Глава 14. «Мантикора».

Пустой холл, откликающийся на любые шаги чутко, как камертон, вполне его устраивал. Теперь он любил быть один.

Когда-то давно, в иной, «не его» жизни, одиночество было способно ввергнуть в долгую депрессию. В той, «не его» жизни, он не мог провести наедине с тишиной ни единого дня. В той, «не его» жизни, осталась глупая любовь к дружеским попойкам, шумным компаниям, бессонным ночам и небезобидным розыгрышам. В той, «не его» жизни, у него было имя, были друзья. Тогда он умел любить и радоваться, огорчаться и смеяться.

В той, «не его» жизни.

Между этими «двумя» жизнями стоял ничтожно малый отрезок в два с половиной года. Но он не вспоминал об этом. В пустом холле, среди серых камней стен, он стоял безмолвный, точно статуя, и смотрел на живую картину — немое свидетельство грани между двумя его жизнями.

Горящий Дурмстранг. Последняя судорога войны. Картину писал кто-то из орденских художников — в этом не приходилось сомневаться. Как и в том, что неизвестный живописец был там. Был, чувствовал, осязал, вместе со всеми вглядывался в черное от сажи небо, за плотной завесой огненных искр пытаясь увидеть осколок Восточной башни, в которой решалась судьба Магического мира. И верил в лучшее, отчаянно надеясь на чудо, потому что иначе он не изобразил бы над черной пеленой лицо Избранного. Того самого, которого он, стоящий теперь перед картиной, помнил своим другом и однокурсником в глупых круглых очках.

Они все верили в лучшее. В то, что теперь всё закончится, воцарится мир и покой. Что теперь, когда со злом покончено, они забудут эту войну и заживут счастливой и безмятежной жизнью. Что в магическом мире не станет отныне распрей и опасных тайн, угрожающих всеобщему благоденствию. Они ошибались. Победить под горящими стенами оказалось недостаточно. Равно как и сравнять с землей замок, сбросить в огромную безымянную яму тела своих врагов. Сейчас он думал, что так, вероятно, устроен мир. Человек никогда не бывает всем доволен. Отнимите у людей насилие, дайте мир и тишину, и через какое-то время они захиреют. Изобретут для себя новых врагов, потому что их будет тошнить от унылого благоденствия и всеобщей любви. Жизнь покажется безвкусным супом, в который нужно бросить щепоть жгучего перца и соли для остроты и вкуса. Проклятое противоречие — стремиться к миру, оплачивать этот мир смертями друзей и кровью родных, чтобы потом оказаться пресыщенными этим миром по горло.

Не в его случае. Он влез сюда не от скуки. Просто кое-кто сильно ему задолжал. И он намеревался вернуть этот долг.

Полтора года назад он бросил беспробудно пить, старательно топя в огневиски собственную память и бессилие что-либо изменить в сложившемся положении. Полтора года назад он впервые попал в этот неприметный дом, покрытый снаружи сложнейшей сетью маскирующих заклинаний. Полтора года назад он доказал на что способен. Полтора года назад его жизнь разделилась на ту, что закончилась у Дурмстранга, и ту, что началась после. Полтора года назад он отказался от своего имени. Полтора года назад он умер. Пропал, исчез, однажды выйдя из дома и больше туда не возвращаясь. Полтора года назад он ушел в ночь, ни разу не оглянувшись на окно и ставни, за которыми еще спала Браун, и аппарировал сюда, сжимая в руке портключ в виде маленькой ониксовой фигурки феникса.

Полтора года назад он стал тем, кем являлся сейчас.

Лучший охотник за головами, фигура почти мистическая даже среди своих, лучший истребитель Ордена Возмездия.

У него не было имени. Только кличка, наводящая ужас на тех, по чьим следам его направлял Магистр.

Мантикора.

Тот, кто не прощает.

«Vendicta». Орден Возмездия. Щепоть перца, брошенная в унылое варево магического сообщества, порядка, установленного Избранным. Строгая конспирация: пароли, отзывы, явки, именные портключи. Злые языки утверждали, что Магистр Вендикты использовал тактику Темного Лорда — бойцы Ордена не знали друг друга в лицо. Только клички, не подкрепленные ничем кроме слухов. В любом случае, это оправданная тактика. Особенно сейчас, когда, по решению нового Министерства, Орден был объявлен вне закона.

Что поделать — на поверку новый мир оказался уродливым, полным парадоксов и несуразных глупостей. Возмездие было запрещено. Вам не смешно? И все потому, что Избранный не хотел больше крови. Что ж, в чем-то Мантикора его понимал. Если бы только это было так просто. Сказать «нет» и переделать мир, излечив людей от привычки истреблять друг друга. Круговорот насилия в природе — естественная вещь, которую не изменить ни какими приказами и желаниями единиц. Даже если ты победил Темного Лорда. Даже если перед тобой склонились все маги этого мира. Даже если ты — Избранный. Потому что всегда найдутся недовольные.

Так устроен мир. Должно быть, это так просто — отменить смертную казнь, проявить благородство, выбросить вчерашних врагов за Переход, лишив их магической силы. Должно быть, он считал, будто этого предостаточно, чтобы покончить со смертью раз и навсегда. Избранный пытался избавиться от насилия, чтобы породить насилие внутри — теперь уже с иной стороны. Великий Годрик, да он наверно даже не предполагал, как все обернется. Что теперь, когда с Лордом и его кликой покончено, вчерашние благодарные и добропорядочные маги, которых он спас, возьмутся за палочки, чтобы отнимать жизнь у немногочисленных родственников тех, кто навсегда стал магглом. Что своим желанием вернуть на эти улицы мир, он возродит средневековую дикость — обычай кровной мести, платы кровью с тех, кто счастливым образом избежал смерти от Уизенгамота, от рук орденцев. Совершеннейший парадокс: авроры и Орден Феникса отныне оказались вынуждены защищать тех, против кого боролись два года назад. Защищать от своих же бывших товарищей. Из этой мутной пены, из этих парадоксов родилась Вендикта. Орден Возмездия. Запрещенный, преследуемый Министерством и … востребованный. Очень востребованный.

Потому что охотники Возмездия устанавливали понятную справедливость, убивая тех, кто этой смерти давно заслуживал. Единственная надежда на справедливость, единственный шанс отомстить за смерть погибших близких. Просто сделай заказ — заплати и получи голову кровного врага, чье заклятие оборвало жизнь твоего сына или дочери, твоего отца или матери, твоего друга, брата или любимого. И они платили. Щедро. Полноценными галеонами. Под носом Министерства и Избранного, наплевав на вчерашнюю благодарность и восхищение. Потому что месть — на редкость сладкая штука. Потому что это — правильно. Потому что именно на этом построен мир. А не на глупом милосердии.

Его вчерашний друг и однокурсник, семь лет проживший с ним в одной спальне факультета Гриффиндор, измученный Предназначением и людскими ожиданиями, мальчик в круглых очках, когда-то тоже жаждал мести. Он был счастливчиком. Убив Лорда, он отомстил сполна. Теперь между ним и Мантикорой лежала пропасть. Жизнь развела их по разные стороны, хотя еще вчера такой расклад казался невозможным. По слухам, Гарри учредил в аврорате целый отдел, занимающийся поисками проклятой Вендикты. Когда Мантикора представлял себе, как его вчерашние товарищи по борьбе с Упивающимися в далеких кабинетах Министерства собирают сведения, пытаются выйти на след Магистра или подшивают очередной пергамент в его собственное дело, им овладевал приступ истерического хохота.

Он отошел от картины, передернув плечами и оборвав мысль. Он слишком часто думал об этом последнее время. О том, как раскидала их судьба... Но он сам сделал выбор, сам посвятил этому жизнь. И не его вина, что сейчас, вместо того, чтобы идти рядом с Гарри, он стоял в пустом холле штаб-квартиры Вендикты.

Он пришел сюда за особым заказом. Возможно, тем самым, о котором мечтал все эти полтора года. Во всяком случае, в это очень хотелось верить.

Его бой продолжался. Он все еще вел свою войну. Потому что, в отличие от Избранного, не смог ни забыть, ни простить. Все еще видел во сне лестницу в сердце Дурмстранга, красную от пролитой крови. И Дина, навсегда вмерзшего в глыбу льда. Его лицо, искаженное мукой, которое все еще снилось ему по ночам. Плата кровью за жизнь его лучшего друга, которую он еще не взял. И этот долг душил его.

— Прости, что заставил тебя ждать.

Магистр вырос за его спиной неожиданно, но не настолько, чтобы Мантикора не успел резко развернуться, угадав появление десятым чувством. Глава Ордена не скрывал довольной усмешки — палочка охотника смотрела ему в лицо еще несколько секунд, после чего вернулась за полог мантии.

— Я ожидал увидеть тебя только к ночи. Хотя, возможно, оно и к лучшему. Заказчик здесь.

— Вы хотите, чтобы я поговорил с ним сам? — охотник несколько удивился таким поворотом событий. Магистру, как никому другому известно, что Мантикора старался свести свои контакты с работодателями к нулю.

— Почему бы нет? Тебе это может быть интересно.

— Мы знакомы?

— Не думаю. Если только косвенно. А потом, это не имеет значение.

— А что имеет?

Магистр потер руки, словно человек, попавший с холода в теплое помещение. На его лице, так хорошо знакомом охотнику, читалось несколько отсутствующее выражение.

— Сам заказ, друг мой. Двойная цена, хотя сдается мне, ты согласился бы выполнить его даром.

— Я не работаю даром, — буркнул себе под нос охотник, скрывая предательскую судорогу, волной пробежавшую по спине.

— Не в этом случае.

Мантикора не ответил. Магистр в его словах не нуждался. Под действием заклинания стена справа от них плавно отошла в сторону, открывая узкую каменную лестницу, винтом уходящую вверх. Обычно заказчиков доставляли в этот дом с завязанными глазами, тщательно обыскав на предмет любого отслеживающего заклинания или артефакта, и Магистр принимал их в своем кабинете. То обстоятельство, что на этот раз прием состоялся в личных покоях главы Ордена, говорило о том, что Магистр придавал этому делу очень большое значение. Впрочем, Мантикора не имел привычку делать умозаключения на основании догадок и домыслов. Через минуту все и так разъяснится. Он медленно двинулся вслед за Магистром, даже не оглянувшись, когда стена за его спиной приобрела начальное положение, оставив их обоих в темноте перехода. Охотник затеплил огонек на конце своей палочки, хотя вполне мог обойтись и без этого. Пятьдесят восемь ступенек и три поворота лестницы. Он помнил это наизусть.

Они добрались до верхней площадки, и, пока Магистр отпирал дверь, охотник успел накинуть капюшон мантии, полностью скрывающий его лицо. Кем бы ни являлся заказчик, ему совершенно не обязательно видеть больше, чем это требуется для получения заказа.

Магистр волен поступать, как ему вздумается. Охотник не собирался менять свои привычки для кого бы то ни было.

В маленькой приемной оказалось достаточно света, чтобы охотник про себя выругался. Создавалось странное, но скорее всего обманчивое впечатление, что Магистр заставлял его раскрыться перед неизвестным посетителем. Сам глава Ордена, похоже, ничего уже не опасался. Он свободно прошел в комнату, сел в широкое темное кресло прямо напротив камина и сомкнул пальцы перед собой. Мантикора отступил в единственный затемненный угол, прислонившись к стене и не отрывая взгляда от окна. Неизвестный заказчик, стоявший к ним спиной, оторвался от созерцания оконного витража и повернулся к ним лицом, откинув с головы капюшон.

Мантикора не знал эту девушку, хотя что-то знакомое было, казалось, в густых, цвета меда волосах, неаккуратно заколотых на затылке. Она оказалась совсем юной, не старше семнадцати лет. Свет камина освещал её достаточно ярко — хрупкая фигура, более чем скромное платье серого, мышиного цвета. На её лице читалась гордость и холодная яростная решимость. Ни тени страха или сомнения. Так выглядят люди, доведенные обстоятельствами до последней грани.

Магистр сделал приглашающий жест, указывая на кресло. Она села без лишних вопросов, не отрывая взгляда от фигуры охотника.

— Это он? Вы и есть Мантикора? — она заговорила первой, старясь казаться спокойной, но голос выдал всю степень её волнения. Охотник кивнул. Девчонка его злила. Слишком юная, слишком нетерпеливая. Видит Мерлин, он просто не мог понять, чем она заслужила личную аудиенцию у Магистра.

— Вы просили самого лучшего, не так ли, мисс Вуд?

Охотник поморщился — скорее рефлекторно. Дело с каждой минутой становилось все интереснее. Ему часто платили родные жертв, но еще никогда не пытались заплатить родные тех, кто ушел за Переход. Кого, Мерлин дери, она собирается оплачивать, чью голову? Он сделал шаг вперед, встав теперь за спинкой кресла Магистра, чтобы рассмотреть её получше. Кое-какое фамильное сходства действительно угадывалось — светло карие глаза, пухлые губы, взволнованное, красивое лицо. Младшая сестра, кажется? Он не помнил, как её звали, отметил степень родства бессознательно, как факт. По нехитрому подсчету она пошла учиться в Хогвартс в тот год, когда началась война. Какого гоблина, собственно ей теперь понадобилось, вот в чем вопрос?!

— Просила, — и еще в её облике не было той обманчивой мягкости, что отличала в школе бывшего гриффиндорского капитана. — Суммы, что я назвала, хватит на оплату услуг?

— Более чем, — Магистр кивнул. — Это очень щедрое предложение, мисс.

— Это всё, что есть у моей семьи, — резко оборвала его девушка. — До последнего галеона все наши сбережения. Мой отец заложил дом.

Охотник ничем не выдал своего удивления, хотя внутренне присвистнул. Вуд был из чистокровного шотландского рода, кажется, они никогда не бедствовали. Конечно, после войны семье осужденного предателя должно было приходиться туго, но больше в моральном плане.

— У вас должны быть очень веские причины.

— Не сомневайтесь. Если вы откажете, Мерлином клянусь, я сделаю это сама!

Магистр едва заметно улыбнулся, но и эта тень улыбки привела девушку в бешенство. Она уже собралась что-то возразить, но Магистр знаком остановил её.

— К чему? Пусть каждый занимается своим делом.

Она в который раз постаралась взять себя в руки.

— Если вы согласны, что еще требуется от меня?

— Ничего. Вы внесли задаток, теперь достаточно только назвать имя и набраться терпения.

Она кивнула. С чем, с чем, а с терпением, кажется, дело обстояло неважно. Мантикора ухмыльнулся — похоже, семейная черта.

— Итак?

— Я хочу, чтобы вы убили его. Мне все равно, как вы это сделаете, где, когда и как он подохнет. Но эта мразь не должна жить. Я требую плату кровью и смертью.

— Чью голову вы оплачиваете, мисс Вуд?

Она не произнесла имя — выплюнула сквозь стиснутые зубы:

— Маркуса Флинта.

— Услышано.

Про себя Мантикора грязно и смачно выругался. Магистр знал, кого она заказывает, какого гоблина надо было ломать перед ним комедию? Теперь он прекрасно понимал, что значили эти слова про работу даром. Да, он сам бы ей заплатил за возможность добраться до того, чьей смерти он желал больше всего на свете. Магистр прекрасно знал об этом. Знал, что выходя на каждый свой заказ, колеся по стране, Мантикора не оставлял попыток выудить хотя бы кроху информации, напасть на любой, едва заметный след, что мог привести его к бывшему командиру «Карающего Стилета».

— Я вас оставлю, — Магистр поднялся с кресла. — Если вы что-то знаете, мисс Вуд, любую информацию, что поможет в поиске, советую ничего не скрывать.

Она не ответила. Охотник наблюдал за тем, как она всеми силами вглядывается в черный провал его капюшона, пытаясь разглядеть лицо. Магистру потребовалось не так много времени, чтобы выйти из комнаты, но наверняка ей эта минута показалась вечностью.

— Я ничего не знаю. Только то, что он должен быть где-то рядом с моим братом. И если вы найдете Лива, то найдете и его. Разве вы сами не знаете, как искать преступника?

Она произнесла эти слова с вызовом, будто хотела дать ему понять, что он зря получает огромные гонорары, если не в состоянии сам додуматься до таких простых вещей.

— Как тебя зовут? — он впервые подал голос, все еще стоя за спинкой кресла. Девчонка пыталась достать его колкостями, — ничего глупее и придумать было нельзя.

— Аманда.

— Вуд твой брат?

— Он был моим братом.

Охотник усмехнулся. С этим он уже сталкивался. Большинство семей осужденных отказывались от степени своего родства с преступниками — правильно и своевременно, особенно учитывая, что никто из них не мог спать спокойно, зная, что в любую минуту на их дверях могла появиться буква «V», предупреждающая о том, что с них хотят взять плату кровью. Отказывались, выбивали на могильных плитах дату ухода за Переход, как дату смерти. Не очень то им это помогало.

— Ты хочешь, чтобы я нашел их обоих? Как тогда с твоим братом? — он намеренно проигнорировал её отказ. — Если они вместе, он будет мешать. Тогда мне придется убить его тоже.

Он ожидал увидеть на её лице замешательство, но не увидел его.

— Пусть.

— Что пусть?

— Пусть умрет. Сделайте то, за что я вам плачу, чего бы это ни стоило.

— Он твой брат, Аманда, — охотник поймал себя на мысли, что ему нравится злить её.

— Он перестал быть моим братом, когда предал нас! — девчонку уже била крупная беспокойная дрожь — еще чуть-чуть — и она, кажется, бросится на него как дикая кошка. — Вы не понимаете! Не понимаете, что это значит! Когда ты в списке, когда на тебя смотрят как на чумную! Не подают руки, закрывают перед тобой двери! Что вы об этом знаете?! Когда от тебя отвернулись все друзья! Когда стоит им только услышать фамилию, и они начинают врать тебе в лицо, изобретать какие-то глупые причины, чтобы отказать! Я не могу найти службу, мой отец каждый день должен смотреть, как моя мать сходит с ума! День за днем смотреть, как она накрывает стол на четверых! А когда в Хогвартсе начинаются каникулы, сидит на пороге и смотрит на дорогу.… Словно он может придти… Вы можете это понять? Он сделал нас проклятыми! Он даже не подумал, что будет с его семьей! Или в Ордене было мало подходящих кандидатур, с кем можно было лечь в постель?! И вы хотите, чтобы этот идиот продолжал оставаться моим братом?! Пусть расплачивается за свои глупости сам! Если этот слизеринский ублюдок для него дороже всего на свете, пусть подыхает вместе с ним! Потому что лучше знать, что твой брат умер, чем каждый день надеяться на то, что когда-нибудь он вернется! Знать, что этого не будет, но продолжать тешить себя глупыми иллюзиями, как моя мать! А потом, вам-то что до него? Вы его знали, да? Знали то, он сделал? Что он дал Флинту сбежать…

Мантикора кивнул. Девчонка кричала, распаляя саму себя, словно хотела вызвать его злость. Бессмысленно. Он знал куда больше, чем она. Она считала, что её братец Оливер был осужден за то, что дал Флинт сбежать. Но сделай он только это, приговор Уизенгамота был бы куда мягче. Орден Феникса судил Вуда не за глупую любовь к «стилету». Её братец Оливер получил тогда пожизненное за то, что снял барьер на аппарацию с Восточной башни Дурмстранга. Что, если бы не Гарри, неизвестно чем бы закончилась эта война. И за то, что в последней битве co старшими Упивающимися, что находились в той башне, полег тогда почти весь цвет Ордена: все, кто пошел вместе с Избранным. Весь его отряд. Его судили за эти смерти, не за Флинта. Охотник мог рассказать девчонке об этом, но к чему? Она и так ненавидела своего братца так сильно, что желала ему смерти.

— Я знаю, что он сделал. И спросил тебя только для того, чтобы к моей работе потом не было претензий, — он говорил спокойно и буднично, давая ей понять, как мало значат для него её крики.

— Никаких претензий не будет, — она несколько сбавила тон. — Когда найдете его, скажите, как сильно я его ненавижу. Пусть знает. Если бы не мать, я заказала бы вам Лива.

Он снова кивнул и промолчал — неприятно с ней говорить. Охотник смотрел на это красивое лицо и думал о том, что девчонка понимает — она и так заказывает своего братца. Он покойник в любом случае. Убитый заклятием Мантикоры при попытке в очередной раз спасти своего уродливого дружка или увидевший смерть того, ради которого он все потерял. И неизвестно — что хуже и мучительнее. Охотник думал, что как раз последнее. Остаться вечным магглом и потерять того, кто значит для тебя всё — что еще может быть страшнее? Аманда Вуд прекрасно это понимает. Такая извращенная месть брату за загубленную репутацию своей семьи? Или желание остаться чистой от прямого братоубийства? Уверять себя потом, будто поступила правильно: отомстила ублюдку, сбившему порядочного гриффиндорца Оливера Вуда с пути истинного, и она чиста, как лилия.… Видит Годрик, как он это ненавидел! Этих добропорядочных магов, которые сидели по своим норам, когда они воевали, а теперь решивших поиграть в мстителей. Пощекотать себе нервы запахом крови, которая прольется для них чужими руками.

— Если я чем-то могу помочь… — голос почти спокоен. Девчонка наконец-то взяла себя в руки, но не перестала его раздражать.

— Мне нужна любая вещь твоего брата для магии поиска. Надеюсь, у тебя найдется что-либо, чем он долго пользовался?

Она кивнула.

— Это всё. Принесешь в «Мудрую сову» в ближайшие дни, передашь трактирщику для мистера Сеина. Томаса Сеина. Запомнила?

— Да. Как я узнаю, что Флинт мертв?

Он нехорошо усмехнулся.

— А чего бы ты хотела? Его голову на блюде? Руку? Какую-то часть тела или весь труп целиком? А как с твоим братом, если что? Заспиртовать тебе их обоих, как символ вечной любви? Или предпочитаешь чучела?

Она брезгливо фыркнула. Так он и думал.

— Я должна знать.

— Не доверяешь моей репутации? — ехидно поинтересовался охотник.

— Я никому не доверяю, — бросила она с вызовом. Похоже, их неприязнь оказалась взаимной.

— Успокойся. Я дам тебе возможность убедиться, что дело сделано.

Он отвернулся, давая понять — разговор окончен. Появившийся в комнате домовик поклонился посетительнице и указал серой ручкой на дверь. Охотник больше не смотрел на неё, но чувствовал спиной напряженный взгляд светло-карих глаз. Ждал, пока она выйдет из приемной, чтобы исчезнуть из этого дома через односторонний портал.

— Что ты думаешь об этом? — Магистр появился через минуту после того, как Аманда Вуд скрылась за дверью. Само собой, он все слышал и теперь был не прочь поделиться своими мыслями.

Мантикора оглянулся — сейчас он никого не хотел видеть, и Магистр не являлся исключением. Гоблин его раздери, он мог принять заказ сам, а не устраивать эту тупую комедию с личным присутствием, рискуя раскрыть инкогнито своего лучшего охотника.

— Как обычно, мистер Кингсли, — в конце концов, иногда очень трудно удержаться от маленькой мести. — Как обычно…

* * *

… Он спал чутко — словно собака, которая в состоянии проснуться от одного предчувствия опасности. Полудремотное состояние, в котором он пребывал, когда за дверью послышались шаги, улетучилось с первым стуком в дверь. Мантикора вскочил на ноги. Выхватил волшебную палочку из-под подушки быстрым, едва уловимым глазу движением. Многолетняя, неистребимая привычка. Всегда настороже, всегда в состоянии боевой готовности. С минуту он стоял у постели, прислушиваясь к ощущениям. Конечно, неизвестный посетитель постучал в дверь условным стуком, но всякое могло случиться. Никому еще осторожность не мешала. Ничто не предвещало беды — внутреннее чутье подсказывало, что за дверью стоял тот, о ком он подумал, и нет нужды заставлять его ждать еще дольше. Он двинулся вперед, держа палочку в руке — не то чтобы на всякий случай, а скорее повинуясь привычке.

— Кто?

— Это Роджер, открой.

Охотник снял засов с двери и отошел на шаг назад. Посетитель не заставил себя долго ждать — вошел внутрь, закрывая за собой дверь.

— Тебе принесли там, Том. Девица. Молоденькая.

Охотник кивнул, принимая из рук трактирщика аккуратный сверток.

— Сколько я проспал?

— Полдня почти. На дворе вечер уже давно.

— Как внизу?

— Да как обычно. Суббота сегодня — сам знаешь, сколько по субботам народу.

Мантикора кивнул, бросил сверток на кровать — никуда он не убежит, позже посмотреть можно.

— Ты принес, что я просил?

— А как же? — старый трактирщик немного обиженно кивнул. Прошел в комнату, поставил на прикроватный столик аккуратный фетровый саквояж. — Все по списку.

— Заплатил?

— До последнего кната. Все, как написал. Флетчер, правда, говорил, что ты ему должен два галеона за какой-то эликсир, но я сказал, что ты сам с ним разберешься.

Охотник кивнул. Старина Наземникус в своем репертуаре — использовал любую возможность облапошить ближнего. Если бы этот сукин сын не умел добывать редкие эликсиры и свитки, Мантикора никогда бы не стал с ним связываться. Вот по кому Уизенгамот давно плакал. Ни для кого ведь не секрет, что этот пройдоха черпал свои запасы из конфискованного имущества бывших Упивающихся и тех, кого хватали за поддержку Волдеморта. Мародерство в чистом виде. Мантикора знал — у старика везде были связи: в обеих тюрьмах, в комиссии по конфискации, на складах ингредиентов, среди скупщиков всех мастей и рангов. Но на предмет «достать» чего бы то ни было, Флетчер не знал равных. Но и цены драл не малые. Было понятно, почему ублюдка терпели клиенты. Почему терпело Министерство — вот это вопрос из вопросов. Может, он и им чего-нибудь доставал?

— Спасибо, Родж. Получишь свою долю, когда вернусь.

— Новое дело?

— Да есть кое-что, — уклончиво ответил охотник.

— Ладно, ты знаешь, я не любопытный, — трактирщик кивнул и развернулся к двери. — Спустишься?

— Может, попозже.

— Я тебе оставил твое местечко, на всякий случай.

Охотник кивнул — подождал, пока Роджер выйдет за дверь, и снова опустил засов. На секунду из-за двери долетели голоса из зала трактира, запахло жареным луком и пивом. Мантикора отступил к окну, распахнул решетку, наслаждаясь вечерней прохладой. Память о запахах настойчиво звала спуститься вниз, заказать себе мяса на ребрах и пинту пива. Конечно, он мог приказать Роджу принести ужин в комнату, но время от времени на охотника накатывало желание побыть в людском обществе. Не для общения, разумеется. Просто иногда бывало достаточно посидеть в окружении людей, лениво прислушиваясь к гулу голосов, чтобы не впасть в окончательную мизантропию. Так сложилось (почему именно, Мантикора ответить не мог), что чаще всего подобное желание посещало его перед Охотой. Он на минуту высунулся из окна, жадно раздувая ноздри и вдыхая запах улицы. Трактир «Мудрая сова», притулившийся за поворотом улицы Искр, не был таким популярным местом, как «Дырявый котел», или респектабельным, как «Приют радости», но и захудалой дырой вроде «Крикливого ворона» его тоже нельзя было назвать. Мантикора снимал здесь комнату уже почти год — трактирщик «Совы» Роджер Билиус был информатором Вендикты, и, стало быть, ему можно было доверять. Время от времени он исполнял кое-какие поручения мистера Томаса Сеина, который по сведениям трактирщика работал на Орден Возмездия — а большего знать ему не обязательно.

Закрыв окно, Мантикора вернулся к кровати и развернул сверток. Почему-то так он и думал. Сестрица Аманда притащила ему спортивную мантию своего брата. Он усмехнулся, раскладывая на постели до боли знакомый бордовый шелк, порядком измятый, кое-где вытертый от частого использования. Он бесцельно прикоснулся к материи, бессознательно провел пальцем по полу стёртой надписи на спине. «Вуд». Первый номер, дырки от капитанского значка. Годрик Великий, как давно все это было! Орущий стадион Хогвартса, свист и вопли, когда красавец капитан гриффиндорской команды выводил игроков на поле. Как они тогда все смотрели на него.… Как он сам, отчаянно скрываясь, завидовал Гарри, принятому в команду. Мерлин видит, как он хотел играть. Носиться в небе, собирать рукоплескания школы за особо удачно выполненный финт. Ловить на себе восхищенные взгляды девчонок… Он так хорошо все это помнил, что стоило только закрыть глаза, чтобы память подсунула ему картинку из детства, когда не было проблем острее, чем сдать зелья Снейпу, нарваться на драку со слизеринцами, выиграть Кубок школы по квиддичу. Сидеть на трибуне, размахивая факультетским шарфом, втайне мечтая стать капитаном команды. Как Вуд… Вуд… Кто он теперь? Маггл, предатель, заказанный собственной сестрой. Кому? Тебе, парню, который когда-то восхищенно провожал его глазами…

Он усмехнулся, прогоняя воспоминания. Раскрыл саквояж — имело смысл приготовиться заранее. Он разбирал все нужное точными и быстрыми движениями профессионала. Ни одного лишнего жеста — все выверено, экономично, по делу. Сложить нужные свитки и эликсиры, проверить мантию-невидимку, еще раз осмотреть «компас Мерлина». Уменьшить мантию, сложить на дно саквояжа. Через некоторое время он выйдет отсюда — неприметный человек с саквояжем. Выйдет за Переход, почувствует покалывание в пальцах — верный сигнал к началу Охоты. Он еще раз оглядел свои нехитрые сборы, бросил на постель дорожную мантию — когда переход останется позади, будет время трансфигурировать мантию и саквояж в спортивную сумку и куртку. Среди магглов надо выглядеть как маггл. Оставшись довольным приготовлениями, он открыл ящик столика и достал оттуда засаленную колоду магических карт. Еще одна прихоть — перед Охотой он всегда бросал карту, определяя для себя время выхода — раннее утро или глубокую ночь. Козыри — залог успешной Охоты. Он не знал, зачем это делал. Зачем сам себе изобретал какие-то приметы и ритуалы, в которых не было никакого смысла. Чтобы забить пустоту, что нападала на него между заказами?

Не думать. Просто достать карты, изгнав из головы все мысли, перетасовать колоду тщательно и аккуратно. Сделать глубокий вздох и вытащить из середины потрепанный прямоугольник. Рыцарь Мечей. Неплохо. Сила и хладнокровный расчет, которые ему понадобятся. Да, об этом задании он мечтал долгие два года. Это будет его лучшая Охота. Вот только добыча — маггл Флинт или нет — не из тех, кто задешево продает свою жизнь. И с этим обстоятельством приходилось считаться.

Траурная кайма по бордюру карты. Козыри ночные.

Он усмехнулся — игра с судьбой, придуманная им самим. Задумчиво приколол рыцаря на пожелтевшую шпалеру, украшающую стену. Двадцать первая карта. Пока еще не перечеркнутая черным крестом. Двадцать первая Охота. Первая в третьем десятке. И, вполне возможно, последняя. Потому что нельзя искушать Мерлина бесконечно.

Он отошел от стены, потратил еще несколько минут на наведение личины и вышел из комнаты. Запахи тут же окутали его плотным саваном. Пока охотник спускался в зал, теперь уже точно ни кем не узнанный, глаза привыкали к неяркому свету трактира, живущего своей обычной вечерней жизнью.

… В самом углу зала за его столиком никто не сидел. Он кивнул Роджеру, протиснулся между пьяной компанией загулявших магов в возрасте и уселся на свое место под оленьей головой. Запылившиеся рога и единственный уцелевший стеклянный глаз чучела приветствовали его, как старого знакомого. За соседним столиком кто-то спал, уронив голову на руки — парень видимо перебрал и теперь мазал носом об стол в опасной близости от недоеденного ужина. Роджер послал к нему Вили — почтенного домовика в замызганной зеленой наволочке на сером тельце. Охотник повел носом — ребрышки и пиво в «Мудрой сове» как всегда были выше всяких похвал. Он не спеша приступил к еде, исподволь разглядывая зал. В основном завсегдатаи, плюс несколько новых компаний. Группа почтенных магов, из которых половина уже едва стояла на ногах, две молоденькие ведьмы секретарши из близлежащей конторы по магическому градостроительству, в компании какого-то напыщенного юнца в темно синей мантии. Шум, гам, обрывки слов, густой пивной запах. Видит Годрик, жалкое подобие непринужденной домашней атмосферы, но ничего другого у него в жизни не было.

Он глубоко вздохнул, настраиваясь на ужин и благоговейно впитывая в себя тепло от камина и божественные ароматы жаркого. В конце концов, он пришел сюда просто поужинать.

— Эй, ну смотри, Джастин! Стоило только отойти на пару минут!

Голос оказался очень знакомым, настолько, что Мантикора вздрогнул. Ошибиться он не мог. Сознание дернулось на мгновение — скорее рефлекторно, он ведь прекрасно знал, что наведенная личина делает его совершенно неузнаваемым. Мимо стойки, извиняясь и протискиваясь между загулявших магов, прямо к соседнему столику пробирался его бывший однокурсник Невилл Лонгботтом, собственной персоной. Следом за ним, не отставая ни на шаг, скользил Джастин Финч-Флетчли.

«Твоего Мерлина!» — выругался про себя Мантикора, крепче сжав пивную кружку. Самым разумным было сейчас уйти. Подняться, бросить Роджеру, чтобы притащил ужин в комнату. Но почему-то он не мог заставить себя двинуться с места. Присутствие бывших друзей по Ордену Феникса внезапно наполнило его сознание совершенно противоречивыми чувствами. Что-то давно забытое, отвергнутое за ненадобностью, всплывало в памяти. Непонятная теплота, которая вдруг нахлынула на какой-то краткий миг и удержала его за столом. Он злился на себя за эту теплоту и некстати нахлынувшие чувства. Пугающая двоякость: не хотеть ничего, что напоминало ему о прежней жизни, и радость оттого, что он видит их. Даже осознавая, что бывшие друзья понятия не имеют о том, кто смотрит на них из-за соседнего столика.

— Терри, ну, сколько можно, а? Ты меры совершенно не знаешь.

С тех пор как Мантикора последний раз видел Невилла, тот почти не изменился. С полнотой и мягкой округлостью Лонгботтом расстался еще в школе — после пятого курса и заварушки в Министерстве магии. Война высушила последний жирок, заменила мягкость дубленой кожей и морщинками около глаз — Нев всегда воспринимал смерть с повышенной болезненностью, острее и глубже чем они.

— Оставь его, Нев, — Финч-Флетчли напротив как-то слишком быстро после войны налился одутловатой округлостью. — Пусть лучше спит. Иначе мы опять потратим целый вечер на его политически вредные стенания.

Лежащий головой на столе зашевелился и повернулся лицом к охотнику. Мантикора теперь уже без труда узнал Терри Бута. Уныло свисающие светлые волосы с заметными седыми прядями и осунувшееся лицо райвенкловца слишком сильно напоминали охотнику его самого в недалеком будущем. Том самом, когда он не мог прожить без виски ни одного дня, и преданная Браун вытаскивала его из сомнительных заведений магического Лондона. Тут никакие объяснения не требовались — бывший отличник Райвенкло сломался. По какой-то своей, неизвестной Мантикоре причине, но сломался, топя свою боль в бутылке.

— Не надо, Джастин, — несмотря на суровость лица, голос Невилла оставался по-прежнему мягким. — Он не виноват.

— А кто виноват? — Джастин передернул плечами и жестом подозвал Вили. — Я? Ты?

Бут еще со школы должен был понимать, с кем имеет дело. И на чьей стороне окажется его дорогой Эдриан, если что, а не носиться в подземелья с видом преданной собаки.

— Хватит, я сказал. Это здесь не при чем. Ты до сих пор не понял, какая это была глупость? Вся эта вражда между факультетами. А потом, не один Терри еще в школе находил в себе силы, чтобы через нее перешагнуть…

Финч-Флетчли засмеялся — раздергано и зло:

— Да, конечно. Ты еще Вуда вспомни! Ну, и к чему это твое перешагивание их привело? Один предал нас, а другой спивается у тебя на глазах!

Невилл поморщился, жалея, что начал этот разговор.

— Хорошо, — похоже, Джастин его отлично понял, — пусть спит. Потом дотащим его до дома.

Невилл кивнул, заботливо убрал с лица Бута прядь волос и вернулся к теме, видимо обсуждаемой ими до прихода в трактир:

— И что он тебе сказал?

— Я хочу скорее об этом забыть, Нев. Уизли будет мне говорить, что я не вижу очевидного! Уизли, который в жизни ничего не сделал без помощи своей дорогой Гермионы! Мерлин, Нев, с меня достаточно этого дерьма! Что-то не припомню, чтобы он сам блистал стопроцентной раскрываемостью!

— Всё было серьезно?

— Более чем. Весь отдел стоит на ушах, а толку? Эти долбаные мстители, мать их, хитрые сволочи. И работают очень аккуратно. Два трупа, буква «V» и никаких зацепок. Мы переворошили всю ауру — пусто! Они как сквозь землю провалились. Парни из аналитического отдела считают, что ублюдкам известно заклятие, которое позволяет чистить за собой ауру места. Я просил Гарри узнать у Снейпа, как такое вообще возможно. Что ты думаешь, мне посоветовали сделать? Порыться в долбаной библиотеке! Снейп, видите ли, знает, что такое заклинание когда-то существовало, да вот только потеряно лет эдак тысячу тому назад. Уизли дерет с меня три шкуры и требует результатов. Пусть выходит сам, если считает себя таким умным! Мерлин, я все это уже ненавижу!

Финч-Флетчли сделал жадный глоток и поморщился:

— Иногда я тебе завидую, Нев. Ты там, в Хогвартсе, копаешься в своих теплицах, вдали от всего этого дерьма. Как там сейчас? Про мамашу Спраут ничего не слышно?

— Она все ещё в клинике, Джаст, — Невилл рассеянно водил рукой по столу. — Так и не оправилась. Сын для нее был всем, ты же знаешь. И погиб так глупо. Директор МакГонагалл говорит, что скорее всего я останусь в Хогвартсе на постоянной работе.

— Там тебе самое место Нев, — усмехнулся Джастин. — Девочки студентки наверняка тебя провожают восхищенными взорами.

— Вот без намеков, пожалуйста!

— Да ладно тебе! Я знаю, что ты морально устойчив! Кстати, как там Джинни?

— Нормально, спасибо. Время все лечит. Хотя пока я не рискую говорить при ней о Гарри.

— Ты так и не знаешь, что у них произошло?

— Зачем? Я не лезу ей в душу. Она разрешила мне быть рядом, пока этого достаточно.

— Ты как всегда, Нев! В своем репертуаре. Не знаю, как можно жить с женщиной, если ты знаешь, что она тебя не любит. Тут у вас с Браун очень много общего… Ты не сказал, МакГонагалл взяла её на работу?

— Взяла. Флоранс сейчас помогает ей войти в курс дела. Работа — вообще лучший душевный лекарь.

— Про Шеймуса ничего не слышно?

— Ничего. Как сквозь землю провалился. Мы сначала думали, он вернулся в Ирландию, списались с его родней.

— И что?

— Они его не видели с начала войны. Не понимаю, как можно было так с ней поступить! В конце концов, это просто свинство! После всего того, что она для него сделала!

— Он просто не любил её, Нев, — Финч-Флетчли залпом допил пиво и сделал знак Вили, чтобы принес еще одну. — Не все же такие как ты! Понял, что не может с ней быть, и просто ушел.

Лонгботтом нахмурился:

— Это не оправдание. Лаванда и так не тешила себя напрасными надеждами. Но она бы все поняла. А так он просто сбежал.

— Мерлин, ну от кого я это слышу! Ты же всех оправдываешь, Нев! Вот и оправдай старину Шейма. Может, он не ведал, что творил. Бут вот тоже ползет по той же дорожке. И что мы можем сделать?

— Не вижу связи. Что ты думаешь, Шейм вышел за очередной бутылкой, свалился в кустах и умер от запоя?

— Да… — нехорошо усмехнулся Джастин. — Вот была бы ирония судьбы. Пройти всю войну, а потом помереть под кустом. Знаешь, что я скажу тебе, Нев? Я и Буту об этом постоянно твержу. Нет ничего легче, чем взять и спиться к свиньям! Приспособиться к новой жизни всегда труднее.

— Иногда это невозможно, Джаст.

— Хватит! Не знаю я такого слова! Пусть тогда берут пример с Паркинсон.

— В смысле?

— А ты что, не слышал? Она вышла замуж за Смита и укатила с ним во Францию. Он там занял какой-то непыльный пост. Вот чья карта была бита по всем статьям! Вдова Малфоя — это тебе не просто черный список. Там все конфисковали до последнего кната. Нашла же себе лазейку. Иногда я думаю, что у змей было чему поучиться.

— Мы другие, Джаст, — голос Лонгботтома погрустнел.

— Что ты говоришь! — сощурился Финч-Флетчли. — А кто мне полчаса назад втирал про равноправие факультетов?

Невилл открыл рот, чтобы ответить, но внезапное пробуждение Бута лишило его такой возможности. Терри обвел собеседников мутным взглядом и попытался сесть прямо.

— Знаете, ребята, Энди всегда говорил, что…

— Всё! Хватит, я сказал! — тут же завелся Джастин. — Мерлином клянусь, Бут, еще слово про Пьюси, я и тебе башку этой кружкой разобью. Достал, честное слово!

— Перестань, Джаст! — вступился за Бута Лонгботтом. — Давай просто выведем его на воздух.

— Я ему не домовик! — взвизгнул Финч-Флетчли, но Невилл уже не слушал.

Перекинув руку Бута через свое плечо, он сделал попытку поднять райвенкловца из-за стола и отвести к выходу. Джастину не оставалось ничего другого, кроме как последовать примеру нынешнего преподавателя Травологии.

Охотник проводил их глазами. Пропасть, Годрик Великий, какая же пропасть! Между этими столиками, не дюймы, и даже не ярды. Непреодолимое расстояние, которое навсегда разделило его с теми, кого когда-то он называл друзьями. Охотник горько усмехнулся, глядя на остывший ужин — он так и не притронулся к еде. Сидел, словно завороженный, жадно вслушиваясь в обрывки сплетен и новостей из той, «не его» жизни. Он ничего этого не знал. Значит, Браун уехала в Хогвартс…. Что ж, может оно и к лучшему. Она всегда бесила его своими приметами, предчувствиями и прорицаниями. Еще со школы…. Там она будет как дома, во владениях Трелони. А старина Рон выбился в люди. Командует аврорами, сбивающимися с ног, чтобы раскрыть Вендикту. Кто же, интересно, ловит Мантикору? Мерлин! Знали бы они сейчас!

Он встал из-за стола, все еще нервно посмеиваясь. Есть уже не хотелось. Поднимаясь наверх за вещами, он ощущал какое-то странное, похожее на зависть чувство. Он что, правда завидовал им? Невиллу, Финч-Флетчли, Мерлин, даже Буту.… Но чему? Что они еще способны на чувства, радовались, горевали, переживали…. Или тому, что, несмотря ни на что, были вместе?

Внезапно, войдя в свою комнату и оглядевшись по сторонам, он почувствовал холодное, почти физически ощущаемое одиночество. На какое-то мгновение ему захотелось бросить все, снять личину, догнать их, увидеть удивление на их лицах. Доказать, что он не спился и не умер под кустом. Сесть за стол в трактире, пить пиво и обсуждать последние новости, перебирать в памяти тех, кого он встретил из своих бывших друзей, спорить, может быть, ссориться, а может просто упиваться тем, что жизнь продолжается вопреки всему. На какую-то секунду, пока глаза не скользнули по рыцарю мечей, по траурной карте, вызывающей из памяти лицо Дина, навечно вмерзшего в лед.

Нет. Просто пути слишком разные. Каждый выбирает свою дорогу в жизни. Он не Невилл Лонгботтом. Он не умеет прощать. И по своему пути он пойдет до конца. Просто наденет мантию, возьмет саквояж и выйдет из трактира.

Потому что ночь уже вступила в свои права.

А козыри — ночные.

Его Охота началась…

Дата добавления: 2015-09-04