» вера предоставляла возможность для бедной части насе­ления получить бесплатный кров, пищу и заботу.

* В-четвертых, «старая» вера избавляла человека от влияния государственной власти и способствовала раскрытию способностей человека. Достичь послед­него в мире жесткой социальной регламентации, введенной Петром I, было очень трудно. Как пишет Н. М. Никольский, «"новая" вера должна была вос­питывать... страх божий, вселять в сердца любовь к святой церкви и предан­ность царю и Отечеству».⁵³

* В-пятых, «новая» вера практически не занималась вопросом духовности наро­да. И, по утверждению князя Гагарина, «когда народ в вопросах веры предо­ставлен сам себе, он вынужден искать руководителей и духовных наставников и учителей». Таких духовных учителей народ находил именно в расколе.⁵⁴

Попав в старообрядческую общину, человек оказывался в особой системе, кото­рую сплачивал мощный стержень — единоверие. Одна вера помогала членам общи­ны очень быстро достигать поставленных целей. Постоянное спасение от репрессий и стремление выжить выдвигало из рядов общины наиболее способных личностей, которым доверяли не только отправление культа, но и казну. Так появлялись купцы-миллионеры, которые обязаны были заботиться о благосостоянии своих единовер­цев. Приходилось налаживать свое производство, сбыт товаров, торговые связи и связи с правительством. Вся эта деятельность выявляла в людях предприниматель­ские качества, которые впоследствии помогли им крупно обогатиться.

Объединенные могучей ценностью — «старой» верой, эти предприниматели все­гда приходили друг другу на помощь, выручая из самых неприятных ситуаций. Так сплачивался союз буржуазии и старообрядческой веры, который образовался в ре­зультате того, что «раскол обшарил всю Россию и, находя выдающихся из массы личностей, усваивал их себе, предоставлял в их распоряжение только торговлю и промысел, а люди сметливые и даровитые могли из этого сделать кое-что. Личности, выходившие из из ряда дюженных, обогащались торговлею и промыслом и, сильные связью, существовавшей во все времена между последователями раскола во всех частях России, скоро делались главными деятелями в русской коммерции».⁵⁵

В результате исключительно тяжелого положения старообрядцев они вынужде­ны были различными методами уберегать свои общины от посягательств правитель­ства и официальной церкви, что повлияло на развитие экономической активности до такой степени, что в течение XVIII и XIX вв. русская промышленность сосредо­точилась в руках старообрядцев и продолжала пребывать у них до смены едино­личного владения промышленными предприятиями акционерной формой соб­ственности.

Итак, мы выяснили, что именно «старая» вера способствовала развитию эконо­мической активности в России. Среди отечественных исследователей распростра­нено инение, что экономическая активность старообрядцев сыграла историческую роль огромной важности, а именно ту же миссию, что и протестантизм на Западе. Как известно, протестантизм явился двигателем социального прогресса, ибо именно это религиозное течение внедряло буржуазные отношения, разрушающие старые фе­одальные рамки общества, мешавшие прогрессивному развитию промышленности.

Прежде всего необходимо отметить, что православие, по мнению большинства исследователей, «не имеет экономической концепции, так как основная цель его — попечение о спасении души, не имеет непосредственного отношения к экономике. Некоторые даже утверждают, что нет ничего более противоестественного, чем пользоваться понятием "православная экономика"».⁵⁶

Мы уже отмечали, что старообрядчество, характеризующееся повышенной эко­номической активностью, совместило в себе языческие культы и приспособленные к ним православные. Произошло «наслоение нового на старое». Специальных обря­дов, направленных на «освящение» экономической активности, православие не име­ло. Поэтому купечество выработало специфические языческо-православные обря­ды, которые к официальной религии отношения не имели. Вот некоторые из них. Русская церковь канонизировала отечественных святых Бориса и Глеба и стала празд­новать день этих святых на второй день мая. Торговые люди постепенно преобразо­вали этот день в «Барыш-день», пользуясь тем, что никто не работал ни дома, ни в поле, — а значит, можно было праздно гулять на ярмарках. Сложилось даже поверье, что чем больше будет барыша от торговли в день св. Бориса, тем больше прибыли будет в течение всего года. Исследователь русских обычаев и праздников А. С. Пет-рушевич объясняет причину празднования дня барыша именно в день св. Бориса созвучием двух похожих по произношению, но совершенно разных по смыслу слов: Борис-барыш. При этом А. С. Петрушевич считает естественным для русского чело­века увязывать смысл какого-нибудь события с созвучным словом, имеющим часто совершенно иной смысл.⁵⁷

Та же картина наблюдалась и с именем другой святой, Параскевы-Пятницы, чье имя празднуется 28-го октября. Эта святая, по сведениям И. П. Калининского,

в простонародье приобрела почетное звание покровительницы торговли. Для рус­ских не имело большого значения, что церковь назвала Параскеву Пятницей лишь потому, что она вознеслась на небеса в этот день недели. Об этом каноническом факте мало кто знал. Зато всем известно, что издревле на Руси проводились пятниц-кие торги и ярмарки. В честь святой Параскевы-Пятницы народ праздновал девять торговых пятниц, которые следовали одна за другой в продолжение девяти недель после Пасхи. Если раньше пятница посвящалась празднованию Живы, Фреи или Макоши — богинь плодородия и богатства, то с появлением православной святой сменились имена, а суть праздника осталась прежней.⁵⁸

I! Вот что по поводу пятницы написано в Церковном словаре: «Сей день... в пост для

\ I воспоминания страстей и распятия на кресте Господа Иисуса. Но простолюдины пяток

| { называют пятницей, суеверно почитают мученицу Параскеву... что с греческого означает

11 по-славянски пяток... Сие заблуждение яко слову Божию противно...»⁵⁹ Чествовали свя-

|! тую Параскеву-Пятницу следующим образом: «Приносили в церковь для освящения

| \ разного рода плоды, приношения эти потом хранились в домах как священные предметы

! | до следующего года. Иконы убирались лентами, цветами и травами и носили в таком

|! виде в крестных ходах и других важных церемониях... На всех городских торжищах

1 = ставилась икона св. Параскевы-Пятницы».⁶⁰

Глубоко почитался у торговых людей св. Николай Чудотворец, чье имя праздну­ется церковью в шестой день декабря. К нему обращались за помощью в бедах и несчастиях. Он помогал в разрешении самых трудных проблем. Он же являлся хра­нителем на водах, поэтому купцы всегда имели икону этого святого на палубе и в случае опасности умоляли ее о помощи. Кроме того, день празднования Николая Чудотворца совпал с днем, который служил сроком для разного рода сделок, плате­жей и хозяйственных договоров. Так и повелось, что в обязанности святого стал входить контроль за ходом хозяйственных договоров.

Так как православная церковь не имела в арсенале святых, покровительствую­щих предпринимательству, и молитв, способствующих успеху данной деятельно­сти, то купечество вынуждено было само присваивать эти функции некоторым свя­тым и придумывать различные заговоры, компенсирующие отсутствие специальных молитв. Купцы пользовались для этих целей специальными заговорами, где упоми­нали имя св. Архангела Михаила.

На всякий случай, если св. Архангел Михаил не услышит заговора, совершался наговор на мед, в данном случае ответственность за благополучие торговли перено­силась на пчел, которые роятся, ощутимы и видимы. Поэтому пользовались этим наговором с большой охотой. Для исполнения данной процедуры приходилось идти к колдунье, которая наговаривала на мед: «Как пчелы роятся, так бы к (имя купца) покупатели для его товару сходились». Потом этим наговоренным медом купец дол­жен был умываться.⁶¹

В результате русские предприниматели пользовались специальными религиоз­ными обрядами, не имеющими отношения к официальной церкви, но использую­щими элементы православных культов. Православная церковь считала это суевери­ем, но особо не противилась данному факту и пошла на ряд уступок, приспособив свой праздничный календарь к языческому. Это видоизменило древние обряды, придав им христианскую форму. Так, новогодние празднества и Святки приурочи­вались к Рождеству и Крещению, день бога Ярилы слился с днем Троицы, день Пе-руна стал днем Ильи Пророка, Велеса — днем св. Власия и т. д.

Это привело к тому, что русский народ после правительственных указов, обя­зывающих посещать церковь, стал праздновать двойные праздники. Так, придя в церковь на день Иоанна Предтечи и со смирением выслушав церковную службу, народ шел домой и по старым обрядам с обязательным застольем, хмельными на­питками и игрищами отмечал день Купалы. Та же картина наблюдалась при праз­дновании остальных церковных дат. Надо полагать, что и купечество следовало этой традиции.

Православную веру русский народ принял по-своему, преобразив в народное христианство, «где православие слилось с древними верованиями, пропиталось ими и превратилось в двоеверие».⁶²

Старообрядчество отличалось тем, что оберегало в себе это двоеверие особенно тщательно, ибо оно должно было защищать свою веру одновременно и от православ­ной церкви, и от правительства. В результате предпринимательство в России прак­тически до конца XIX в. являлось носителем языческо-православной религии, име­ющей характерные черты идеологии двоеверия.

Период с середины XVIII до конца XIX в. характеризуют следующие особен­ности:,

* экономическая активность развивалась исключительно среди держателей «старой» веры;

* экономическая активность развивалась во всех раскольничьих общинах неза­висимо от своеобразия «старой» веры;

* экономическая активность явилась одним из факторов сохранения старооб­рядческих общин от поглощения чуждой «новой» верой и от посягательств правительства:

4 предпринимательские капиталы образовывались в общинах различными пу­тями, в зависимости от оттенка «старой» веры: путем торгово-сбытовых операций, путем «пророчества» и обмана интересующегося экзотической мистикой населения, путем вложения капиталов в промышленные предпри­ятия;

* к середине XIX в. два направления старообрядчества: поповское и беспоповс­кое, представляли из себя двух довольно могучих предпринимательских конкурентов. Более жизнеспособные поповцы «поглотили» не успевших об­завестись политическими связями беспоповцев и стали безраздельными хо­зяевами российского рынка;

4 промышленное предпринимательство старообрядцев тормозилось феодаль­ными рамками крепостного права, в результате купечество прогрессивно про­явило себя на пути свержения старых феодальных отношений и формирова­ния новых, капиталистических;

* старообрядческие общины выделили из своей среды людей, способных к предпринимательской деятельности, обеспечивающей жизнеспособность этих общин в социуме. На этих людей ложилась ответственность не только за добывание денег на хлеб насущный, но и, как правило, они же являлись духов­ными лидерами всех членов своей общины;

* старообрядчество вырастило целую плеяду знаменитых купцов-миллионе­ров;

+ старообрядчество совместило в себе языческие и приспособленные к ним пра -вославные культы; результатом такого совмещения явилось формирование специфических языческо-православных обрядов и верований, которыми пользовались предприниматели, несмотря на то, что к православию они н~ имели никакого отношения.

После отмены крепостного права в 1861 г. правительство создает условия, пре­пятствующие экономической активности купечества. В результате узкие рау-ки двоеверного старообрядческого предпринимательства были вынуждены двинуться и вобрать в себя как православное вероисповедание дворянства, язычество крестьян. Оконцу XIX в. многие купцы уже практически оторви, от старообрядческих общин. Им приходилось постоянно поддерживать связи с г: вительственными чинами и дворянскими фамилиями, которые имели право: ное вероисповедание. В предпринимательской среяея/гбжжмшо сл/ел/еяяерелп-гиознойяерА/0 сторонулраБОСладш.

Необходимо отметить, что у аристократии способ осмысления мира тяготел к православию, у крестьян — к язычеству. Купечество, составляющее наибольшую часть предпринимателей в общем предпринимательском социуме данного перио­да, находилось по мировоззренческим позициям где-то между православием и язычеством.

При этом проявляющий экономическую активность аристократ мог бы утвер­ждать: «Я существую для того, чтобы служить Богу, а следовательно, его помазан­нику — императору во имя личного спасения». Экономически активный предста­витель крестьянства мог бы утверждать следующее: «Я существую для тол?, чтобы достигать своих целей и просто выживать С ПОМОЩЬЮ сверхъестественных сил».

Купец Мог утверждать и то и другое в зависимости от обстоятельств. Схематич­но это можно представить следующим образом (см. рис. 2.2).

Итак, начиная с конца XIX в. происходит обогащение сознания экономически активного населения православными духовными тенденциями.

Рис. 2.2.Мировоззренческие позиции купечества

Как известно, христианство возникло как религия нищих и рабов и явилось вполне прогрессивной идеологией 1-1У вв. Его основной целью было решение нравственных проблем, общих для всех — и богатых, и нищих, и обездоленных Экономические проблемы, как мы уже указывали выше, данную религию не занг мали. Особенность православного направления в христианстве заключается в то¹ что оно пронесло через многие века в первоначальном виде основные постулаты христианства, практически не адаптировав их к текущей исторической обс^т новке.

Можно предположить, что православие, базирующееся, по словам религиозного философа В. С. Соловьева, «исключительно на определениях и формулах VII и VIII вв., как будто с тех пор ничего не произошло»,⁶³ рассматривало основные эко­номические категории (собственность, богатство, прибыль) с точки зрения правед­ности или неправедности их возникновения. Основной целью собственника, как и всех остальных, являлось спасение души от ада. Для этого существовали богоугод­ные неимущие, на которых можно было потратить свое богатство и, став перед смер­тью нищим, т. е. богоугодным, войти без помех в Царство Божие. При этом любая деятельность, в том числе и предпринимательская, должна была быть построена на любви к ближнему, незлобивости и терпимости, что позволит объединиться вокруг Бога. Последняя православная идея получила в начале XX в. особое название — соборность.

Нужно отметить слабый интерес православной церкови к бурным социальным процессам конца XIX в., в частности к появлению новых слоев населения, таких как рабочие и буржуазия, и более прогрессивных видов предпринимательства — про­мышленного и финансового. В результате государственная религия утрачивала роль регулятора общественного поведения. Даже бурный расцвет материалистиче­ской философии, возникшей в результате становления России на путь капитализ­ма, не отразился в богословских трудах. Православие по-прежнему отвергало все земное и так же примитивно истолковывало мифы и притчи о богатых и бедных.

Нарождающиеся промышленники, нуждающиеся в духовном руководстве, об­ращались к православным первоисточникам и находили в них советы с «мертвя­щим догматизмом». Православие, по мнению известных религиозных философов Л. С. Чаадаева, А. С. Хомякова и В. С. Соловьева, стало духовным тормозом на пути развития экономической активности. Оно поддерживало чисто русские нацио­нальные черты характера — следование традициям, пусть даже догматическим; под­держание коллективизма посредством духовной соборности и магического миро­воззрения; веру в судьбоносность явлений и непротивление злу, перекладывание ответственности за происходящее на Бога, царя, барина и т. д. Приняв за духовное руководство к действию православие, русские предприниматели проявили неадек­ватное отношение к своей собственности. Эта неадекватность выражалась в отказе от «святости» своей собственности и в погруженности в чувство вины перед бого­угодными неимущими. Такая идеология вызвала на редкость щедрое проявление благотворительности в предпринимательской среде, усугубившее русское нищелю-бие. Выход из создавшегося положения В. С. Соловьев видел в «соединении» пра­вославия с актуальными запросами общества. Необходимо было в новом свете рас­смотреть высшие религиозные ценности, погрузиться «в пучину вещных интересов», как это в свое время сделал католицизм.⁶⁴

Итак, нарождающийся капитализм в России имел в своем духовном арсенале православный догмат о богоизбранности нищих, в то время как западные предпри­ниматели руководствовались к действию постулатом о богоизбранности богатых; православие утверждало, что спасутся только те, у кого отсутствует собственность, т. е. неимущие, а протестантизм опирался на постулат о спасении тех, у кого «тугой кошелек».

Критерии богоугодности, т. е. очевидного факта спасения души человека, с точки зрения католицизма (протестантского направления) и православия можно отразить в табл. 2.3.

Таблица 2.3. БОГОУГОДНОСТЬ (БОГОИЗБРАННОСТЬ) В ТОЛКОВАНИИ ПРОТЕСТАНТИЗМА И ПРАВОСЛАВИЯ

Протестантизм (с XVI в.) Православие (с X в.) Земной успех Отсутствие земного успеха, сирость и убогость «Толщина кошелька» «Пустой кошелек» Надежное имущественное состояние Нищета, отсутствие собственности 1 ддравш смысл (Умалкшекке (юродство) [  

Необходимо отметить, что российская буржуазия, имеющая в конце XIX—нача­ле XX в. в основном православно-языческое мировоззрение, была окружена народ­ной массой, имеющей скрытую за внешним христианским обрядоверием языче­скую сущность. Подтверждает эту мысль о религиозном сознании русского народа Н. А. Бердяев, который пишет, что в начале XX в. «русский народ в массе ленив в религиозном восхождении, его религиозность равнинная... почва натуралистиче­ская, быт еще языческий». Как известно, язычество опирается на магическое миро­воззрение. Как утверждает Н. А. Бердяев, «в темной русской стихии... есть вечные мистические реакции против всякой культуры, против всякого личностного начала, против прав и достоинств личности, против всяких ценностей. Эта погруженность в стихию русской земли... не совместима ни с какой культурой ценностей, ни с каким самосознанием личности».⁶⁵

Выделяющаяся на фоне общей языческой народной массы православно-языче­ская буржуазия представляла собой объект, вызывающий недовольство, зависть и агрессию. Ибо магия, неотделимая от патриархальности и совместного (общинного) ведения хозяйства, по утверждению М. Вебера, не терпит ничего выделяющегося на общем фоне, «она равносильна рутине в области техники и экономики; она является одним из главных препятствий для рационального развития экономики и тормозит универсальное стремление к наживе». В результате духовным тормозом на пути развития российского предпринимательства явились не только консервативные православные догматы, но и общее языческое мировоззрение народной массы, окру­жающей предпринимателей.

Период с конца XIX в. по 1917 г. имел следующие особенности:

4 внедрение в предпринимательское сословие представителей аристократии, а также отрыв купечества от членов старообрядческих общин по имуществен­ному положению и социальной иерархии;

4 смещение религиозной веры предпринимательского социума от языческо-православной к православно-языческой вере;

4 православные догматы, которыми стали руководствоваться в своей деятель­ности предприниматели, нацеливали на спасение души от вечных посмертных страданий;

* любые «земные» вопросы толковались православием только с позиции спасе­ния души, регулированием хозяйственных, экономических и социальных про­цессов данная идеология не занималась;

4 в принципе православие не запрещало заниматься предпринимательством, по­лучать прибыль и иметь собственность, главное, чтобы человек соблюдал пра­ведное поведение;

* концепция праведного поведения нацеливала предпринимателей использо­вать прибыль от результатов деятельности не на личное потребление, а для

поддержания жизни неимущих, т. е. богоугодных людей; если прибыль пре­вращалась в собственность, которая способствовала жизни в роскоши, то пред­полагалось, что предприниматель не спасет душу.

Православие толковало древние первоисточники в их первозданном виде, не адаптировав к текущей ситуации, что явилось духовным тормозом на пути капита­листического развития России:

* догматическая православная концепция о богоугодности неимущих, коренив­шаяся в первоисточниках религии нищих и рабов, привела к неадекватному отношению предпринимателей к своей собственности. Это выразилось в от­казе от «святости» собственности, вызвало чувство неполноценности и вины перед неимущими, отказ от активных действий по защите своего имущества, ибо виноватый и неполноценный не может защищаться;

+ нацеливание предпринимателей со стороны православия на неадекватно щед­рую благотворительность способствовало пассивному пребыванию в нищете богоугодных неимущих;

* православие поддерживало русские национальные черты характера, не спо­собствующие развитию экономической активности: следование догматиче­ским традициям, нищелюбие, коллективизм, магическое мировоззрение, не­противление злу, перекладывание ответственности за происходящее на Бога, барина, общину и т. д.;

* православие явилось одним из факторов, приведших к нежизнеспособности российского предпринимательства;

* языческое сознание окружающей буржуазию народной массы, сопутствую­щее общинному ведению хозяйства, также тормозило развитие предприни­мательства, ибо оно способствовало выделению людей из общей массы, что вызывало зависть, агрессию и недовольство.

Период с 1917 г. является переходным от православно-языческого к атеистиче­скому мировоззрению.

Дата добавления: 2015-10-24