Глава 13. «E rimanere l'unico» (И остаться единственным…).

Нежное утро будило Марка ласковыми прикосновениями солнечных лучей, проникающих в номер с осторожностью деликатного слуги. Он потянулся, все еще не открывая глаз. Лежал в мягком плену постели, слушая звуки, невнятно доносящиеся из-за приоткрытой двери балкона. Вставать не хотелось. Им овладело блаженное желание продлить этот утренний экстаз спокойствия и умиротворения. Лежать вот так, сонно потягиваясь, наслаждаясь пробуждением, впитывая в себя утро чужой жаркой страны.

Позади остался перелет — Генуя встретила их вечерними огнями, в одно мгновение захватив в звуковой капкан аэропорта. Гул голосов, непонятный язык диспетчеров, стоп-сигналы такси, толкотня у дверей и головокружительная атмосфера ночного города. Нотт ориентировался в этом водовороте, как рыба в воде. Марку оставалось только следовать за его узкой стремительной фигурой, таща с собой сумку с вещами. Быстрые блики фар проезжающих машин выхватывали из сгустившихся сумерек уголок бледной щеки, прядь русых волос, на мгновение зажигали в серых глазах золотистые искры. Такси, облако итальянской речи, окутывающее своими темпераментными интонациями, проплывающие за окном люди и улицы.… Здесь все было не так. Бесконечно далеко отодвигало в памяти Англию, знакомые прямые линии. Этот воздух грел Марка, заполнял тело неосознанным еще теплом, заставлял впустить в сердце шумный калейдоскоп чуждой страны. В конце концов, Марк окончательно расслабился, отдавая бразды правления в руки бывшего подчиненного. В тот миг, когда они добрались наконец до отеля, Марк поймал себя на мысли, что не потрудился даже запомнить дорогу.

Нотт привез его в "Villa Cora", значащийся в проспекте как «пятизвездочный отель с изысканной атмосферой истинного палаццо прошлого», что в принципе соответствовало истине. Марк бросил вещи и вышел на балкон, а Теодор развернул кипучую деятельность, с легкостью отдавая распоряжения на чистом итальянском языке, пока от бесконечного «Si, Signore» у Марка не зазвенело в ушах. Решив оставить все расспросы до утра, Марк рухнул на широкую кровать и почти сразу же уснул.

Этой ночью, как не странно, он ничего не видел во сне, или сон его был так глубок и ровен, что сновидения не отложились в памяти.

Утро началось с уже ставшего привычным:

— Si, Signore. Grazie, Signore.

Марк лежал, лениво слушая голос Нотта, доносящийся от входной двери, не особенно желая понять, о чем идет речь. В эту минуту он думал о том, как сильно изменилась его жизнь. День и ночь, а за ними еще день и еще ночь, и так бесконечно. Мили, уносящие его от Оливера все дальше и дальше. Туда, где прошлому не было места. Ласково, как прибой, они гладили его душу, стараясь унести с собой непреходящую боль утраты. День за днем, просыпаясь в незнакомых домах, отдавший себя стремительному вихрю событий и дел, он должен был забыть россыпь каштановых волос, ореховые глаза, прикосновения знакомых рук. День и ночь, когда память затягивала рану, когда он все реже просыпался, вскакивая с постели от душивших его снов, отчаянного «Убирайся из моей жизни, Флинт». От тех первых ночей, когда будил Нотта среди ночи кошмарами своей памяти. Тео проявил чудеса ангельского терпения. Марк невесело усмехнулся, представив себе, какой жалкой нервной развалиной он достался бывшему подчиненному. Должно быть, у Теодора были веские причины столько с ним возиться. Нотт не дал ему забиться в нору и покончить со всем этим раз и навсегда. И, наверное, это было к лучшему…

— Хватит валяться!

Влажное полотенце полетело в лицо Марка с меткостью бывшего охотника слизеринской сборной. Нотт прошелестел мимо, распахивая шторы и заставляя Марка зажмуриться от нахлынувшего в номер солнца.

— Si, Signore, — механически проворчал Марк, послав полотенце в обратном направлении не менее метким броском.

— Ого, что я слышу! Говорите по-итальянски, сеньор?

— Заткнитесь, сеньор, — беззлобно отмахнулся Марк, смачно, до хруста в суставах, потягиваясь в постели. — Кто-то говорил, что мы приехали в эту макаронную страну отдохнуть?

— А что ты сейчас делаешь?

— Я пытаюсь встать. Не видно?

— Не особенно. Пока все, что я вижу — ты валяешься в кровати и делаешь вид, будто я тебя разбудил.

— А на самом деле?

— А на самом деле ставлю сто галеонов, что ты проснулся, когда портье постучал в дверь.

— Какого гоблина он вообще притащился в такую рань?

Марк сел на постели и потянулся к прикроватному столику в поисках сигарет. Прикурить он не успел. Тео кошкой скользнул к постели и выхватил сигарету у него из руки.

— Фу, сеньор! Курить до завтрака — плебейская привычка.

— Иди к Мерлину, Тед! Мой аристократизм остался за Переходом.

— Чушь! Если бы ты попал в племя каннибалов, стал бы есть пленников?

— Нет, что ты! Я бы сначала потребовал вилку, нож и специи.

Тео засмеялся, поудобнее усаживаясь на постели. Светло-серый шелк пижамы льстиво льнул к его стройным ногам, и Марк опять поймал себя на мысли, что разглядывает его.

— Что такое?

— Что? — должно быть, его взгляд был слишком пристальным — лицо Нотта выражало удивление.

— Со мной что-то не так?

— Я просто не помню, чтобы ты набирал с собой столько вещей. И не говори, что я тащил в сумке этот жуткий халат.

— Успокойся, — хохотнул Нотт. — Этот жуткий халат входит в счет. И все это время висел в ванной, чего ты естественно не заметил. И потом это дурной тон, выходить к прислуге в белье.

— А расхаживать по номеру?

— Я тебя смущаю, капитан? Тогда могу принести тебе такой же.

— Нет, спасибо. Лучше закажи завтрак. Я есть хочу. В этой норе надеюсь, возят завтрак в номер?

Тед изобразил на лице обиду.

— Норе? Сеньор, вы живете в отеле высшего класса…

— С изысканной атмосферой истинного палаццо прошлого … — уныло закончил за него Марк. — Это не мешает мне хотеть есть.

— Тогда поднимайся и тащись в ванную. Я распоряжусь.

— Ну, Тед, ты истинный мажордом, — поддел его Марк, вылезая из-под одеяла.

— Кто? — Нотт просто задохнулся от возмущения и швырнул в него подушкой. — Такие оскорбления смываются кровью, сеньор!

— Дуэль? — последние остатки сна растаяли, как утренний туман. Марк сдернул с кровати шелковую простыню нежнейшего абрикосового цвета и помахал ею на манер тореадора.

— Дуэль! — выкрикнул Тед, бросаясь в атаку.

Марк ловко увернулся — через мгновение Нотт оказался окутанным скользящим шелком. Он вырвался, змеей скользнул за спину Марка и запрыгнул на него, оказавшись недосягаемым для захвата сильных рук. Марк наклонился вперед, сбрасывая через голову гибкое тело на развороченную постель. Нотт вскрикнул. Марк схватил с пола подушку, прижимая её к лицу Тео.

— Сдаетесь, сеньор? Поднимите вверх правую руку, и я буду считать, что вы капитулировали.

Из-под подушки донесся невнятный придушенный вопль, тонкие, но сильные руки Нотта заскользили беспорядочно по его рукам, по спине, силясь найти слабое место в обороне. Прикосновения к обнаженной коже были быстрыми, удары безболезненными, а скорее даже… приятными? Такие мысли не в первый раз за последний месяц посетили Марка. Эффект холодной воды. Когда лучше уйти, прямо сейчас, прекратить возню и скрыться в ванной, оставив Нотта лежащим на постели. Уйти быстро, не оглянувшись, потому что это… неправильно?

Да, это было неправильно. Включив воду, Марк замер перед зеркалом с бритвой в руках. Уставился на струю льющейся воды и постарался прогнать ненужные мысли. Между ним и Ноттом не было ничего, кроме внезапно вспыхнувшей дружбы. Жизнь как всегда совершила чудо эквилибристики, и он оказался связанным с человеком, что когда-то предал его отряд, а затем стал для Марка кем-то вроде персонального ангела-хранителя.

Того, кто дважды спас его жизнь — когда в этой жизни еще был смысл и когда его не стало. С тем, кто наполнил её новым смыслом. Кто медленно, но уверенно возвращал Маркусу Флинту веру в то, что жизнь продолжается, и он сможет увидеть в ней что-то еще, кроме глухого и беспробудного отчаяния. Но когда тонкие руки касались его, когда он ловил на себе пристальный взгляд серых глаз, их отношения утрачивали ясность, приобретая едва уловимые оттенки чего-то большего, способность перерасти во что-то иное, о чем Марк старался не думать, в чем он запрещал себе нуждаться. Нет, не потому, что он хранил верность. Кому? Оливеру? Марк не питал никаких иллюзий на этот счет. Шаг, что отделяет любовь от ненависти, Олли переступил в ту ночь, когда разорвал все узы, что связывали их друг с другом. Он читал эту ненависть в ореховых глазах, в отчаянном крике, в пустом окне, на которое он тогда оглянулся. Скорее памяти, на которую он был обречен. Памяти и любви, одной, на всю жизнь, что вросла в его кровь и от которой он не мог избавиться, как бы ему этого не хотелось. Это было неправильно, потому что он сам поступил бы так, как когда-то поступил Олли. Он потянулся бы к новому чувству, к человеку, окружившему его заботой и вниманием, но не в этом ли он обвинял Оливера? А если сам окажется точно таким же, к чему тогда он сломал свою прошлую жизнь?

— Ты что, утонул?

Стук в дверь оборвал поток мыслей. Марку не потребовалось много времени, чтобы привести себя в порядок. Он вышел из ванной с полотенцем на шее, с удивлением увидев Нотта полностью одетым и говорящим по телефону.

— Scusi (извините) … — Нотт прикрыл рукой трубку и повернулся к Марку:

— Мне нужно отлучиться, кэп. Я заказал тебе завтрак.

— Куда ты собрался?

— Узнаешь. — Хитро улыбнулся Тео, возвращаясь к прерванному разговору:

— Va bene. Va bene, d'accordo. (Хорошо, хорошо. Я согласен)

Марк не стал вдаваться в подробности. Периодически Нотт отлучался в неизвестном ему направлении, но ни разу не дал Марку малейшего повода усомниться в себе.

— Собирай вещи, я позвоню где-то через час.

— Может, все-таки скажешь… — Начал было Марк, но Тед нетерпеливо перебил его:

— Не скажу. Это сюрприз.

— Мы уезжаем?

— Скажем так. Мы едем домой.

— Тед, что ты еще придумал?

— Спокойно, кэп. Мы здесь всерьез и надолго, так что успеешь еще насмотреться на местные достопримечательности, — подмигнул Тед, получив от Марка хлесткий удар полотенцем по спине.

Дверь хлопнула. Теперь, когда никто не упоминал про плебейские привычки, можно было выйти на балкон и спокойно закурить. Собирать было особенно нечего. Тед еще вчера куда-то отправил их основной багаж, а все что осталось уместилось в одну спортивную сумку. Поэтому он оделся и спустился вниз, в ресторан отеля. Вероятно, Нотт уже предупредил здешний персонал, что сеньор не говорит по-итальянски, потому что Марка обслуживал парень, вполне сносно владеющий английским. Марк поймал на себе мимолетный изучающий взор и одарил итальянца одним из самых мрачных своих взглядов, от чего тот, немедля опустил глаза:

— Scusi, Signore, — парень счел за благо как можно скорее удалиться, а Марк подумал, что этот тип, скорее всего, сравнивал его с Ноттом. Он уже давно заметил, что мужчины провожают Теда взглядом ничуть не реже женщин.

Ему это было безразлично. Поглощая завтрак, он подумал о том, что кроме жажды жизни, Тед вернул ему кое-что еще — память о том, кем он был рожден. То, о чем Марк уже, кажется, благополучно забыл за годы войны и жизни маггла. В отличие от Нотта, ему не удалось пронести память о своем происхождении через все жизненные коллизии.

«— Посмотри на свои руки, капитан. Что ты видишь?

— А что я должен увидеть, Нотт?»

Он оборвал свои мысли — если бы Марку дали выбор избавиться от какого-нибудь недостатка своей личности, он бы в первую очередь распрощался с этими всегда неожиданными вывертами памяти, периодически подбрасывающими ему обрывки слов и мыслей. Он вернулся в номер, меланхолично закурил и теперь сидел на кровати, время от времени бросая взгляд на телефон. С недавних пор Марк не любил оставаться наедине со своими мыслями.

Звонок прозвенел как всегда неожиданно. Марк приподнялся и взял трубку, наверняка зная, чей голос он сейчас услышит.

— Готов? — слышно было отлично, будто Нотт находился в соседней комнате.

— Готов. Где ты?

— Спускайся вниз и увидишь. Не забудь отдать портье ключ.

— Слушаюсь, сеньор.

Марк отключился, взял куртку и сумку, попутно подхватил ключи с декоративного столика у входной двери и захлопнул номер. Коридор был пустым, темно-зеленая ковровая дорожка глушила звук его шагов. Он легко спустился по лестнице, кинул ключ на стойку портье.

— Arrivederci, signore, — портье привстал со своего места, провожая Марка легким поклоном головы.

Марк не ответил — распахнул дверь, выходя под лучи окончательно проснувшегося солнца. На минуту он остановился недалеко от входной двери — оживленная улица падала ниц перед ажурной оградой отеля, отрезанная от него трехсотлетними секвойями.

Каменные чаши фонтанов, утопали в необъятных клумбах, яркими пятнами лежащих на зеленом ковре газонов. Белокаменная лестница, ведущая к отелю, вбирала в себя ослепительное солнце. За оградой раскинулась маленькая круглая площадь: уже отсюда до слуха Марка долетали гудки машин, тарахтение мотороллеров и гул голосов. Уже не медля он сбежал по лестнице, широкими шагами преодолел дорожку и вышел из ворот отеля.

Нотта не было. Оглядывая площадь, Марк скользил взглядом по машинам, не сразу обратив внимание на мотоциклиста в шлеме, сидевшего на блестящей черной спине спортивного байка. Впрочем, мотоциклист и без него собрал свою долю внимания — прислонившиеся к ограде юные итальянцы тыкали пальцами в мотоцикл, перемежая свой разговор восхищенными восклицаниями. Байк оставил Марка равнодушным. Он уже почти отвернулся, чтобы продолжить поиски в другой стороне площади, когда мотоциклист быстрым жестом стащил с головы шлем, и знакомый вихрь светло-русых волос привлек его внимание. Марк едва сдержал смех. Тед, затянутый в черный кожаный комбинезон, картинно опирался о бордюр тяжелым ботинком с высокой шнуровкой. Смотрел на Марка, чуть склонив голову на бок и явно наслаждаясь произведенным эффектом.

— Нравится? — Тео подождал, пока Марк подойдет ближе, и удовлетворенно похлопал по гладкому черному боку топливного бака.

Марк усмехнулся. Оперся рукой на лобовое стекло, выразительно оглядывая его с головы до ног:

— Не только мне.

Тед удивленно поднял бровь — серые глаза опасно близко. Марк усмехнулся, оторвал взгляд от пухлых влажных губ Нотта и кивнул головой на проходящего мимо пожилого итальянца. Мужчина, не скрываясь, пожирал глазами стройную фигуру мага.

— Дурак, — Нотт выглядел обиженным. — Я говорил про байк!

— Да? — Марк состроил удивленное лицо и лениво стукнул по колесу носком ботинка. — Что ты хочешь, чтобы я сказал?

— Ты невозможный! Это между прочим Ducati! 999 модель! Ты хоть представляешь, что это такое?

— Нет, — детский восторг Тео забавлял Марка. — Но я точно представляю, что никуда на нем не поеду.

— Хватит, Флинт! — взвился Тед, хватая Марка двумя руками за полы куртки и притягивая к себе. — Забирайся на сидение и вперед!

— Нотт, забудь об этом! Если я на него залезу, ты будешь собирать свой самокат по частям!

— Боишься, кэп, так и скажи! — в серых блестящих глазах плясали расшалившиеся демоны.

— Боюсь?

— Боишься.

— Ну, хорошо… — Марк притворно вздохнул и перекинул ногу через сидение. Попрыгал на нем, скорее чтобы позлить Теда, чем по необходимости. Последний писк поколения супербайков, протестуя против такой бесцеремонности, угрожающе закачался под мощным телом.

— Эй, эй, осторожно! Ты и так тяжелый! — Тед с трудом удержал равновесие. — Обними меня за пояс и держись крепче.

— Не могу.

— Почему?

— Сумка, Тед, — усмехнулся Марк. — Лишает меня блестящей возможности лезть к тебе с объятиями.

Нотт стрельнул по сторонам глазами, повернулся к Марку и вытащил из внутреннего кармана куртки палочку.

— Reducio! Так лучше?

— Значительно.

— Теперь отмазки кончились?

— Вполне.

Марк поджал ноги — сидеть было не очень удобно. Он возвышался над Тедом на целую голову и, наверное, выглядел со стороны просто монументально.

— Ты будешь за меня держаться или нет? — Нотт нетерпеливо топнул ногой.

— Так лучше? — Марк обнял его за пояс, тесно прижимая к себе.

— Значительно, — вернул укол Нотт и выжал газ.

К удивлению Марка, байк тронулся с места на удивление легко. Осторожно лавируя мимо выстроившихся машин, Нотт вывел байк по булыжникам мостовой. Улица едва заметно уходила вниз — мимо каменного сооружения фонтана, полосатых тентов торговцев фруктами. Площадь осталась позади — Тед нырнул между сходящимися линиями узких двухэтажных домов с деревянными балконами, увитых зеленью. Постепенно улица расширялась, увеличивающееся число машин ясно давало понять, что очень скоро они вывернут на автостраду. Теплым одеялом окутывал нагретый воздух. Через минуту они влились в поток машин, устремившихся к выезду из города.

В путешествии на двух колесах было свое явное преимущество — они быстро преодолевали возникающие на дороге заторы. Нотт уверенно скользил между сигналящими машинами — Марку оставалось только смотреть на темпераментных итальянцев, переругивающихся друг с другом через открытые окна машин. Мимо проплывали улицы, яркие вывески магазинов, бесчисленные «Tavola calda», «Pizzeria» и «Trattoria», знакомые полосатые тенты. Смотря по сторонам, Марк ловил себя на мысли, что ему нравится эта страна. Впереди, где архитектура ловко лавировала между двухэтажными домами и вполне современными зданиями из стекла и камня, поток машин усилился. Служащие в строгих костюмах обособленно выделялись в толпах свободно одетых граждан, стайка тинэйджеров, громко хохоча и жестикулируя, оглядывали бледных европейских туристок, еще не успевших схватить загар. Ему захотелось остаться здесь еще на несколько дней. На секунду Марк представил, как выскажет Нотту это желание, и заранее усмехнулся.

Вскоре город остался позади. Автобан вывел их из капкана улиц и площадей. Нагретый воздух сменился бьющей в лицо прохладой, и Марк с удовольствием предоставил ветру возможность бить в лицо. Тед прибавил газу — байк набирал приличествующую спортивному мотоциклу скорость.

Такой была свобода. Босыми ногами по раскаленному полотну автобана, с крыльями вольного ветра за спиной. Он пришла, бросив под протекторы трассу, что началась сразу за Генуей. Они летели вперед — на головокружительной высоте, вдоль огромных виадуков, оставивших внизу, во впадинах маленькие городки с кирпичными крышами апельсинового цвета. Ветер гнался за байком, нырял в черные рты тоннелей, насквозь прошивающих горы. Пытался догнать их на следующем виадуке, но Тед обманывал его, скрываясь в разверзнувшейся глотке нового тоннеля. Проигрывая заезд, ветер менял тактику, бил в лицо, швырял в Марка мелкие камешки, летящие из-под колес. Путался в волосах, всеми силами мешал увидеть очередной городок, лежащий под виадуком. Дома, вытянутые в линию вдоль побережья, бросающиеся в лазоревый плен воды своими белыми телами. Стоящие вдоль линии прибоя, по колено в воде, укрытые зеленым плащом безумной зелени. Распахнутая пасть заливов глотала города, сжимала каменные челюсти гор. Марк одной рукой, расстегнул куртку, ловя грудью соленый морской ветер. Прямая автобана пересекала синусоиду городов посередине. Парные виадуки парили над землей: широкие полосы, разделенные магнолиями и ядовито яркими фуксиями, чередовались с узкими, в одну полосу мостами, несущими машины навстречу друг другу.

— Это Империя, — Нотт повернул голову, силясь перекричать ветер.

— Что? — Марк не услышал слов, наклонился ниже, прижавшись щекой к гладкому черному пластику шлема.

— Провинция называется Империя... — Голос Теда уносил ветер. — От Генуи до границы…

— Понятно, — Марк кивнул. В это мгновение ему почему-то захотелось снять с Тео шлем и почувствовать щекой светлый вихрь его волос.

— Скоро остановимся…

Марк не ответил — крепче сжал руки, чувствуя ладонями скрипящую кожу комбинезона.

Ему не хотелось останавливаться! Хотелось лететь над землей, ловить взглядом блики апельсиновых крыш, дышать обжигающим ветром. Раскинуть руки и поймать ветер. Он не обращал внимания, сколько времени они провели в пути — минуты и секунды, унесенные ветром, теперь были не важны. В конце концов, он больше не жалел, что взгромоздился на этот «самокат».

Через четверть часа виадуки закончились, и Тед свернул на трассу, прыгающую с горы вниз, к голубеющему зеву моря. Как только они нырнули в черту очередного городка, Нотт сбавил скорость. Пойманный в плен узких улочек, байк угрем заскользил по каменной мостовой. Пропетляв около десяти минут, Тед остановился возле уютного маленького кафе с ничего не говорящим названием «del Mare». Марк слез с мотоцикла и потянулся. Тед тоже наконец-то стащил с головы шлем и тряхнул головой, расправляя влажные волосы.

— Выглядит не особо презентабельно, но поверь, здесь отличная кухня, — извиняющимся тоном произнес он, кивая головой на полосатые зонтики столиков.

— Что ты меня уговариваешь? — Марк отвесил Теду несильный подзатыльник, ероша светлые волосы. — Мне здесь нравится.

Нотт усмехнулся. Оставив байк на стоянке, он поднялись по каменной лестнице, ведущей на некое подобие смотровой площадки. «Del Mare» уютно гнездилось над линией моря, предоставляя своим посетителям прекрасную возможность поглощать дары моря, не спуская с него глаз. Официантка, наметанным глазом выудившая их из толпы редких посетителей, подождала, пока они смоют с себя пыль и расположатся за столиком.

— Buongiorno signorina, — Нотт ответил на улыбку девушки.

Марк откинулся на спинку стула и лениво смотрел на Теда. Ему действительно нравилось на него смотреть. Тео делал заказ с неторопливым достоинством истинного аристократа. Неопределенный жест тонких белых пальцев. Неторопливый росчерк изящной руки, взгляд девушки, пытавшейся вести себя профессионально, но против воли скользившей глазами по точеным линиям гладкого тела за расстегнутой молнией комбинезона. Прищур серых глаз, движение губ, голос, произносящий названия на незнакомом языке:

— Gamberetti… si… Condito? Mi piace, signorina…

Теду «шел» этот язык, если так можно было сказать. С каждым днем, внимательнее рассматривая Нотта, Марк делал маленькие, удивляющие его открытия. Например, о том, что Марку нравится его редкая улыбка, или о том, что, провоевав рядом с Ноттом бок об бок четыре года, он совершенно не предполагал, что в Теде самым непостижимым образом уживается столько крайностей. Холодный аристократизм и детская непосредственность, замкнутость и страстность, расчетливость и щедрость. Или о том, чего раньше Марк совершенно не замечал — как Нотт по-настоящему красив…

— Марк?

— Что ты сказал?

— Ты меня слышишь?

— Сейчас слышу.

— Я спросил, будешь десерт или нет.

— Без разницы.

— No… The freddo alla pesca... Grazie. (Нет. Холодный персиковый чай. Спасибо)

— Где ты только что витал, кэп?

Тонкие пальцы осторожно дотронулись до руки Марка. Марк усмехнулся, прогоняя остатки своих мыслей:

— Что ты заказал?

— А… В Англии ты такого не попробуешь, — Нотт хитро подмигнул Марку, так и не убрав руки. — Это, мой друг, нечто волшебное. Называется... маринара.

— Спагетти?

— Само собой. Сверху кладут пармезан, а внутрь заворачивают королевские креветки, колечки кальмаров, мидии… Салазаром клянусь, ты умрешь только от запаха.

— Надеюсь, в хорошем смысле этого слова?

Нотт обиженно фыркнул.

— Ты на что намекаешь, кэп? Что я вез тебя за двести пятьдесят миль, чтобы…

— Всё, всё! — Марк замахал рукой. — Я верю твоему гастрономическому вкусу. В конце концов, твоя марината не может быть хуже того замороженного…

— Тьфу на тебя! — Тед молниеносно вскочил, зажимая Марку рот ладонью. — Даже не смей об этом вспоминать! Тот рейд унес у меня половину жизни!

Марк затряс головой, с трудом стряхивая с губ ладонь Нотта.

— Помнишь, Уорри утверждал, что это был снежный тролль, который подох от...

— Заткнись! — Тед сделал вторую попытку, но Марк ловко увернулся.

— Ладно, ладно, больше не буду. Просто всякий раз, когда мне предлагают незнакомое блюдо…

— Давай так, кэп. Если после маринары ты скажешь, что ел что-нибудь вкуснее, я станцую ральеду на этом столе. Голым.

— Я специально теперь так скажу, Тед. Чтобы полюбоваться на это зрелище.

Нотт фыркнул, хотел что-то добавить, но, завидев официантку, несущую заказ, только улыбнулся. Марк не стал продолжать щекотливую тему, похлопав его по плечу, как бы невзначай касаясь обнаженной кожи. Они и так танцевали ральеду, во всяком случае, последний месяц. Вальсировали по острой грани случайных прикосновений, взглядов и слов. Достаточно сделать только один неосторожный шаг…

— Ну как?

— Тед, ты был прав. Это самое вкусное блюдо, что я ел в своей жизни. Конечно не то, чтобы я отказался от мысли увидеть твой зажигательный танец…

Нотт фыркнул, подавившись креветкой. Марк похлопывал его по спине, а потом протянул руку, стирая с узкого подбородка каплю соуса.

— Это было так смешно?

— Скорее неожиданно.

— Кто бы говорил о неожиданностях, Тео? — Марк усмехнулся, откинувшись на спинку стула, и закурил. — Оказывается, я совсем тебя не знаю.

— А ты хотел? — прищурился Нотт.

— Ну, теперь самое время восполнить кое-какие пробелы.

— Например? Спрашивай, кэп. Ты же знаешь, у меня нет от тебя тайн.

— Даже так? — Марк пристально смотрел на Нотта, но тот не отвел взгляд.

— А ты сомневался? Конечно, у тебя могли быть причины для сомнений, но…

— Тсс… — И это уже непреодолимое желание, дотронуться, которому Марк не хотел противостоять. Во всяком случае, в эту минуту. — Я уже считаю, что этого не было. Я забыл, и ты забудь.

Лицо Теда приобрело мученическое выражение. Марк видел, как он стиснул зубы, рассеянно водя вилкой по тарелке.

— У меня осталось только одно сомнение. Где ты, гоблин тебя побери, так научился говорить по-итальянски?

Тед поднял на него глаза. По его лицу было видно, что он ожидал совсем другого вопроса. Напряженные плечи расслабились.

— Ну, скажем так — я очень часто бывал в Италии. Мы с отцом жили здесь, когда ему нужно было уехать из Англии. После Уизенгамота… Его оправдали, и было самое время исчезнуть из поля зрения.

— Почему сюда?

— Здесь жила родня моей матери. Потом мы вернулись в поместье, но на каникулы он все равно часто отправлял меня сюда. А после войны… — Он замолчал. Марк не торопил его. Сам он мог забыть или сделать вид, что забыл, но Тед помнил — в этом Марк не сомневался. — Я тебе как-то рассказывал, что чем-то похож на своего отца. Здесь было неплохо спрятаться от авроров. Как он когда-то…

— То-то я смотрю, тебя все принимают за своего, — Марк сделал попытку перевести разговор в другое русло. Он уже жалел, что начал этот разговор, стирающий с лица Теда беззаботную улыбку.

— В смысле? — Нотт все же сделал попытку усмехнуться.

— Все эти сеньоры и сеньориты.… К тому же такая практическая польза…

— От меня?

— Но не от меня же. Нет нужды таскать за собой разговорник. Или не дай Салазар, нанимать переводчика.

— Тебя это напрягает?

— Совсем нет. Мне нравится тебя слушать. Скажи еще что-нибудь.

— Что?

— Все равно. Можешь даже не переводить.

— Ты так мне доверяешь, кэп, после того, что я сделал?

— А что ты сделал, Нотт?

Серые глаза, долгий взгляд от которого Марк не спрятал глаз. Они сидели напротив друг друга, будто играли в странную игру. Отчаянно балансировали на грани откровенности, для которой еще не пришло время, но которую оба чувствовали. Иногда глаза говорят больше слов. Тонкое запястье, что Марк чувствовал сейчас под своей рукой, непроизвольная дрожь, прохладная гладь кожи… И слова на чужом языке, не имеющие смысла:

— Amo guardarti. Tutto quello che mi e' rimasto e' guardare. Non prendero' mai il suo posto nel tuo cuore. Mi abbracerai ma penserai a lui. E io lo so. (Мне нравится смотреть на тебя. Все, что мне осталось — это смотреть. Я никогда не займу в твоем сердце его место. Ты будешь обнимать меня и думать о нем. И я это знаю.)

— Что ты сказал?

— Ты же вроде доверяешь мне, кэп.

— Я доверяю тебе, Тед. Просто интересно.

Еле заметный румянец на щеке. Казалось, Тед делал над собой усилие, чтобы не отводить глаз.

— Я сказал, что обычно ем мало, но на морской бриз разжигает во мне зверский аппетит, и я просто не могу остановиться.

Марк усмехнулся:

— Я это учту. А ещё?

— Vorrei tornare nel passato e diventare il primo della tua vita. E rimanere l'unico. (Я хотел бы вернуться в прошлое и стать первым в твоей жизни. И остаться единственным).

«Почему мне кажется, что ты говорил совсем не это, Тед? Если ты спросишь, на чем основана моя уверенность, я не сумею тебе этого объяснить. Предчувствие? Странное ощущение, что ты боишься мне сказать о чем-то? Но ведь и я не скажу тебе того, что мог сейчас произнести. Сделаю заинтересованное лицо и спрошу почти буднично»:

— А сейчас?

— А сейчас я сказал, что здесь отличное место для покупки недвижимости. Продолжать?

— Продолжай.

— Guardami. Non ti lascero' mai. (Посмотри на меня. Я никогда тебя не брошу).

«Это не ложь друг другу. Это, наверное, последняя преграда. Мы боимся делать этот шаг. Раньше я думал, что боюсь сильнее, Тед. Что не хочу, не имею права привязывать тебя к себе. Но это твой страх я сейчас чувствую в каждом слове».

— И это значит…

— Что очень скоро мы приедем на место. Ещё?

— Ещё.

— Rimani con me. Dimenticalo. Soltanto con te posso non avere piu paura della solitudine (Останься со мной. Забудь его. Только с тобой я могу больше не бояться одиночества).

— Ну?

— Я знал, что тебе здесь понравится. Местные пейзажи надолго остаются в сердце.

— Может мне стоит выучить итальянский?

— Mi sembra di amarti. (Мне кажется, что я люблю тебя)

— Что? — Горячая волна, молниеносно пробежавшая по спине. Отчего? Что было в твоих словах, Нотт? Что ты так ловко прятал за незнакомым мне языком?

— Если хочешь, я тебя научу.

— Di amarti значит «я тебя научу»?

— Ну, в общих чертах. Марк…

Это уже было с ним. Горячие пальцы, сжимающие руку и слова, что застывают на губах, не в состоянии сорваться вслед за именем. И взгляд полный невысказанной тоски.

Вот только он уже не школьник, а Нотт не…

— Что? — лишний вопрос. Не нужно спрашивать. Погладь по дрогнувшей руке, прогони из мыслей так некстати всплывшее имя. — Так куда мы едем, Тед?

— А? — он ждал невысказанных слов. «Не надо, Тед. Просто не надо. Поверь, так лучше. Мне и тебе».

— Я спросил, куда же мы все-таки едем.

«Ты же игрок, Тед. Ты умеешь держать себя в руках».

— Итальянская цветочная Ривьера. Слышал такое название?

— Не припомню, — «Вот и умница, Тео».

— Тогда лишнее спрашивать, слышал ли ты о Себорге.

— Ты мой гид, Тед. Рассказывай.

— Зачем? — озорные искры в серых глазах. Когда ты улыбаешься, Тед, кажется, что ты становишься еще красивее. — Приедем, и сам все увидишь. Это недалеко.

— С недавних пор я не люблю сюрпризы, Тед.

— Это приятный сюрприз. Маленькое княжество, богатая история и отличные виды. Всего 14 квадратных миль и 2000 жителей.

— Настоящая итальянская глушь, — усмехнулся Марк.

— Это очень дорогая глушь, кэп, — поправил его Нотт. — «Villa Silva» обошлась мне в кругленькую сумму.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что мы едем домой, кэп. Поверь, это самое прекрасное место на свете. Ты не захочешь уезжать.

— Тогда чего же мы сидим?

Нотт усмехнулся и взял шлем. Вскоре Марк вынужден был убедиться, что Тео его не обманывал. Через пару часов езды они снова свернули с трассы, держа путь к низкой линии скал. Где-то в отдалении угадывались снежные, почти призрачные шапки гор. Байк скользил среди царства мимозы, эвкалипта, оливы — по долине девственного леса. Трассы больше не было — мощеная дорога петляла среди океана зелени, опускаясь все ниже, к побережью. Распрощавшись со скоростью на автобане, Ducati нырнул в лабиринт петляющих дорог.

Они въехали в небольшой городок — один из таких же, что Марк видел в изумрудных распадках, лежащих под виадуками. Прошлое и настоящее, повинуясь чьей-то причудливой воле, сливались здесь в страстном танце, вальсировали между скалами, переходя друг в друга. Узкие мощеные улочки, обнимали вполне современные здания, вели за руку по горячему полотну дорог. Каменная кладка уступала позиции блокам многоэтажных домов, круглые фонтаны маленьких площадей кружились вокруг широких дорог. Легкий бриз доносил запах моря: несколько раз лазоревая гладь мелькала среди зелени и белых линий домов, кокетливо показываясь на мгновение и снова прячась среди каменных кружев. Небольшую часть пути они проделали почти по самой кромке побережья — пляжные зонтики строгими рядами плавали в коктейле каменистого пляжа.

Дорога забирала вверх, змеей скользила между двухэтажными домами. Брызгало по камнями стен лиловыми и розовыми штрихами цветочных ящиков на маленьких балконах. Дома тесно прижимались друг к другу, ни на дюйм не разлепляя объятий. Справа, над апельсиновыми крышами, тянулся к небесам голубой купол собора. Они пересекли широкую площадь, обогнули искрящиеся брызги фонтана, где капли замирали на лепестках роз сверкающими бликами. Какое-то время Ducati нес их среди других машин, чтобы затем снова оставить в одиночестве очередной улицы. Город выпустил пришельцев из своих объятий, позволяя продолжить свой путь мимо изящных игрушечных палаццо, прячущихся за витыми оградами. Дорога опять ушла вниз, нехотя подарила еще несколько поворотов. Теперь Марк увидел их цель — в некотором отдалении от остальных, одиноко и обособлено, прятались за кронами кипарисов белые филигранные башенки виллы.

Нотт остановился, слез с мотоцикла, разминая затекшие ноги. Марк последовал его примеру, с интересом разглядывая черную кованую ограду. За ней, раздвигая занавес цветущей зелени, начиналась широкая каменная лестница, ведущая к дому.

— Мы без предупреждения, — усмехнулся Тед, заводя мотоцикл в узкую боковую створку ворот. — Дверь закрой за собой.

— А, Тед, теперь я, кажется, понял твой план. Тебе не хватало привратника, — засмеялся Марк, закрывая за ним створку.

Тед фыркнул, поставил мотоцикл у каменной чаши фонтанчика, и бесцеремонно поволок Марка за рукав куртки к белокаменным ступеням. Они поднимались мимо стройных тел пальм, часовыми высившихся над кипарисовыми зарослями. На беглый взгляд Марка, Вилла Сильва отличалась немалыми размерами.

— Когда ты был здесь последний раз, Тед?

— Почти два года назад. И, как видишь, сэкономил на садовнике. Пока меня нет, здесь живет управляющий и экономка. Но это мы исправим, если захочешь.

— Конечно захочу, — Марк скорчил обиженное лицо. — Ты же знаешь, какой я капризный аристократ! Без штата слуг, снимающих для меня кожуру с яблок, я просто жить теперь не могу.

Тед захохотал, повалившись грудью на каменную балюстраду.

— Чего ты смеешься, Нотт? — Марк пытался выглядеть серьезным. — Я тебе не позволю на мне сэкономить.

— Не беспокойся, кэп. Будет всё, как ты захочешь.

Они стояли перед белой дверью, в уютной прохладе арки. Через некоторое время, в глубине дома послышались шаги. Марк легко подтолкнул Нотта вперед, не снимая руку с его плеча.

— Ты вроде бы пока хозяин, — негромко произнес он.

Дверь открыл высокий суховатый мужчина, лет пятидесяти, в белой рубашке и безупречно отутюженных брюках. Увидев хозяина, он отвесил церемонный учтивый поклон, и на гладком, до синевы выбритом лице, Марк увидел взволнованное выражение.

— Сеньор, Тео! — в голосе итальянца слышалась укоризна. — Я мог приехать за вами. Вы даже не позвонили.

— Ничего, Алехандро. Мы прекрасно добрались сами.

— Но, сеньор, это моя обязанность и…

— Твоя обязанность следить за домом, и ты прекрасно с этим справляешься.

Марк отошел в сторону — итальянец говорил на английском, хотя и с ярко выраженным акцентом. Флинт огляделся по сторонам. Опровергая все разговоры об экономии, Тед явно не пожалел денег. Холл, декорированный в персиковой и нежно пастельной гамме, указывал на безупречный вкус хозяина. Две широкие лестницы меж строгой колоннады, поддерживающей свод холла, уводили на второй этаж мягкими полукружиями поворотов. Лепнина в римском стиле, строгий рисунок мраморных плит пола, античные статуи на постаментах — дорого и изящно. Здесь ничего не напомнило об Англии, будто Нотт сознательно воздвигал когда-то непреодолимую преграду между двумя своими жизнями. Его созерцание было прервано громко хлопнувшей боковой дверью. На Нотта обрушился ураган темпераментных итальянских восклицаний. Марк с удивлением смотрел на пожилую итальянку внушительных размеров, в цветастом ярком платье с обилием рюш. Яростно жестикулируя, она топила Нотта в шквале пламенной речи, из которой Марк мог разобрать только бесконечное «сеньор Тео». В одну секунду Нотт был подвергнут безжалостному осмотру. Сдобные пухлые руки вертели его как куклу, но, похоже, Тед не имел ничего против такого бесцеремонного обращения.

— Она говорит, что я очень худой, — он повернул голову к Марку, и Флинт увидел на его лице по-детски счастливую улыбку. — Что, должно быть, эти два года меня держали в тюрьме на хлебе и воде. И что… всё, всё, Лючия, хватит. Да, я обещаю, что дам тебе блестящую возможность откормить меня до своих размеров.

Алехандро предупредительно кашлянул в кулак и что-то сказал экономке по-итальянски.

Она с сожалением выпустила Теда из своих рук и тоже воззрилась на Марка.

Нотт взял его за руку и почти насильно подвел к замолчавшим слугам.

— Алехандро, Лючия, представляю вам сеньора Марка. С этой минуты его желания и распоряжения для вас так же обязательны, как мои. Отныне сеньор — хозяин этого дома, такой же, как я. И еще хочу вас обрадовать — мы останемся здесь надолго.

— Сеньор, — вышколенный управляющий ничем не выдал своего удивления.

— Signore, — толстушка одарила его цепким оценивающим взглядом.

— Лючия, сеньор Марк пока не говорит по-итальянски. Имей это в виду.

— Si, Signore, — с притворным смирением произнесла экономка.

— Она испытывает к тебе материнские чувства, — поддел Теда, Марк, когда они поднялись по лестнице на второй этаж.

— Знаю, знаю, — беззаботно отмахнулся Тед, трансфигурируя их сумку в исходное состояние. — Но, знаешь, я не против. Может, мне тоже периодически хочется ощутить материнскую заботу? Ладно, пойду узнаю, что с нашими вещами. Располагайся и готовься к серьезному испытанию.

— Какому?

— Через час нас будут долго и усиленно кормить.

* * *

Постепенно Марк привыкал. Прошла первая ночь в огромной комнате, что Тед выделил ему под спальню, когда он не мог уснуть и курил на балконе, вслушиваясь в отдаленный шорох прибоя. Теперь это стало едва ли не привычкой. Стоять перед сном, бесконечно всматриваясь в ночную темноту, курить, медленно пуская дым, и не думать ни о чем. Вернее стараться ни о чем не думать.

Вилла Сильва стала его новым домом — во всяком случае, ему все чаще так казалось. Он привыкал просыпаться в одиночестве на огромной кровати, поражаясь тому, что теперь это пробуждение все реже начиналось с болезненной судороги сердца. Может быть, потому, что он знал — ему нужно только позвать. Только выйти в коридор, и толкнуть дверь напротив. Только произнести имя. Поймать взгляд серых глаз, смотрящих на него то нежно, то насмешливо, то внимательно.

Он привыкал. К излишне шумной Лючии, кормившей их на убой, изобретающей такие соусы к неизменной итальянской pasta, что Марк начинал забывать, как выглядит иная еда. Экономка быстро выучила его собственные вкусы и часто повторяла, что теперь у нее двое «мальчиков», которые неизвестно как дожили до своих лет при таком ужасном европейском питании. Привыкал к тишине виллы, за которыми зорко следил Алехандро. Привыкал к бесконечным пешим прогулкам по мощенным мостовым городка, к жаркому солнцу, к размеренному спокойствию жизни. Сразу по приезду, Нотт отключил в доме телефон. Тед нагло заявил Марку, что мир потерял их. «Можешь считать, кэп, что я тебя похитил». И против этого «похищения» Марк не возражал.

В этот день они вернулись домой только к вечеру. Тед утащил его на очередную пешую прогулку. Оставив Ducati у въезда в город, они целый день мотались по Себорге, бесцельно шатаясь по узким улочкам. Просто так, безо всякого определенного маршрута, нырнув в петли дикого камня, прохладных арок и переходов.

Себорга не спешила выпускать из своего лабиринта две одинокие фигуры, бредущие по древним камням, что, казалось, только вчера распрощались с коваными копытами рыцарских коней. Маленькая столица маленького княжества манила, а они шли, ведомые причудливыми изгибами улиц, удивительными цветами, трепещущими от ласкового ветерка, делая по пути маленькие и удивительные открытия. Себорга разбрасывала на пути тайные знаки и символы, а Марк отгадывал их, рассеянно слушая рассказы Тео. Собирал, наполняя душу новыми впечатлениями: мозаику креста тамплиеров, брошенную под ноги на площади святого Михаила, замерших со щитами в руках статуи рыцарей, бело-голубое полотнище флага, гордо смотрящего со стены замка, что казался миниатюрным, под стать самому городу. Некоторые улицы были так узки, что они уже с трудом могли пройти по ним рядом. Эти улочки прижимали их друг к другу, заставляли Марка так опасно близко видеть блестящие серые глаза, чувствовать кожей прикосновение белой льняной рубашки Тео, против воли вдыхать его запах.

Один раз они попали в тупик, остановились, задрав головы, ловя между сходившимися каменными стенами домов манящее голубое небо.

— Ничего, кэп, — в тот момент Тед, казалось, прочитал его мысли. Сжал сильнее руку, словно напоминал о своем присутствии. — Ты когда-нибудь обязательно еще поднимешься туда. Вот увидишь.

Они не говорили об Англии. Ни разу за все время своего совместного путешествия. Даже здесь, среди каменной кладки дорог, которые отдаленно, но все же напоминали обоим о мостовой Косого переулка. Даже здесь, среди маленьких лавок, украшенных причудливыми цеховыми знаками, почти таких же, как дома. На выщербленных временем каменных ступенях, что вели в прохладу нижнего яруса улочки, совсем как спуск в Ночной Переулок. Неистребимый дух старины и истории десятым отголоском напоминал о домах и улочках Лондона, навсегда оставленных обоими за Переходом. Всего лишь напоминал, когда камень крошился под прикосновением ладони, пачкал пальцы кирпичной пылью. Всего лишь напоминал — звоном дверного колокольчика при входе в лавку, распахнутой деревянной ставней, полумраком очередного перехода рядом со зданием тюрьмы, которое насмешило Марка до слез.

— Что ты смеешься, кэп? Что смешного? — удивленно спрашивал Тед, когда Марк прервал его рассказ об ордене святого Бернара неожиданным взрывом хохота. И осекся на полуслове, когда Марк прислонился спиной к стене и сжал виски руками.

«— Марк! — голос возник из недр памяти, так ясно, как не возникал уже долгие месяцы. Вернул из небытия ощущение холода ржавеющей решетки под щекой. Возник и исчез, не оставив ничего, кроме нахлынувшей боли».

Тед ничего не сказал тогда. Без слов и расспросов увел из капкана памяти, вперед, к свету и воздуху, к чайному блюдцу площади и каменному обручу фонтана. Позже, когда они сидели друг напротив друга в маленьком ресторанчике, утоляя голод фирменной крольчатиной, Марк почувствовал, как нахлынула на него волна благодарности молчаливому терпению Нотта.

Больше он не вспоминал — заставил себя не вспоминать. К вечеру они вернулись домой и теперь сидели на широком балконе, лениво переставляя шахматы и опустошая бутылку красного вина, заботливо принесенную Алехандро.

— Твой ход, кэп.

Марк рассеянно окинул взглядом доску. Впервые увидев здесь изящество костяных фигурок, он не был особенно удивлен. Тед отлично играл в шахматы, кажется, еще со школы. Марк уже заметил, что Нотту эта игра доставляла особое удовольствие. Он мог провести целый вечер, уставившись на доску и продумывая какую-нибудь хитроумную комбинацию.

— Беру ферзя, — решение комбинации было очевидным. Если бы не ехидная усмешка Тео, Марк ни за что не заподозрил бы неладное.

— И снова шах, кэп, — Тед на секунду отставил бокал и произвел перестановку на ровных клетках поля. — Потому что ты, как обычно, не задумался над альтернативой.

Марк озадаченно запустил пальцы в пряди жестких волос. Казавшаяся беспроигрышной комбинация была с легкостью разрушена одним ходом Теда.

— Прости, Тед, тут я тебе не соперник. Из меня хреновый стратег.

— Глупости! — возмущенно фыркнул Нотт. — Если бы из тебя был хреновый стратег, мы не дожили бы и до середины войны. Ты играешь не хуже меня. Мы просто смотрим на шахматную партию под разным углом зрения.

— Да? И под каким углом смотрю на нее я?

— Ты действуешь так, как тебе подсказывает интуиция, — Тео откинулся на спинку кресла и нравоучительно поднял тонкий палец вверх. — Это как в жизни. Когда заканчивается расчетливая игра, начинается игра на удачу. А это не всегда верный путь.

— Значит, мне повезло вдвойне, Тед, — усмехнулся Марк, поднимаясь на ноги.

— Почему?

— Когда мне изменила удача, мы выплыли на твоем расчете.

Нотт не ответил — только плечи вздрогнули под тонкой рубашкой. Он встал. Качнувшийся от неосторожного движения шахматный столик ответил жалобным стуком упавших фигур.

— Тед?

Нотт ответил ему быстрым взглядом через плечо. Уходил из-под света яркого фонаря, белой изломанной линией в полумрак ночи. Марк недоуменно проводил его глазами. Тед ушел в другой угол балкона, тянущегося вдоль всего второго этажа, остановился, оперся локтями на мягкий ворс ковра, перекинутого через каменный парапет. Марк двинулся за ним, несколько минут простоял за спиной, не спуская глаз с узких плеч.

— Да что такое? Я тебя обидел?

Тед ответил не оглядываясь, смотря куда-то вперед, на лунную дорожку, бегущую по темно-синей глади моря. Только пальцы вцепились в парапет, нестерпимо белели, сливаясь с камнем балкона.

— Значит, ты считаешь, что это расчет, да? Как я жил, как я живу... Что во мне ничего нет, кроме холодного расчета? Что я все просчитал? Все мои чувства, все желания, всё, что я делаю…

— Эй!

Ральеда. Терпкий букет вина, что ударил в голову. Иначе, почему раньше это казалось таким трудным — подойти близко, перешагнуть через самим же проведенную черту, сжать в руках эти узкие плечи.

— О чем ты говоришь, Тед?

— Я приучен к этому с детства. И не считаю недостатком, что я привык долго думать над каждым своим шагом, потому что это правильно. Потому что часто от этого расчета зависит жизнь. От каждого нашего поступка, от того, насколько верно ты понимаешь сложившиеся обстоятельства!

— Тед, Салазара ради! Я же не упрекаю тебя ни в чем! Я просто не могу тебя упрекать! Где бы я был сейчас, если б не ты? Ты думаешь, я хоть на минуту забыл, что всем тебе обязан? Что я по гроб жизни не расплачусь с тобой за то, что ты для меня сделал!

— Марк, не надо!

Узкое тело развернулось в его руках, быстро, как мангуст. Может, впервые они стояли друг к другу так нестерпимо близко.

— Что не надо?

— Я не хочу, чтобы ты считал себя чем-то мне обязанным!

— А это не так?

— Нет. Если тебе так легче, можешь считать, что я возвращаю свои долги.

— Ты ничего мне не должен, Тед.

— Должен!

Нотт почти кричал. Ральеда совершала свой последний поворот перед финалом. Еще не отзвучал заключительный аккорд гитары, но танцорам, замершим на освещенном луной балконе, было уже абсолютно ясно, что время недоговоренностей кончилось.

— Ты так считаешь, Тео. А я считаю по-другому. Почему тогда ты отказываешь мне в таком же праве, считать себя твоим должником? Или ты решил, что для меня это не важно? Что я не плачу по своим долгам?

Невидимый гитарист ударил по струнам, сделав последний перебор и обрывая мелодию. Что-то изменилось вокруг. Ночной воздух, желтый глаз луны — немой свидетель случая, что совсем недавно казался невозможным.

— Ты хочешь этого, да, Марк? Заплатить мне по счетам?

— Хочу. Мне это надо, Тед.

— Хорошо. Ты можешь сделать это прямо сейчас. Закрыть счет. А дальше пусть будет, как решишь.

— Сейчас?

— Сейчас. Дай мне то, что я хочу, и будем считать, что ты сполна со мной расплатился.

Странное ощущение, сковавшее тело. Всё так же подсознательно, когда разум не может понять, почему даже воздух вокруг, казалось, звенел от напряжения.

— Чего же ты хочешь, Тед?

До скрипа на зубах.

— Ночь, Марк. Ночь с тобой.

— Что?

Воздух вытек из легких — от крайнего удивления, ударившего неожиданно и метко.

— Одна ночь, Марк. Разве я многого прошу?

Стальные глаза, искра, в центре вздрагивающих зрачков.

— Тео, Салазара ради…

На какую-то секунду Марк почувствовал себя обманутым. Тед заставил его пообещать то, чего он не мог ему дать. «А почему? — Мелькнуло в голове. — Разве ты не знал? Не догадывался? Когда он смотрел на тебя все это время?»

— Я не могу попросить у тебя шанса? — голос Тео зазвенел от напряжения. — Я же не прошу любви… только ночь.

— Ты же знаешь! Знаешь, что я…

— Знаю что? Что ты не любишь меня? Да, я это знаю. Я всегда это знал. Все время, что мы вместе. Я не глухой, Марк. И хотя теперь ты реже зовешь по ночам своего гриффиндорца, я не настолько глуп, чтобы думать, что ты о нем забыл.

Он старался говорить спокойно. Медленно выдавливая из себя слова, не отвод глаз от лица Марка.

«— Ну, ну, Флинт. Сколько еще будешь ломаться? Убеждать себя, что ты его не хочешь? Ты прячешься за свою память, как за ширму.

— Я не прячусь! Никому не кажется, что это херовая форма оплаты — сделать ему больно?

— Он сам просит тебя об этом, разве нет?

— Всё равно. Из-за минутного желания… ударило в голову…

— Ты сам-то в это веришь?»

Сейчас было бы самым разумным развернуться и уйти. Вот только ноги намертво приросли к мраморным плитам пола. В тот миг, когда узкое лицо напротив и когда ты понимаешь, Флинт, что никуда уже не уйдешь.

— Ты так хочешь жалеть, Тео?

— Я ни о чем не буду жалеть, Марк.

Его лицо было так близко — тонкие черты и полураскрытые губы, влажные и чувственные. В серых глазах плескалась мольба, и Марк почувствовал, как странное напряжение отпускало, сменялось теплотой, что рождалась где-то внутри, разливалась теперь по телу. Теплота, с которой он перестал бороться. Что подтолкнула его сделать последние полшага, что отделяли их друг от друга и прикоснуться к красивому лицу. Тео подался вперед, почти прижимаясь к Марку, оставляя между ними не больше дюйма. Это неосознанное движение заставило Марка улыбнуться. Последние колебания рассыпались в прах. Он осторожно прикоснулся к губам Тео пальцем, медленно блуждая по изгибу рта, пробуя на ощупь розовую упругость. Нотт вздрогнул, — черные ресницы задрожали, губы пробовали поймать палец Марка, скользили невпопад, продолжая навязанную игру.

— Тео…

Он вздрогнул, смотря на Марка с нетерпеливым непониманием.

— У тебя уже был кто-то?

Нотт опустил взгляд. Эта заминка, совершенно неожиданная, заставила Марка остановить ласку, стиснуть его лицо рукой, заставляя смотреть в глаза. Тео передернул плечами — в блестящих серых глазах, что смотрели сейчас на Марка, читались гордость и вызов.

— Это имеет значение?

— Имеет. Для меня имеет…

— Я не боюсь!

Он выкрикнул эти слова с такой отчаянной заносчивостью в голосе, что Марк снова не смог сдержать улыбки. Оскорбленный этой улыбкой до глубины души, Нотт рванулся из его рук. Развернуться, может быть, гордо уйти…

— Разве не ты просил ночь, Тед?

— Не смей надо мной смеяться, Флинт, не смей…

Нотт не успел договорить — Марк прижался к его губам, молча, без прелюдий овладевая пухлыми губами Тео, вовлекая в долгий, глубокий поцелуй. Тед вздрогнул — стон, что готов был вырваться наружу, оказался заглушён горячим языком, нежно и неторопливо скользящим по внутренней стороне губ, по небу, по гладкому перламутру зубов. Поцелуй Марка проникал в него, наполняя его существо ощущением сладкой расслабленности. Забыв о гордости и обиде, Тео обнял Марка за шею, прижимаясь к его телу и жадно отвечая на поцелуи.

— Тихо, тихо, не так быстро…

Марк остановил его, дразня горячим дыханием, ложащимся на губы там, где только что был прерванный поцелуй. Сильные руки развернули Тео спиной. Нотт повернул голову, стараясь вернуть дурманящее, властное прикосновение губ. Он ловил темную прядь волос, прикосновение к щеке, но губы Марка уже скользили по его шее, прикусывая гладкую кожу. Тео почувствовал, что ему трудно стоять на ногах — неверным движением он оперся ладонью о каменную лепнину балкона.

— Ты такой нетерпеливый…

Шепот блуждал совсем близко, покрытые шрамами пальцы медленно расстегивали мелкие пуговицы рубашки, мяли податливый скользкий шелк. Тео почувствовал касание ночной прохлады — обнаженное тело было беззащитно против долетающего с моря бриза. Прикосновения к губам вернулись, вместе с глуховатым шепотом рядом с маленьким ухом:

— Оближи их, Тео. Ну…

Это был приказ, высказанный мягко, но непреклонно. Впервые в жизни Тео ощутил болезненный восторг от необходимости починиться. Он скользил губами по пальцам Марка, прилежно облизывая их языком, щедро смачивая слюной — если бы сейчас он смог заглянуть Флинту в глаза, это был бы взгляд преданного щенка, исходящего восторгом от близости хозяина.

— Умница… — Шелест дыхания вызывал нервную, покалывающую дрожь. — Умница, мальчик…

Мокрые пальцы скользнули по шее, опустились ниже, к рельефу груди. Тео стиснул зубы, с трудом давя в себе стон. Марк ласкал его грудь, нежно поглаживая затвердевшие от прикосновений соски, слегка сжимая их пальцами, массируя, потирая розовые окружия.

— Так хорошо?

— Да… — Тео застонал.

Марк улыбнулся — тело Теда била крупная дрожь, которую он не мог сдерживать. Растягивая удовольствие, Марк расстегнул пуговицу его брюк, медленно стягивая последнюю одежду со стройного тела. Тед помогал движениями бедер, нетерпеливо, жадно, пытаясь освободиться от одежды как можно скорее. Марк не спешил. На минуту замер, лениво рассматривая стройную линию спины, упругие полусферы белых ягодиц, с детскими восхитительными ямочками. Без сомнения, Тед чувствовал его взгляд — Марк видел, как вздрагивает обнаженное тело, как Тео нетерпеливо переступает ногами. Затягивая паузу, Марк скользнул руками по бедрам Нотта, ладони аккуратно и неторопливо ощупывали гладкую нежную кожу на внутренней стороне бедер, едва касаясь возбужденного члена. Нотт стонал в голос, извиваясь в его руках, уже не в силах сдерживать желание.

— Тихо, тихо… мы только начали… не спеши…

Горячие губы пробежали по спине, оставляя на коже влажную тропинку — Тед всем телом впитывал эти прикосновения. Марк опустился на колени за его спиной, заскользил языком по вздрагивающим ямочкам. Тед наклонился вперед, тяжело опираясь руками о кромку балкона. Частое дыхание Тео ясно говорило, что он находился на грани — казалось, было достаточно лишь еще одного движения руки, одного прикосновения к влажному от смазки члену, чтобы Тед кончил. Марк осторожно прикусывал гладкую белую кожу, его палец, все еще влажный от слюны, вкрадчивыми, мягкими движениями кружил вокруг горячей, пульсирующей точки входа, осторожно проникал, двигался внутри. Наконец он поднялся с колен, одной рукой прижал Тео к своим бедрам, давая почувствовать собственное возбуждение, другой осторожно взял в руку напряженный член Теда. Ему ответил жалобный всхлип и долгая, мучительно сладкая судорога — только провел несколько раз по всей длине, сжал горячую головку, и Тео кончил, истекая в ладонь Марка. Тонкие пальцы вцепились в его руку, царапая ногтями кожу.

— Ты… ты… — Тед дрожал всем телом, уже не скрывая слез в голосе. — Ты даже не… ты меня не тронул, ты.… Почему, Марк? Ты…

— Глупенький…

Марк отпустил его, повернул к себе растрепанную русоволосую голову. Тео часто моргал, пытаясь согнать слезы обиды с длинных ресниц:

— Я же сказал тебе, что мы только начали.

Тео хотел что-то сказать — слово родилось и замерло на полураскрытых губах. Марк поднял его на руки — стройное обнаженное тело Нотта показалось ему на удивление легким. Он понес его в комнату, осторожно опустил на постель. Тед немного успокоился: широко распахнутыми глазами смотрел, как Марк разделся и теперь нависал над ним, упираясь коленями о край кровати. Тео нервно облизнул пересохшие губы.

— Боишься?

— Нет, — голос вздрогнул, выдавая его чувства.

Это не было страхом, скорее нетерпением. Марк оперся руками о постель, окутывая Теда своим запахом, своей животной силой, от которой тот сразу потерял голову. Сдаваясь на милость победителя, чью силу и главенство он признавал в полной мере, Тео покорно развел ноги, охватывая коленями бедра Марка. Его глаза, блестящие в полумраке, говорили ясно, безо всяких произнесенных слов:

«Бери меня. Я готов, Марк. Бери меня всего, до конца, как и сколько ты хочешь. Я твой. Твоя собственность, твой раб, я стану для тебя тем, кем ты захочешь. Только не мучай меня больше».

— Не волнуйся, — быстрое ласковое касание лица, щеки, полураскрытых губ. — Я аккуратно.

Марк входил в него медленно и осторожно. Тео отвечал на каждое новое движение глубоким вздохом, ловя ртом воздух. Он не отводил глаз, не сдерживался, нетерпеливо пытаясь двигаться навстречу Марку, превозмогая боль, словно желал раскрыться еще сильнее, больше, не пропустить ни одного проникновения, ни одной сладкой судороги. Руки тянулись к нему — Марк чувствовал, как скользят по спине влажные пальцы Тео, сжимая кожу.

— Потерпи немного…. Тебе же нравится…

Он мог не говорить. Тело, дрожащее под ним, стоны и широко распахнутые серые глаза, не могли лгать. Он был потрясающим любовником: красивым, чувственным, нежным. Его тело так прекрасно реагировало на ласки, что остановиться казалось просто невозможным. Чувствуя, что еще чуть-чуть и наслаждение захлестнет его с головой, Марк осторожно вышел из него, быстрым движением поставил Тео на колени. Теперь войти было не так трудно. Войти, двигаться в горячей, узкой лунке. Тед вскрикнул — Марк почувствовал, как он обмяк в его руках, прижавшись к груди влажной спиной, и кончил сам в несколько быстрых движений, изливаясь в горячее, покоренное тело. Марк не вышел из него сразу — держал в руках, убаюкивая как ребенка, нежно целуя маленькое ухо, уголок щеки, вздрагивающие последней судорогой плечи. Гладил его по волосам, давая успокоиться, выводя из потрясения ласковым шепотом в ухо:

— Всё, всё… ну… всё хорошо… уже всё…

— М…а… — губы не слушались. Тео хотел позвать его по имени, но не смог.

Марк осторожно уложил его на спину и лег рядом, поглаживая по груди, ожидая, пока дыхание придет в норму, пока он немного успокоится. Наконец Тед смог сделать глубокий вздох:

— Ты специально был таким, да? — жалкая, виноватая улыбка скользила по чувственным губам.

— Каким, Тео? — Марк улыбнулся и поцеловал его в уголок рта.

— Осторожным. Нежным. Чтобы я никогда не смог даже подумать о другом?

Марк не ответил. Мимолетная тень скользнула по лицу, спряталась где-то в глубине карих с прозеленью глаз.

— Прости, я…

— Ты великолепный любовник, Тео. И знаешь что…

— Что?

— Я жалею, что пообещал тебе только одну ночь. Не против, если я захочу еще раз повторить?

«Так получилось, Тео. Мы словно нашли друг друга в темноте. Ночь кажется бесконечной, но потом будет утро. Оно подкрадется к нам медленно. Я увижу, как полощутся первые тени зари, крадутся через балкон, прилетая на крыльях легкого бриза. Сон сморит меня под утро. Я закрою глаза, чувствуя твое легкое дыхание на моей груди. Сожму руки и почувствую твое тепло. Ты другой, Тео. Ничего в тебе не напоминает его. Закрыв глаза, я хотел представить Олли, но не смог. Потому что различаю вас. Плохо это или хорошо. Мне нужно просто примириться с этим. Я засыпаю, скользя рукой по светлым волосам. Скорее всего, мне не нужно было так поступать, но сделанного не воротишь. Ты просил одну ночь, Тео, но я уже знал, что это не будет лишь одной ночью во искупление моих долгов. Это будет начало совсем другой жизни. Ты говоришь, что украл меня. Это правда. С каждой секундой, с каждым твоим взглядом, ты крадешь меня у моей памяти. Если бы я мог, сейчас я бы учился любить тебя. И я злюсь на себя за то, что не могу сделать этого. Может быть когда-нибудь, может быть…. Я не торопил эту ночь. Я хотел тебя, снова и снова, и давил свои желания. Мне нужна твоя любовь, Тео. Как бы эгоистично и скверно это не звучало, но ты нужен мне. Твое тепло. Твое участие. Твои ласки. Твои глаза и прикосновения твоих губ. Твое тело и твоя любовь. Я лечусь тобой. А ты говоришь, что это я спасаю тебя от одиночества. Нет, Тео. Это ты спасаешь меня. В который уже раз. И я снова погряз в долгах, но этот долг я не могу тебе выплатить. Чем я должен расплатиться теперь с тобой? Любовью за любовь? Я приподнимаюсь и целую тебя. Прости меня, Тео. За то, что не могу дать тебе того, что ты ждешь. Просто прости…».

… Узкая белая лестница убегающая вниз. Спускаясь по ступеням, Марк подумал, что с балкона она напоминала пунктир, теряющийся среди разросшихся магнолий. Лестница переходила в гравиевую дорожку, выводила к узкой кованой калитке. Он проснулся утром в одиночестве, но не стал дожидаться Тео, потому что прекрасно знал, где его искать. Для Тео это был утренний ритуал: выскользнуть из дома, жалобно звякнуть калиткой, выйти на пустынный каменистый пляж.

В это утро ничего не изменилось. Марк шел по теплым, гладким, отточенным прибоем камням вперед, где замерла по колено в воде узкая фигурка в белых льняных одеждах.

— Не спится?

Больше не нужно ни преград, ни условностей. Подойти, обнять, крепко прижимая к себе. Почувствовать, как сжимают твои руки его узкие пальцы, как русоволосая голова прислоняется к груди.

— А тебе?

— Я первый спросил.

— Я не спал.

Это приятная теплота волос, к которым можно прижаться губами.

— Знаешь, я передумал насчет увеличения штата.

— Да? Думаешь, мы становимся слишком шумными?

— За завтраком узнаем. Лючия не ты, эмоции скрывать не умеет.

Губы скользят по рукам, рождая приятную судорогу. Повернись ко мне, Тео. Я хочу видеть твое лицо. Мне нравится целовать тебя. Ты тянешься к моим губам, прижимаясь всем телом. Я касаюсь тебя, расстегивая мелкие пуговицы льняной рубашки.

— Что?

Ты уворачиваешься, отступаешь на шаг. Мы и так по колено в воде, но ты тянешь меня дальше, в ласковые соленые брызги. Ветер проникает под твою распахнутую рубашку вместо меня. Ласкает там, где должны быть мои руки.

— Пойдешь?

— Ну нет. Во всяком случает не сейчас.

Ты улыбаешься, отпускаешь мою руку и отступаешь еще на шаг. Ты знаешь, что я лягу на берегу, буду смотреть, как ты исчезаешь в воде, как море поглощает тебя, словно русалку. Буду лежать почти у кромки воды, на влажных камнях, и слушать легкий шум моря. Теперь я наяву знаю, что значит выражение «шепот прибоя». Это первое утро моей совсем новой жизни. Она началось именно сегодня. Не в тот день, когда ты нашел меня, не тогда, когда привез в свой дом. Не тогда, когда мы переезжали с места на место, не тогда, когда очутились в этой стране, отрезанные от всего, что было с нами раньше. Оно началось сейчас. Когда память хранит твою руку в моей руке, когда я ловлю кожей соленые брызги, как ловил твои стоны этой ночью.

Дата добавления: 2015-09-04